***
Всю последующую неделю Россия провел в апатии. Он так и не смог прийти к единому решению, отчего-то казалось, что в обеих историях проскальзывала ложь и недосказанность. Нацистская Германия был занят своими делами и ему, в срочном порядке, пришлось покинуть лагерь на несколько дней, из-за чего к подростку захаживал только молчаливый Хайнц, который приносил ему еду. Однако хоть какого-то желания наполнить желудок совсем не было, да и сам голод от чего-то притупился. Офицер на нетронутые порции ничего не говорил, только спокойно уносил поднос и, вскоре возвращаясь, насильно заставлял пленника выпивать стакан воды. Подросток противился, пытался оказывать слабое сопротивление, однако кроме помятых манжет и скомканной рубашки сил ни на что более не хватало. Каждый раз малая часть воды попадала в легкие, из-за чего он после поения заливался ужасным кашлем, чувствуя вставший в горле ком тошноты. С возвращением Нацистской Германией подобные инциденты не прекратились, но приняли более щадящую сторону. Уговаривать подростка никто не собирался, вместо этого мужчина вновь прибегнул к хитрости и психологическому давлению, вызывая у мальчишки дискомфорт. Однако через пару-тройку таких сеансов юноша начал самостоятельно, без принуждения, пить воду, но вот с едой все было куда сложнее. Подавленность его никуда не ушла, что откровенно злило и одновременно напрягало немца. Он пытался разговорить комсомольца, вырвать его из пучины собственных мыслей, однако тот продолжал молча сидеть на кровати, отводя пустой взгляд в сторону, дабы не наткнуться на него. Даже новая одежда, состоящая из полноценного комплекта, не обрадовала пленника. Подобное поведение надоело Третьему Рейху уже через несколько дней. Он не жалел о содеянном, только о том, что все это «представление» подросток смог увидеть собственными глазами. Долгие и кропотливые труды пошли псу под хвост лишь из-за одного случайного события. Обдумав все еще раз, мужчиной было принято решение вернуться в Рейхстаг. Фюрер уже давно уговаривал его приехать, да и к тому же смена обстановки пойдет пленнику на пользу. Ему больше не придется каждый день видеть из окна место казни и вырисовывать у себя в голове хорошо отпечатавшиеся образы. Новость о переезде стала для России полной неожиданностью. Не успел он привыкнуть к этой каморке, как его вновь собрались куда-то везти. Но кто он такой, чтобы возражать? Его просто поставили перед фактом, что завтра утром они покинут этот лагерь, и больше ничего. Парень не был расстроен, обижен или опечален, ему совсем не хотелось понимать все происходящее, следить за ходом времени, он желал лишь плыть по течению реки, руслом которой так умело управлял Нацистская Германия. Спустя столько времени комсомолец понял, что больше всего его убивала не мысль о смерти Геры, ведь знакомы они были меньше суток, а осознание того, что для Рейха чужая жизнь не имеет совершенно никакой ценности. Даже собственного солдата он без сомнения устранил, стоило тому только пойти наперекор его желаниям. О жестокости арийца юноша знал не понаслышке, однако каждый раз, когда он был близок к понимаю своих чувств к этому монстру, осознанию переполняющих его эмоций, тот выкидывал что-то совсем невообразимое. Казалось, что он ради развлечения дергает за струны его души, заставляя ненавидеть, сомневаться и желать. Россия устал. Он устал сопротивляться, утратил желание сбежать и увидеть семью, о которой в последнее время вспоминал лишь украдкой. Зачастую подросток задумывался, а не приснилась ли ему эта счастливая и беззаботная жизнь, не выдумал ли он себе любящего отца, братьев и женщину, заменившую ему мать. Все произошедшее когда-то казалось лишь сладким сном в кошмарной реальности. Как узнать где правда, а где ложь, если ты сидишь в вакууме и окружают тебя лишь лжецы? Он уже совсем потерялся в этом омуте неизвестности. Ночь перед отъездом, казалось, тянулась вечность, пока ранние лучики солнца не начали стучаться в крохотное оконце. По ту сторону двери уже давно слышалась возня, а с улицы доносился рев мотора. За всю ночь парень так и не смог сомкнуть опухшие глаза, уже давно не чувствуя усталости в теле и тяжести в голове. Наоборот, ему нравилось это ощущение духоты, помутнения рассудка и легкой пелены перед глазами, скрывающие его сознание от всего происходящего вокруг, пропуская через себя лишь малую часть. Так и сейчас он совсем не заметил открывшуюся дверь, скользнувшую в его комнату тень, скрытую яркими лучами солнца, и цепкие руки, которые с силой встряхнули его с кровати и поставили на ватные ноги. Головокружение на фоне всего чувствовалась слабо, а расползающаяся перед глазами черная паутина загораживала весь обзор. Но даже так, Россия прекрасно знал кто прямо сейчас волочит его за собой по длинным коридорам, куда его ведут и для чего. Вырваться и убежать? Не слишком сильная хватка позволяла освободиться при должном усилии, но есть ли в этом смысл? Проявить сопротивление и нежелание покидать уже породнившуюся каморку? Ни к чему. Только оказавшись на улице, Россия немного пришел в себя и поднял свешенную все это время голову. Прохладный ветерок приятно охлаждал кожу, но уже не пробуждал в подростке ранний восторг, лишь напоминал о боли, семье и навсегда утерянной свободе. Сердце его даже не дрогнуло, когда руку мягко отпустили возле черной машины. Все вокруг будто перестало существовать, стало таким серым, что не стоило и толики внимания. Перед собой комсомолец видел только любезно распахнутую дверь и оббитый черной кожей салон. Чужая рука несильно подтолкнула его залезть внутрь, а он и не противился ее воле. Флегматично отползая к окну, парень не заметил, как на соседнем сидении умостился высокий мужчина, напоследок хлопнувший дверью и отдавший приказ отбывать. Сменяющийся пейзаж перед глазами совсем не трогал душу, не было даже легкого отклика на приятный ветерок, сочившийся через узкую щель окна, как будто его чувства совсем притупились. Сидящий рядом Рейх никак не пытался обратить на себя внимание пленника, прекрасно осознавая, что все его слова для подростка не более, чем пустой звук. Трогать мальчишку у немца также не было никакого желания, тем более пока он пребывал в подобном состоянии. На этот раз кокон, которым окружил себя Россия был слишком плотным, чтобы ариец смог с легкостью разорвать его в клочья, вытягивая из пучины отчаяния так полюбившегося ему парня. Всю дорогу в салоне автомобиля стояла гнетущая тишина. Нацистская Германия читал документы, которые не успел закончить предыдущим днем – от скачущих в хаотичном танце строк разболелась голова, от чего к середине поездки он сложил бумаги обратно в портфель и устремил свой взгляд к окну. Подросток же за все это время даже успел заскучать. Тишина помогала ему утонуть в собственных мыслях, но тряска и шум мотора не давали сосредоточиться ни на чем постороннем. Его клонило в сон, но спать совершенно не хотелось. Он прекрасно понимал, что его тело на пределе, но зачем ему здоровье, если здравомыслие восстановить уже нельзя. В дороге они провели примерно шесть часов, останавливаясь пару раз в небольших городах, с красивой архитектурой и мирно гуляющими по улочкам жителями. В эти моменты юноша не покидал салон автомобиля, отрешенно наблюдая за слоняющимися туда-сюда детьми его возраста и младше, весело бегающих за резиновым мячом. Не щекотал внутренности трепет от представшей картины, совсем не задевали его искренние улыбки и счастливые лица людей, спокойно живущих по ту сторону войны. Казалось, что они и вовсе не знают о том, что уже больше года идет кровавое побоище на территории других стран, которые утопают в горах трупов, огне и пепле сожженных дотла деревень. Россия лишь устало прикрыл опухшие веки, полностью утопая в собственном бреду. Он ведь и сам когда-то, казалось уже в совсем далекие времена, был таким же беззаботным ребенком, думающим лишь о своей семье, друзьях и светлом будущем. Сейчас же он ни о чем не мечтал, да и к чему это, чтобы в который раз познать горе постигшей его неудачи, чувствовать разрывающееся от боли и обиды сердце или сбивающееся в рыданиях дыхание, колющее легкие? Хватит с него всего этого, натерпелся. Конечной остановкой стало высокое здание с примыкающим к нему большим двором, большую часть которого занимала аллея в самом центре. Посмотреть действительно было на что, но Россия, как и до этого, окинул территорию беглым взглядом, вновь опустив глаза на устеленную серой плиткой землю. Судя по стоящим у лестницы солдатам, их уже ждали. Как только автомобиль остановился у самого входа, мужчины в форме сразу же прошли к нему, забирая из багажного отделения немногочисленные чемоданы, унося их в здание. Рейх же, покинув салон, размял шею, после долгой дороги, и, как только вновь подбежавший солдат оповестил его о том, что комната готова, ухватил тихо сидевшего все это время подростка под локоть и мягко вытянул его из автомобиля. Безропотно следуя за мужчиной, Россия, свесив голову, все время смотрел себе под ноги, замечая, как те от слабости заплетались. Дыхание от быстрого шага арийца немного сбилось, было тяжело передвигаться, чувствуя ломоту во всем теле и тяжесть в груди. И дойдя, как предположил подросток, до своей новой «комнаты», мужчина остановился и посмотрел на пленника. Парень не видел, но чувствовал чужой взгляд, гуляющий по его тощей фигуре и осунувшемуся лицу. Глубокий вздох перерос в тихий скрежет открывающейся двери. Пара шагов и они уже внутри. Россия, неожиданно для себя, резко вздрогнул, только заслышав где-то поблизости писклявое рычание, а затем и тявканье. К его босым ногам подбежал черный комочек, маленькими, но вполне острыми зубками вцепившийся в его голень. Комсомольцу было совсем не больно, сейчас все его внимание было обращено на цокающий звук чуть поодаль от него. Переведя туда взгляд, юноша обомлел. Два крупных самца добермана-пинчера стояли у кровати в окружении Нацистской Германии, который одним лишь жестом приказал им сесть. Он видел этих псов лишь издалека в предыдущем лагере, уже тогда восхищаясь их размерами, грацией и изящными изгибами тела. Однако оказавшись с ними лицом к лицу, Россия убедился, что в своих предположениях был далек от истины. Они оказались крупнее, мощнее и величественнее, чем казалось ранее, что побудило в нем отнюдь не самые приятные воспоминания. Лишь на секунду вспомнив все подробности неудавшегося побега, тело подростка бросило в дрожь, а ноги рефлекторно согнулись, роняя легкое тело на укрытый мягким ковром пол. Руки непроизвольно сами вцепились в отросшие волосы, с силой сжимая их в кулаках. Глаза в один момент застелила пелена из слез и повторяющегося кошмара. Он хотел кричать от ужаса, но голос плотным комом встрял поперек горла, мешая свободно вздохнуть. Череду нескончаемого страха прервал громкий и не менее устрашающий выкрик. Россия от неожиданности замер, не в силах поднять голову и посмотреть в сторону немца, о котором в пылу панической атаки он даже позабыл. Вслед за грозным голосом раздалось жалостливое поскуливание где-то у его ног. Опустив подергивающиеся руки вниз, подросток чуть приподнял голову и увидел лежащего на животе щенка с прижатыми к мордочке ушками, будто тот, как и сам комсомолец секундой ранее, пытался спрятаться от опасности. — Бруно, — Приказной тон Нацистской Германии явно показывал, что за непослушание маленького непоседу ждет наказание. Малыш на секунду сжался еще сильнее, а затем, приподнявшись, медленно проследовал к ногам арийца, стыдливо свесив голову вниз. Юноша не мог поверить своим глазам, щенок, которому на вид всего три-четыре месяца отроду, так послушно следовал командам мужчины. Ему было жалко кроху, он еще такой маленький, но его уже лишают возможности порезвиться. Впервые за долгое время Россия почувствовал в груди что-то помимо всепоглощающей пустоты. Этот малыш не был похож на тех свирепых тварей, которые чуть не порвали его на куски, да даже стоящие по обеим сторонам от Рейха псы были спокойны, будто и вовсе не живые, а каменные. В них не было той агрессии, того безумия и жажды крови, которые он успел заметить в черных глазах овчарок. — Россия, — Позвал юношу негромкий, но четкий голос. Окликнутый поднял голову на немца скорее рефлекторно, чем осознанно, однако легкая улыбка на его губах ввела парня в ступор. Это была не привычная еле уловимая ухмылка, высмеивающая и показывающая превосходство арийца, а спокойная, непринужденная, можно сказать даже мягкая и живая. Подобное поразило подростка, ранее он был готов поклясться, что этот монстр не умеет искренне улыбаться, но то, что сейчас застыло на лице мужчины опровергало данное высказывание. — Знакомься, это Бруно. Нацистская Германия одним движением наклонился и поднял взбодрившегося после озвучивания своей клички щенка, пригладив чуть топорщащуюся между ушами шерстку. — Этих парней зовут Генрих и Йонас, они будут, скажем так, присматривать за тобой, чтобы в мое отсутствие не было никаких прецедентов. Комсомолец похлопал широко раскрытыми в удивлении глазами, не понимая ситуации, в которую попал. Присматривать? Эти псы, хоть и казались на вид спокойными, однако Россия на собственной шкуре знал, какими острыми бывают их клыки. Видимо, во время отсутствия Рейха, они не дадут ему даже приблизиться к входной двери, не то, что выйти в коридор. Подобные мысли вгоняли в тоску. Не то, чтобы он хотел сбежать, скорее само осознание того, что вход никто не охранял, грело душу и помогало ослабить невидимые оковы, туго стянувшие его по рукам и ногам. — Бруно сын Йонаса, так что обращайся с ним бережно, мой мальчик ревностно относится к незнакомцам. — Слова, сказанные с нежностью и задором, совсем не укладывались в голове подростка. Не мог он сопоставить тон мужчины с его образом тирана, монстра и убийцы. Как ни посмотри, но сразу видно, что питомцы занимают в его сердце не последнее место. — Я уйду ненадолго. Присмотри за ним. — Медленно подходя к все еще сидящему у стены пленнику, Нацистская Германия протянул возбужденного щенка России, напоследок огладив черную шерстку вдоль хребта. — Йонас, Генрих – охранять! Последнее, что сказал ариец и покинул комнату, все же закрыв массивную дверь на два оборота. Сразу же после приказа псы сдвинулись с места и медленной поступью устремились к двери. Комсомолец рефлекторно отполз поближе к краю кровати, одной рукой удерживая непоседливого щенка, ворчащего в его «объятьях». Грозные доберманы следили за каждым движением человека, но по-прежнему оставались на месте, преданные приказу хозяина. Бруно же, как только Россия подполз к постели, вырвался и начал играючи кидаться на тонкие пальцы подростка, покусывая те молочными зубками. Боли не было, лишь интерес к беззаботному существу, которое так настойчиво пыталось втянуть юношу в свою незатейливую игру. И он поддался, повинуясь порыву нежности и озорства. Мягкая улыбка на лице расцвела сама собой, а затем незаметно сменилась на тихий смех в моменты, когда непоседливый Бруно случайно падал на спинку и открывал розовый животик. Игривость малыша и его настойчивость очаровали, уже казалось, навсегда закрывшегося от всех, юношу. Он вытащил его из вакуума, в который тот сам себя загнал, лишь бы скрыться от удушающей реальности, настигающей его раз за разом. За игрой пролетело много времени, босые ноги слегка посинели от холода, а мокрые от слюны пальцы дрожали от легкой боли. Щенок не жалел руки своего нового друга, кусал практически со всей силы, а затем тянул на себя, словно те были канатом. Подросток не жаловался, он уже давно привык и совсем не чувствовал боль, лишь легкую пульсацию. Когда лучи солнца окрасили комнату ярко-оранжевым цветом, Бруно поутих. Он, все также, но уже более мягко, прикусил большой палец, покрывшийся покрасневшими и опухшими следами от зубов, и уютно свернулся у России на ногах. Последний же свободной рукой гладил кроху по спине, чувствуя часто вздымающуюся грудь и тихое сопение. Йонас и Генрих все это время бездвижно лежали у порога – лишь иногда их острые уши дергались, когда щенок довольно ощутимо прикусывал пальцы, от чего юноша невольно шипел, но руку не отдергивал. Только сейчас, когда охочий до игр Бруно, наконец-то, уснул, комсомолец и сам ощутил сильную усталость. Но несмотря на слабость тела, душа его была полна спокойствия и радости. Он так давно не испытывал такие, казалось бы, обыденные для человека чувства, что даже не верилось в действительность этих ощущений. Все также ёжась от холода, Россия и не заметил, как до этого мирно лежавшие псы вскочили на лапы и счастливо завиляли обрубками хвостов. По комнате раздались два щелчка, а за ними и тихий скрежет. Дверь бесшумно раскрылась, пропуская в темную комнату свет настенных ламп, освещавших коридор. Парень вздрогнул от легкого ветерка, невесомо скользнувшего по его бледной коже. Он не смел поднимать голову, и так прекрасно зная, кому принадлежали приближающиеся к нему шаги. Теплая ладонь неожиданно легла на плечо юноши, обжигая, словно раскаленное железо. Тело непроизвольно содрогнулось вслед за тянущей его наверх рукой, крепко вцепившейся сильными пальцами. Россия был удивлен, что его с махрового ковра переместили на не менее мягкую кровать. Он в последний момент успел подхватить мирно спящего Бруно, чтобы тот ненароком не свалился с его ног. От подобного копошения щенок проснулся, мило зевая и потягиваясь. Яркий свет настольной лампы больно резанул чувствительные глаза, ненадолго ослепляя. Только сейчас комсомолец обратил внимание на окно, за которым виднелось темное небо, украшенное миллионами звезд, ярко сияющих в темноте. Сколько же часов прошло с момента, когда его только привели в эту комнату? Он и не задумывался, увлеченный лишь игрой. Холод пробирал до костей, но ариец, казалось, совсем не чувствовал ничего подобного. России хотелось укрыться мягким и теплым пледом, которым была укрыта кровать, он даже был готов вернуться на мягкий ковер и завернуться в него с головой, лишь бы это противное чувство по всему телу пропало. Неожиданно на его плечи упало что-то увесистое и пушистое. Осмотрев себя, парень заметил однотонный серый плед, обволакивающий его тело и согревающий ледяную кожу. Бруно тоже заметил теплый предмет и просочился комсомольцу под бочок, пряча мордочку в складках тяжелой ткани. В другой раз подросток бы улыбнулся неуклюжему малышу, но в присутствии Рейха его наполнял только страх и безразличие. Он уже на инстинктивном уровне приходил в ужас, стоило только немцу оказаться в поле его зрения. Россия уже и забыл, какого это бояться, ведь последнюю неделю был настолько сильно погружен в себя, что совсем не реагировал на что-то подобное. От увлекательного разглядывания ковра парня отвлек тихий шелест, а затем и яркая упаковка, резко возникшая у него перед глазами. Он чуть приподнял голову, чтобы осмотреть предмет и был довольно сильно удивлен. В ладони ариец держал две большие плитки шоколада, обернутые в бумажную упаковку. Комсомолец сразу же вспомнил тот день, когда Клаус впервые дал попробовать ему эту сладость. В нос тут же ударил слабый аромат какао. Запах в купе с длительным голоданием давали о себе знать обильным слюноотделением и легким урчанием желудка. Подросток громко сглотнул вязкую слюну, мысленно отталкивая от себя руку с заветным «сыром в мышеловке». Он прекрасно все понимал, но до сих пор неосознанно пытался оказывать сопротивление. К чему? Он ведь уже окончательно решил плыть по течению, так почему бы не подсластить последние дни, месяцы, а если повезет и годы после всего пережитого? Пленник долго колебался, от чего немец уже решил, что тот не примет его презент, однако протянутая дрожащая рука опровергла его догадки. Слабая ладонь ухватилась за уголок плитки, опуская подаренную сладость на колени. Юноша начал молча разглядывать упаковку, стараясь не поднимать взгляда на мужчину. Однако, спустя всего несколько секунд, оказалось, что это был не последний сюрприз. На бедра пленника приземлилась небольшая игрушка – мягкий белый кролик со стеклянными бусинами-глазами. Россия не знал, о чем и думать. Что это могло значить? Парень застыл в ступоре, даже не представляя, как реагировать на подобное проявление «заботы». — Нравится? — Комсомолец уже хотел поднять голову на арийца и одарить его непонимающим взглядом, как остановился на полпути, завидев заинтересовавшиеся морды псов, обнюхивающих его пальцы и мягкую игрушку. Испугавшись, он непроизвольно схватил игрушку и прижал ту к своему животу, даже не заметив, что сжимает что-то мягкое. Но стоило Третьему Рейху только махнуть рукой, как Йонас и Генрих быстро разбрелись по разным углам, усаживаясь на края светлого ковра. Не успел Россия отойти от неожиданной встречи с собаками, как пред глазами возникла чужая рука, стремительно двигающаяся в его сторону. Он непроизвольно зажмурился, однако боли или чего-то подобного даже через пару секунд не ощутил – только теплый плед слегка оголил одно плечо. Тихий скулеж заставил юношу открыть глаза и взглядом найти Бруно, который уже вовсю пытался укусить палец нациста, однако тот не давал ему возможности даже ухватиться. Спустив малыша на пол, мужчина принялся стягивать с себя китель и фуражку. Все это время Россия тихо сидел на краю кровати, не решаясь спросить о том, где он будет спать, боясь вновь оказаться в карцере или того хуже. — Встань, — Подросток медленно поднялся, руками придерживая игрушку и шоколад, пока плед медленно сползал с его плеч, оставаясь на кровати. «Приятный день подошел к концу, пора возвращаться к более привычным вещам» – подумал юноша, на пару шагов отходя от койки. Он не смотрел, лишь ждал, когда его отведут туда, где он смог бы, наконец-то, закрыть глаза и провалиться в сон. Сил даже на то, чтобы стоять ровно, практически совсем не осталось. Однако какого же было его удивление, когда у него из рук изъяли все вещи и поставили их на прикроватную тумбу со стороны окна, а его самого подвели к кровати и начали раздевать. Щеки уже не пылали ярким румянцем – все его смущение осталось в прошлом, когда он впервые попал в комнату Нацистской Германии еще в самом первом лагере. Рубашка была повешена на спинке стула, а штаны сложены и уложены туда же. Оставшись в одних лишь коротких шортах, Россия сжался, чувствуя, как холод острыми иглами колет каждый миллиметр открытой кожи. Однако пытка продлилась недолго, и уже через секунду он оказался укрыт холодным одеялом, медленно нагревающимся теплом его тела. — Замерз? — Отвечать совсем не хотелось, по причине чего подросток с носом укрылся тканью, тихонько вздрагивая от легких судорог. Рейх на молчание не отреагировал, чему пленник был рад. Но радовался он не долго, когда мужчина окончательно снял с себя все лишнее и также лег с другой стороны кровати. Юноша был удивлен и напуган, никак не предполагая подобного исхода. — Это Бруно тебя так? — Россия вздрогнул, когда теплая ладонь вытащила его израненную руку из-под одеяла, оглядывая опухшие царапины от зубов. Но в ответ лишь жалобно отвел взгляд, прямо как щенок сегодня днем, когда хозяин ругался на него за излишнюю агрессию. Он и не думал, что Нацистская Германия будет обращать на подобные мелочи внимание, потому и не пытался скрыть свои покрасневшие кисти. — Впредь не позволяй ему так делать, иначе запомнит и во взрослом возрасте будет делать также, но тогда уже одними царапинами не отделаешься. Комсомолец на этот раз все же решился кивнуть, давая знать, что понял упрек, и отвернулся от нациста, сразу же завидев милую картину. Он совсем не заметил, как с его стороны на ковре распластался Йонас, вытянув одну переднюю лапу вперед и уронив на нее голову, пока под второй мирно возился Бруно, тыкаясь чувствительным к холоду носиком в теплую шерсть отца. Эта картина тронула сердце России, раздаваясь теплом по всему телу. У него никогда не было собак, отец разрешал держать в доме только котов, поскольку особый уход за ними не требовался. А парень всегда мечтал о щенке, частенько одергивая себя в моменты, когда видел уличных собак с еще не окрепшим молодняком. Свет погас и в комнате в тоже мгновение пред глазами предстала непроглядная темнота. Мысли в ту же секунду вернулись в обыденное русло. Слыша тихое дыхание за спиной, России до сих пор не верилось, что ариец принял решение держать его еще ближе к себе. Даже уложил спать на собственную кровать и не сковал руки наручниками, как это было в прошлом. Да и сегодня немец был слишком добр к нему, что не могло не настораживать. Однако сладкий сон сморил подростка быстрее, чем тот успел выдвинуть у себя в голове хоть какие-то предположения по поводу сложившейся ситуации.Двадцать пятая глава
1 января 2022 г. в 20:00
Россия окаменел. Все случившееся за доли секунды застыло перед глазами повторяющейся картинкой. В ушах стоял гулкий звон, щемящий голову своим непрерывным шумом. Слезы крупными каплями скатывались по щекам, а рот был приоткрыт в немом ужасе. Горло саднило от громкого крика, набатом отдающимся в голове. Единственное, что говорило о действительности всего происходящего – раздирающая боль, пронзающая глотку тысячами иголок, а сознание всего лишь одной мыслью, одной истиной. Он не заметил, как ладони в бессилии сами сжались в кулаки, царапая ногтями тонкую кожу до крови.
В голове подростка возник образ сильной, доброй и душевной женщины, которую он потерял уже около года назад и искренне любил как мать. Её выражение лица было озарено улыбкой, глаза искрились и полнились жизнью, а нежные руки всегда были раскрыты в пригласительном жесте. Юноше казалось, что его скованные конечности вросли в землю и охладели от льда, покрывающего все вокруг. Он рвался сделать хоть шаг навстречу, кричал во все горло до осипших нот и проклинал свои онемевшие руки и застывшие ноги, которые крепко удерживали его на месте. Он бился в истерике от такой подлой игры своего собственного сознания. Перед глазами все плыло от слезной пелены, белки покраснели, а темный морской оттенок, казалось, посерел от испытанного горя.
Когда раздался пронзающий все тело крик, Рейх застыл. Еще теплое тело перед глазами с разрастающимся пятном крови на груди обвисло мертвым грузом на собственных связанных за спиной руках. В голове ясно крутилась лишь одна мысль. Он сглупил, оплошал и прекрасно понимал какую ошибку совершил своей недальновидностью и порывом секундных чувств. Мужчина опустил вальтер и, не отводя от предателя взгляда, убрал его в спрятанную под кителем кобуру.
Обернувшись в сторону здания, Нацистская Германия заметил в окне спрятанную в солнечном блике светлую макушку взъерошенных волос. Он чертыхнулся, оскалив острые зубы от злости. Винить было некого, он сам виноват в том, что мальчишка увидел столь печальное и ошарашивающее зрелище. Судьба выбрала самое подходящее время, чтобы сделать ему подлянку.
— Сожгите тело и не беспокойте меня до завтрашнего дня. — Непривычно блеклым голосом ариец отчеканил приказ только подоспевшему к нему Бауэру. Юноша не успел даже окинуть командующего взглядом, как тот двинулся в сторону двери, не замечая мечущихся вокруг солдат.
Мужчина ругал себя за такую оплошность. Его поспешно принятое на эмоциях решение привело к мгновенной потере всего, что он успел построить за прошедший месяц. Все силы, потраченные на налаживание контакта и приручения пленника, были потрачены в пустую. Он корил себя за то, что совсем позабыл о том, что освободил мальчишку от оков. Восстановить утраченное будет непросто, но отказаться от подростка Рейх уже не мог. Уж слишком сильно завораживал редкий, полный решимости взгляд, тонкие потрескавшиеся губы и бледное личико, обрамленное чуть отросшими волосами.
Попадавшиеся на пути солдаты удивленно глядели вслед, не понимая суету командующего, который даже в самых провокационных моментах мог обуздать свои эмоции. Рейх не оглядывался на невольных зевак, попросту шел мимо, пока те обступали стены коридоров, пропуская старшего офицера.
Наконец-то, добравшись до своей комнаты и наскоро открыв дверцу в камеру, ариец сразу же кинулся к сгорбившейся фигуре. Россия сидел на полу, поджав под себя голые ноги с до сих пор трясущимися коленями; взгляд его был устремлен в никуда, а глаза, полные слез, были широко раскрыты в шоке от увиденного, окровавленные руки крепко вцепились в волосы на висках. Мужчина попытался поднять мальчишку на ноги, но тот, с животным страхом взглянул на него и забился в приступе истерики, крича что-то совсем неразборчивое. Кулаки в полную силу колотили по груди нациста, а неверные ноги тряслись словно в судорогах. Россия бил наотмашь, крепко сжимая покрасневшие веки, дабы не видеть убийцу, лжеца, врага. Он всеми силами пытался отпихнуть настойчивого немца, корил себя за слабость и, не стесняясь, материл источник всех своих бед.
Третий Рейх, крепко прижавший ногами дрожащие коленки, вцепился в бесцельно размахивающие руки, даже не чувствуя и крупицы той силы, которой обладал пленник всего пару месяцев назад. Он говорил, сначала негромко, постепенно увеличивая напор, а затем и вовсе перешел на крик, но так и не смог достучаться до пленника. Пощечины также не дали никакого эффекта, а лишь украсили общую картину горящими щеками.
Россия не чувствовал внутри себя ничего, кроме всепоглощающей боли, тоски и горечи от потери людей, которые окружали его, заботились и помогали в минуты нужды. Хотя с Герой подросток и был знаком всего ничего, его смерть не помешала сознанию воссоздать события давно минувших дней. Он помнил все до мелочей, во всех подробностях и ярких красках, которые хотелось забыть, вымазать нелестный холст событий серыми оттенками, чтобы хоть немного унять ноющее чувство потери. Все тело окутывал неосязаемый холод, берущий свое начало из глубин его настрадавшейся души. А в голове крутилась лишь одна мысль, за которую сознание отчаянно цеплялось всеми силами: «Это все из-за меня».
Истерика мальчика вызывала меньшее беспокойство, чем последующее после него затишье. Когда бесцельное сопротивление прекратилось, Нацистская Германия взглянул в лицо юноши, найдя на нем лишь будоражащие нервы отрешенность и опустошенность. Если бушующие чувства можно успокоить, то отсутствие оных восполнить парой слов и действий – невозможно. Сейчас мужчина сжимал в своих руках самую настоящую сломанную куклу, способную лишь на существование в тени своих мыслей.
Нацист, всегда собранный и уверенный в себе, в данную минуту пребывал в полном непонимании. Он не знал, что делать. Подобных прецедентов в его практике никогда не было. У него всегда была лишь одна цель – искалечить и достать информацию из очередного сломленного пленника. Рейх умел ломать, но вот восстанавливать потерянное еще никогда не приходилось. Слова на пленника не имели никакого воздействия, как и насилие. Боль не отрезвляла, немцу даже на мгновение показалось, что он бил по щекам не живого человека, а тряпичную куклу.
Позволив себе тяжко вздохнуть, ариец решился на то, что даже с родным сыном проделывал не часто. Он отпустил ослабшие тонкие руки и переместил свои ладони на худую спину, плавно притягивая к груди несопротивляющееся тело. Россия чувствовал, как его мягко охватывает кольцо теплых рук, прижимая к распахнутому кителю лицом. Противиться воле властителя его судьбы не было ни сил, ни хоть какого-то желания. В данный момент для подростка не имело значение все происходящее с его телом, таким порочным куском плоти, которым, как оказалось, он не может в полной мере распоряжаться. Его голова была забита лишь одним единственным желанием – исчезнуть, чтобы больше никогда не чувствовать, не позволять никому очернять его тело и душу.
Бегущие по щекам слезы не обжигали. Кожа, казалось, совсем утратила чувствительность, практически не ощущая исходящий от немца жар, который должен опалять и согревать, но разросшийся изнутри холод не поддавался слабому теплу. Рейху не нужно было видеть лицо пленника, чтобы понять его смирение с собственной судьбой. Самое худшее было в данной ситуации то, что оказывать давление с помощью Украины или РСФСР теперь уже было абсолютно бессмысленно. Парень сейчас был совершенно невменяемым, все слова пройдут мимо него, он даже не услышит, что ариец попытается донести до него.
От огромного количества мельтешащих мыслей болела голова. Нацистская Германия пытался придумать способ, который помог бы ему вернуть угасший огонек жизни в подростка. Он приложил столько сил для достижения своей цели не для того, чтобы в один момент все его старания пошли насмарку. Из всех возможных вариантов, которые смогли бы хоть немного сгладить углы, мужчина видел лишь один – показать мальчишке другую сторону истории. Это была чистой воды рулетка, где шанс забрать выигрыш был ничтожно мал. Рейху приходилось надеяться лишь на то, что пленник не был хорошо знаком с убитым воплощением.
Расцепив кольцо, нацист мягко подхватил юношу на руки, почти не чувствуя веса. Пленник не двигался, лишь прожигал пустым взглядом что-то незримое, доступное лишь ему одному. Не нравилась немцу подобная реакция, слишком уж спокоен некогда дерзкий и неподдающийся травле мальчишка. Встав на ноги, Третий Рейх в два шага пересек комнатку и сел на кровать, точно так же как прошедшей ночью, когда он успокаивал юношу после очередного кошмара. Подросток вел себя тихо, с его стороны можно было услышать только хриплое дыхание из-за сорванного горла и забитого носа. Слезы исчезли, оставив после себя лишь засохшую дорожку, стягивающую бледную кожу.
— Россия, тебе решать верить мне или нет, — Рука мужчины с поясницы легла меж лопаток, мягко надавливая на хребет, пересчитывая хорошо ощутимые позвонки. — но все, что ты вообразил у себя в голове является истинной ложью.
Подросток на слова арийца совсем не отреагировал, будто и не ему сейчас пытались что-то внушить. Он не мог верить ни единому слову этого немца, которого и человеком-то назвать после увиденного было нельзя. Юноша давно знал истинную личину этого садиста. Ему плевать на чувства и жизни других людей, таких монстров не должна носить земля. Но даже после всего случившегося Россию повергло в оцепенение не увиденное «представление», а его реакция на Рейха. Он до сих пор чувствовал словно родное тепло и защиту от этих рук, этого, казалось, идеального тела.
— Ты ведь знаешь, что Гера, должен признать, был прекрасным специалистом. Наш Фюрер всеми силами пытается обеспечить армию любыми средствами, которые помогли бы ей стать сильнее, выносливее и живучее. — Небольшая пауза, которая дала понять мужчине, что пленник слушает. Его глаза, хоть и казались безжизненными, все же пропускали заинтересованные искры. Подобное явление воодушевило Нацистскую Германию, от чего он даже в мыслях облегченно вздохнул.
— Гера занимался изучением предела выносливости человеческого тела и стремился приумножить полученные в ходе исследований результаты. — Эксперименты разрешалось ставить только над наиболее недееспособными пленниками, пока результаты не удовлетворяли высшие инстанции, и они не давали добро на набор более молодых и сильных участников. — В реалии подобного рода деятельность действительно практиковалась некоторыми учеными, однако погибший офицер не имел ко всему этому никакого отношения. Мужчина не уточнял, что в ходе только лишь первичных исследований погибла практически половина задействованных пленников, которые не смогли выжить в знойную жару, леденящий все тело холод и в толще воды, попросту захлебываясь от бессилия. — Однако совсем недавно вскрылось, что один из исследователей проводил тайные эксперименты над заключенным офицером, под предлогом еженедельного медицинского осмотра.
Россия не понимал, он слушал краем уха, но без проблем смог уловить суть и нить, к концу которой и ведет его ариец. Тело остолбенело от догадок так и мельтешащих в тяжелой голове. Он, конечно, не был слишком близко знаком с почившим доктором, однако и предположить не мог, что милый и добрый на вид парень мог заниматься подобными ужасами. Ему так и хотелось вскочить на ноги и уверенно кричать о лживости каждого высказанного нацистом слова, но кто он такой, чтобы защищать совершенно незнакомого ему человека. Детская наивность – черта, которая до сих пор не искоренилась даже под гнетом, казалось, нескончаемой войны, тяжелого плена и морального упада.
— Тем офицером был арестованный за соучастие в твоем побеге Клаусталь-Церрельфельд. — Рейх осекся на секунду, ощущая, как после вышесказанного на его предплечье сжалась чужая ладонь. Подобная реакция сказала мужчине о многом – о том, что отношения между Клаусом и Россией были более близкие, чем он предполагал, и о том, что подросток все же слышал его и нормально воспринимал поданную информацию. — Он погиб несколько дней назад в ходе эксперимента, что вскрылось совсем недавно. Как только информация о подобном нарушении дошла до меня, я сразу же исполнил приговор – расстрел на месте.
Подросток не разжимал свою руку, крепко вцепившись в плотную ткань кителя. Он не верил в подобное, точнее очень сильно сомневался в правдивости произнесенных слов. Все это никак не складывалось с реальностью. Даже несмотря на то, что Клаус практически не упоминал свои отношения с Герой, он все равно в редких воспоминаниях говорил о нем, как о надежном человеке. Однако тут пленник вспомнил начало их разговора, когда погибший доктор только пришел к нему в камеру. Было видно, что вопрос России застал его если не врасплох, то задел прямотой постановления.
Юноша разрывался между собой, вспоминал минуты, проведенные вместе с врачом, и пытался понять, какая же из возможных версий является неоспоримой правдой. Никто не мог рассказать ему историю полностью. Клаус, если не погиб, то в данный момент находится очень далеко отсюда, а от тела Геры уже, скорее всего, избавились по приказу того, кто сейчас обнимает его и успокаивает, ведая свое видение ситуации. Больнее всего в этом было лишь то, что Россия наверняка не знал, погиб ли его спаситель или все же смог скрыться в знакомых лесах. Верить в первое предположение не позволяла душа, которая искренне надеялась на чудесное спасение бывшего офицера.
— Подумай над моими словами. — Последнее, что сказал нацист в этот печальный вечер.
Они так и просидели каждый в своих раздумьях до темноты, пока из соседней комнаты не раздался тихий щелчок, заставивший вздрогнуть подростка. Нацистская Германия напоследок провел ладонью по волосам комсомольца и, вновь подняв его на руки, переложил на кровать. Россия от пережитого уже клевал носом, а теплая после немца постель совсем разморила уставшее тело.
Не успел нацист дотронуться до ручки двери, как из комнаты раздался повторный щелчок. Зайдя в свою спальню мужчина никого не заметил, однако взявшийся из ниоткуда поднос его порадовал, даже несмотря на сбитый сложной ситуацией аппетит. Не нужно было гадать о персоне, улучившей момент и пронесшей ужин в комнату командующего. Бауэр вновь приятно удивил Рейха своей тактичностью и способностью делать все быстро и без лишних слов. Приказа, он, конечно же, ослушался, однако после таких страстей ариец был готов простить юнца за подобную вольность.