Графиня де Вержи

      В тот день не произошло ничего необычного.       За окном постоялого двора давно стемнело. На улице моросил дождь. При тусклом свете стоявшей на столе лампы Диана читала книгу, время от времени переводя взгляд на кроватку, в которой спала Надин.       «О Боге: есть ли Бог… Первый и наиболее очевидный путь исходит из движения. Несомненно и подтверждается чувствами, что в мире имеется нечто движимое. Но всё, что движимо, движимо чем-то иным. Ибо всё, что движется, движется только потому, что находится в потенции к тому, к чему оно движется, а движет нечто постольку, поскольку оно актуально. Ведь движение есть не что иное, кроме как перевод чего-либо…»       Осторожный стук в дверь заставил её оторваться от книги. Спавшая около колыбельки собака проснулась и принялась настороженно принюхиваться и прислушиваться. Стук повторился. Диана отложила книгу и негромко спросила:       — Кто там?       — Это я. — За дверью пару секунд помолчали. — Ваш отец.       — Что вам нужно? — Она поплотнее закуталась в халат.       — Я бы хотел поговорить. Если можно, не через дверь.       Диана устало вздохнула, вставая и подходя к двери. Спросив, один ли он, и получив утвердительный ответ, впустила его в комнату.       — Мой муж прислал вас? — закрывая дверь и садясь на кровать, спросила она.       «Конечно, муж. Не сам же он решил обо мне вспомнить».       — Ну… — протянул месье де Лален, садясь на стул и без лишних предисловий сказал: — Антуан хотел бы, чтобы вы с ребенком вернулись домой.       — Прекрасно, — спокойно кивнула Диана. — Я рада за него. А я не хочу.       Месье де Лален замер, и в недоумении посмотрев на дочь, спросил:       — В каком это смысле «не хочу»? В смысле, сейчас? — Не дожидаясь ответа, поспешно продолжил: — Ну, хорошо, я думаю, Антуан не будет возражать, если пару месяцев вы поживёте с нами. Мари будет счастлива, Филипп ведь уже уехал… Да я могу хоть сейчас забрать вас, до юга всего два дня дороги!       — Вы меня не поняли, отец, — холодно улыбнулась графиня. — Я вообще не хочу возвращаться к месье де Вержи.       — С двумя детьми? Да вы с ума сошли! — Он вскочил со стула, прошёлся по комнате и, сев обратно, вдруг согласился: — Хорошо, предположим. Почему?       «Он это серьёзно?»       — Вы спрашиваете, потому что действительно хотите знать, или просто чтобы о чём-то поговорить?       Месье де Лален снова замер с застывшим на лице недоумением. Диана молчала, дожидаясь его ответа. Наконец он протянул:       — Я понял, вы поссорились. Он признался, что у него есть другая женщина, и это вас оскорбило? — Диана промолчала. Месье де Лален, истолковав это по-своему, пустился в спутанные неуверенные объяснения. — Ну, бросьте, Диана, такие пустяки! Такое, понимаете ли, бывает с мужчинами: однообразие, оно, видите ли, надоедает. Не стоит разрушать семью из-за этого: нужно потерпеть всего-то пару месяцев, и он забудет об этой женщине, кем бы она ни была… Кстати, кто она, вы её видели?       — Видела! — неожиданно весело ответила Диана. — И видела, как именно они развлекались. Интересное, знаете ли, зрелище, только крайне противное, особенно для беременной женщины. Катрин де Вержи, знаете такую?       Месье де Лален кивнул, пробормотав:       — Да что вы говорите, никогда бы не подумал на неё… Она же не очень-то красивая, к чему она ему?       — Это единственное, что вас интересует?       — Она у него не одна? — подумав, спросил он. Диана кивнула.       «Не удивлюсь, если вы об этом знали и без меня».       — А она какая? Тоже так себе?       — Тоже. — Диане, не сдержавшись, рассмеялась. — Отец, если вас это как-то успокоит, эта женщина работает у нас на кухне, и уже родила ему по крайней мере одного ребенка. Вам всё происходящее не кажется ли каким-то фарсом?       — Да, я понимаю, такой выбор вполне мог вас оскорбить. И я непременно поговорю с вашим мужем о том, что ему не стоит ставить вас в известность…       — А кто вам сказал, что я согласна терпеть его измены и дальше? Меня оскорбляет сам факт, — пожала плечами Диана, переводя взгляд на пламя лампы. — Я уезжаю и забираю детей, потому что считаю, что лучше уж никакого отца, чем тот, который позволяет себе так унижать их мать.       — Ну, помилуйте, дети и без отца… Куда это годится? Да и к тому же, не такое уж и унижение — измена телесная, — пробормотал месье де Лален. — Измена духовная, знаете ли, страшнее. Когда предает человек, которого любишь — вот это ужасно.       — Да что вы такое говорите, — протянула Диана, тщательно подбирая слова. — Это вы не о той забавной истории, когда моя обожавшая вас мать застала вас в постели с премилой горничной?       Месье де Лален побледнел и, несколько раз тщетно попытавшись спросить, как ей не стыдно так говорить с отцом, наконец спросил:       — Вам Момо рассказала? Хотя, о чём я, конечно Момо, кому ещё ваша мать могла об этом рассказать?       — Тётя ничего мне не говорила об этом. Я помню сама.       — И что же вы помните? — недоверчиво спросил месье де Лален. — Вам было тогда года четыре, не верю, что вы помните хоть что-то. Я понимаю, вы были близки с Моникой, но терпеть не могу вранья. Да и моя сестра далеко не тот человек, который нуждается в какой-либо защите даже спустя пять лет после своей смерти: она всегда и со всем могла справиться сама, без посторонней помощи.       — Как вам не совестно говорить так о тёте? — Диана нахмурилась. Её отец удивленно приподнял брови. — Тетя никогда не сказала о вас дурного слова, хотя, поверьте, было за что.       — Да неужели? — усмехнулся он, по-хозяйски устроившись на стуле. — И что же, осмелюсь спросить, я сделал такого страшного?       — Для начала, вы никогда не были верны Мари и обижали её этим.       — Ну, знаете ли, девочка моя, в вечной любви и верности я ей никогда и не клялся. Да, было время, когда я испытывал к ней некое чувство, но помилуйте, какое может быть чувство после пятнадцати лет и пяти детей? Любовь, понимаете ли, такая вещь, она быстро проходит, и ничего после неё не остается… — Он задумался, и, помолчав, спросил: — Я, по-вашему, виноват в чём-то ещё, или только в том, что родился мужчиной?       — Не подменяйте понятия, месье де Лален. Вы изменяли не потому, что родились мужчиной, а потому что так захотели и знали, что самое страшное, что вас ждет — ссора с женой, ну, или с дедом, пока мой прадед был ещё жив, — возразила Диана. — Более того, вы даже не пытались от них это скрывать. Если бы вы лучше скрывали свои романы, моя мать, возможно, всё ещё была бы жива, вы не думали об этом?       — Раз уж вы сами заговорили о Ноэль, хочу напомнить вам, что она была тяжело больна и могла в любой момент умереть от собственной же болезни, — возразил месье де Лален, повернув голову к кроватке с Надин. — Вы уже взрослая женщина, сами мать. Подумайте сами, с чего бы вдруг мне должна быть важна женщина, с которой мы живём как соседи? Рожать, хоть она и хотела ещё детей, врач категорически ей запрещал, и кажется, даже настоял на том, чтобы она прервала беременность, потому что могла умереть на середине срока. Я, к слову, был против, наверняка тогда она ещё могла бы родить мне сына, но Ноэль решила всё сама. С тех пор я ни разу не прикоснулся к ней. Вот и подумайте сами, что ещё мне оставалось делать, кроме как заводить, как вы выразились, романы?       — А если бы она послушала вас, и в самом деле умерла бы или до или во время родов?       — Допускаю, что такое могло бы случиться, но этот ребёнок, по крайне мере, мог избавить меня от необходимости думать, что будет с титулом и деньгами, когда я умру, — пожал плечами месье де Лален.       — А если бы родилась вторая дочь?       — Исключено, — равнодушно ответил он. — Дочь — просто нелепая случайность. Да и потом, после дождя всегда появляется радуга: после дочери обязательно родился бы сын. Я бы назвал его Габриэлем, в честь моего деда.       «Вот спасибо, что считаете Птичку нелепой случайностью!»       — Хорошо. А если бы она умерла ещё до родов?       — Что ж, я бы женился на Мари раньше, и хоть один из сыновей был бы законным. У Ги были, к слову, неплохие задатки, думаю, из него бы получился хороший наследник. — Он задумчиво добавил: — Если бы Мари родила бы его в браке со мной, думаю, я бы уделял ему куда больше внимания.       — Больше, чем ваших жен, мне жалко только ваших детей, — не выдержав, ответила Диана. — Меня вы отдали за человека, который ни разу за эти годы не повёл себя со мной, как полагается почтенному господину вести себя с женой. Филипп всю жизнь бегает за вами собачонкой, пытаясь выслужиться и получить завещание на титул. Рене вам и вовсе никогда не нравился, и бедного ребенка вы и вовсе не замечали, что, к слову, происходит сейчас с Анжеликой. Мне, кстати, стоит спрашивать, с чего вдруг вы назвали нас обеих именами покойниц?       — И Анжелика, и Диана — красивые, звучные имена, почему бы я не мог просто счесть их подходящими для девочек из такой семьи? А Антуан де Вержи… Что ж. Да, он бывает резок, но София же как-то жила с ним все эти годы.       — Да. Только потом выбросилась с балкона.       — Это был несчастный случай, — сухо возразил месье де Лален, — балкон обвалился, она упала. Несчастный случай.       — А люди в Берлоге говорят, что этот балкон все ещё на месте. Да и жили они, насколько я знаю, далеко не мирно: он её ревновал, подозревал в измене, наверное, даже бил. Вы действительно полагаете, это просто несчастный случай?       — Мало ли, что прислуга болтает, не верить же всему, — раздражённо передёрнул он плечами. — Антуана я знаю не одно десятилетие, и если вы намекаете, что он как-то к этому причастен, или, упаси Боже, столкнул её сам, то я вас уверяю, это всё — досужие домыслы. — Спустя несколько секунд тишины месье де Лален протянул: — А впрочем, знаете, я полагаю, что она и впрямь могла выброситься сама из-за какой-то душевной болезни. Все их дети кроме первого, — трое, кажется, или четверо, не помню уже, — умерли один за другим, и София тяжело это переживала, стала сама не своя, не хотела больше детей, а потом, перед самой её смертью, Антуан говорил что-то про выкидыш. Видимо, это и стало для бедной женщины поводом свести счеты с жизнью, да… Тогда я считаю, что он благородно поступил, скрывая истинную причину смерти Софии: её ребенку ещё предстояло жить в обществе, к чему ему такой груз во взрослой жизни?       — Благородно, если он сам не приложил к этому руку, — пробормотала Диана, бросив взгляд на кроватку с Надин.       — С чего вы вообще решили, что он мог бы? Из-за того, что он якобы ревновал жену? А с чего вы взяли, что ревновал, или, если и ревновал, то не заслуженно?       — А вы считаете, что у Софии мог быть кто-то на стороне? — ответила вопросом на вопрос Диана.       Её отец развел руками:       — Раз уж вы сами спросили то да, вполне. Она была обаятельной женщиной, многим нравилась, почему бы у неё не могло быть любовника?       — Вы считаете, что любая женщина, которая кому-то нравится, не верна мужу? — холодно спросила она. — Я, по-вашему, тоже заслуживаю подобных обвинений?       — А причём тут, собственно, вы?       — Ваш дорогой друг всерьез считал, что у меня роман с его сыном, в чём бессчётное количество раз упрекал нас обоих.       — Позвольте, что за глупость? При чём здесь вообще Мишель?       — Не знаю, спросите моего мужа.       Месье де Лален не успел ничего ответить, потому что Надин проснулась и захныкала. Диана встала и взяла её на руки. Месье де Лален заметил, рассматривая прижавшуюся к матери внучку:       — Знаете, она очень похожа на маленькую Момо, такая же глазастая. Хорошенькая девочка, жаль, что проклята, как и все мы.       — Может быть да, может быть нет, — пожала плечами Диана, стараясь укачать дочь. Месье де Лален усмехнулся, но промолчал. — Вы хотите напомнить о том, что ровно половина из нас, проклятых, умерло? Не стоит. Я уже похоронила двоих детей, я не дам забрать у меня еще и Надин, чтобы там ни случилось с нами дальше в этой проклятой жизни.       — Да? А того ребенка, которого вы носите сейчас, вам не жалко? Сколько, кстати, ему уже? Точно есть пара месяцев, вы уехали в феврале, а уже середина марта. Раз решили оставить, значит, не так уж вам и противен ваш муж.       — А, так вам теперь внезапно есть дело до меня и моих детей? — Диана усмехнулась, вызывая недоумение на лице месье де Лалена. — А кто вам сказал, что этот ребенок и мои отношения с его отцом хоть как-то взаимосвязаны? В конце концов, месье де Вержи не интересовался моим желанием или нежеланием рожать ещё одного ребенка, когда решал навестить меня вечером в спальне.       — Ну, скажете тоже! — Месье де Лален неопределенно повел плечом. — И вообще, что-то вы не в духе сегодня. Мы ушли от изначального разговора. Так почему же вы ушли и отказываетесь возвращаться к мужу?       — Пьет, бьет, изменяет, — коротко ответила Диана. — Если у вас всё — уходите, я устала и хочу спать.       — Диана, вы же умная женщина. Подумайте сами: вы с ребенком на руках, и в такой ситуации ехать куда-то с чужим мужчиной… Кто он, кстати? Не припомню его среди родни вашей матушки.       — Брат подруги по монастырю. Может быть, помните Бланш? — легко соврала она. Её отец, подумав, кивнул. — Он едет навестить её и был не против проводить меня.       — Так вы собираетесь жить у подруги, понимаю… — пробормотал месье де Лален. — И что, сильно бил?       — Обычно не очень — так, за руки хватал, пощечину мог дать. Пару раз таскал по лестнице, как раз во время своих приступов ревности. Вам действительно настолько всё равно, что будет со мной, если вы хотите, чтобы я вернулась к такому человеку?       — Ну почему сразу «всё равно»? Как раз наоборот, для своих детей я хочу всего самого лучшего в жизни, — с искренним непониманием ответил он. — Ваш муж — человек обеспеченный и, к слову, далеко не молодой. Вполне возможно, что лет через пять он уйдет в мир иной, и всё останется вам и детям.       — Что-то подобное я уже слышала, когда вы объявляли о моей скорой свадьбе, — напомнила Диана. Месье де Лален замялся, отвел взгляд и ничего на это не ответил.       — Понимаете ли, Диана, — вздохнув, ответил месье де Лален на её вопрос о необходимости столь скорой свадьбы, — месье де Вержи — очень обеспеченный человек, волей-неволей мы вынуждены считаться с его желаниями. К тому же, буду с вами честен: я должен ему. Много. У меня нет таких денег даже с учётом приданого вашей матери, и даже приданное Мари тут ничем не поможет.       Диана робко спросила, что будет, если она откажется. Месье де Лален, снова вздохнул, в несколько глотков осушил бокал и сказал:       — В таком случае он потребует уплаты долга в самое ближайшее время, и тогда одному Богу известно, что будет со всеми нами. В конце концов, подумайте об Анжелике, она тоже когда-нибудь повзрослеет и захочет выйти замуж. Кто возьмет её в свою семью, если мне нечего будет дать с ней? Граф де Вержи согласен взять вас в жены даже несмотря на то, что ваше приданое едва покрывает десятую сумму моего долга.       — Ему сорок лет, он годится мне в отцы, — заметила Диана.       Месье де Лален, пожав плечами, снова припал к бокалу:       — Ну и что? Подумайте сами, от такого брака вас ждут сплошные преимущества: он состоятелен, известен, с ним вы ни в чем не будете нуждаться. Да, он немолод, возразить тут мне нечего, но с другой стороны, выйдя замуж за него, вы овдовеете быстрее, чем если бы вышли за ровесника. К тому же, он обещает содержать вас, как полагается содержать человеку его состояния супругу вашего происхождения.       — Воля ваша, отец, но мне кажется, что это слишком щедрое предложение, наверняка в нём есть какой-то подвох, — осторожно возразила Диана.       — К примеру?       — Может, он обманывает вас и его предложение о браке — просто шутка, розыгрыш?       — Готов хоть завтра жениться и увезти вас на север, — пожал плечами он. — И не спорьте с отцом, я тут с вами беседы виду исключительно потому, что на этом настаивает Мари. Вы ей отчего-то сильно нравитесь.       — А, север… — задумчиво протянула Диана. — Вот он, подвох. Значит, я больше не увижу Мари и Анжелику, когда стану его женой? А как же Бланш, с ней я тоже больше не смогу проводить вместе свободные дни?       — Не знаю, — вполне искренне отозвался он. — Всё будет зависеть от решения вашего мужа. Будьте хорошей женой и, возможно, он проникнется к вам симпатией и позволит вам эти ваши мелкие женские капризы.       — А любить он меня будет? — сама не зная зачем спросила Диана. Месье де Лален посмотрел на неё как на сумасшедшую, и она, пряча глаза, поспешила извиниться за глупый вопрос: — Я просто подумала: зачем-то он на мне женится, может, я ему нравлюсь?       — Девочка моя, придите в себя, какая, к чёрту, любовь? Он женится на вас потому, что вы молоды, здоровы и способны родить ему десяток детей. Да и что уж там, чтобы у него была возможность всегда напоминать мне о той «неоценимой услуге», которую он мне оказал, взяв вас и не оставив меня банкротом. — И он снова потянулся к бутылке. — Всё, идите прочь, не могу вас больше видеть, невозможная вы дура.       Диана тихо вышла из его кабинета. Оказавшись в своей комнате, она села на кровать и расплакалась.       — Да, отец, я и в самом деле оказалась «невозможной дурой»… — пробормотала она, укладывая уснувшую Надин в кроватку. — Была бы я умнее, я бы давным давно сбежала из этого проклятого места. Действительно, о какой любви я, дура, спрашивала? Он оказался просто не в состоянии даже уважать меня.       — Ну, тут, конечно, вы преувеличиваете, но, конечно, я понимаю ваше недовольство этим браком, — спешно заметил месье де Лален. — Но подумайте сами: вот родится вторая дочь у вас и что тогда? А что будет, когда они вырастут? Возвращайтесь домой. Я поговорю с вашим мужем и, думаю, он приложит все усилия, чтобы больше ничего в вашей совместной жизни не могло вас оскорбить.       — Уходите. — вскочила Диана. Месье де Лален изумленно поднял брови и спросил: «Что, простите?» — Я прошу вас уйти. Пока что просто прошу. Если вы не уйдете, я попрошу хозяина вас выгнать.       — Ну, знаете ли! Чтоб я хоть ещё раз полез в эти ваши семейные ссоры! — И отец ушёл, хлопнув дверью.       Разбуженная Надин заплакала и Диана поспешила вынуть её из кроватки. Спустя несколько минут в дверь осторожно постучали.       — Кто там ещё? — устало спросила Диана.       — Это Пьер. Я просто хотел узнать, всё ли в порядке, я слышал какой-то шум у вас в комнате, — донеслось с обратной стороны. Диана, облегченно вздохнув, села на кровать. — Вам нужна какая-то помощь?       — Это приходил отец, пытался помирить нас с мужем. Всё в порядке, спасибо, он уже ушёл. Простите, не могу пригласить вас войти, я не одета.       — Понял вас, зовите, если буду нужен. Доброй ночи.       — Доброй, — отозвалась Диана, укачивая дочь.       Смотря на закрытую дверь, она выискивала в памяти полустёршиеся воспоминания.       Сквозь замочную щелку Диана подсматривала, как её мать сидела возле зеркала, закрыв лицо руками. Завитые светлые волосы растрепались и выбились из несложной прически.       — Как он мог, Момо? Он же слово дал! — Она всхлипнула и стирала с лица слезы. — Можешь себе представить: я захожу к нему в комнату, а он там с женщиной! Я хотела спросить, ждать ли его на ужин, он собирался уезжать с этим, как его, ну муж Софии!       — Знаю, Ноэль, знаю, Антуан де Вержи. — Тётка Дианы обняла её за плечи. — Не плачь только, тебе опять станет плохо.       — Ты не понимаешь! — Мать Дианы снова всхлипнула и вытащила откуда-то платок. — Если бы ты зашла в комнату к своему мужу и застала бы его в постели с какой-то служанкой, ты бы не была так спокойна! Оба, знаешь ли, в чем мать родила и, главное, продолжают, как ни в чем ни бывало, хотя я уверена, что он слышал, что я вошла! Хотя о чём я, он же был так увлечен прелестями этой особы, как уж там её! Мне до неё далеко. У меня груди как не было до Дианы, так и не появилось с её появлением.       — Да пошел бы мой братец… к тем самым женским прелестям, к которым так неравнодушен, может, ума прибавится!       Мать Дианы нервно рассмеялась, покачала головой и стёрла со щёк слезы.       — Можно подумать, он там никогда не бывал. Что-то не прибавилось. Я тут подумала, может, мне к брату уехать? А что, у нас с Луи были неплохие отношения когда-то, может, пустит.       — Да перестань говорить глупости. Хочешь — ко мне переезжайте, Шарль в это вмешиваться не станет, а дети малы ещё, все равно не понимают.       — Если ещё раз повторится — так и сделаю. — Мать неопределенно пожала плечами и вдруг горько усмехнулась: — Хотя знаешь, я пыталась как-то уйти. Догнал. На лошади догнал, упал на колени передо мной, клялся, что всё, теперь точно возьмется за ум и перестанет гулять, но как видишь, всё это так и осталось пустыми обещаниями. Не прошло и двух месяцев, как он опять! Думаю, он так и не может простить мне то, что я не решаюсь снова пытаться родить. Но понимаешь, Диана… Что с ней будет, если я умру? Кому она будет нужна?       — Если — не дай Бог! — с тобой что-то случится, я заберу Диану к себе, — пообещала Момо. — Не чужие люди, крестница все-таки.       — Спасибо, Момо. Сразу видно, что дед тебя воспитывал, — вздохнула Ноэль. — Хороший он у вас был. Правильный.       — О, знала бы ты, что этот хороший дед устроил, когда я пришла и сказала, что мы с Шарлем тайно обвенчались и я беременна! Даже Антуан спрятался в своей комнате. А из-за моего брата ты не плачь: я поговорю с ним сама. Пусть только попробует ещё раз обидеть тебя, я ему покажу!       — Да что ты ему сделаешь? Ты всего лишь женщина. Как, в прочем, и я.       — Ну знаешь ли! Мы ещё увидим, что может «всего лишь женщина», если кто-то обидел её лучшего друга!       Мать Дианы нервно усмехнулась и покачала головой.