Графиня де Вержи

      Диана поднялась по лестнице в маленькую угловую комнату. Лора, прислонившись к стене, устроилась на узкой кровати в углу, вытянув больную ногу. Ксавье, стоявший у окна, тут же обернулся, стоило Диане войти.       — Да, мадам? — спросил он, выдвигая плохенький старый стул.       — Я постою, Ксавье, спасибо. — Диана перевела взгляд на Лору. — Я хотела бы получить объяснения. Лора, ты знаешь что-то о планах моего мужа? Поэтому ты бежишь?       — О планах мужа мадам я не имею ни малейшего представления, я же всего лишь служанка, — равнодушно ответила Лора. Ксавье строго посмотрел на неё. — Нет, я действительно не знаю. Со мной их никто не обсуждал. Знаю только, что он сейчас зол, поэтому не очень хотела бы попасться ему под горячую руку.       — Ксавье, а вы что скажете?       — Есть не так уж много способов вернуть мадам домой, — помедлив, ответил он, и, подумав, уточнил: — Пожалуй, только два: позвать стражников и подкараулить вас по дороге. И то, и другое я смогу решить.       — А по-моему, всё это бесполезно, — вставила Лора. — Хозяин найдёт её, вернёт в Берлогу и закроет там до конца дней. Если, конечно, не придушит по дороге за то, что ему сейчас приходится спешно сочинять истории о её визитах к родне.       В комнату вошёл врач в сопровождении служанки. Обменявшись с ним формальными приветствиями, Диана спустилась вниз, с помощью другой служанки дойдя до столовой. Нико, размахивая руками и прихлёбывая вино, рассказывал время от времени кивавшему Пьеру что-то об общих знакомых. Увидев Диану, хозяин подскочил и бросился самолично выдвигать ей стул:       — Мадам, позвольте помочь.       — Благодарю, месье. — Расправив платье, она села. — Ещё я бы хотела попросить у вас немного молока для моего ребёнка: у кормилицы оно внезапно пропало.       — Да-да, конечно. — Нико взмахнул рукой, подзывая служанку. — Ты всё слышала. Иди, сделай. — Когда она ушла, он снова повернулся к Диане. — Как ваш муж отпускает вас одну, ещё и с ребёнком? Почему не сопровождает вас?       — Я бы не хотела говорить об этом, месье, — Диана изобразила улыбку. — Он очень занят на службе.       — А я бы бросил службу, будь у меня такая жена. — Нико заговорщически подмигнул ей. Диана принялась с преувеличенным интересом рассматривать вид из окна, с большим трудом удержавшись от пожелания Нико отправиться поучиться хорошим манерам. — Я просто в восхищении: ваши глаза, ваши волосы… Я видел много красивых женщин, но мадам покорила меня с первого взгляда! Впервые вижу такую редкую внешность, как у вас! Вот ведь жаль, что я не художник, я бы обязательно написал ваш портрет!       — Перестаньте, Нико, — устав, вмешался Пьер. — Мадам замужем. Всё. Точка. Что вам ещё от неё нужно?       — Почему, если сказать женщине, что она красивая, так это обязательно значит, что что-то нужно? — Нико обернулся к Диане, всем своим видом показывая, что ожидает согласия, но, так его и не получив, добавил: — Что, просто так уже нельзя?       — Нико, имейте чувство такта. Вы с мадам далеко не в тех отношениях, чтобы ваше излишнее внимание было хоть сколько-то приемлемым.       — Вы что-то нервный сегодня, — пожал плечами Нико, подливая себе вина. — Я сделал комплимент красивой женщине, только и всего. Или вы имеете какие-то виды на мадам? Так вы скажите, я же не читаю мысли.       Диана почувствовала острое желание дать ему пощёчину, но сдержалась. Пьер, встав, попросил удивлённого Нико выйти на пару слов. О чем они говорили, Диана не слышала, но минут через пять Нико вернулся ошарашенным и задумчивым. Остаток обеда он держался в рамках приличий, говоря исключительно о прошедшей холодной зиме и почти не смотря в сторону Дианы.       Поначалу она почти всё время смотрела в окно, рассматривая причудливые облака и мысленно дорисовывала их, но к концу обеда она вдруг обратила внимание на Пьера, растиравшего пальцы левой руки. Когда он прощался с Нико, наверху что-то громыхнуло. Пьер поморщился, потёр затылок, но уже спустя пару секунд, как ни в чем не бывало, пообещал ещё когда-нибудь увидеться и вышел на улицу.       — У вас болит голова? — вдруг догадалась Диана, догоняя его по дороге к карете. Он, удивлённо взглянув на неё, пожал плечами и помог ей забраться в карету. — Я могу как-то помочь?       — Мне лестно ваше беспокойство, но право, не стоит, мадам, — сдержанно ответил он и, проверив, все ли в сборе, занял своё место, откинув голову на спинку сиденья.       Диана перевела взгляд в окно, стараясь сидеть как можно тише.       В тот вечер Диане нездоровилось сильнее, чем обычно. Болел живот, хотя до родов оставался по меньшей мере месяц, кружилась и болела голова, знобило. Зимние чулки, плотное платье и несколько плотных шалей почти не помогали, и Коко, принося очередную чашку травяного отвара, предложила:       — Может, позвать врача?       — Да нет, Коко, думаю, я просто простудилась, — кутаясь в шаль, ответила Диана и поморщилась от боли в животе. — Может, застудила себе что-то, когда попала под дождь. Муж знает, что мне нехорошо, если ещё не позвал месье Аркура, значит, не считает нужным.       Скрипнула дверь. Свекровь, появившаяся в дверях, была не в духе и что-то бубнила себе под нос. Кутаясь в старый, как она сама, странного вида платок и покашливая, она села на поспешно придвинутый стул и, взглянув из-под жидких белых бровей, спросила:       — Ну, и что с тобой на этот раз не так?       — Живот болит, — тихо ответила Диана, закрывая его рукой.       — Подумаешь! Ты ешь, как лошадь, ещё бы у тебя ничего не болело! — вскинула брови старуха, тряхнув такими же жидкими волосами, кое-как уложенными в прическу и, оттолкнув своей тонкой рукой с выступавшими венами и прозрачной кожей руку Дианы, с силой нажала ей ладонью на низ живота. — Чего там у тебя болит, говоришь?       — Ай! — Диана выгнулась в спине, едва заставив себя не одернуть руку свекрови. — Мадам, прошу, перестаньте, больно!       — Рассказывай тоже, больно ей! — проворчала старуха, пристально рассматривая невестку водянистыми тускло-голубыми глазами. — Ну, признавайся, дура, застудилась или всё-таки дурную болезнь принесла?       — Ну что вы, мадам! Я попала под дождь пару дней назад и…       — Раздевайся и иди в постель, заодно посмотрим, нет ли пятен, — приказала свекровь.       Диана не стала спорить и на негнущихся ногах ушла за ширму. Через некоторое время она, дрожа от холода, стояла перед свекровью в ночной рубашке.       Старуха скривилась:       — О, Всевышний, ну и бедра у тебя, просто слов нет, узкие. Не знала б, что родить можешь — не поверила бы! И это брюхо… отойди подальше, не могу на него смотреть, просто коробит. Оно огромно!       — Ну что вы, мадам, у меня совершенно обычный живот, — вяло ответила Диана, чувствуя ломоту в мышцах.       — Родишь, небось, моему сыну такую же уродину, как и сама, да? Куда её потом девать? Я и то была красивее в твои годы!       — А если у меня будет мальчик? — Графиня поспешила опереться на столбик кровати, чувствуя, что сейчас упадет.       — Да мне, в сущности, плевать. Всё равно подыхают, как только родишь. Пришлёшь служанку, так и быть, дам ей трав, — уже в дверях проскрипела свекровь. — Радуйся, что сын сегодня добрый.       Пьер неожиданно закашлялся, заставив Диану вздрогнуть. Обернувшись, она увидела, как он стирает идущую из носа кровь. Она в растерянности замерла. В голове вдруг не осталось ни одной мысли и всё, что она смогла, это дрожащей рукой протянуть свой платок:       — Возьмите и мой.       — Пока не нужно, спасибо. — Он запрокинул голову, но, снова закашлявшись, сел прямо. — Не обращайте внимания, со мной такое бывает.       — Я могу чем-то помочь?       — Вряд ли. — Пьер сложил платок чистой стороной вверх и прижал к носу. — Тут можно только ждать, пока само пройдёт.       — Может, сказать кучеру, чтобы остановился? — предложила Диана, чувствуя бегущие по ногам мурашки.       Пьер покачал головой, пряча в карман перепачканный запекшейся кровью платок и доставая чистый. Когда спустя пару минут, которые Диана просидела как на иголках, кровь всё не останавливалась, она осторожно спросила:       — А вы… говорили об этом с врачом?       — Да, но без толку: ответ один — переутомление и нервы. Звучит сомнительно, как по мне.       — А от чего оно… — она так и не смогла сформулировать окончание фразы.       — От чего зависит? — догадался он, стирая остатки крови с лица и убирая платок. — Да от чего угодно. Сегодня — от погоды, я думаю. Может, дождь будет.       — Возьмите всё-таки, сотрете с себя кровь.       Диана протянула ему свой платок. Беря его, он случайно коснулся её руки.       «Какие у него холодные руки…» — подумала Диана, но вслух ничего не сказала.       — Я, кажется, дотронулся до вас. Извините. — Пьер слегка смочил платок водой из фляги и принялся стирать засохшие капли с лица и рук.       — Да ничего, — чуть пожала плечами Диана. — Вам хоть сколько-то лучше, я надеюсь? Может, нужно остановиться?       — Не стоит беспокойства, мадам, спасибо. Я немного отдохну и все будет в порядке. — Он вернул ей платок. — Спасибо. В следующий раз буду держать при себе ещё один.       «Не лезьте не в своё дело, Диана», — одернула себя она, пряча платок в карман.       — Рада была помочь. Обращайтесь, если смогу сделать для вас что-то ещё.       — Я сегодня не лучший собеседник, прошу прощения. — Пьер протянул ей свою книгу. — Можете почитать, если интересно. Правда, она на латыни, не уверен, что будет понятно.       — Благодарю, я учила в монастыре, — кивнула она, открывая первую страницу книги под названием «Сумма теологии». — До этого момента я думала, что понимаю латынь, — пробормотала она, пробежав глазами страницу. — О священном учении, каким оно должно быть и к какому надлежит стремиться… изложенное в десяти разделах. Поскольку мы понимаем, что наше исследование связано с некоторыми… не помню слова… А, ограничениями… Прежде всего, необходимо уяснить о самом учении: каким оно должно быть и к какому надлежит стремиться… — она перелистнула несколько страниц и открыла вторую главу. — De Deo, an Deus sit… О Боге: есть ли Бог. Это богословская книга?       Диана подняла глаза на Пьера, он кивнул, заметив:       — На мой взгляд, скорее, философская, но да, пожалуй, вы правы. Вполне себе богословская.       — Не верите в Бога? — спросила Диана. Пьер удивленно приподнял брови. — Можете не отвечать, если не хотите, я не настаиваю.       — Я, скорее, удивлен что меня об этом спрашивает не Феликс: дай ему волю — до старости будет рассуждать о религии и папстве. — Он ненадолго задумался. — Скажем так: мне мало просто верить тому, что говорят на проповедях. Я хочу разобраться сам, верю я или нет. После смерти Лу, впрочем, делать это стало куда как сложнее.       — Вопрос личный, но… правильно ли я понимаю, что вы любили её?       — Наверное, любовь — слишком громкое слово для людей, которые знали друг друга всего пару лет. Я ценил Лу и был признателен ей за многие хорошие моменты в нашей жизни, не только за ребёнка, и если бы я мог что-то сделать, чтобы она осталась жива — сделал бы. Никогда не понимал стремления некоторых мужчин постоянно менять женщин по малейшему поводу.       — Мой муж не оценил бы такой во всех смыслах верности «какой-то там женщине», помимо меня, у него в доме две любовницы, — невесело усмехнулась Диана. — У него, знаете ли, тоже есть своя… «философия».       — «Какой-то там женщине»? Ну-ну. Интересно, он всегда таким был?       — Я мало что знаю о его жизни до моего появления в «Берлоге», — пожала она плечами. — Нужно как-нибудь спросить у Элиз, но наверное, всегда, иначе я просто не представляю, что могло произойти, чтобы он из обычного человека превратился… превратился в такое.       — Подозреваю, вашего мужа в молодости серьезно обидела какая-то женщина. Возможно, сочла, что он недостаточно хорош… — Он осекся, усмехнулся и добавил: — в чем-нибудь важном.       — Могу сказать только то, что он всегда был груб и непочтителен и со мной, и, видимо, с Лорой тоже. Не представляю, кому может нравиться такое отношение к себе, — пробормотала она, отводя взгляд. — И, более того, почему ему может нравиться так обращаться с другими.       — Боюсь, дать ответ смог бы только ваш муж, — пожал плечами Пьер. — Чувство власти, пожалуй, вполне выглядит как причина. Но давайте не будем о вашем муже. К слову, думаю, я должен извиниться и за моего приятеля: его поведение было неподобающим.       — Спасибо, что в очередной раз помогли. Что, кстати, вы такого ему сказали, что он сразу вспомнил о хороших манерах?       — Это не моя тайна, — ушел от ответа Пьер. — Феликс говорил когда-то кое о каких слухах, которые оказались недалеки от истины, вот и все, что я могу вам сказать. Кстати, о Феликсе: я надеюсь получить от него еще письмо сегодня или завтра. Хотелось бы узнать, удалось ли ему что-нибудь новенькое выспросить у своих информаторов о делах вашего мужа.       — А скажите… вы когда-нибудь видели мадам Ноно? — вспомнив, спросила Диана. — Какая она? Она, вероятно, очень красива?       — Я — нет. Феликс видел, но не помню, говорил ли он хоть что-то о её внешности. А к чему был этот вопрос?       — Я просто подумала: а почему мой отец выбрал её? Почему изменяет с ней своей жене? Я могу понять, почему он изменял матери: жениться его заставила семья, она для него ничего не значила… но Мари он выбрал сам, и, вроде бы, когда-то любил. Мне кажется, я чего-то не понимаю. Ноно, наверное, моложе его? — она замолчала, в ожидании ответа.       — Да, она довольно молода, — кивнул Пьер. — Думаю, ей двадцать пять или около того.       — Действительно, не то, что его жена, — задумчиво протянула Диана, смотря на свои руки. — И, видимо, у Ноно ещё не так много детей, чтобы перестать быть привлекательной. Мари в её тридцать шесть и с пятью детьми явно проигрывает ей в гонке за мужское внимание.       «Как, впрочем, и я проиграю любой бездетной и более-менее хорошенькой женщине даже своих лет, — мысленно добавила Диана. — К счастью, мне оно уже и не нужно: не представляю, что должно произойти, чтобы я согласилась снова делить постель с мужчиной».       Пьер, усмехнувшись, заметил:       — Моей матери сорок восемь. Она прекрасно выглядит и будет смертельно обижена, если кто-то сочтет, а уж тем более назовет её старухой, даже несмотря на десяток рожденных детей. Ваша мачеха для нее и вовсе девочка. Я бы хотел при случае представить вас моей семье, думаю, вы бы нашли общий язык.       «Осторожнее, месье де Роган, это уже можно воспринять как предложение руки и сердца».       — Я всё еще замужем, месье де Роган, не думаю, что это будет уместно, — возразила Диана, протягивая книгу, о которой почти забыла. — Кроме того, мне страшно представить, как отреагирует ваша сестра на мое появление, тем более с Надин, да ещё и с Коко и Лорой. Вы, кстати, спросили её, согласна ли она нас терпеть?       — Денизе… люди в общем и целом не очень-то нравятся, но мы смогли договориться, — уклончиво ответил Пьер, положив книгу около себя. — Кроме того, она сама хочет взять с собой дочерей и няню и полагает, что это смутит уже вас.       — Что вы, месье де Роган, я не в том положении, чтобы что-то могло меня смутить. Я благодарна вашей сестре, что она вообще согласилась взять нас.