Графиня де Вержи

      Темнота за окнами кареты, ехавшей на юг, постепенно рассеивалась. Хоть из-за облаков и стало проглядывать солнце, воздух всё ещё оставался холодным. Диана сидела, прислонившись к стенке, и почти не шевелясь смотрела в окно.       — Надеюсь, мадам счастлива наконец-то уехать? — спросил Пьер, когда карета покатилась по дороге, и передал лист бумаги с королевской печатью. — Феликс просил показать вам. Он надеялся, что не ошибся с выбором.       — Более чем. — Взяв в руки листок и взглянув на имя, вписанное в него, Диана невесело улыбнулась. — Изабель Аннет д’Эстре? Что ж… Пусть так. Только почему именно это?       — Вы разочарованы?       — Ну почему же, — протянула Диана, еще раз перечитывая бумагу, свидетельствующую о том, что Его Величество позволяет вышеназванной даме покинуть страну со служанкой и ребёнком. Прежде, чем вернуть лист, она ещё какое-то время рассматривала печать внизу документа. — Это имя моей бабушки, как я могу быть разочарована напоминанием о ней?       — Вы знали её? — спросил Пьер, возвращая лист к остальным.       Она покачала головой, переводя взгляд на ярко-рыжее пятно на горизонте:       — Ни разу не видела, она умерла, когда отец был ребенком. А вы свою знали?       — Знал ли? — Он задумался, ещё раз раскрыв папку с бумагами. — Да, и довольно хорошо. Она умерла, когда мне было четырнадцать. — Проверив, всё ли на месте, он наконец отложил её. — Почему-то меня она всегда выделяла. Может, потому что похож на её единственного ребенка, которого она, к тому же, вырастила одна.       — Она была молода тогда? — Диана взглянула на свою левую руку, на которой больше не было кольца.       — Думаю, примерно вашего возраста.       — Почему же не вышла замуж ещё раз? Женщина с хорошим титулом, ещё и молодая, наверняка с хорошим наследством, — чем не завидная партия?       — Не захотела, — пожал плечами Пьер. — Брак не сложился. Не думаю, что дед бил её или как-то грубо обращался, просто они оказались слишком разными людьми. Он интересовался только своей карьерой, мог неделями где-то пропадать, ни на неё, ни на сына у него никогда не было времени. Когда он заболел итальянской лихорадкой, она, конечно, как добропорядочная христианка, делала всё, что могла, чтобы он выжил, но я не думаю, что горевала после его смерти сильнее, чем этого требовали приличия.       — Думаю, я бы не сочла такой брак уж слишком неудачным, — задумчиво заметила Диана. — У них была большая разница в возрасте?       — Да, — помедлив, кивнул Пьер, — но не сказал бы, что неприличная: лет десять, не больше.       — А по мне, неплохая разница: и она ещё молодая и цветущая, и он далеко не старик, хоть уже и не мальчишка. У них вполне бы мог получиться хороший брак.       — Мне кажется, когда речь идет о браке, возраст не первостепенен, — возразил Пьер, садясь нога на ногу. — Взять даже вашего мужа.       — А при чём тут он? — нахмурилась Диана, чувствуя, как от одного упоминания о графе по её спине пробежал неприятный холодок.       — Я даже не буду говорить о любви, но если бы он обращался с вами так, как должен обращаться с женщиной любой воспитанный мужчина, вы бы ушли от него из-за разницы в возрасте?       — Он так не умеет, — вздохнула она, тщетно пытаясь вспомнить хотя бы одно доброе слово в свой адрес. — Он умеет только требовать наследника и обвинять меня во всех смертных грехах. Не могу вспомнить даже, спрашивал ли он, хотя бы из вежливости, о самочувствии, когда я была беременна. Впрочем, не знаю, может, так и должно быть, а я просто многого хочу… — Она сжала одну руку другой и отвела взгляд. — Даже если и так — я просто хочу уехать отсюда и всё забыть.       — Что вы, мадам, конечно же, так не должно быть. Уверен, вы ещё встретите человека, который поможет вам забыть всё, что произошло с вами в доме графа. Человек, который позволяет себе так обращаться со слабыми, не заслуживает зваться мужчиной, да и человеком вообще.       Диана слабо усмехнулась, покачала головой и отвернулась к окну.       — Я уверен, Диана, скоро вы освободитесь от моего отца. Не отчаивайтесь, вы ещё обязательно встретите человека, который будет любить вас так сильно, как вы этого заслуживаете.       — Я? Заслуживаю? — Она нервно рассмеялась и закатала рукав платья, обнажая темно-синие следы на запястье. — Кажется, ваш отец так не считает.       — Мой отец? — Мишель встал изо стола и пристально посмотрел на Диану. — А вы думаете, он вообще человек? По-моему нет. Человек так себя не вёдет.       — Как видите, ведёт, — пожала плечами она, расправляя рукав. — Нравится ему издеваться над другими, вы разве не поняли ещё?       — Сейчас я пойду и преподам кое-кому урок хороших манер…       — С ума сошли? — Мишель уже собирался выйти из комнаты, когда графиня схватила его за руку. Он удивленно взглянул на неё, и Диана поспешила разжать ладонь. — Он убьёт вас, если сейчас к нему подойдете. Я не шучу.       — С чего это вдруг?       — Я беременна, и он считает, что от вас, — вздохнула Диана, отводя взгляд. — Даже не спрашивайте, с чего он это взял, я не знаю.       — Кажется, кое-кто допился до полной потери разума, и, к сожалению, это не лечится! — буркнул Мишель, нехотя возвращаясь на стул. — Я-то тут причём, он не сказал?       — У него что-то там по срокам не сошлось, а в доме, помимо слуг, есть только вы. — Она снова вздохнула. — Был бы кто-то ещё — подозревал бы и его. Не знаю, что мне делать.       — Закрыть бы его в доме для умалишённых, там ему самое место, только ведь пойди, докажи ещё что-нибудь…       — А он всё равно откупится и тогда точно убьет нас.       Диана бросила короткий взгляд на погрузившегося в чтение бумаг Пьера и снова повернулась к окну.       — Что я ему сделала, Мишель?! За что он так со мной?! — рыдала Диана, забившись в угол своей комнаты. Светлая юбка была в пятнах крови, схватывало живот. — Я не хочу потерять этого ребёнка!       — Констанция, пошли кого-нибудь за месье Аркуром, — приказал Мишель бледной, как полотно, служанке, тут же исчезнувшей в коридоре, и, подняв вцепившуюся в него Диану, помог ей дойти до кровати. — Не волнуйтесь, сейчас придет месье Аркур, он отличный врач, наверняка он знает какой-нибудь способ всё исправить.       «Ну да, как же…»       — Неужели ничего больше нельзя сделать, месье Аркур? — спросил Мишель врача, собиравшего в сумку стеклянные пузырьки с лекарствами.       — Что месье имеет ввиду? — Тот ещё раз огляделся, проверяя, не забыл ли он чего. — Кровоостанавливающее я мадам дал, чтобы она не вставала, проследит служанка, больше, пожалуй, ничего сделать не получится. Само собой, не беспокоить без необходимости, но это, полагаю, и без меня всем ясно.       — А ребёнок? Есть хоть какие-то шансы, что он выжил?       — Помилуйте, месье, какой ребёнок? Если бы кровь не остановилась, мать могла бы умереть, а вы меня спрашиваете о плоде. Где вообще ваш отец, он знает, что произошло?       — Он в своем кабинете, месье Аркур. Могу проводить вас, если хотите.       — Думаю, острой необходимости его беспокоить нет, — помедлив, ответил врач. — Я подробно изложу всё в письме.       Диана, почувствовав резкое головокружение и тошноту, вытащила всё ещё пахнущий духами платок и прижала к лицу. Пьер, заметив это, выпрямился, откладывая в сторону бумаги, и тут же постучал тростью по стенке. Карета остановилась. Выбравшись сам, он протянул руку Диане и помог ей спуститься.       — Спасибо, месье де Роган. Я не всегда хорошо переношу качку, — проговорила Диана, убирая платок и полной грудью вдыхая прохладный воздух. — Но не стоило всех задерживать из-за меня одной.       — Я думаю, от пяти минут ничего страшного не произойдет, — пожал плечами Пьер, вглядываясь в линию горизонта. — Кстати, если хотите, можно по имени.       — Не обижайтесь, но мне кажется, не стоит, — постаралась улыбнуться Диана, на что он, пожав плечами, ответил: «Как мадам угодно, я не настаиваю», и она, чувствуя острое желание провалиться под землю, попыталась пояснить: — Это не с вами связано, а с именем. Оно мне напоминает кое о ком, и от этих воспоминаний мне будет только хуже.       — Извините, если я сказал что-то не то. Поверьте, и в мыслях не было вас обижать или напоминать о чём-то неприятном.       — Вы не поняли, — невесело усмехнулась она. — Так звали бы моего сына, если бы он пережил роды. Ему было бы сейчас два с половиной или около того, и, если верить Коко, он был бы очень похож на меня. Я так на него и не посмотрела… — Диана почувствовала, как у неё защипало в носу и зачесались глаза, и она, чувствуя, что вот-вот заплачет, полезла в карман за платком. Стирая выступившие слезы, графиня вымученно улыбнулась: — Извините, что рассказала это всё, и за эти слезы тоже. Из-за беременности я становлюсь нервной и могу расплакаться из-за пустяков.       — Был бы пустяк, вы бы не плакали, — заметил Пьер. Она, вздохнув, пожала плечами, убирая платок в карман. — Знаете, мне всё больше хочется вызвать на дуэль вашего мужа, чтобы ему больше в голову не приходило заставлять вас считать смерть ребенка пустяком.       — Конечно же, это пустяк. Он не жил ни минуты, к чему слезы?       Диана снова и снова перечитывала последний абзац письма мачехи, не в силах поверить в его реальность.       «Я сочувствую вам, моя девочка, и отец тоже. Но, Диана, только не держите на меня зла, хоронить новорождённого легче, чем уже почти взрослых детей. По крайней мере, можно забыть, что он вообще когда-то существовал, и тогда жить станет легче. Иногда я скучаю по Эльо, но когда я думаю о её братьях, я вспоминаю ночи, которые провела в церкви, на коленях молясь, чтобы Он оставил мне их, и от осознания, что всё это было напрасно, мне становится больно. Я не могу забыть ни бессонных ночей у колыбелей, ни первого слова, ни скупого письма из школы, начинавшегося словами «соболезнуем, ваш сын скончался». Выкиньте из головы и эти семь месяцев, и этого младенца и просто молитесь, чтобы однажды вам не пришлось хоронить взрослого ребенка. Ваша М. де Л.»       — Давайте поедем дальше, месье де Роган, я совершенно не хочу продолжать этот разговор.       — Да, конечно. Позвольте помочь. — Пьер помог Диане вернуться в карету, и, заняв свое место, постучал тростью по стенке кареты. Она тронулась с места. — Надеюсь, вам лучше?       — Да, благодарю, гораздо, — она перевела взгляд в окно и, задумавшись, спросила: — Почему вы помогаете мне, месье де Роган? Я же совсем ничего не могу предложить в ответ.       — Мне от вас ничего и не нужно, мадам, не волнуйтесь об этом, — уверил он. — Я бы никогда не отказал в помощи женщине.       — И я очень признательна вам за это. — Диана помолчала. — И за то, что не сказали, что я зря плачу, тоже спасибо.       — Да в общем-то не за что, только, подозреваю, что это вам ничем особенно не помогло, — пожал плечами Пьер.       — Конечно же нет, — вздохнула графиня, коротко взглянув на своего спутника. — Видимо, легче мне уже не станет, сколько бы лет ни прошло. Давайте не будем об этом. Феликс говорил что-то о том, как нам держать связь с ним? Наверняка мой муж уже понял, что я не уехала ни на юг, ни глубже на север, а в Гавре не так много мест, где я могла бы быть, и нам лучше бы знать, где именно он нас ищет.       — Мы договорились, что он будет присылать письма каждый вечер туда, где мы остановимся, в конце концов, по этой дороге не так много постоялых дворов, достаточно приличных, чтобы там могла остановиться женщина с ребёнком, и есть много коротких путей, чтобы добраться верхом. Только вот подозреваю, что большинство таких мест известны и вашему мужу, а это значит, что кого-то оставить там он должен был.       — Это вполне вероятно. И что тогда, ночевать в деревне? А если и там ищет?       — Может, и ищет, — задумчиво согласился Пьер. — А вообще, есть у меня пара соображений на этот счет. Ваш муж скорее всего будет спрашивать об одинокой женщине с младенцем, и если его человек не знает вас в лицо, едва ли он обратит внимание на супружескую чету, пусть и с ребенком.       — У меня, как вы сами говорили, довольно приметная внешность, — возразила Диана.       — Наденете капюшон, а на все вопросы, если таковые появятся, будете отвечать, что вам нездоровится. Если действительно будете себя плохо чувствовать, попросите позвать врача или дайте мне знать о том, что нам нужно задержаться.

***

      На постоялом дворе они остановились, когда начало темнеть. Диана сидела полубоком в карете и держала на руках Надин, восторженно агукавшую при виде обнюхивавших друг друга собак. У неё болела голова, будто сдавливаемая обручем, поэтому короткие наставления Пьера, адресованные мальчишке-лакею, она почти полностью прослушала:       — …Пойдешь, спросишь, есть ли две свободные комнаты и нет ли писем для господина или госпожи де Леже. Пока будешь ждать — смотри и слушай, если услышишь, что кто-то спрашивает о женщине, хоть как-то похожей по описанию на мадам, слушай вдвойне внимательно и всё запоминай.       — Понял, — мальчишка кивнул. — И что, если кто-то спросит?       — Заберёшь письмо, придёшь сюда, расскажешь всё, что видел и слышал, а я там сам решу, что делать. — Мальчишка ушёл, и Пьер вернулся к Диане. Надин тут же потянулась к нему, и он, взяв её на руки, тихо спросил: — Как себя чувствуете? Вы выглядите нездоровой.       — Голова болит. К дождю, наверное, — отозвалась она, потирая виски, и посмотрела на дочь, заинтересовавшуюся крестиком Пьера. — Вот же сорока… Давайте я возьму обратно, пока она ничего не сломала.       — Да перестаньте, что она сломает? Откуда у неё столько сил?       Надин в этот момент изо всех сил потянула за крестик, сильно отклонившись назад. Диана тут же вскочила и спустя пару секунд оказалась на земле, готовясь в любой момент поймать дочь.       — Я лучше сама возьму, чтобы она не упала, — настояла графиня и забрала, предварительно отняв крестик, захныкавшую дочь.       — Я умею держать детей, мадам, у меня тоже есть ребёнок.       — Покажите мне отца, которому на своих детей не плевать, и я… — Диана огляделась, покрепче прижимая к себе Надин. Её взгляд остановился на высоком молодом человеке, о чем-то говорившем с Коко. — Ну, не знаю, вашего слугу поцелую, того, что возле Коко стоит.       — Чувствую, ваш отец был не лучшим из возможных, — заметил Пьер. Диана нахмурилась и, коротко взглянув на него, пробормотала: «Да уж, не лучшим». — И что же он такого сделал, если не секрет?       — Кроме того, что отдал меня за графа? Назвал меня именем умершей в младенчестве сестры, это считается? — Диана перевела взгляд на дверь, ведущую внутрь постоялого двора. — Что-то он долго, я нервничаю.       — Не впадайте в панику раньше времени, — посоветовал он, тоже оглянувшись. — Скажите лучше, как много из людей мужа могут знать вас в лицо?       — Вся прислуга в доме однозначно меня узнает, а вот чужие… — Диана задумалась, перебирая в уме всех посторонних, кого она видела в Берлоге, и вдруг, вспомнив о висевшем в галерее портрете, вздохнула: — Дома есть мой портрет, один, но есть. Не думаю, что я так сильно изменилась за эти четыре года, чтобы меня не узнать. Что делать? Если кто-то меня узнает, муж будет здесь как только сможет быстро, и он точно заберёт нас в Берлогу!       — Во-первых, успокойтесь. Жак — умный мальчишка, если что-то не так, мы об этом узнаем, да и я тоже не считаю себя глупцом, если мне что-то покажется странным, я тут же дам вам знать.       — Я не хочу обратно в Берлогу, месье де Роган, — смотря ему в глаза, тихо, но отчетливо произнесла она. — Если я там окажусь, живой я больше не выйду.       — Да не вернетесь вы ни в какую Берлогу, я вам обещаю. Не раньше, чем ваш муж переедет оттуда в Бастилию.       Из дверей, размахивая письмом, стремительно выскочил мальчик-слуга, и, подбежав, вручил его Пьеру.       — Письмо вот, никого не видел, странного не слышал.       — А комнаты? — спросил Пьер, вскрывая письмо.       — А комната только одна, — пожал плечами мальчик. — Я спрашивал, честно. Сказали, что к ним кто-то важный должен приехать, а супруги могут и вместе разок переночевать.       — Кто этот важный, не сказали?       — Не сказали. Я сказал, что вы можете предложить больше, если они найдут комнату для мадам, я правильно сделал?       — Правильно. И что хозяин?       — Хозяйка. Ведьма старая, брюзжит, что нет, пускай вместе ночуют.       — Пойди спроси ещё раз, точно ли нет, повтори про то, что я готов дать больше.       — При всем уважении к вам, месье, ночевать с вами в одной комнате я точно не собираюсь, — предупредила Диана, стоило мальчику снова скрыться в дверях. — И упаси вас Боже хотя бы представить себе, как я выгляжу без одежды, я буду очень обижена.       — Успокойтесь, мадам, — он не сдержал улыбки. — Честное слово, у меня и в мыслях ничего такого не было.       — Надеюсь, — буркнула Диана. — Что пишет Феликс?       Пьер молча протянул ей письмо. Она пробежала глазами по строчкам:       «Дорогой друг, человека, с которым вы хотели поговорить неделю тому назад, нет в городе. Говорят, уехал на юг к тетке, когда будет — не известно. Очень жаль, сам хотел бы перекинуться с ним парой слов по известному вам поводу».       — И что это значит? — спросила она, возвращая письмо. — И зачем писать так?       — На случай, если кто-то решит сунуть нос в чужую переписку, — объяснил он и спрятал конверт. — Феликс пишет, что вашего мужа нет в городе и едет он за вами на юг, все остальное не важно.       — Плохо, что едет, — пробормотала Диана, смотря на дорогу. В этот момент заскучавшая Надин с силой дернула мать за волосы. — Птичка, пусти!       Мальчишка вернулся, сказав, что хозяйка стоит на своём, и переубеждать её — только время зря тратить. Пьер, помолчав, велел Диане поплотнее закутаться в плащ и прикрыть им Надин. Позвав собаку, он вошёл внутрь, Диана, сделав, как он просил, вошла следом.       — Комнат лишних нет, все заняты! — с порога заявила хозяйка, высокая сухая женщина неопределенного возраста. — И мальчишке говорила, и вам повторю! А что поделать? Просил важный человек приберечь для него комнату!       — Мы уже поняли, мадам, — как можно вежливее улыбнулся Пьер, отдавая хозяйке деньги за комнату и за ужин для них, слуг и собаки. Хозяйка отправила одну из горничных проводить их наверх.       Диана немного отставала от Пьера, вглядываясь в темные ступени лестницы и обеими руками держа вцепившуюся в неё дочь. Остановившись перед предназначенной для слуг комнатой, Диана дождалась Коко и, протянув ей Надин и попросив подождать в комнате для прислуги и присмотреть за ребёнком, вошла в отведенную для них комнату. Она оказалась довольно чистой, хоть и не слишком светлой и не очень большой. Садясь на край кровати, стоявшей в углу комнаты, и снимая с головы капюшон, Диана окинула взглядом стоявшие на письменном столе тарелки и миску с едой, до которых уже пыталась дотянуться скулившая от нетерпения собака.       — На, пока всё не опрокинула. — Пьер поставил миску на пол, и Сильвия тут же набросилась на похлебку из мяса и овощей. — Садитесь, поешьте.       — Мне в самом деле неловко, что вы тратите на меня деньги, месье де Роган. Я могу сама себя обеспечить и комнатой и тарелкой похлебки.       — Не стоит беспокойства, от лишней тарелки похлебки я не обеднею, — уверил Пьер, выдвигая стул и вешая на него свой плащ. — Садитесь. Вы со служанкой и ребёнком будете ночевать здесь, а я — в комнате для слуг, не будем же мы, в самом деле, ночевать вместе.       Диана, вставая и садясь за стол, мысленно заметила: «Да я больше никогда в жизни не буду делить постель с мужчиной. Ни с вами, ни с кем-то другим. Ни за что. Хватило».       — Вы правы, месье де Роган, это было бы очень странно, — согласилась она, проглотив пару ложек горячей похлебки. — Мне жаль, что не нашлось ещё одной комнаты и вам придется терпеть неудобства.       — Ничего страшного, мадам. Я уверен, в следующий раз нам повезёт больше.