Excommunication is the new black

      Иоанн не виноват.       Иоанн не виноват в том, что помощник шерифа не слушает. Не виноват в том, что Вера теряет контроль над своим регионом, и в том, что Иаков повёл себя слишком самонадеянно и… и… теперь у них нет даже тела, чтобы его похоронить. Он не виноват. Ничто из этого не случилось по его вине. Он сделал всё возможное. Бесконечно щедрый и милосердный, он продолжал предлагать спасение Салаге. Отметил его, очистил и почти выслушал его Исповедь, пытался помочь искупить грехи. И каждый раз эти подарки отвергали. Самым безжалостным образом. После чего Салага неизбежно возвращался к хаотичному разгулу кровопролития и взрывов, портя и разрушая всё, что с таким трудом строили в течение последних пятнадцати лет Иоанн и его семья.       И сейчас он сидит в своём кабинете в бункере, безуспешно пытаясь объяснить Отцу, почему он запер свои Врата, почему грешники из Фоллс Энда запускают свои фейерверки, почему он не выполнил задачу, поставленную Отцом. Он сидит, сгорбившись над рацией и сжимая микрофон так, будто тот — его единственное спасение. И… ну, возможно, так и есть. В этот раз Иосиф действительно зол. Не то чтобы он показывал это, как обычный человек, но Иоанн уверен — за спокойным фасадом скрывается ярость, которая не сулит ничего хорошего. — Я не понимаю, Иоанн, — говорит Отец. И его слова режут по сердцу хуже ножа: Отец достоин большего, чем эти постоянные неудачи. Иоанн от стыда опускает голову, хоть по рации этого не увидеть. — Я просил только о двух вещах: закончить приготовления к Коллапсу и спасти душу помощника шерифа. — Он меня не слушает! — снова пытается Иоанн.       Собственный голос звучит слабо и жалобно, но брат должен понять — это несправедливо! Всё, что Салаге нужно было сделать, — сказать «да», но он отказался. Боже, Иоанн так старался ради этого неблагодарного придурка. И каждый раз, когда он протягивал руку, Салага игнорировал это и продолжал уничтожать имущество Проекта. — Я говорил, что будет сложно, — отвечает Отец. — Я говорил, что это — твоё испытание. — Я… Прости, — Иоанн заикается. Он не хотел испортить всё. Иосиф должен узнать, что он пытался. — Иосиф, я знаю… Я… Я просто… — Ты подвёл меня, Иоанн, — спокойно, но твёрдо и категорично говорит Отец. Возможности оправдаться и как-то сгладить острые углы больше нет, даже для Иоанна с его невероятным красноречием и колоссальным опытом в юриспруденции. — Я знаю, — он нервничает, чувствует, как крутит живот. Иоанн догадывается, что будет дальше и думает, что не вынесет этого. В случае, если ещё не поздно, он торопливо добавляет: — Прости меня. — Я предупреждал, что у ошибок есть последствия, — в этот раз голос Отца звучит печально, прерываясь то тут, то там, явно не из-за чистого сигнала или хороших динамиков на рации. — Я говорил, что Врата Эдема закроются для тебя. Так и вышло. — Нет… — шепчет Иоанн, чувствуя, как страх вонзает в его сердце свои ледяные когти.       Что угодно, только не это — только не исключение из семьи, обрекающее его на пожизненное одиночество. Он трясёт головой, молясь, чтобы Иосиф как-то понял, смягчился: — Нет, Иосиф, пожалуйста… Ещё один шанс, прошу, мне просто нужно… — Иоанн Сид, — Отец игнорирует его слабые протесты, вкладывая в свои слова силу ниспосланной Богом правоты, — хоть мне и больно это говорить, я изгоняю тебя. Ты лишаешься всякой власти во имя Моё, всех уз, которые связывают тебя с моею паствой. Ты не сможешь войти в Новый Эдем вместе с нами. — Подожди!..       Иоанн умоляет, но Отец не слышит мольбы и заканчивает свой приговор: — Прощай, Джон.       Вот и всё, всё кончено. Он открывает рот, но не может произнести ни слова. Не чувствует ничего, кроме пустоты. Глаза не наполняются слезами, пульс не учащается, а внутри ничего не рушится. Онемевший, он ставит микрофон на стол и опускается в кресло. Руки дрожат, несмотря на все усилия. Радиоволна молчит, там нет больше слов Иосифа. Только Джон и его мечущиеся мысли.       Хуже всего то, что этого не должно было произойти. Никогда.       Помощника шерифа можно спасти, есть множество доказательств тому, что где-то под этой неутолимой жаждой крови скрыт хороший человек. В церкви он был почтителен, даже надевая наручники на Отца. После Очищения, когда его вытащили из воды, он смотрел на него и на Иосифа с благоговейным молчанием. То, как он быстро сглотнул, прежде чем выпалить «да» на своей неудавшейся Исповеди, вопреки страху, видному по поджавшимся губам, напряжённым мышцам и мрачному беспокойству во взгляде, которым он смотрел на Джона. Будто это именно помощник спасал людей. То, что он никогда не колебался, жертвуя собой ради окружающих — и неважно, был ли это лидер Сопротивления, или какой-то кретин с обочины дороги.       Помощник шерифа, по своей сути, хороший человек. Он сбился с пути, он жесток и мстителен, но он — хороший человек. Он должен был присоединиться, хотя бы ради спасения Хадсон.       Джон смотрит на карту долины Холланд, висящую над столом. Всё как в тумане — флажки, фотографии и заметки расплываются в одно большое цветастое пятно. Он задыхается, просто не может вдохнуть, скрипит зубами, пытаясь остановить бешеную гонку эмоций, но не может. Мысли накрывают тяжёлыми волнами, смешиваясь воедино: все отчаянные догадки, как исправить ошибки, и полу-сознательные идеи о том, как убить Салагу, и требования встречи с Иосифом, и превращения всего Фоллс Энда в пепелище. Заканчиваются они одинаково — в этом нет смысла, Эдем для него потерян. Он давно знает Иосифа. Иосиф — скала, которую невозможно сдвинуть.       Через какое-то время дверь кабинета открывается, вырывая Джона из вихря мыслей. Он поднимает взгляд, быстро вытирая последние слёзы. Несколько Верных во главе с заместителем Джона, Грантом. — Я не посылал за тобой.       Никто ему не отвечает. Грант кивает одному из Верных, который двигается так быстро, что Джон едва успевает заметить мешок у него в руках, прежде чем тот оказывается у него на голове, плотно прижатый к горлу.       Паника. Он паникует — никогда не умел драться. Никогда и не нужно было — он всегда мог договориться. Красноречие и лесть — его методы решения любых проблем. Он отлично справлялся с истязаниями, но ему не приходилось драться с теми, чьи исповеди он выслушивает. Грязную работу всегда делал кто-то другой.       Он пытается пинками отбиться от Верного, инстинктивно хватая пальцами слишком тугую верёвку, не дающую дышать.       Удары достигают цели и он слышит вскрик, но ещё одна пара рук удерживает его на месте, пока кто-то обвязывает колени и лодыжки. Ещё один Избранный насильно скрещивает его руки на груди, так крепко сжимая предплечья, что это выглядит пародией на молитву. — Да что, чёрт возьми, вы делаете?! — требует ответа он, отчаянно пытаясь сбросить с себя противников. Всё, что удаётся — неловко опрокинуть стул и очутиться в руках Верного предателя. В следующий момент его перекидывают через плечо. — Отвечай! — Джон кричит, извиваясь, и в этот раз пинает кого-то по лицу, из-за чего слышит череду проклятий и летит на пол. Он явно разозлил их, потому что наконец кто-то отрывисто бросает: — Трупы не разговаривают! — Грант, это его голос!..       И что-то бьёт Джона прямо в лицо — с глухим ударом его голову впечатывают в стену. Нос ломается, а горячая пульсирующая боль на мгновение затмевает всё остальное.       Он оглушён. Тяжело дышит через рот, пока кровь льётся из носа, застывает в бороде и впитывается в ткань мешка. Он уверен, что кто-то его снова поднимает, но чувствует это отстранённо, словно тело теперь существует отдельно. Как и гравитация. Мир вокруг медленно и беспощадно вращается.        В какой-то момент раздаётся громкий лязг, разгорячённую кожу холодит воздух, а его опускают на твёрдую и неудобную металлическую поверхность. Его пальто осталось внизу, на крючке в кабинете — очень жаль. Металл начинает нежно урчать, посылая вибрации по всему телу.        На то, чтобы вернуться в реальность, уходит несколько минут. На чём бы он ни лежал — оно движется. Джон пытается сесть, но его трясёт и качает — может, кузов пикапа? Когда он подъезжал к бункеру, преследуемый помощником шерифа, на парковке было несколько… Вселенная вокруг всё ещё вертится, накладываясь на движение пикапа и заставляя его рухнуть обратно. Он закрывает глаза, чувствуя накатившую дурноту. И больше не пытается.       Это казнь? Больше в духе Иакова, а не Иосифа, но… но Иакова больше нет. До сегодняшнего дня Джон был уверен — его место рядом с Иосифом нерушимо. Но теперь убежище, которое он так усердно строил и защищал, закрыто для него.       Джон был никем, когда Иосиф нашёл его, и теперь снова лишился всего.       Где-то вдалеке слышны выстрелы и пикап останавливается, но мир вокруг Джона всё ещё кружится. Кто-то поднимает его, оставляя стоять на нетвёрдых ногах, Верные разговаривают поблизости, но он не может разобрать ни слова.       Его тащат по неровной земле, которая быстро сменяется влажной грязью. Тащат куда-то вниз. Это всё так неправильно. — Стойте… — бормочет он.       Снова звуки выстрелов, на этот раз немного ближе. — Быстрее, — торопит Грант, — они нас видели, сейчас будут здесь!       Земля под ногами сырая и Джон снова пытается бороться. Но руки и ноги не подчиняются, и противник игнорирует эти жалкие усилия. — Хвала Отцу, — шепчет держащий его, и после короткой паузы добавляет, — Прости, брат Иоанн. Покойся с миром.       И бросает его в холодную воду. Тянет почти обездвиженное тело туда, где поглубже. Джон бьётся, тщетно пытаясь освободиться, вернуться к берегу — но только помогает своему палачу, случайно отплыв ещё дальше. Внезапно что-то тяжёлое падает сверху на грудь, погружая его под воду. Джон крутится, пытаясь сбросить тяжесть — чёрт, да что это вообще такое?!       Это не срабатывает, а ему позарез нужен воздух. Он сжимает губы, молясь о чуде. Нельзя умирать сейчас. Нельзя.       Тяжесть исчезает, и прежде чем Джон успевает подумать, почему, чьи-то руки рывком вытаскивают его из воды, на секунду задерживаются, борясь с бечёвкой вокруг шеи и наконец сдёргивают мокрый мешок с головы.       Джон задыхается в попытках насытиться благословенным воздухом. Он щурится сквозь упавшие на лицо волосы, стараясь разглядеть своего спасителя. Может, это Вера — или сам Иосиф. Может, у него есть шанс объясниться, искупить свою вину перед Отцом. Боже, он так надеется на это.       Спаситель Джона протягивает руку и откидывает его волосы назад. Душа уходит в пятки. Это не Вера, не Отец и даже не тот, кого можно считать союзником.       Помощник шерифа, прищурившись, смотрит на Джона. — Ха, — говорит он. — А это интересно.