Графиня де Вержи

      В Неаполь они приехали в конце марта. К концу дороги дети изнывали от жары и усталости, Дениза не расставалась с веером, а сама графиня с трудом могла сидеть большую часть дня. У Пьера почти каждый день болела голова, несколько раз шла носом кровь. Диана беспокоилась.       Пару дней назад, дождавшись, пока они останутся в комнате Пьера одни, она спросила:       — Вы уверены, что не хотите позвать врача? — На «ты» они так и не перешли.       — Уверен. Скорее всего, снова услышу про слабые сосуды.       Диана заметила, как Пьер попытался растереть руку.       — Сильно немеет?       — Пустяки, я привык. — Пьер пожал плечами. — Не нужно беспокоиться обо мне, я приеду, просплю пару суток, и буду снова в порядке. Как сами?       — Пока жива. — Она вздохнула. — Не хочу умирать, мне будет всего двадцать!       — Диана, ну что вы такое говорите? С чего вы это взяли? — Пьер подошёл и взял её за руки. Она уткнулась лбом ему в плечо, ответив: «Всегда это знала». — Придумали себе, уж извините за прямоту, Бог знает что и верите в это! — Диана невесело усмехнулась. Пьер, помолчав, сказал: — Я с ума сойду, если с вами что-то случится.       — Не стоит, — вздохнула Диана. — В конце концов, подумайте о сыне. Боже, Пьер, ну зачем я вам? У меня, если, конечно, останусь жива, будут двое детей и такой муж, после жизни с которым я на мужчин смотреть не могу, а от слова «брак» мне становится дурно. Я так не хочу портить вам жизнь!       — Да кто вам сказал хоть слово об этом?!       На улице что-то громыхнуло. Диана заметила, как Пьер поморщился на долю секунды и тут же сделал вид, что ничего не произошло.       — Ложитесь спать пораньше, — посоветовала Диана и, быстро одёрнув себя, добавила: — Если, разумеется, мне позволено что-то советовать вам.       — Конечно же, позволено, и я очень ценю ваше беспокойство. — Пьер поцеловал ей руку и сел на стул. — Но ложиться так рано не имеет смысла, в любом случае я не усну до полуночи.       — Вы же не выспитесь, это часа четыре сна, если не считать времени на сборы, — тут же посчитала Диана.       — Меньше, ещё с полчаса уходит на упражнения. Ничего, я привык за два месяца. — Диана тут же удивлённо и испугано посмотрела на него. Пьер задумчиво констатировал: — Ох и зря я вам это сказал. Ну не смотрите на меня так, Диана, я жив-здоров, сижу перед вами. Ничего мне не сделалось и не сделается.       У Дианы появилась идея, которую она тут же расценила как совершенно безумную. Но она отчего-то показалась дельной и Диана, смутившись, пообещала:       — Я вас поцелую, если дадите слово лечь спать сразу же после того, как я уйду.       Пьер удивленно посмотрел на неё.       — Я польщен, конечно, но к чему такие жертвы? Я и так вам это пообещаю. Впрочем, если вы хотите, я возражать не стану.       — Хочу, — Диана смутилась ещё сильнее, но всё же подошла ближе и коснулась губами его губ.       Это было странным, волнительным и выходящим за все возможные границы приличий. Пытаясь унять дрожь в ногах и бегущие по телу мурашки, Диана поймала себя на мысли, что всё происходящее вполне ей нравилось. Она покраснела и смущенно отвела взгляд.       — Я, должно быть, кажусь вам взбалмошной женщиной да и просто ужасной грешницей.       — Ничего подобного.       Устав стоять, Диана села на край кровати и закрыла лицо руками.       — Иногда я сама не верю в то, что делаю. Десять лет монастыря, где они? Я же прекрасно знаю, что всё это один большой грех… Как это выглядит? Беременная, с ребёнком на руках, ещё и замужняя, в конце концов! Мне самой страшно, куда я лезу?       — Муж ваш зато безгрешен, — поморщился Пьер, садясь рядом, и обнял её за плечи. — Своё место в Бастилии, поверьте, он заслужил не один раз за одно только обращение с вами. Забудьте о его существовании, я серьёзно. Обо всём забудьте. Мне не хочется даже думать, что творилось в вашем доме, если вы решились сбежать.       — Вам лучше не знать, — вздохнула Диана, положив голову ему на плечо. — Я ещё ни к кому не привязывалась так сильно, как к вам, и, не вижу смысла скрывать, это меня пугает. Жить осталось всего ничего, не хочется из-за пары месяцев удовольствия попасть в Ад.       — Знаете… — Пьер помолчал. — Если из-за такого пустяка вас отправят в Ад, то мы определенно однажды там встретимся.       — А вас-то за что? — удивлённо спросила она.       Пьер усмехнулся:       — А вы думаете, я святой и за двадцать семь лет жизни ни разу не сделал ничего такого, за что, по такой логике, мог бы попасть в Ад?       — Не верю! Например? Юность?       — Например — мать Франциска. Хотя и в юности бывало всякое, о чём сейчас говорить совестно, — помрачнел Пьер. Вдруг у него пошла носом кровь. — Да Господи Боже, что ж так не вовремя?! — Он запрокинул голову. Диана протянула ему свой платок. — Спасибо. Это всё дорога, от неё все мы устали.       — Я вас прошу, позовите врача. Я боюсь за вас.       — Только чтобы вы не волновались.       Пришедший врач не сказал ничего нового, и Диане стало совестно за свою мнительность. На прощание Пьер поцеловал ей руку:       — Я ценю ваше беспокойство обо мне и сам понимаю, что у других людей кровь так часто не идёт. Но я ничего не могу с этим сделать. Не знаю даже толком, что это.       Диана обняла его за шею.       — Мне очень за вас страшно. Я не переживу, если что-то случится.       — Да ничего со мной не случится, я вам обещаю. — Пьер поцеловал её в висок. — Не волнуйтесь только.       Но не волноваться она не могла, хоть и старалась молчать о том, что у от переживаний снова стала плохо спать и с трудом могла ровно сидеть из-за нывшей спины. Последнее, впрочем, Диана временами списывала на то, что слишком много времени проводит в карете и слишком мало гуляет. Но на прогулки не хватало сил, да и — она не могла себе не признаться — желания. По вечерам больше всего на свете хотелось спать. Дениза пару раз попыталась вытащить её, ссылаясь на то, что до срока, когда она сама не могла ходить и закрывалась дома, ещё пара-тройка месяцев, но толку не было, а Пьеру она ничего не говорила.       — Мы скоро приедем? — без особой надежды спросила мать Нини.       — Ещё немного, — выглянула в окно Дениза. — Только сначала нужно довезти Диану до дома, где она будет жить. Дядя проводит её.       — А мы будем ходить к вам в гости? — спросила Мими, прижавшись к Диане.       — Конечно, Мими. К тому же, послезавтра мой день рождения, — добавила она, поколебавшись. — Я праздновать не хотела, но вас всех с удовольствием увижу.       — Мы обязательно придём, правда, мама?       — Если только Диана к тому времени достаточно отдохнет после дороги, — ответила Дениза и обратилась к Диане: — Как вы?       — Устала, болит спина, — честно ответила она. Ребёнок в животе толкнулся. — Анри что-то тоже не дает покоя. Есть в кого, впрочем. — Диана старательно улыбнулась.       — Что со спиной? — спросил Пьер.       — Беременность, стоит полагать, — улыбнулась Диана уже куда искреннее. — На этом сроке у меня всегда начинает болеть поясница. Врач говорил, такое уж телосложение.       — Я могу чем-то помочь?       — Ну, будь вы моим мужем… — «я бы могла попросить растереть мне спину», — мысленно добавила она, представила себе это и слегка смутилась. — Но в нашем случае это, наверное, не очень уместно. В общем, мне ничего не нужно, но спасибо, что спросили.       — Диана, а почему вы будете жить не в нашем доме? — спросила Нини. Ей недавно исполнилось семь, и она просила всех обращаться к ней на «вы».       — Видите ли, Нини, — Диана помедлила, не зная, что будет правильнее всего ответить, — у меня маленький ребенок, у которого режутся зубы и который много плачет. Я не хочу мешать вам и маме.       — А почему в таком случае дядя не будет жить с вами?       Диана промолчала, не придумав подходящий ответ, и посмотрела на Пьера. Он ответил:       — Потому что мы не женаты, Нини. Это вызовет много лишних вопросов.       Больше Нини ничего не спрашивала. Вскоре карета остановилась перед воротами увитого плющом особняка. Каменный, без фигур, колонн и лепнины, Диане он показался маленьким, но уютным. Диана попрощалась с Денизой, обняла Мими и Нини, и Пьер помог ей выйти из кареты. Одного из слуг послали за хозяином, Ксавье тем временем помог выбраться из кареты Лоре и Коко, державшей на руках хныкавшую Надин, и взял чемоданчик с вещами Дианы. Взглянув на него, она улыбнулась, вспомнив о мадам де Роган, подарившей его ей.       Вышедший к ним хозяин дома оказался бодрым подвижным старичком, полностью седым, опиравшимся на трость. От его чёрной, Диана почему-то не сомневалась, что траурной, одежды сильно пахло табаком. Диане он чем-то напомнил Феликса. Он лишь мельком взглянул на бумаги, которые показал ему Пьер, и махнул рукой — мол, потом. Его вниманием уже завладела Диана. Он воскликнул, всплеснув руками:       — Какая красивая донна, ну вылитая покойная моя синьора, по которой я вот уже полвека ношу траур! Садитесь-садитесь, не стойте. — Он выдвинул для неё стул и поставил под дерево. — Жарко, наверное? — Диана растерянно кивнула, садясь. — В такое время никто и носа из дома не высовывает, сиеста. Сейчас моя кухарка воды принесет. Ваноцца! Воды гостям вынеси! А это кто у нас такой красивый, а? — Он повернулся к засмущавшейся Птичке, которую держала на руках Коко. — Дочка, донна, или сын?       — Девочка, месье. Надин.       — Красиво звучит, трудно только запомнить для моей старой головы. А что означает? — Диана ответила. — А, так ты у нас Сперанца, стало быть, да? Можно так и буду её звать?       — Зовите, конечно. — Диана неловко улыбнулась, посматривая на стоявшего в стороне Пьера. От такого количества внимания ей становилось неловко.       Из дома вышла кухарка, полная смуглая немолодая женщина в идеально выглаженном платье и белом переднике. Уже поседевшие вьющиеся волосы когда-то были черными. Поставив на стол кувшин, она с укором посмотрела на Пьера:       — Куда ж вы, дон, жену на половине срока за собой потащили? Не дай Господь что с ребёнком случится! Посмотри на них, Джованни, ничего сейчас молодёжь не боится! — обратилась она к хозяину.       — Это не муж. — Диана покраснела и опустила глаза.       — Велика разница! Вас как зовут, донна?       — Диана. — Она с опаской назвала свое настоящее имя, готовясь придумать, почему в бумагах написано другое. — А вас?       — Я Ваноцца, а это синьор ди Маттео. Если он будет болтать лишнего и смущать вас, донна Диана, вы не стесняйтесь, зовите.       — Да уж, не обижайтесь на старика, — хозяин подмигнул Диане, — он всю жизнь протаскался по гарнизонам и приличных женщин, кроме своей Кьяры, не видел. Если что, ругайте меня, мол, «синьор, забыли, что с дамой говорите». Хорошо? Уж простите, гости бывают редко.       — Хорошо. — Диана слабо улыбнулась, налила себе воды из кувшина и сделала пару глотков. Чтобы перевести тему, она спросила: — А что это за дерево?       — Платан, — синьор ди Маттео кивнул на пятнистый ствол. — Сад у меня тут небольшой совсем, староват я уже за ним следить, но их тут много. Может, вы хотите переодеться после дороги, синьора? Мы можем поговорить о делах чуть позже и в доме. Тут жарко.       — Если позволите, месье.       Они вошли в дом. Он действительно оказался совсем небольшим и обставленным очень скромно. Не было ни обитых ярким кресел, ни помпезных полотен на стенах, которые ожидала увидеть Диана. Лишь старый портрет покойной хозяйки, совсем юной, с тонкими чертами лица, одетой в алое, украшал комнату. Диана бы не взялась бы говорить, что та была её копией, хотя легкое сходство действительно видела. Синьор ди Маттео, заметив, куда смотрит Диана, вздохнул:       — Это и есть покойная моя синьора. Умерла, не дожив до родов, я даже не знаю, кого мы ждали. Очень жаль, очень, она была любовью всей моей жизни. Я так и не смог заставить себя жениться снова: все, кого предлагали покойные ныне родители были недостаточно хороши, как казалось тогда. Но сейчас, когда жизнь уже заканчивается, я понимаю, что все они просто не были моей любимой, моей единственной Кьярой. Я бы полжизни отдал, чтобы её вернуть, да… — Он помолчал и повернулся к Диане. — А в вас нет случайно итальянской крови, донна Диана?       — Были предки со стороны бабки по отцу, но это было очень давно, — ответила она, всё ещё не в силах оторвать взгляд от картины. Чем больше она в неё всматривалась, тем больше деталей замечала: сложенные на животе руки, склонённая на бок голова, цепочка крестика в вырезе платья. — Ваша жена была красивой женщиной.       — Ещё бы! Я влюбился в неё прямо как Данте: увидел ещё ребёнком и понял, что всё, пропал, — грустно улыбнулся он. — А после её смерти уж мне жизнь не мила стала. Винил себя не поверите как: я же и сам врач, как я мог не увидеть, что она больна? Не увидел. Я до того, как совсем старым стал, в армии служил, оперировать даже приходилось, а сейчас вот живу почти один, скучно совсем. Дом от отца достался хороший, жить только в нём некому.       — Заканчивай уже, Джованни, ни к чему женщине в тягости твои ужасы слушать. Донна наверняка устала с дороги и голодна, — одернула его Ваноцца. — Пойдёмте в столовую, я сейчас принесу пасту. Дон пойдёт с нами? — обратилась она к Пьеру.       — Спасибо, синьора, я не голоден. Чувствую, я могу не волноваться за вас, — шепнул он Диане. Она смущенно улыбнулась.       — Можно и мне что-нибудь? — робко попросила Коко.       — Конечно. Ты худенькая такая, прямо как твоя хозяйка, в чём душа держится? Смотреть страшно! Ну ничего, это поправимо. — Ваноцца повернулась к синьору ди Маттео. — Джованни, проводи синьора и слуг сам, а потом приходи к нам.       — Всего доброго, синьора. Я навещу донну Диану завтра, — Пьер чуть поклонился Ваноцце.       — Я подумала, вы останетесь здесь с донной, ещё подумала, что странно, что на двоих у вас так мало вещей, — удивленно ответила Ваноцца.       — Как совершенно справедливо заметила донна, мы не женаты. Это было бы неприлично.       «Разумеется, это было бы намеком на куда более близкие отношения, чем наши», — подумала Диана.       — Мы просто хорошие друзья, донна знакома с моей семьей, — улыбнулся Пьер. — Они учились с моей сестрой.       — Вот как… Что ж, простите старуху, что дурно о вас подумала.       — Не теряйте время, женитесь, пока без вас под венец не позвали. Такие красавицы долго во вдовах не ходят. А что дети — так это ничего, она и своих потом родит, — громким шепотом посоветовал синьор ди Маттео.       — Джованни, дон, должно быть, спешит. Не стоит его задерживать, — поспешила вмешаться Ваноцца.       — Ну, в таком случае простите старика болтливого. Идите, я провожу слуг. И обязательно заходите к донне, у нас тут так скучно, что мы всегда рады гостям. А вы, — обратился он к Ксавье и Лоре, — если проголодались, спускайтесь тоже на кухню.       — Идёмте, он может болтать так до вечера, — шепнула Ванноцца и жестом позвала их за собой.       Столовая оказалась маленькой комнаткой, примыкавшей к кухне. Стол был накрыт белой скатертью и уставлен тарелками с едой. На некоторых лежало что-то похожее на хлеб, но меньше и тоньше, на других были разложены фрукты — как была рада Диана увидеть такие знакомые груши и яблоки! — а на двух остывало что-то непонятное и необъяснимое для неё: длинное, как нитки, белые, смешанные с приятно пахнувшим мясным рагу. Диана почувствовала, что проголодалась.       — А из чего это, мадам? — обратилась она к Ваноцце.       — Спагетти-то? Из муки. Как хлеб, донна. Попробуйте. Надеюсь, я не переложила специй, готовила как уж привыкла. Если что скажите, я вам еще что-нибудь найду. — Ваноцца взяла у Коко Надин и села с ней на свободный стул. — Так, а ребенок у донны что ест? Всё ещё молоко? Сколько ей?       — Ма, — вдруг сказала Надин, ткнув пальцем в Диану. Та улыбнулась.       — Правильно, мама, — похвалила её Ваноцца. — А это кто? — она указала на Коко.       Но вниманием Надин уже завладело красивое красное яблоко, к которому она тут же потянулась.       — Надин скоро семь месяцев, — ответила Диана, попробовав спагетти, про себя отметив, что они были не так уж и похожи на хлеб. — Она всё пытается попробовать, но я, признаться, боюсь что-то давать ей.       — Надо попробовать сварить ей яйцо. Мои сыновья в этом возрасте их только так ели.       — И много у вас их? — спросила Коко. — Спасибо, мадам, очень вкусно.       — Ешь на здоровье. Девять. Хоть бы одна девочка была, ей-богу! Кстати, донна, простите мое любопытство, вас правда ничего не связывает с доном? Я пойму, если что, правда.       — Мы друзья… — Диана поняла, что краснеет. Ваноцца понимающе улыбнулась. — Правда, мадам, ничего… такого.       — Но он вам нравится? Если не хотите, не отвечайте, но по вам и так всё видно. На вашем месте я бы присмотрелась.       — Мадам, всё так… сложно, — она отвела взгляд. — Мне совсем не хочется об этом говорить. Он хороший человек, но… — Диана так и не решилась рассказать о Берлоге и графе. — Есть серьезные обстоятельства, мадам. Они касаются только меня… и ещё одного человека, но это не Пьер. Простите, я не готова сейчас обсуждать это с кем-либо.       — У меня есть пара мыслей, что вы можете иметь ввиду, но лезть в душу не стану. Захотите — расскажете. И меня действительно трудно чем-то удивить.       — Спасибо, мадам. И ещё… — Диана помедлила. — Мне нужно где-то расшить платья или купить новые. Вы, наверное, понимаете, живот растёт, в них становится неудобно.       — Понимаю, как не понять? Просто расшить я могу и сама, а вот шить не умею. Я провожу вас вечером.       — Буду признательна.       — И, донна, замуж позовёт — сразу не отказывайтесь, подумайте.       «Уже, можно сказать, позвал».