Excommunication is the new black

      Внутри трейлера предсказуемо тесно. С одной стороны небольшая комнатка с мини-кухней и парой коек, а всё остальное пространство заполнено почти незнакомой Джону техникой и оборудованием. Доктор Линдси, этот жалкий хлюпик, уже здесь — сидит, прислонившись к стенке трейлера, и дёрганно постукивает ногой. Он поднимает глаза, когда они заходят, и нервно сглатывает, когда замечает Джона. — Привет, — здоровается он с Салагой, а потом обращается к Джону. — Мне сказали, что у вас травма головы. — Да, — соглашается тот. И как же сложно бороться с заманчивым желанием добавить что-нибудь колкое и саркастичное вроде «потрясающая наблюдательность, доктор». Но он справляется.       Джона ведут к низенькому столику, на который он садится, снимая шарф и бейсболку. — Как вы получили травму? — спрашивает доктор Перкинс, облокачиваясь на один из столов. — На меня напали и избили мои же люди, — сквозь сжатые зубы цедит Джон. Унизительно признавать, что его последователи не находятся под таким же железным контролем, как у Иакова или Веры.       Доктор Линдси садится на стул рядом и проводит ряд базовых тестов: «Какое сегодня число? Как вас зовут? Где мы находимся?». Потом просит Джона поднять руки по отдельности и вместе. Светит ему в глаза фонариком — это не так неприятно, как было вчера, когда то же самое делал пастор Джером. Просит наклонить голову в разные стороны, чего тот определённо не может выполнить. И, наконец, доктор ощупывает холодными пальцами припухший сломанный нос. Это больно, но Джон пережил гораздо худшее, так что он не даст этим неудачникам возможности услышать, как он кричит от боли.       В конце концов, Линдси садится обратно, набрасывает пару заметок и смотрит на помощника шерифа: — Похоже на сотрясение. Шея тоже сильно травмирована. Но если он будет избегать повреждений в дальнейшем, то всё заживёт и так. — Ты уверен? — Салага выглядит удивлённым. — Он вчера едва стоял на ногах. И его сильно тошнило. Я слышал, это очень плохой знак. — Может быть. Но иногда так бывает. В этом случае, скорее всего, от удара пострадало внутреннее ухо. — Мы сделаем рентген и проверим, нет ли трещин в черепе, но у нас же нет МРТ и всего остального, так что… мы можем только следить за его состоянием и всё, — вмешивается доктор Перкинс. — Но раз он пережил ночь, то, вероятно, всё будет в порядке. — Он всё ещё сидит здесь, — бормочет Джон. Эти люди невыносимы. Очевидно, родители не учили их хорошим манерам. На щеках Линдси вспыхивает румянец и он отворачивается, чтобы настроить рентгеновский аппарат. Перкинс тем временем расставляет по местам защитные экраны.       Они делают два снимка: спереди и сбоку. Перкинс показывает их Салаге и своему пациенту, рассеянно кусая кончик ручки. Она указывает на первый снимок, пока Линдси изучает второй: — Смотрите, перелом довольно чистый. Не думаю, что нос срастётся совсем без последствий, но вмешательство тут не требуется. А отёк спадёт через пару дней.       Линдси ведёт пальцем по второму снимку. Джон готов признать, что он не спец в чтении рентгеновских снимков, но всё выглядит нормально. Хотя… — У него небольшая трещина в затылочной части черепа, — говорит он. — Её почти не видно на снимке, но она есть. Опять-таки, срастётся самостоятельно, в течение пары недель. Я бы порекомендовал воздержаться от драк до этого момента, но… это же Хоуп.       Джон, увы, согласен. Им стоило остаться в Джорджии… Но местные жители стали проявлять враждебность к Вратам Эдема и, в итоге, у них не было выхода. По крайней мере, в Джорджии всегда была хорошая погода, поначалу по-южному гостеприимные люди, лучшие персики в мире, и не было никакого помощника шерифа, и Иаков был жив. Но Иосиф упёрся, что они обязаны переехать в какое-то захолустье посреди гор Монтаны, что Бог хочет этого — соответственно, спорить с ним было невозможно. — Для лечения я бы рекомендовала отдыхать как можно больше, — говорит доктор Перкинс. — Мистер Сид, вероятно, ближайшие пару дней вы будете чувствовать себя ужасно, но тошнота и головная боль пройдут в течение недели. В течение этого периода вы будете слишком быстро уставать и чувствовать эмоциональное перевозбуждение. Думаю, полное восстановление займёт примерно шесть-восемь недель. — Вы думаете? — уточняет Джон. — То есть, вы даже не знаете наверняка?       Что за шутки. Эти ненастоящие доктора ни черта не знают. В Атланте — нет, даже в клиниках Проекта — врачи лечили, давали рекомендации и прописывали лекарства. А эти идиоты даже не уверены, всё ли в порядке с их пациентом, и продолжают нести эту ерунду про то, что «пройдёт само». Салага убьёт его с помощью их абсолютной некомпетентности. — Да, я не уверена насчёт того, как быстро вы выздоровеете. Но могу сказать, что, к сожалению, ваша личность восстановлению не подлежит. Вы так и останетесь полнейшей задницей, — с милой улыбкой добавляет доктор Перкинс.       Джон выходит из себя. — Ты… — выплёвывает он, вставая со стола. И тут Салага оказывается перед ним, заставляя сесть обратно. — Они были не обязаны осматривать тебя, — рявкает он. — Прояви уважение. — Да они же ни черта не знают! — возмущённо возражает Джон. — Серьёзно, «больше не ударяйтесь головой»? Да это и я мог сказать! Они же идиоты! — Единственная причина, по которой я согласился вам помочь — потому что помощник попросил меня, — прерывает его доктор Линдси без малейшей тени нервозности. Он указывает на Джона подрагивающим пальцем. — В следующий раз, когда вам понадобится лечение, вспомните, что ветеринары не дают клятву Гиппократа. — И позволишь мне умереть, потому что я тебе не нравлюсь? — приподнимает бровь Джон. Смертельные угрозы? От Чарльза Линдси? — О, да, как этично. И правда, это ваше Сопротивление — сплошная добродетель. — Самозащита куда более добродетельна, чем убийство невинных и воровство всего, что плохо лежит. — замечает доктор Перкинс. — Но ты продолжай.       Джон открывает рот только для того, чтобы ощутить, как Салага накрывает его своей ладонью, заставляя замолчать. — Всё, хватит. Доктор Перкинс, доктор Линдси, спасибо за помощь. Извините за него, — он кивает головой на Сида. — Линдси, я возвращаюсь в тюрьму, хочешь поехать с нами? — Нет, — отвечает тот, неотрывно сверля Джона взглядом. — Спасибо за предложение, но определённо нет. Аделаида обещала меня подбросить.       На этом всё. Помощник вытаскивает Джона из трейлера, бесцеремонно заталкивает в машину и бросает бейсболку с шарфом ему на колени. — Надевай, — отрезает он, захлопывая дверь и заводя двигатель.       До региона Веры они доезжают быстрее. Салага игнорирует ограничения скорости, обгоняет и подрезает тех, кто встречается на дороге. Так, как любит ездить Джон, как он водит сам, но когда так делает помощник шерифа, — это как-то неправильно. Слишком дико и бесшабашно для того, кто так старается быть осторожным. — Ты, похоже, очень злишься, — девушка наклоняется вперёд с заднего сиденья. Джон вздрагивает, не в силах сдержать удивлённый возглас, тогда как помощник остаётся невозмутимым. И долго она уже там едет? — Злюсь, — отвечает Салага, не отрывая глаз от дороги. — Не хочешь взорвать парочку алтарей? Мне обычно помогает, — замечает она. — Почему бы и нет? — спрашивает он совсем не вопросительным тоном. И резко сворачивает в сторону, едва не врезаясь в грузовик для Жатвы. Водитель кричит и начинает отстреливаться. Зеркало заднего вида рядом с Джоном трескается и он чертыхается.       Вот дерьмо. Никто же не знает, что он здесь. Никто из верующих не знает, что Джон с помощником. И они собираются убить его, пытаясь ликвидировать самую опасную угрозу. Почему Джон не подумал об этом раньше?       Джон зажмуривается, начиная мысленно молиться. Он не хочет умирать сейчас. Салага пинает его по ноге, заставляя открыть глаза, и Господи, блядь, он же высунулся по пояс из окна, стреляя в водителя! Это… Это же охренительно опасно! Если их не убьют верующие, то это сделает помощник шерифа.       В салонном зеркале Джон видит девушку — видимо, это и есть Джесс, — которая пускает стрелы в водителя грузовика. И кто-то из них, видимо, попадает в цель — грузовик резко вылетает с дороги с пятнами крови на том, что осталось от лобового стекла. Салага опускается обратно, пряча пистолет в кобуру. Достаёт рацию, снова глядя на дорогу. — Эй, Ник… Не откажусь от поддержки с воздуха. У меня тут спецдоставка, а в нас стреляют.       В ответ слышно взрыв статического шума и помощник цепляет рацию на место, очевидно, удовлетворённый. У Джона сердце колотится в груди, и он пытается вдохнуть нормально. — Вера точно взбесится, — небрежно бросает Салага, будто это не он чуть не угробил их всех меньше минуты назад.       Ещё мягко сказано. Интересно, что сейчас происходит в бункере Веры. Иосиф всегда давил на неё сильнее, чем на братьев — все её недостойные предшественницы менялись по щелчку пальцев. А теперь, когда Иаков и (предположительно) он сам вне игры, остаётся только догадываться, насколько сильным стало давление. Расстроенный Иосиф может быть действительно пугающим — с его молчаливым неодобрением или колкими фразами.       Несколько минут благословенной тишины, прежде чем Джон слышит рокочущий звук, принадлежащий вертолётным лопастям. Он непроизвольно задерживает дыхание и шипит: — Ч-чёрт… — он бросает взгляд на Салагу. Того, кажется, вообще не беспокоит, что в них стреляют с вертолёта. — Не волнуйся об этом, — говорит он после того, как в рации слышится шипение помех, а вслед за ними — выстрелы.       Вокруг свистят пули, оставляя облака пыли на грунтовке, и Джон ругается вслух. «Не волнуйся»?! Серьёзно? Их же сейчас убьют. Его сейчас убьют.       Ярко-жёлтый самолёт проносится молнией в треснувшем отражении. Ещё несколько выстрелов, секунда тишины и Джон видит в зеркале, как горящий вертолёт падает на землю позади них. — Ник, спасибо, — рация в ответ шипит помехами.       Остаток пути, к счастью, лишён каких-либо происшествий. Однажды Джон случайно замечает Рая и его раздражающе яркий самолёт, который постоянно нарезает круги над ними. Джесс в какой-то момент тянется вперёд и снова включает радиостанцию грешников. Музыка в этот раз получше, некоторые песни он даже слышал раньше и ненавидит их не полностью.       Когда наконец они въезжают на территорию тюрьмы округа Хоуп, та выглядит невероятно засранной. Сгоревшие машины, гниющие трупы — всё разбросано по парковке, в воздухе стоит дым, а измождённые выжившие патрулируют побитые стены с потрёпанными винтовками в руках. Джон поднимает голову — Рай всё ещё прочёсывает воздушное пространство выверенными кругами.       Когда они заходят во двор, окружающий само здание тюрьмы, все взгляды приковываются к ним. Джон ругается себе под нос. Это всё наручники. Да, он замаскировался, но есть только одна причина, по которой Салага может заковать в наручники жителя округа Хоуп — это член Врат Эдема, к тому же, занимающий высокий пост. Полный абсурд, учитывая, что с момента начала Жатвы количество гражданских правонарушений возросло минимум в пять раз.       Помощник ведёт Джона внутрь, Джесс молча следует за ними. Периодически слышно: «Привет, Джесс» или «Рад видеть, Салага». В здании гораздо холоднее, чем снаружи, и Джон почти (но не окончательно) благодарен за грязную толстовку.       Они пробираются к основному блоку, теперь переделанному в командный центр. На каждой свободной поверхности валяются карты округа, а вдоль стен сложены ящики с боеприпасами. Салага подходит к человеку, стоящему перед рацией — Джон узнаёт его, это шериф Эрл Уайтхорс. Правда, теперь он выглядит гораздо более бледным, худым и истощённым. — Эй, шериф, — зовёт его Салага. Тот бросает взгляд на Джона и его брови взлетают вверх. Очевидно, маскировка бесполезна. — Ну, я… — неразборчиво бормочет Джон. Уайтхорс шагает к Салаге и тепло пожимает ему руку: — Отличная работа, помощник. Мы о нём позаботимся. — Что? — взвивается Джон. — Ты оставишь меня тут? Ты не можешь!       Салага устало трёт глаза. Вздыхает и смотрит на Джона мёртвым взглядом. — Нет, могу, — отвечает он. Потом поворачивается к шерифу. — Спасибо.       А затем помощник шерифа уходит и Джесс следует за ним.