Холодные оковы

      Дверь с грохотом открылась и внутрь комнаты влетел взволнованный Райнхард. Александр испуганно воззрился на него в ожидании пояснений или хоть каких-либо действий. Его с самого утра мучал кашель, он с трудом мог говорить, не подавившись воздухом, оттого и ожидал в молчании, лишь взглядом умоляя нарушить затянувшуюся тишину.       За последние месяцы его здоровье сильно пошатнулось. Прошедшей зимой он серьёзно заболел, что оставило на нём свой отпечаток. Время от времени его охватывал раздирающий горло кашель и удушье, иногда влекущее за собой помутнение сознания, а то и обмороки. Его осматривали врачи и выдвинули неутешительный вердикт — пневмония. Сам Александр об этой болезни толком и не слышал, однако то, что большая часть заразившихся умирала, было неоспоримым и ошарашивающим фактом. Райнхард в тот момент выглядел настолько поражённым известием, что самому больному пришлось его «успокаивать» — он почти набросился на доктора с намерением вытрясти из него несуществующее лекарство. Ситуацию облегчил лишь тот факт, что Александр является потомком воплощения, потому имеет хоть какой-то иммунитет ко всем заболеваниям, однако — ещё не проявив себя — он мог лишь замедлить воздействие болезни до состояния периодичного кашля и вспышек слабости. Лучше, чем ничего. Люди бы уже давно слегли в могилу. Александр подозревал, что на самом деле заболел уже давно, так как после побега нечасто, но он кашлял кровью — совсем немного. Однако, по всей видимости, от лёгкого обморожения всё обострилось и вылилось в пневмонию.       Очередной приступ кашля застрял в его горле, тогда как глаза смотрели на чёткий, но немного тусклый силуэт арийца. Он был чем-то встревожен, оттого Александр и сам начал волноваться. С самого утра были слышны ругань и крики. Люди спешно бегали из одного крыла в другое, псы в комнате также вели себя нервозно, постоянно поднимая головы на шум с улиц и коридоров. Оставшись в комнате один, Александр не понимал происходящего и с каждой минутой волнение всё возрастало, пока разом не схлынуло, стоило только увидеть любимое лицо. Но оно тоже было полно тревоги.       Александр подскочил с кровати, где до этого лежал в ожидании, обняв острые коленки. Однако двинувшийся к нему навстречу Райнхард, казалось, посерел, либо же его болезнь отразилась на глазах, вновь затуманив зрение. — Времени мало, они уже близко.       Александр даже не успел мысленно задаться вопросами, на которые подталкивала эта брошенная впопыхах фраза, как его больно дёрнули за плечо и развернули спиной. — Так надо, тебе придётся потерпеть.       В ушах прозвенело два оглушительных выстрела, а в глазах засияли вспышки, после перерастающие во тьму. Боль пронзила тело с такой мощью, что ноги ослабли, и он рухнул на кровать тяжёлым мешком. Однако дело было вовсе не в боли, его ноги были покрыты кровью, а на коже виднелась пара тёмных пятен, похожих на дыры. Обе пули прострелили его икры, отчего дыхание сбилось, и он вновь закашлял так, словно готов был выплюнуть собственные лёгкие. На языке появился уже давно привычный железный привкус, от которого затошнило ещё сильнее. И даже приступы мучительного кашля не казались ему столь мучительными, как пронзающая всё тело боль в ногах.       Ему хотелось обернуться. Чтобы посмотреть в глаза Райнхарда, найти в них поддержку и укутаться в знакомых объятьях. Ему не нужны причины. Александр уверен, что стерпит любую боль, но только не ту, что во время одиночества пожирала его сердце. Только не её.       Пульсирующая боль усилилась, когда ноги начали сковывать плотные слои ткани, тут же промокающие от обилия крови. — Бери его и уходите ко двору.       Сквозь оглушающий звон в ушах и лай псов Александр услышал торопливые шаги, а после его подняли на руки и вывели из комнаты. Из-за напряжения всё перед глазами размывалось, он не видел того кошмара, что творился в Рейхстаге, не слышал криков и выстрелов, лишь звенящая темнота окутывала его со всех сторон. Пульсирующая боль не давала сосредоточиться, оттого очнулся Александр только тогда, когда его погрузили на заднее сидение автомобиля. — Увози его к Германии, там безопасно. Сам тоже не вылезай без надобности и следи за обоими. Вэймарская Республика поможет за ними присмотреть, нянек не выпускай из поместья и заткни им рты, в случае недовольства разрешаю устранить проблему…       Александр с затаённым ужасом слушал пояснения Райнхарда, его сердце леденело от осознания того, что тот оставляет его. Надолго. — …Берлин, я надеюсь на твою компетентность, потому доверяю самое дорогое. — Я вас понял.       Дверь захлопнулась и автомобиль тронулся с места. Александр ринулся к окну, но всё, что он смог увидеть, удаляющееся тёмное пятно. Даже не силуэт. От этого становилось ещё хуже на душе. Сознание металось из стороны в сторону, хотелось выбежать на улицу и вернуться, но тело словно окаменело и не двигалось, буквально заставляя наблюдать, как тёмное пятно становится всё дальше и дальше, пока полностью не растворяется в недрах Рейхстага.       В голове Александра была мешанина из мыслей, но одна проскакивала особенно ясно: «Он не мог оставить меня, не мог…». Он просто не мог поверить в это. Все те несколько лет, что они провели вместе, доказывают, что между ними установилась связь. Александр чувствовал её во время их близости, ощущал каждой частичкой своего тела, словно между ними пробегал электрический разряд.       Он не заметил, как по щекам его катились слёзы, а картинка перед глазами размылась так, что с трудом можно было различить собственные руки. Пальцы мёртвой хваткой вцепились в кожаный подголовник и царапали его. Всё тело пробивала дрожь, и то было отнюдь не от весеннего холода.       Дорога ускользала, как и дома, встречаясь всё реже и реже. Александр медленно обернулся к водителю и тихо спросил: — Почему он остался там?       Повисло долгое молчание, Александр уже подумал, что за шумом мотора его вопрос не был услышан, как со стороны незнакомца раздалось: — Он не мог. Сядь как следует и пристегнись, дорога долгая. И веди себя тихо.       Подобный ответ не удовлетворил внутренние волнения Александра, потому он подсел ближе к проёму между передними сидениями и мокрыми глазами взглянул на водителя. Ему вспомнилось, что Райнхард назвал его Берлин. Столица Нацистской Германии и по сути второе по значимости воплощение. Его отстранённый и раздражённый тон задел что-то внутри Александра. Помимо беспокойства в недрах его начало вскипать недовольство. С большим нажимом он повторил свой вопрос: — Почему он остался там?       Берлин сильнее сжал руль и глубоко вздохнул. Но не ответил на вопрос. Александру было не до упрямства воплощения, его беспокоил лишь тот факт, что Райнхард сейчас далеко от него. Очень далеко. И даже пульсирующая по ногам боль не могла отвлечь его от главного. — Верни меня, я должен быть с ним. — Нет.       Давно позабытое чувство раздражения и гнева поднималось из самых глубин его сознания, огонь словно струился по его венам и подпитывал тело, наполняя его небывалой силой. Руки невольно сжались в кулаки, а в глазах замелькал яростный огонёк, вот-вот готовый разгореться в огромный пожар. Его голос ещё никогда не был столь твёрд: — Верни. — Ты ничем ему не поможешь, будешь только мешаться. Сядь и успокойся, пока я не связал тебя.       Это пренебрежение к его чувствам, полная отстранённость и даже враждебность окончательно вывели Александра из себя. Он кинулся на Берлина с криками вернуть его обратно и цеплялся за всё, куда мог достать. Руки его ухватились за руль и резко дёрнули в сторону, отчего автомобиль загремел от неровной дороги, а потом и вовсе всё вокруг начало кружиться. Боли от последующего удара Александр уже не почувствовал.

***

      Третий Рейх ждал этого момента. Долго ждал. После сдачи врагам Курска и Белгорода уже был ясен дальнейший ход событий. Отвоёванные территории Беларуссии и Украины стали окончательным ударом по нацистской армии. Неустанно идущие советские солдаты уже давно обосновались на границе Третьего Рейха. Вся верхушка, включая Фюрера, паниковала изрядно, хоть и скрывала всё это за подбадривающими речами, в которых явно читалась неуверенность в собственных словах.       Райнхард же смотрел на всё это, как на уморительный спектакль. Он чувствовал слабость от потери веры людей, однако не собирался хоть как-то помогать правительству. Все их попытки вернуть былой настрой и вновь поднять армию на борьбу были тщетны. По всей видимости смирение людей передалось и самому Рейху, отчего спасать безвыходную ситуацию у него не было никакого желания. Однако это не значило, что он сдался без боя, отправив себя на верную смерть. После падения последнего рубежа в виде Рейхстага он вполне мог навсегда исчезнуть без поддержки людей. Потому действовать приходилось в сжатые сроки.       У него был превосходный план, позволяющий ему остаться в последних рядах обороны и спастись из вражеского кольца. Было лишь одно препятствие в его замысле — Александр. Как неполноправное воплощение он вполне мог погибнуть от пули не только немецких солдат, но и шквала советской армии. Его следовало убрать куда подальше, чтобы не мешал. Отдавать его СССР немец даже и не думал.       Берлин был последним воплощением, кому Райнхард мог доверить столь важную миссию. Однако всё равно главную задачу взвалил на себя. Он забрал у России возможность ходить, дабы точно быть уверенным в том, что тот не убежит. Было бы прискорбно, проведя столько времени вместе, лишиться столь дорогого человека. А стоимость его и в самом деле была высока. Вопреки изменениям, Россия до сих пор являлся правопреемником СССР, даже несмотря на то, что его родным отцом являлся запертый в подвалах РСФСР.       Он как-то спросил Александра по поводу этой неразберихи, однако тот не смог дать ему однозначный ответ, поскольку и сам до конца не понимал произошедшей с ним ситуации. Эти сведения были ценными, хоть на тот момент и бесполезными. Россия к тому моменту уже полностью абстрагировался от внешнего мира и не имел никакой эмоциональной привязки к республике. Из-за этого информация об их родстве была бессмысленной.       Райнхард не хотел рисковать, ведь за последний год здоровье Александра сильно ухудшилось, потому следовало заранее усмирить его и лишить всякой возможности своевольничать. Несмотря на выносливость воплощения, он всё ещё мог насмерть замёрзнуть на холоде при попытке побега. Берлин, по его мнению, уж точно справится с ослабевшим мальчиком, лишённым возможности ходить. Волноваться не следовало. Однако неприятное ощущение всё равно пробиралось под кожу и мерзко бегало под ней, вызывая лёгкую дрожь.       Из открытого окна дул прохладный ветерок.       Тревога зазвучала на рассвете. Стоявшие в обороне солдаты падали один за другим, в то время как Фюрер и его приближённые спрятались в бункер, заперев за собой дверь. Рейх не пошёл с ними. Вместо этого он наблюдал за бойней — расправой над остатками его собственной армии. Это вызывало в нём лёгкую меланхолию, однако равнодушия к происходящему было больше. Бруно, Генриха и Йонаса он застрелил самолично. Упрямые и верные псы не хотели покидать своего хозяина и бежать от опасности. Райнхард не плакал над телами своих любимцев, печаль омрачила его сердце, но не затронула лицо. В тот момент оно словно занемело в спокойном смирении и принятии происходящего, тогда как на душе у него скребли так и не полюбившиеся ему кошки.       Он бы с большим удовольствием отправил их вместе с Александром, однако три взрослых пса не могли поместиться в тот маленький автомобиль. Выбирать кого-то из них у Райнхарда просто не было сил, потому он и решился своими руками позволить слишком умным и упрямым питомцам встретить смерть вместе.       Дым от занявшегося на первом этаже пожара заслонял собой весь вид из открытого окна. В нос Райнхарда ударил запах гари, а по всему зданию слышались звуки выстрелов и топот сапог. Верный вальтер уже давно был заряжен одной единственной пулей, осталось только снять его с предохранителя. Рейх не знал насколько ему повезёт с новым телом, по крайней мере стать девушкой ему бы очень не хотелось. Единственным минусом данного плана была его память. При переносе в другой сосуд он, конечно, сохранит все основные события, однако всё остальное будет размыто, а что-то и вовсе забудется. Лишь этого он и боялся.       Уехать вместе с Александром было бы куда проще, притом время ещё позволяло им скрыться и бежать к границе. Однако это означало и то, что их будут искать. Труп в Рейхстаге станет хорошим отвлекающим манёвром. Секреты воплощений знают только сами воплощения, а если таковых в рядах нападавших не будет, то и немедленной погони не предвидится. План был идеальным, однако зависел от многих внешних факторов и удачи самого Райнхарда. В лучшем исходе он очнётся в теле мужчины, вспомнит о затаённом месте, где его будут ждать Александр и Германия, и двинется к ним в путь, попутно вспоминая возможные пути их дальнейших действий. Даже при неудачных стечениях обстоятельств, он сделал всё, чтобы обезопасить всех, кто ещё был ему дорог.       Окно в соседней комнате с треском разбилось, а с коридора всё чаще и громче слышалась русская речь. Пришло время для завершающего этапа. Холодный металл опалил подбородок, а еле слышный щелчок предохранителя раздался в ушах подобно гранате. Мерно бьющееся до этого сердце заколотило так громко, что перебивало весь внешний шум. Его руки не дрожали, однако ладони под чёрными кожаными перчатками ощутимо вспотели.       Райнхард знал, что выживет. Прекрасно знал. Однако глубинный инстинкт не давал нажать на курок с той же лёгкостью, с которой нацист убивал пленных. Это была до безрассудности глупая и бесполезная вещь для бессмертного воплощения — страх смерти. На его лице заиграл привычный оскал, от которого на душе тут же стало легче, и палец в тот же миг дёрнулся, задевая курок.       Раздался оглушительный выстрел.