Холодные оковы

      Схватив пленника за шиворот, Рейх, с легкостью приподняв его, отбросил парня в центр кровати. Лицо комсомольца утонуло в плену мягких подушек, которые не давали вздохнуть полной грудью, от чего подросток начал задыхаться. Не встречая сопротивления, Россия перевернулся на бок, сразу же жадно делая глоток свежего воздуха, отрезвляющего сознание от накопившихся эмоций. Почувствовав, как матрац около груди просел, юноша обернулся и увидел нависшего над ним немца, который быстро, но аккуратно расстегивал верхние пуговицы своей рубашки. Глаза комсомольца широко раскрылись от мерзких воспоминаний, которые со всеми деталями предстали перед ним. Все тело охватил неописуемый липкий страх, на белесых ресницах застыли капельки выступающих слез, руки мелко подрагивали, сопровождая это звяканьем цепи наручников, а рот приоткрылся в немом крике при одном лишь упоминании пережитого ада.       Уже в который раз России казалось, что всеми этими мучениями он расплачивался за свои грехи, проходя через порочный круг насилия снова и снова, не имея ни малейшего шанса разорвать череду нескончаемых пыток. В глазах застыла глухая боль и непонимание, обращенное, скорее, к самому себе, чем к надменному нацисту, выражение лица которого вновь приобрело свою фирменную ухмылку. Тело парня непроизвольно вздрагивало вслед за голодным взглядом арийца, который, не стесняясь, облизал кончиком языка пересохшую верхнюю губу, отчего пленник задрожал еще сильнее, силясь преодолеть оцепенение. Страх, паника и злость – эмоции, слившиеся воедино на осунувшемся лице подростка. И вновь Россия почувствовал себя слабой жертвой, загнанной в угол огромным зверем, который не давал ни единого шанса на спасение, все продолжая испытывать свою игрушку. В глазах Третьего Рейха отражалось предвкушение от скорого наслаждения, не знающего границ.       Нацистская Германия, не желая тратить драгоценное время, уложил юношу на спину, любуясь представшей перед ним картиной. Бледное лицо с чуть красным румянцем на скулах, блестящая от скатывающихся по щекам слез кожа, полные страха и неясности глаза, обрамленные чуть покрасневшей кожей, быстро раскрывающиеся ноздри от учащенного и сбитого дыхания и дрожащие губы, манящие своей мягкостью и розоватым цветом, покрытые небольшими шрамами от частых укусов. Рука немца потянулась к щеке, нежно лаская мокрую кожу. Взгляд же его опустился ниже, осматривая связанного и вздрагивающего от каждого движения мужчины тело, скрытое тонкой тканью длинной рубашки. Кроме этой одежды России больше ничего не дали, в возмущении он невзначай пожаловался Клаусу, который лишь развел руками, ничего так и не ответив.       Русые брови парня сдвинулись к переносице, он никогда не понимал своего мучителя, дарующего ему приторно сладкую ласку и невыносимую боль. Дернув руками уже в который раз, подросток попытался высвободить от природы тонкие запястья, но и эта попытка не увенчалась успехом. Он кожей чувствовал бегавший по нему похотливый взгляд арийца, стараясь не смотреть в столь омерзительные голубые глаза. Разум Рейха охватывало возбуждение, вызванное откровенным видом пленника и его реакцией на прикосновения нациста, от чего действия со стороны нациста становились все решительнее и настойчивее.       Усевшись на бедра юноши, немец медленно и ласково провел ладонями от застывшей в придыхании груди до чуть выступающих тазовых косточек, акцентируя внимание на мягких боках и ребрах. Не в силах больше оттягивать момент, ариец потянулся к маленьким белым пуговицам, сливавшихся с рубашкой в мягком, приглушенном свете настольной лампы. Наклонившись к лицу России, Рейх тяжело вздохнул и прильнул к мочке уха, слегка покусывая и оттягивая кожу, в то время как руки расстегивали пуговицы. Комсомолец стонал на грубых укусах, противно вздрагивая от горячего дыхания. Вскоре нацист перешел влажной дорожкой болезненных поцелуев на шею, а следом и на выступающие ключицы, манящие мужчину своим видом.       Холодные ладони скользнули по впалому животу подростка, отодвигая в стороны мешающую ткань, скрывающую столь желанное тело. Оторвавшись от искусанной шеи, Нацистская Германия принялся рассматривать пленника, в душе восхищаясь стройными и только начавшими грубеть изгибами. Кожа юноши покрылась мурашками от прошедшего по оголенным участкам холодка комнаты. Ходящая ходуном от частого дыхания грудь покрылась испариной, губы жадно хватали воздух, а с зажмуренных глаз уже ручьем текли слезы.       Выпрямившись и не отрывая взгляда от пленника, Рейх быстро стянул с себя рубашку, откидывая ее в сторону. Почувствовав, что немец немного приподнялся на колени, Россия мигом предпринял попытку выползти из-под тяжелой туши. Он ерзал, мотал торсом из стороны в сторону, помогая себе скованными за спиной руками, надеясь подтянуть свои ноги к груди.       Заметив трепыхания жертвы под собой, Рейх лишь усмехнулся, не заостряя внимание на потуги комсомольца вырваться. Однако, подумав немного, нацист решил разнообразить действия, позволив парню подтянуть к себе слегка онемевшие ноги. Последний же, удивившись такому поступку немца, не стал медлить и вытащил нижние конечности, притягивая их к оголенному животу, принимая защищенную позу. Мужчина внимательно наблюдал за трепыханиями жертвы, наслаждаясь столь стеснительным и боязливым поведением. Россия из-под полуприкрытых век следил за каждым движением нациста, отмечая в голове все возможные варианты выхода из сложившийся ситуации, пробирающей юношу до дрожи в коленях.       Наглядевшись на столь манящий вид пленника, Рейх наклонился, однако тут же встретил неожиданное сопротивление в виде несильного удара в грудь и живот свободными ногами. Россия не думал о последствиях, ему предоставили возможность, и он ею воспользовался. Парень брыкался и вертелся, когда его крепко схватили за щиколотки, не давая вновь нанести удары по слабым местам арийца. Руки затекли, а спина болела от неудобного положения, из-за чего все тело пробивали редкие волны боли, распространяющиеся по мышцам стремительным потоком, заставляя юношу на мгновение окаменеть.       Спустя пару минут подобных брыканий, арийцу надоело это ребячество, которое уже не распаляло, а лишь отвлекало от основного действия. Молниеносным движением перехватив пленника под колени, мужчина раздвинул тонкие ноги, превозмогая слабое сопротивление со стороны жертвы. Россия же на столь внезапные действия начал активно возмущаться, выражая это слабыми пинками немца в бока и бесполезным мотанием торса из стороны в сторону.       Одно резкое движение и комсомолец уже задыхался от настойчивого поцелуя, таящего в себе минутную ласку и грубость. Из-за сбитого бестолковыми попытками дыхания, подростку катастрофически не хватало воздуха. Разум с каждой секундой обволакивала густая дымка, мешающая здравым мыслям осветить помутневшее сознание. Чувствуя усилившееся сопротивление, Рейх медленно отстранился от задыхающегося подростка, напоследок слизав с нижней губы выступившую от сильного укуса кровь, смакуя ее на вкус. Почувствовав свободу, Россия большими порывами глотал воздух, силясь дышать полной грудью.       Отпустив расслабившиеся ноги, мужчина принялся изучать стройное тело пленника, не обделяя вниманием ни один шрам. Сам комсомолец в этот момент находился на грани сознания, чувствуя лишь душащую боль в легких и мягкие поглаживания холодных ладоней, создающих контраст с его разгоряченной кожей.       Не успел юноша окончательно прийти в себя, как его вовлекли в новый, более настойчивый и страстный поцелуй. Воспользовавшись замешательством жертвы, немец проник в его рот юрким языком, медленно исследуя верхнее небо и ровный ряд зубов. Россия чувствовал чужую плоть, очерчивающую каждую впадинку, изредка втягивавшую его самого в незамысловатый танец. Ощущения от поцелуя были странными и пугающими. Подросток не намеревался продолжать и, в возмущении и злости, укусил язык наглого немца, полностью не осознавая всю серьезность последствий. Из-за затуманенного сознания, юноша не рассчитал силу, из-за чего укус получился больше предупреждающим.       Такую вольность со стороны пленника Рейх вполне ожидал, однако не учел, что мог с таким же успехом лишиться кончика языка, укуси парень посильнее. Мгновенно отстранившись от пленника, ариец тихо зашипел от легкой боли, подавляя внутри недовольный и болезненный стон. Почувствовав свободу, Россия отполз от немца, который одной рукой прикрыл губы, а второй схватился за коленку жертвы, не давая отдалиться. Когда мужчина поднял свои глаза на комсомольца, последнего охватил леденящий душу ужас, при виде пылающего злобой и яростью взгляда. — Ах, ты, мелкая тварь! — Нацистская Германия схватил подростка за костлявое плечо, прорычав слова ему прямо в лицо, в конце чуть отстранившись. И только сейчас Россия осознал, что произошло. Былая уверенность и мнимая защищенность исчезли сразу же, как только он почувствовал тупую боль на своей скуле. Массивный кулак в миг достиг полного неподдельного ужаса лица пленника, ударяясь о хрупкие кости. — Ты еще за это поплатишься.       Боль мощными волнами распространялась по щеке, отголосками ударяя по затылку, отчего темнота на мгновение застелила собой все вокруг. От такого сильного удара веки комсомольца непроизвольно зажмурились, из-за чего перед глазами появлялись размытые цветные пятна. После сдавленного стона последовало яростное шипение, изредка перебиваемое всхлипами от толпящихся в уголках глаз слез, поочередно стекающих по раскрасневшейся щеке. Ерзанье прекратилось, подросток подтянул дрожащие колени к груди, пытаясь хоть как-то облегчить ноющую боль. Рейх с постепенно утихающими чувствами смотрел на плачущего юношу, съежившегося в защитной позе, словно ежик, только иголок не хватало.       Чувства вины или сильного сожаления в данный момент Нацистская Германия не испытывал, хоть в глубине своей черствой души немного посочувствовал комсомольцу. Мужчине всегда было тяжело сдерживать агрессию и управлять своим гневом, хоть и вывести его было довольно трудно с его врожденной терпеливостью. Маленький Рейх, в порыве неконтролируемой ярости, зачастую избивал нашкодивших или не угодивших ему детей до больницы, даже не чувствуя вину за содеянное, угрозы и нравоучения на него практически не действовали.       Сейчас же он мог выплескивать свою ярость на военнопленных, серьезно калеча, а в некоторых случаях и убивая надменных, молчаливых или слишком горделивых невольников, не выдерживая столь пренебрежительного и неуважительного отношения к своей персоне. Схожая участь не обходила и некоторых подчиненных нациста, однако в их случае ариец не мог полностью распускать руки, от чего солдаты отделывались лишь звонкими пощечинами, выговорами и в самых крайних ситуациях избиениями и трибуналом. В себя мужчина приходил только после выплеска эмоций, когда мутная пелена спадала с разъяренных глаз и его взору представали последствия его действий. — Ты сам в этом виноват. — Нацист понимал, что в этот раз все обошлось малой кровью, притом помутнения сознания не было, что было на руку России, ведь в противном случае все могло закончиться срочной госпитализацией. Лицо арийца выражало недовольство и каплю презрения, губы чуть поджаты, что показывало его сдержанность. — Если будешь послушным, то в этот раз я сжалюсь над тобой. — Ладонь немца мягко легла на здоровую щеку комсомольца, слегка поглаживая влажную от слез кожу. Сам парень дрожал, не понимая такую резкую смену гнева на милость. — Присоединяйся ко мне, малыш. На тебе будет прекрасно смотреться моя форма. — Голос Нацистской Германии становился все более ласковым, даже приторно сладким, что для России было омерзительным. Внутри сразу же разливалась дрожь и внутренняя неприязнь, стоило ему только услышать этот бархатный голос над своим ухом. — Ну же.       Боль в щеке юноши немного отступила, напоминая о себе лишь глухими порывами. Рука Рейха плавно перешла с щеки на хрупкое плечо, очерчивая холодными подушечками пальцев каждую попавшуюся на пути косточку, вызывая у пленника табун мурашек. Исподтишка наблюдая за сменой эмоций на лице немца, Россия все больше убеждался, что в моменты своего триумфа, нацист напоминал ему объевшегося сметаной кота, довольно прищурившего веки и блаженно облизывавшего бледные губы. Возвышающаяся над подростком фигура, напрягала его, подсознательно внушая ему роль безропотной жертвы, коей он являться не желал. — Я никогда не последую за таким монстром, как ты. — Глаза парня загорелись огнем искренней злобы, отметающей свойственные ему спокойствие и здравомыслие. — Ты похитил меня из дома, обесчестил, осквернил! — Болезненные воспоминания о брате, матери и произошедшем неделю назад событии резко врезались в голову России, выбивая из него новый поток слез и негативных эмоций. Несмотря на переполнявшую его злость, юноша не решался поднять голос на арийца, контролируя свой тон и интонацию. — И после этого ты хочешь подчинить меня себе? Никогда! Я не сломаюсь.       Последние слова пленник прохрипел, обращаясь скорее к самому себе, чем к застывшему на мгновение немцу. Неменяющийся в лице Третий Рейх переместил ладонь с плеча на чуть впалый живот, задевая холодными пальцами покрывшуюся мурашками грудь. — Что же, выбор сделан. — Вторая рука мужчины крепко вцепилась в плечо парня, что, несомненно, напрягло самого пленника, предвещая не самые приятные события. Расслабленный и даже от части довольный тон арийца не предвещал ничего хорошего, что еще сильнее насторожило подростка, заставляя непроизвольно сжаться под хищным взглядом. — Если не хочешь добровольно, я сделаю это принудительно.       Россия не придал значения оторвавшейся от его дрожащего живота ладони, однако в следующее же мгновение подавился воздухом, чувствуя раздирающую внутренности боль. Тяжелый кулак с небольшим размахом ударил по беззащитному телу, выдавливая из него сдавленный вскрик, больше похожий на мычание. Комсомолец машинально попытался сжаться еще сильнее, дабы облегчить нарастающую боль. Воспользовавшись состоянием пленника, Нацистская Германия принялся снимать с себя оставшуюся одежду, внимательно следя за жертвой. Штаны вместе с нижним бельем вскоре оказались на полу около рубашки, до этого одиноко лежащей где-то у кровати.       Хоть разговор и не принес желаемого результата, мужчина не стал заострять на этом внимание. Похоть и вожделение вновь начали заполонять разум нациста, заставляя его руки по-хозяйски гулять на голом теле, проходя по самым чувствительным местам. Со стороны России все чаще и чаще начали слышаться короткие томные вздохи, о многом говорящие нетерпеливому немцу, который уже давно был готов приступить к основным действиям, полностью игнорируя положение партнера. На очередном ярком вздохе, Рейх потянулся к верхнему ящику ближайшей тумбочки, доставая из него два мелких пакетика. Заметив знакомую вещь, юноша предпринял новые попытки выбраться из оков.       Подготовка заняла у мужчины считанные секунды, которые он не стал тратить на успокоение своей жертвы. Россия же бился в немой истерике, все никак не находя выход из сложившейся ситуации, с болью осознавая все дальнейшие события, которые ему, к сожалению, не удастся избежать. Крепко вцепившись обеими руками в узкий таз, обтянутый молочной кожей, нацист придвинулся ближе к парню, коленями раздвигая ослабшие ноги.       Одно резкое движение и на всю комнату раздается душераздирающий крик в дуэте с хриплым стоном. Из широко распахнутых глаз брызнул новый поток слез, Россию подкинуло будто от мощного удара тока, от чего онемевшая спина до хруста в позвонках выгнулась дугой, выставляя ходящую ходуном грудь на показ. Рейх сильнее впился тонкими пальцами в покрасневшую кожу, оставляя после себя мелкие кровоточащие царапины, которые в будущем грозились превратиться в огромные и яркие синяки.       Проникновение без должной подготовки было настолько болезненным, что у комсомольца перед глазами начали играть цветные пятна, мерцающие яркими огнями. Все ощущения обострились и сосредоточились чуть ниже копчика. Раздирающая все тело боль била даже по вискам. Однако Нацистская Германия тоже не испытывал хоть какого-то удовольствия, до боли стискивая зубы, чувствуя болезненную узость, обволакивающую его плоть. Мужчина не стал бы прибегать к таким радикальным действиям будь мальчишка чуть покладистей, но исходя из соображений воспитательных действий, он решил преподать пленнику небольшой урок.       Охрипшее горло подростка уже не могло разносить по комнате громкий крик, выдавливая из легких только жалобный скулеж, кряхтение и шипение. Все тело юноши пробила крупная дрожь, ноги дергались от нарастающих судорог, а кончики пальцев пробивал электрический разряд. Нацист силился не двигаться, превозмогая давящую боль в паху, чтобы не навредить себе или неподготовленному пленнику. Юноша был слишком зажат, из-за чего неприятные ощущения только обострялись и нарастали.       Рейх, немедля, принялся ласкать чувствительное тело России, пытаясь разморить его медленными поглаживаниями по стройным бокам, часто вздымающейся груди и расцвеченной шее. Он впился в губы комсомольца принудительным поцелуем, отвлекая его таким образом от раздирающей боли в нутре. Парень чувствовал, как сознание с каждой секундой все сильнее затягивала черная дымка, заглушающая болезненные ощущения. Сонливость нахлынула мощными волнами, окутывая остатки разума. Россия уже готов был потерять сознание, на пороге слыша лишь кряхтение и мычание мужчины, но пара звонких пощечин вернули его в действительность, возвращая чувствительность. Жалобный стон слетел с приоткрытых губ юноши. — Только попробуй заснуть. — Приторно сладостно промурлыкал Рейх, давя таким образом на сознание подростка. Ожидание тягучим клубком скапливалось внизу живота, плавно переходя в область паха. Несмотря на не самые приятные ощущения, возбуждение новыми волнами одолевало сознание немца, заставляя того поторопиться. — Мы еще не закончили с твоим наказанием.       Нацистская Германия сделал слабый пробный толчок, в ответ получив лишь приглушенный вскрик, разнесшийся по комнате. Сквозь беспросветную пелену боли, Россия чувствовал, как по его бедру потекла струйка крови. Мужчина же не обращал на разорванное кольцо мышц никакого внимания, опьяненный нахлынувшими на сознание ощущениями. Не в силах больше сдерживаться, ариец начал медленные, мерные движения, не решаясь входить на полную длину.       Сдавленный скулеж пленника не останавливал немца, который вскоре перешел на умеренный темп, с каждой секундой набирая все большую скорость и амплитуду. Кровь служила хорошей смазкой, позволяя нацисту легче и свободнее двигаться внутри тугого нутра комсомольца, глаза которого от каждого более сильного толчка рефлекторно расширялись. Подушка под Россией уже ощутимо промокла от нескончаемого потока горьких слез, хриплые, почти неслышные, крики изредка вырывались из его глотки, опаляя жаром саднящее горло. Каждое движение мужчины отдавалось волной мощной боли, растекающейся током по всему телу, заставляя даже онемевшие пальцы рук судорожно вздрагивать.       Найти слово, чтобы описать свое состояние в тот момент, подросток не мог. Отвращение к себе и нацисту, в равной мере переполняли его. Мыслей не было, лишь отчетливое желание все прекратить и забыться в бездонном омуте небытия, быть поглощенным черной массой, над которой время не будет властвовать, давая подростку целую вечность на принятие случившегося. Россия уже второй раз был раздавлен и унижен одним и тем же человеком, пытающегося сломать его психику, что у него, с ощутимым успехом, получалось. И вновь Россия задумался, за какие грехи и деяния судьба наградила его таким «подарком». Он не желал видеть, как над его собственным телом жестоко и беспристрастно измываются, обращаясь так же, как с безвольной куклой. Прикрыв покрасневшие глаза, парень мысленно молил о беспамятстве, которое убережет его от боли, забрав в свои холодные объятья.       Нацистская Германия ритмично двигал бедрами, с каждым толчком все глубже вталкиваясь в напряженное нутро, чувствуя нарастающую волну оргазма, однако переходить на бешенный темп не спешил, предпочитая растягивать удовольствие. Слабые крики и пошлые шлепки тела об тело наполняли комнату, отражаясь от массивных стен. Вскоре размашистые движения начали замедляться, а пыхтение над парнем лишь усиливаться. Насилие над еще неокрепшим юнцом приносило Рейху незабываемое удовольствие, выражающееся в довольном тихом рычании, исходящем прямо из глубины глотки.       Спустя некоторое время, нацист резко остановился, разнося по комнате свое тяжелое дыхание. Бедра неумолимо начало сводить в спазмах от нахлынувшей усталости, а сердце бешено билось о грудную клетку. Данная поза вымотала выносливого арийца, из-за чего он решил сменить положение для удобства и хоть какого-то разнообразия. Выйдя из разорванного нутра, мужчина почувствовал будоражащий холодок, прошедший по паху. Россия же на эти действия сдавленно простонал, чувствуя, как по его коже атласными лентами стекали струйки горячей крови.       Краем сознания Нацистская Германия понимал, что на этом моменте стоило бы и закончить, даже учитывая не пришедшую разрядку, однако вожделение и похоть заполонили разум, заставляя его действовать на животных инстинктах. Ухватившись за плечи подростка, Рейх перевернул дрожащее и обмякшее тельце на живот, нетерпеливо оглаживая стройные плечи и бока, вызывая на коже жертвы мурашки. Спустившись к чуть покрасневшему от наливающихся синяков тазу, мужчина ухватился за изгиб бедра, оттопыривая мягкие ягодицы на удобной высоте.       Пленник не реагировал ни на мимолетные ласки, ни на смену положения своего тела, сознанием находясь в омуте однотипных мыслей, которые вторили лишь один-единственный вопрос: «Когда закончится эта пытка?». В его блестящих от слез глазах больше не было той искры, которая давала парню уверенность, решимость и силу. Последние крупицы надломленной воли затаились глубоко в душе подростка, не давая окончательно сойти с ума.       Третий Рейх, вновь вцепившись тонкими пальцами в таз пленника, потянул его на себя, плавным движением врываясь в измученное нутро. Россия тяжело вскрикнул, чувствуя разрастающееся жжение по мышцам, пробивающее до спазмов в конечностях. Мужчина протяжно простонал, от вновь нахлынувшей волны блаженства от тугих стенок, плотно обхвативших налившуюся кровью плоть. Скорость с каждым толчком все увеличивалась, вырывая из глотки парня хрипы и шипения.       Простынь под Россией пропиталась кровью, неприятно прилипая к дрожащим коленкам. Спина задеревенела, а руки, прочно скованные цепью наручников, уже совсем не чувствовались. Одна из ладоней арийца плавно скользнула по спине подростка, задирая промокшую от холодного пота рубашку, пробираясь к лопаткам.       Добравшись до «крыльцев», мужчина невесомо обвел кончиками пальцев свою метку – зажившее клеймо. Прощупав каждый рубец, он улыбнулся от понимания полной принадлежности юноши себе. С каждым новым толчком Нацистская Германия все громче рычал, чувствуя наступающий оргазм, пока в один момент не толкнулся на всю длину и не застыл. Сумасшедший ритм сердца сбивал дыхание арийца, заставляя его закрыть глаза от блаженства.       Сейчас, когда комнату наполняли лишь тихие всхлипы подростка и тяжелые вздохи нациста, Россия почувствовал разливающееся внутри тепло. Ему было мерзко от одного лишь понимания, что Третий Рейх спустил в него, осквернив и унизив подростка уже в который раз, втаптывая его гордость в грязь. Комсомолец был отвратителен сам себе. Не мог он простить слабость тонкого тела, скованность при одном лишь виде немца и вынужденное смирение.       Мужчина покинул разодранное нутро с довольно громким хлюпающим звуком, разнесшимся по всей спальне. Краем глаза он заметил, что контрацептив был вымазан его собственным семенем. Видимо от столь яростных действий он не выдержал и порвался под самый конец. Немного отдышавшись, немец потянулся усталыми руками к тумбочке, где все это время покоился крохотный ключ от наручников, слабо поблескивающий в мягком свете лампы. Освободив пленника от оков, Рейх уложил его на бок, помогая удобно улечься, и накрыл его перепачканным одеялом.       Комсомолец болезненно простонал, когда его плавно повалили на постель. Анус нещадно болел и зудел, покрываясь плотной коркой засохшей крови. Все тело ломило, глаза жгло от высохших слез, а посиневшие руки с каждой секундой кололо все сильнее, непроизвольно дергая онемевшие мышцы. Долгожданное забвение все не наступало, казалось, что судьба намеренно не давала подростку уйти в небытие, прекратив нескончаемую череду боли и страданий.       Налившиеся свинцом веки плавно сомкнулись, закрывая покрасневшие глаза, потерявшие свою яркость. Уже на краю сознания Россия почувствовал теплую ладонь, прошедшую вдоль его позвоночника, ненадолго задерживаясь на каждом позвонке. Не дойдя до поясницы, рука исчезла, а разум комсомольца канул в непроглядной пустоте.       Темнота полностью окутала серое небо, не давая пробиться тусклому лунному свету. Дождь до сих пор барабанил по железному подоконнику, задавая свой ритм и мелодию. Встав с постели, Рейх в два шага подошел к комоду, доставая из ящиков чистую одежду. После такого жаркого времяпрепровождения жутко хотелось охладиться под мощными струями леденящего душа. Уже стоя у двери в ванную, нацист мельком обернулся, кинув беглый взгляд на застывшего, словно мертвого, юношу, лежащего на кровати. Подросток уснул почти сразу же, после закономерного конца. В голове Рейха проскочила мысль, что было бы неплохо вымыть и мальчишку заодно, все же сегодня он позволит ему последнюю милость – уснуть на мягкой кровати. Отвернувшись от России, мужчина медленным шагом вошел в ванну, подставляя под холодные струи свое лицо.       Выйдя из душа, Рейх, полотенцем протирая мокрые волосы, вновь зацепился взглядом за пленника и перепачканную в крови и поту постель. Спать в такой кровати у него не было ни малейшего желания. Немного нахмурившись, нацист вышел из спальни, вернувшись обратно за считаные минуты. За ним робко и смиренно стояла девушка с комплектом чистого постельного белья в руках. Мужчина с растрепанными волосами подошел к кровати, отбрасывая от нагого тела одеяло, подхватывая его на крепкие руки. Девушка, не поднимая головы, подлетела к постели, когда ариец с юношей на руках скрылся в соседней комнате. Уложив пленника в еще не охладевшую ванную, Нацистская Германия настроил температуру воды и принялся отмывать его от засохшей крови, семени и липкого пота. Податливое и расслабленное тело, казалось, таяло под теплыми струями воды, после вздрагивая и покрываясь толпами мурашек от холода комнаты.       Покинув душную комнату, нацист застал уже полностью убранную спальню и тихонько мнущуюся у двери пленницу, работавшей прислугой в офицерском корпусе. Молча кивнув ей в сторону, нацист прошел к кровати, слыша слабый стук закрывшейся двери. Уложив бессознательного пленника, немец сам принялся укладываться в постель, попутно выключив режущую сонные глаза лампу, погружаясь в долгожданный сон. Пристегивать или хоть как-то сковывать комсомольца не было необходимости, поэтому ариец со спокойной душой лег рядом с юношей, чувствуя легкий запах душистого мыла, ласкающий обоняние.