Холодные оковы

      Перед глазами все плыло, темные ели сливались в единое пятно, неуловимо проносясь мимо. Звуки леса заглушало бешенное сердцебиение, отдававшееся эхом в ушах. Горло, из-за морозного весеннего воздуха, практически не чувствовалось. Частое дыхание сбивалось каждые несколько минут, а силы все быстрее покидали измученного юношу, который все чаще спотыкался о разбросанные вокруг ветви и собственные ватные ноги. Но все это не мешало России с остервенением нестись вперед, забывая и о дыхании, и о нестерпимой боли, заглушаемой очередной волной адреналина, которая и придавала мнимых сил, истощая измученного подростка.       Позади виднелся только нескончаемый лес, который, казалось, безвозвратно поглощал все, что оказывалось внутри него. Комсомолец не знал насколько далеко смог убежать от лагеря, ковыляя среди бесчисленного множества вековых деревьев. Сбавив шаг, он огляделся, переводя дыхание и выискивая хоть что-то, что могло бы помочь ему пережить надвигающийся холод, мощными волнами опаляющий разгоряченную и взмокшую после бега кожу. Ледяными пальцами парень хватался за края огромного кителя, сильнее укутывая свое дрожащее тело, пытаясь сохранить такое драгоценное тепло. С неба, сквозь мощную листву, на землю падали мелкие капли дождя, полностью намочившие плотную ткань кителя. Ботинки уже давно при каждом шаге хлюпали от попавших в них грязи и воды, на что Россия даже не обратил внимания.       Подойдя к толстому стволу высокого темного дерева, верхушка которого терялась среди зеленых ветвей, беглец присел около него, спиной облокотившись на его чуть мокрую от дождя кору, плавно скатываясь на землю. Усталость все более массивными волнами била по ослабшему телу, которое с каждой секундой пробивала острая боль. От собачьего холода и обильной потери крови тряслись руки и колени, пальцы стали словно деревянными и совсем не хотели слушаться. Полностью мокрая рубашка обволакивала худое тельце, заставляя непроизвольно вздрагивать каждый раз, когда по земле проходило слабое дуновение ветра. Юноша с трудом притянул отнимающиеся ноги, прижимая их как можно сильнее к груди, стараясь таким способом сохранить как можно больше тепла.       Солнце уже долгое время пряталось за плотным слоем облаков, откидывая на землю множество теней, окутывая ее полутьмой. В лесу же стемнело настолько, что казалось время близилось к преддверию ночи, но все же различить стволы деревьев можно было по размывающимся в темноте теням, раскачивающихся из стороны в сторону под слабым потоком ветра. Россия краем сознания понимал, что ночь не за горами и, если он не разведет костер и не найдет хоть какое-нибудь сухое место, что в лесу практически невозможно, то вскоре умрет от пронизывающего до костей холода, который с каждым часом лишь креп.       Еще пару минут полежав и придя в себя, Россия вспомнил о коробочке, которую дал ему Клаус. В руках парень держал небольшой железный футляр, отдаленно напоминающий чехол для очков с более острыми краями. Кое-как подцепив трясущимися пальцами защелку и щелкнув ею, комсомолец открыл крышку, осматривая содержимое металлической коробочки. Внутри был небольшой компас, сделанный из вырезанного вручную деревянного корпуса, видимо подарочный, небольшой перочинный нож, выделяющийся лишь черной деревянной ручкой и хорошо заточенным лезвием, и спичечный коробок, украшенный разноцветной картинкой. Это был небольшой набор для выживания, Россия видел подобные, когда они с отцом ходили в музей, посвященный военной тематике. Эта вещица была сейчас очень кстати.       Кровь менее мощным поток все продолжала хлестать из прокушенных собаками мест, окропляя все вокруг бордовой жидкостью. Взяв в дрожащую руку нож, парень принялся резать подол длинной рубашки на широкие полосы, аккуратно складывая их на своем плече, стараясь не пачкать. Теперь рубашка доставала ему до середины бедра, что немного смущало комсомольца, однако в данным момент его не заботило волнение за столь непристойный, во всех смыслах, вид. Отложив орудие обратно в футляр, подросток взял влажные лоскутки ткани и принялся плотно бинтовать сначала ногу, которую, благо, пес прокусил не слишком глубоко, задев лишь мелкие сосуды. Следом нужно было закрыть рану на животе, учитывая многие обстоятельства, Россия через слезы и сдавленные крики все же смог замотать бок, который не давал ему приподняться, постоянно отдаваясь колкой болью, пронизывающей позвоночник. Правая рука пострадала сильнее всего, но кроме пары крупных сосудов больше ничего не было задето. Отделив от последнего лоскутка небольшую полосу, юноша обмотал ее чуть выше локтя, несильно затягивая, чтобы уменьшить кровоток.       Россия чувствовал, как сознание медленно затягивает непроглядный туман, а все тело с каждой секундой грозилось обессиленно упасть наземь. Он прекрасно понимал, что времени осталось немного, однако нужно еще было успеть развести костер и найти сухое место и хворост. Хватаясь деревянными пальцами за мощный ствол, подросток через боль и слабость встал на ватные ноги, которые так и норовили уронить слабое тельце. Осмотревшись затуманенным взглядом, юноша заметил вдали поваленную молодую елку, которая из последних сил держалась за пень, полностью не склоняясь к земле.       Прихрамывая и опираясь на единственную опору в виде толстой палки, которую парень на протяжении всего бега использовал как трость, подросток подошел к елке, осматривая временное укрытие. Под деревом была практически сухая земля с редкой мелкой травкой, нижние подсохшие ветки вполне годились для растопки, парню оставалось только найти небольшие бревна, которые в достатке были разбросаны по всему лесу, и поскорее устроиться на ночь. Оборвав несколько веток и сложив их в виде шалаша почти впритык к поваленной ели, юноша принялся разводить огонь, используя спички из набора.       В школе, еще мальчишкой, Россия любил уроки по выживанию на разной местности на случай непредвиденной ситуации. Он часто ходил в походы со своим классом, а летом с семьей во главе отца, который рассказывал о различных хитростях, которые могли помочь в той или иной ситуации и облегчить выживание при ранении или непогоде. Парню так нравилось смотреть на изумленные и любопытные мордашки младших братьев и сестер, когда он ловко ставил палатку, делал шалаши из собранных и обрубленных веток и разводил костер, аккуратно обрамляя его камнями, попутно рассказывая младшеньким о правилах обращения с огнем, которые сам знал на зубок.       Тяжелый вздох терялся среди лесного шума, вспоминать семью было тяжело, учитывая, что некоторых постигла та же участь, что и Россию, однако расклеиваться сейчас у парня не было никакого права. Он должен выжить и освободить своих родных, помочь отцу отразить стремительную вражескую атаку и забыть о том, что случилось в стенах лагеря. Легкое движение трясущейся рукой и спичка вспыхнула от трения об терку, слабо светя в темноте леса. Повозившись некоторое время с костром, парень все же смог добиться желаемого и через пару минут его уже обволакивало тепло от разгорающихся дров. Он прекрасно понимал, что ищущие его нацисты с легкостью могли заметить свет от слабого огня, однако умирать от холода, который пробирал до костей – было страшнее. Россия был смекалистым, и набрал небольшое количество ветвей и щепок, которых едва хватило бы на час, но этого времени будет достаточно, чтобы согреться, отдохнуть и высушиться.       Усталость, обильная кровопотеря и постоянный стресс сказывались на здоровье подростка, во время бега его не раз пробивал кровавый кашель, который даже сейчас напоминал о себе. Парень искренне надеялся, что он не был вызван разодранными внутренними органами, хоть при перевязке и не заметил повреждений, которые могли вызвать серьезное опасение за жизнь. Тепло и мелодичное потрескивание дров разморило изможденное тело, полностью отдавая его в объятья пустоты, утягивая остатки разума во тьму. Перед сном Россия успел нарвать пушистых веток и устелить ими промерзшую землю, укутавшись в чуть подсохший китель, который своим цветом скрывал комсомольца в тени дерева, что служило неплохой маскировкой.       Проснулся беглец от холода, полностью окутавшего худого подростка, заставляя его дрожать и стучать зубами. Все тело ужасно ломило не только от ночного мороза, но и от твердой «постели». Небо уже окунулось во мрак, освещая лесную чащу лишь редкими пробивающимися лучами полной луны. Огонь потух и, судя по остывшим углям, довольно давно. Нужно было двигаться дальше, глубже в лес, однако сил, чтобы просто приподняться совсем не было. Радовало лишь одно, нацисты за все это время не нашли его, значит время на дальнейший побег еще немного, но есть. Преодолев ломоту и боль, Россия смог выползти из-под елки, которая послужила ему хорошим убежищем, и приподнялся на ватных ногах, опираясь здоровой рукой о ствол ближайшего дерева. Удалось такое усилие не с первого раза, но настойчивый характер подростка не позволял сдаться на середине пути.       Прихрамывая, юноша поплелся прямиком к своей цели, делая короткие перебежки от дерева к дереву. Свою «трость» он использовал для поддержания огня, поэтому сейчас, с раненой ногой, он мог передвигаться лишь таким способом, делая недолгие передышки, спиной опираясь о мощные и крепкие стволы вековых елей. Ноги так и продолжали заплетаться между собой и спотыкаться о разбросанные по земле ветви, которые больно били по голеням, наверняка оставляя после себя кровоточащие раны и синяки. Комсомольцу казалось, что он идет целую вечность, однако в действительности около часа пути. Дыхание сбилось еще на первых шагах, иногда прерываемое сильным кашлем с примесью крови, а сейчас вообще было настолько тяжелым, что со стороны могло показаться приступом пневмонии. Сердце билось в бешенном темпе, разгоняя разгоряченную кровь в онемевшие и замерзшие конечности, заставляя их дрожать.       Резкая и острая боль в боку появилась столь же внезапно, как и сдавленный крик, вырвавшийся из сухого горла. Присев на торчащие корни одной из елей, Россия сунул трясущуюся руку под китель, чувствуя, как лоскут ткани насквозь пропитался кровью. Рана от столь активного движения вновь открылась, принося подростку новый букет неприятных ощущений, отдававшихся легким звоном в ушах. Скудные остатки сил вновь стремительно покинули тело вместе с бордовой жидкостью. Глаза прикрыты, в борьбе с нахлынувшей волной сонливости, которая так и утягивала разум в пустоту.       Уже на краю сознания до России донеслись непонятные шорохи, раздающиеся из-за дерева, под которым он сидел. Парень сразу же взбодрился от накатившего страха, который взбудоражил все тело, заставив его замереть. Сердце же вновь набрало ритм, а в горле сперло дыхание, застревая в нем плотным комком. Было ясно лишь одно, шорох, уж слишком сильно походивший на аккуратный шаг, становился все четче и громче. На дворе была ночь, а значит, если укутаться в китель и затаиться, то сбежавшего пленника могли попросту не заметить. Россия очень надеялся избежать встречи с нацистом, однако все же вытащил из внутреннего кармана накидки нож, крепко ухватив его дрожащими от холода и страха пальцами. Убить таким орудием нельзя, однако замедлить и серьезно ранить вполне.       Сердце парня замерло и ушло в пятки, когда шорохи затихли прямо за его спиной, нагнетая и так щекотливую ситуацию. Он не дышал, не двигался, но внимательно вслушивался. Все тело охватил неописуемый страх, юноша не желал возвращаться к Нацистской Германии, который заставил его вытерпеть столько боли и страданий, что даже воспоминания отдаются на коже фантомной резью, а глаза непроизвольно жгло от подступающих слез. Перехватив нож поудобнее, Россия начал выжидать, как проворная рысь, сидящая в засаде в ожидании беспечной жертвы.       Минута, две, подростка сильно напрягала затянувшаяся тишина, будто на него самого ведется охота, и зверолов ждет первый шаг со стороны зверя, который станет для него роковым. Однако вскоре шуршание вновь раздалось за кроной дерева. Россия не на шутку испугался и чуть вздрогнул, когда понял, что шорохи обходили мощный ствол, за которым и прятался комсомолец. Времени на раздумья больше не было, нужно было ухватить шанс нанести внезапную атаку и как можно скорее скрыться, после нанесенного удара. Стоило только неизвестному сделать еще один шаг, как раздался громкий крик, поглощенный лесной тишиной. Жертва упала около юноши, пока сам он с тяжестью поднялся на ноги, чувствуя, как кровь новым потоком хлынула из бока, доставляя подростку неописуемые ощущения. Нож, который беглец со всей силы вонзил в чью-то ногу, до сих пор торчал из голени, рукоятка которого полностью покрылась брызнувшей кровью.       Собравшись с мыслями, Россия попытался оттолкнуться от крепкого ствола, дабы, наконец-то, скрыться с глаз преследователя, однако тело в то же мгновение обмякло. Полностью измотанный и обессиленный парень обратно скатился по дереву, вновь усевшись на твердых корнях. Тихие крики сменялись злобной руганью и сдавленными стонами в перерывах между предложениями. Туман плотной дымкой встал перед глазами, а чувства притупились, что даже такая громкая немецкая речь была едва отличимой от нарастающего шума в ушах. Через силу повернув голову в сторону притихших шорохов, Россия увидел слабый силуэт преследователя, которым, как и ожидалось, оказался немецкий солдат, держащий в руках пистолет, дуло которого было направленно точно на комсомольца. Когда же немец отошел от очередной волны боли, то внимательнее взглянул на свою жертву, прожигая ее небольшую тушку злобным взглядом. Одно движение и бесчувственное тело подростка упало на холодную и чуть влажную землю. На лбу виднелась глубокая царапина, кровь из которой наискось проходила через лицо беглеца тонкой струей, оставляя за собой четкий след.       Солдат, подойдя к телу, присел около него и, протянув руку к открывшейся шее, проверил пульс. Он был слабым, однако после столь долгого бега с кровоточащими ранами ничего другого ожидать и не стоило. Резкая боль вновь пронзила пострадавшую голень, из-за чего мужчина даже цыкнул, сдерживая слабый вскрик. Тяжко вздохнув, ариец вытащил из поясной сумки небольшой моток бинтов и склянку с разбавленным спиртом. Оттянув штанину мокрых штанов вверх, он схватился свободной рукой за скользкую деревянную ручку ножа, резким движением извлекая его из плоти. По лесу пронесся пронзительный крик, а следом и сдавленное шипение. Отточенными движениями и чуть дрожащими от испытанных ощущений руками нацист забинтовал рану, крепко фиксируя бинт.       Немного оправившись от боли, немец поднялся на ноги и подхватил безропотное тело пленника, укладывая его на свое плечо. Прихрамывая, он двинулся по уже знакомой дорожке, тихо шикая от колких ощущений. Лес был полностью погружен во тьму, и лишь лунный свет, редкие лучи которого пробивались сквозь мощную листву, освещал величественные стволы и блестящую росу на только вылезшей траве. Ветер любовно играл с немолодыми деревьями, ветви которых раскачивались в такт, показывая на земле своеобразный вальс теней. Где-то вдалеке послышались глухие шорохи, а затем и тихие взмахи крыльев, уходящие вглубь дремучего леса, теряясь среди симфонии, составленной единством обитателей столь сказочного места. Ночные звери вышли на охоту, бесшумно ступая по сухому валежнику.       Не смотря на столь гнетущую атмосферу ночного леса, солдат уверенной походкой шагал вперед, изредка поправляя сползающее с плеча тело. Долго идти не пришлось, уже через двадцать минут показались очертания небольшого деревянного домика, чуть покосившегося от времени и частых дождей. Фундамент медленно поглощался землей, а стены у основания крепко обволакивала набирающая силу растительность. Подойдя к дряхлой дверце, мужчина ухватился за хлипкую ручку, которая, казалось, вот-вот отвалится, и плавно дернул ее на себя. Дерево ужасно заскрипело, пробуждая все зверье в округе. Не мешкая, ариец забрался внутрь небольшой постройки, пытаясь разглядеть в ней слабые очертания предметов. Слабый свет луны не доставал до домика, полностью отдавая его в лапы темноты, которая, в свою очередь, поглотила забытую избушку. На ощупь найдя стол, немец принялся изучать все имеющиеся на его поверхности предметы, выискивая хоть что-то похожее на лампу.       Проведя в полусогнутом положении несколько минут, мужчине все же улыбнулась удача в виде старой керосиновой лампы. Поудобнее перехватив пленника, солдат выудил из поясной сумки спичечный коробок. После нескольких слабых ожогов на кончиках пальцах, арийцу удалось зажечь несчастную лампу, свет которой был слабым, но достаточным, чтобы осветить крохотную комнатку. Оглядевшись, он сразу же двинулся к кровати, которая стояла по другую сторону от стола, примыкая к стене, где была дверь. Уложив свою ношу на пыльную постель, частицы которой сразу же поднялись вверх, щекоча слизистую носа, мужчина, сдержав вырывающийся чих, сел на стул, предварительно смахнув с него хороший слой пыли. Еще раз осмотрев стол, нацист заметил в самом дальнем углу запылившийся железный ящик небольшого размера, с множеством различных надписей на боках.       Пододвинув его к себе, ариец открыл крышку и вытащил оттуда телефонную трубку, провод от которой уходил внутрь устройства. Модель передатчика была не новой, однако зарекомендовала себя довольно хорошей связью и прочностью конструкции, которая может пережить падение и выстрел в крепкий корпус. Вытащив оставшуюся часть агрегата, мужчина принялся икать нужную волну, морщась, когда из динамиков доносились особенно громкие помехи, режущие слух. — База, это Жан. — С той стороны слышался какой-то шум, однако отточенная речь улавливалась довольно хорошо, и различить каждое слово не составляло труда. — Я нашел мальчишку, но возникли непредвиденные неприятности. — Отличная работа солдат. — Голос из динамиков был искажен. Лес мешал волнам доходить до приемника, из-за чего были ощутимые помехи. — Пленник жив? — Да, но из-за ран я смогу привести его в лагерь только на рассвете, иначе он не перенесет дороги. — Голос немца был уверенным. При свете лампы он заметил окровавленные бинты, до сих пор впитывающие в себя жидкость, которая струйками стекала на пыльный матрац. — Сообщите свои координаты. — Дежурный солдат был беспристрастным. Его дело налаживать связь и принимать входящие сообщения, передавая полученную информацию Третьему Рейху, а более его ничего не волновало. — Мы находимся в старом охранном домике на востоке. — Констатировал уставшим голосом Жан, чувствуя, как из раны потихоньку сочится кровь, забирая с собой силы. Он и сам сейчас не в состоянии идти более часа по лесу, притом с пленником на перевес, поэтому решил переждать несколько часов, чтобы с новыми силами двинуться в путь. — Принято. Утром ждем вашего прибытия в лагерь. — Сообщил ариец из динамика и положил трубку, после чего наступила тишина.       Убрав увесистый аппарат обратно в железный ящик, мужчина двинулся к кожаному креслу, которое стояло за кроватью, подлокотником плотно упираясь в стену. Наскоро стряхнув пыль, ариец удобно уселся, наконец расслабив поврежденную ногу, давая ей отдохнуть. Вся форма, после удачного нападения пленника, была перепачкана в грязи, что немного раздражало немца. Долгая погоня вымотала его, однако учитывая важность беглеца, то мужчина не сомневался в скором повышении или неплохой награде в виде ордена или медали.       Только спина солдата коснулась мягкой кожи, как по всей комнате раздался громкий стук стекла. Невольно дернувшись, немец устремил свой взгляд на окно, замечая на нем огромные трещины, которые чудом не расползлись по всей поверхности. Это небольшое происшествие напрягло немца, из-за чего он, вытащив заряженный, и снятый с предохранителя, пистолет, тихим и медленным шагом направился прямиком к двери. Взяв во вторую руку лампу, Жан неспешно открыл ветхую дверь, коротая с протяжным скрипом выпустила вооруженного нациста. Глаза, привыкшие к мягкому свету, практически ничего не видели. Немного потоптавшись у порога и подождав, когда зрение сможет адаптироваться к темноте, немец заметил в тени дерева чей-то высокий силуэт.