Холодные оковы

      Месяц пролетел незаметно. Одиночество скрашивало практически постоянное присутствие Василисы, которая рассказывала парню забавные истории из жизни. Особенно тепло она отзывалась о своем возлюбленном, которого забрали в армию прямо перед войной. Девушка не могла сидеть дома, пока ее любимый рисковал жизнью, и подалась добровольцем в разведку. Своим рвением и послушанием добилась скорых успехов и уже осенью ее отправили в тыл врага в составе небольшой группы из лучших солдат, которых раскидали по территории противника.       Хотя беседы на различные темы отвлекали, однако комсомолец все равно не мог выкинуть из головы мысли об отце. Судя по тому, что сказала Вася, нацисты стремительно приближались к Москве. О местонахождении и положении дел Украины и других плененных республик девушка, к сожалению, ничего не знала. И единственное, что оставалось России, это надеяться на то, что все живы, целы и не страдают так же сильно, как и он. Изливать душу соратнице парень не хотел, он полгода нес в себе это бремя и продолжит делать это дальше, безмолвно переживая все удары судьбы.       За все время реабилитации подросток смог набрать вес. Кожа больше не обтягивала грудную клетку, выделяя каждое ребро, руки и ноги уже не были похожи на спички, а на лице вновь появилась присущая парню мягкость, также вернулись некоторые черты, которые в силу возраста еще полностью не сформировались. Руки все еще были в бинтах, но лишь по инициативе комсомольца, который попросил медсестру спрятать от его глаз уродливые шрамы, напоминающие о знакомстве с Третьим Рейхом.       С каждым новым днем росли тревога и внутреннее напряжение. Россия сидел на кровати, уткнув свой взгляд в серый пол. Нацистская Германия мог вернуться с минуты на минуту, а тут еще и Василиса куда-то пропала, не объявлялась еще со вчерашнего дня. Комсомольцу было страшно за девушку, он к ней привязался, она стала для него семьей в этом месте. Странное предчувствие не давало покоя уже вторые сутки. А сегодня пленник не видел даже солдата, который приносил ему поднос с едой. Желудок неприятно ныл и тянул от пустоты, но на данный момент юношу совсем не волновал голод. Россия в голове уже напридумывал различные варианты событий, которые могли приключиться с Василисой, и каждый заканчивался хуже предыдущего.       Внезапно до ушей парня донесся приглушенный стук каблуков. Этот ритм шагов был знаком комсомольцу до дрожи. Человек остановился перед дверью, резко нависшей тишиной давя на сознание подростка, жилки которого уже потряхивало от страха. Резкий скрежет замочной скважины и отвратительный протяжный скрип сменили друг друга за считанные секунды. В дверном проеме показалась фигура, объятая тусклым светом слабых ламп. Мужчина вошел в камеру, где более яркий свет упал на гостя. Россия застыл. Дыхание на миг сперло от ужаса, подступившего к горлу в виде плотного комка. Поймав на себе спокойный взгляд немца, подросток вздрогнул от прокативших вслед мурашек.       Третий Рейх для России как кошмар наяву. От него не избавишься простым пробуждением или частым морганием, он не исчезнет в действительности. Сквозь пелену накатившего страха, подросток заметил некоторые изменения во внешности нациста. Приталенный китель больше не скрывал выглаженную белую рубашку с закатанными по локоть рукавами. Немецкий крест все также замещал галстук, а перчатки плотно обволакивали большие кисти. Прямые штаны были заправлены в сапоги по колено, подчеркивающие подтянутое тело арийца. Привычной фуражки на голове не было. Теперь парень мог увидеть коротко стриженные черные, как смоль, волосы с выбритыми висками. В таком виде Нацистская Германия в глазах России выглядел менее страшным.       Мужчина до сих пор стоял в дверях, что-то высматривая в пленнике. Одной рукой он держался за ручку двери, пока вторая была занята подносом с посудой. Парень никогда бы не подумал, что сам Третий Рейх принесет ему еду в камеру. Однако странное поведение немца напрягало подростка больше, чем несуразность ситуации.       Дверь медленно закрылась за арийцем, в то время как сам он двинулся к юноше, который все это время неподвижно сидел на краю железной кровати. Россия встрепенулся, когда заметил движение со стороны нациста. Подобрав под себя ноги, он взобрался на кровать и стремительно отполз назад, ударившись чуть вспотевшей спиной о холодную стену. Все это время парень внимательно наблюдал за арийцем, который хищной и ровной походкой приближался к пленнику. По пути немец остановился около железной тележки, поставив на нее поднос. Дыхание подростка участилось, а сердце было готово вырваться из груди, когда Нацистская Германия вплотную подошел к узенькой кровати. Эмоции на лице немца не менялись, хотя явная насмешка в глазах прослеживалась. Парень даже вздрогнул от появившихся искр безумия во взгляде мужчины. — Не ждал меня? — Ровный баритон разорвал тишину. Отвечать на вопрос Россия не собирался, по его виду и так можно сделать недвусмысленные выводы. Рейха такое поведение ничуть не смутило. Слишком спокойное настроение немца лишь сильнее напрягало внутренности комсомольца, сжимая их в тугой узел. — Вижу, твои руки почти зажили.       Россия молчал. Он нутром чувствовал какой-то подвох. Внезапное исчезновение Васи было отнюдь не случайным, парень знал, что Рейх приложил к этому руку. Собственные пальцы крепко схватились за отросшие волосы, а голова опустилась вниз. Верить во все это не было никакого желания, но разум парня решил все за него. От шальной мысли появился рой других, не сулящих ничего хорошего. Множество вопросов заполнили голову подростка: «Неужели поймали? Как обнаружили? Все ли с ней в порядке? Как она? И жива ли вообще?». Из потока бесконечных мыслей его вывел все тот же холодный голос. — Ты хочешь что-то спросить. — Россия вскинул голову, смотря на не меняющееся выражение лица. Рейха явно не интересовал его вопрос, но по какой-то причине все же решил выслушать тяготы пленника. — Так вперед. Может быть, ты даже получишь ответ.       Со стороны это могло выглядеть как уловка, но оба участника этой сцены знали, что превосходство уже давно на стороне Нацистской Германии. Комсомольцу хотелось расспросить его о брате, но внутри понимал, что на этот вопрос вряд ли получит хоть какой-то ответ. Ведь тогда они могут лишиться важной психологической ниточки, за которую можно вытянуть из него что-то стоящее. Поэтому задавать такой рискованный вопрос подросток не стал, а вот разузнать про Василису ему хотелось ничуть не меньше. — Девушка, которая ухаживала за мной. Где она? — Внезапно на лице мужчины расплылась легкая улыбка. Глаза засияли, будто он ждал именно этого вопроса. Россия напрягся еще сильнее, эта ухмылка не сулила ничего хорошего. — Что с ней? — Так понравилась? — Издевательский смешок совсем выбил из подростка всякую надежду на хорошую новость о девушке. В глазах читался страх за ее жизнь, парню хотелось верить, что ее просто отстранили от должности его сиделки и вновь заставили заниматься своими обыденными делами в госпитале. — Ты ее больше не увидишь. А жаль, хорошим переводчиком была. Однако от крыс нужно избавляться, иначе вместо одной в следующий раз обнаружишь целое полчище вредителей.       Пустота, злость, обида – единственное, что наполняло Россию. Он застыл от слов нациста, словно шальная пуля пронзила его сердце, которое навсегда замолкло. Дыхание было настолько медленным, что со стороны даже непонятно, дышал ли подросток вообще. «Вредители? Крысы? Да для него хоть что-то человеческая жизнь значит?»: спрашивал сам себя парень, не решаясь после слов арийца поднять на него глаза. Рейх наблюдал смену эмоций на лице пленника. Особого удовольствия это не приносило, однако просто стоять на месте уже порядком наскучило, не болтать же с мальчишкой он сюда пришел. Подтянув ноги к груди, Россия обнял их руками и уткнулся головой в колени, сдерживая внутренний крик и слезы. Когда немец зашевелился, шурша брюками, подросток чуть приподнял голову, смотря на мучителя исподлобья. Мужчина был не в настроении, мало того, что недавнее собрание так ничем хорошим не закончилось, так тут еще и пленный мальчишка дерзить ему вздумал.       Злился ариец не часто, но если уж и удосужилось какому-то бедолаге увидеть его в гневе, то повторного такого инцидента он бы не хотел. Кричал Рейх в самых крайних случаях, даже руку поднимал редко, однако взгляд, который появляется у немца в пору раздражения невозможно описать словами. Каждый, кто хоть раз удосужился застать нациста в плохом настроении, дрожал от страха. Подчиненные в такие моменты никогда не открывали рот зазря, беспрекословно выполняли приказы и даже следили за каждым своим жестом.       Дерзость со стороны какого-то русского мальчишки казалась мужчине прямым издевательством, неуважением его силы и власти. Гордость не позволяла терпеть такое отношение, а излишнее раздражение начало виднеться на лице. Желваки заходили на скулах, губы чуть сильнее сжались, а брови потихоньку начали сдвигаться к переносице. Глаза заискрили злостью, а общий вид немца пугал еще пуще прежнего. Минутное молчание выбило из России все нервные клетки, а последующий дьявольский смешок арийца вызвал крупную дрожь во всем теле.       Не даром парень с первого же взгляда заинтересовал Нацистскую Германию. Нравились ему такие строптивые и своевольные люди. С ними было намного интереснее играть, ломать и унижать. Да и держались такие пленники намного дольше, вплоть до собственной смерти. Однако доводить преемника СССР до ручки не было в планах арийца, хотя уж больно хотелось ему переломать непослушному мальчишке ноги, чтобы знал свое место. В голове мужчины промелькнула гениальная, на его взгляд, мысль, от которой даже внутри что-то задрожало в предвкушении. — Если не перестанешь так на меня смотреть, то я не поскуплюсь на твое «воспитание». — Раздражение отчетливо слышалось в тоне Третьего Рейха, от чего Россия невольно дернулся в подтверждении того, что прекрасно слышал слова арийца. Страх за собственную шкуру был силен, но природное упрямство подростка еще сильнее. Он продолжил смотреть на нациста исподлобья, но с еще большей яростью, будто произнесенные только что слова каким-то образом задели его. — Прекрасно.       Мужчина в одно мгновение, положив одну ногу, согнутую в колене, на край кровати, сделал выпад и схватил парня за тонкую шею. Большая и сильная рука плотной хваткой перекрыла юноше доступ к кислороду. Комсомолец, сильно испугавшись, схватился за предплечье нациста, пытаясь отстранить душащую его руку. В глазах потихоньку начало мутнеть, слезы сами скопились в уголках и стекали по побледневшим щекам. Рейх же не обращал внимание на потуги пленника освободиться и сделать такой желанный вдох. Ни один мускул не дрогнул на его лице, словно он прямо сейчас не человека душил, а читал какой-то дешевый журнал. Обхватив шею пленника покрепче, немец притянул Россию к себе и склонился к его уху, слыша слабое кряхтение и редкие короткие вдохи. — Надеюсь, ты не позволишь мне заскучать. — Комсомолец всем нутром чувствовал эту расползающуюся по лицу нациста ухмылку. Такую надменную, смеющуюся над подростком, который не в силах сделать хоть что-то. — Ты красив, и мне бы не хотелось портить эту красоту еще парочкой порезов. Я заставлю тебя перейти на мою сторону, уверяю, тебе здесь понравится.       Этот низкий баритон заставил парня дрожать. Угрожающий тон давил на жертву, которая находилась в полуобморочном состоянии. Внезапно комсомолец почувствовал что-то влажное на своем ухе. Чуть ослабив хватку, Нацистская Германия провел кончиком языка по ушной раковине жертвы, опаляя горячим дыханием чувствительную кожу. Отодвинувшись от подростка и оглядев слегка посиневшее лицо, мужчина поднял свободную руку над своей головой и, хорошенько замахнувшись, дал пленнику звонкую пощечину. Параллельно с этим он отпустил еле трепыхавшееся в судорогах тело, откидывая его обратно к стене. После освобождения, парень залился мучительным кашлем, пытаясь в промежутках сделать хоть один короткий вдох. Он чувствовал, что половина его лица онемела от настолько сильного удара, из-за чего кашель был еще мучительнее.       Пока Россия пытался откашляться и набрать в легкие как можно больше воздуха, Рейх, не теряя времени, схватился за его рубашку, без особых усилий вырывая пуговицы. Стянув тонкую тряпку окончательно и откинув ее куда-то в сторону, ариец подхватил висевшие неподалеку от кровати цепи. Потянув их на себя, мужчина быстрым движением схватил пленника за руки и сковал его запястья железными оковами. Юноша, не до конца пришедший в себя, мог лишь наблюдать за тем, как его мучитель медленно сполз с кровати и подошел к механизму, куда уходят другие концы цепей.       Там был скрытый рычаг, открывающийся только при помощи маленького ключика, который нацист выудил из кармана штанов по дороге к аппарату. Потянув за рычаг, Нацистская Германия начал наблюдать, как цепи потихоньку натягивались и утягивали за собой тело пленника. Россия отчетливо чувствовал, как в его кожу с силой впились заостренные края кандалов. Он с глухим звуком и тихим стоном упал с кровати. Юноша тщетно пытался остановить себя ногами, уперевшись ими в пол, но все было напрасно. В итоге, обессилив, механизм волочил его уставшее тело по пыльному полу, царапая нежную кожу на животе. Россия с шипением чувствовал, как его руки напряглись, когда, достигнув почти средины комнаты, цепи начали поднимать легкое тело.       Третий Рейх вновь дернул рычаг, когда пленник встал на колени. Железный скрежет прекратился, а цепи застыли. После удушья и мощной пощечины, все силы подростка куда-то испарились, словно их и вовсе не было. Железо невыносимо больно впивалось в разодранную кожу. Юноша чувствовал, как по его рукам стекают капли крови, щекоча холодную кожу своим движением. От удара об пол комсомолец немного пришел в себя, удушливый кашель не отпускал и продолжал раздирать сухое горло, а на правой щеке красовался отчетливый след от руки, который до сих пор немного жгло.       Ариец, наглядевшись на всю эту «красоту», медленным и размеренным шагом приблизился к своей жертве, нежно погладив ее по здоровой щеке. Россия резко дернул головой в сторону, пытаясь увернуться от столь ненавистного телесного контакта с рукой, которая всего пару минут назад почти лишила его жизни. Немец лишь неслышно хмыкнул, убирая обе руки за спину. — Подожди меня немного. Скоро мы продолжим, малыш. — Впервые нацист так приторно нежно и ласково назвал парня, от чего последнего даже передернуло. Погладив напоследок непослушные волосы комсомольца, мужчина отошел к двери, ритмично стуча каблуками.