Утонувшее солнце

      Когда-то давно, ещё в детстве, Канду спросили, что такое кошмар. Он даже не запомнил, кто это был, и тогда, кажется, так и не нашёлся, что сказать, буркнув лишь что-то вроде «я такого слова не знаю».       Но слово запомнил. И всё время пытался решить для себя, что же такое на самом деле кошмар.       В шесть лет кошмаром для Канды стало чудовище из какого-то фильма, увиденного им по телевизору. В силу возраста он сильно впечатлился, хоть и старался не показывать виду. Но тень этого ужаса долго преследовала Канду, заставляя сомневаться в каждой тени, залегшей по углам комнаты.       В десять кошмаром для Канды стало падение самолёта, на котором должны были полететь его родители. Окружающие думали, что он ничего не понимал, прятали тревогу за фальшивыми улыбками и фразами о том, что твои папа и мама скоро вернутся, что не нужно волноваться. Но Канда не волновался. Ему было страшно, потому что он смотрел по телевизору срочный выпуск новостей, видел трупы, которые прятали в чёрные мешки. Читал и списки погибших — и самым страшным кошмаром для него стало увидеть там знакомые имена.       Не увидел. Канда встретил родителей живыми, хоть и испуганными, всего через полдня — опоздать на самолет оказалось настоящим чудом. Он увидел их, и кошмар отступил, оставив в памяти тёмный след.       А потом вернулся. В пятнадцать лет.       Тогда Канда потерял разом и отца, и мать, и брата. Воля случая, насмешка судьбы — называйте как хотите. В тот момент Канда впервые понял, что кошмар может стать суровой, бьющей под дых реальностью, от которой некуда деться. Наверное, именно тогда он готов был ответить на заданный давным-давно вопрос. Но ответа уже не требовалось.       После же стало не до того, потому что пришла война.       Канда прямо взглянул ей в глаза уже через год, отправленный из тренировочного лагеря на фронт. Она не отводила взгляда и, смеясь, предрекала ему гибель, страшная в своей безобразности и жестокости. Война абсолютно никого не щадила, оставляя после себя лишь трупы и выгоревшие пепелища, над которыми порой не кружило даже вороньё. И, наверное, самое ужасное в этом противостоянии было осознание того, что умереть на поле боя гораздо, гораздо легче и лучше, чем выжить. Канда хотел умереть, потому что тогда кошмар бы закончился. Ничто больше не волновало бы и не страшило.       Канда отчаянно хотел закончить собственный кошмар — и у него получилось. Почти. И только когда вопреки воле войны каким-то чудом (или проклятием, кто знает...) удалось сделать ещё один вдох, Канда понял, что случилось кое-что хуже.       Случилась жизнь.