Утонувшее солнце

      Ещё утром Эрин понятия не имела, что сегодняшний сеанс Канды закончится вот так — проклятым срывом, который она должна была предугадать и предотвратить. Она же, во имя Бездны, его тьютор, она знала, что такое может произойти! Слишком долгая эмоциональная стагнация, слабые реакции — всё буквально кричало, что Канда закрылся в своей скорлупе, и та вот-вот может треснуть! Эрин ждала этого и должна была оказаться рядом, контролировать процесс, особенно сегодня, зная, что Нетта поднимет вопрос о службе в Воронах. Но, оказавшись в кабинете Комуи, задержалась непозволительно долго и получила то, чего меньше всего хотела.       Проблемы. Огромные, мать их, проблемы.       Она выругалась, опуская Канду на пол и тяжело выдыхая сквозь стиснутые зубы. Он ударил ей под рёбра, не жалея сил, и сейчас, когда адреналин схлынул, тело отзывалось тупой болью. Эрин поморщилась и выпрямилась, глянув на руки. После сильной нагрузки они не просто дрожали — тряслись, словно она больна не тремором, а какой-то дрянью похуже. Она несколько раз глубоко вдохнула, успокаиваясь, и посмотрела на Нетту.        — Всё закончилось, Нетта. Ты в безопасности.       Та глянула на неё дико, словно не понимая, о чём речь. Из горла вырывались сдавленные, хриплые выдохи, но глаза оставались сухими — и на том хорошо. Эрин знала, как успокаивать женщин в истерике, но не любила этого. Однако по себе знала, что в подобные минуты услышать голос разума слишком трудно. И, может, Нетте как раз нужно было выплакаться…       Она наклонилась и протянула Нетте руку.        — Давай, поднимайся.       Нетта помедлила ещё пару мгновений. В глубине глаз постепенно загоралось понимание происходящего, и она уцепилась за протянутую ладонь так крепко, словно тонула. Эрин помогла ей подняться, чувствуя, как женщина дрожит. Усадив её в кресло, она быстро отошла к тумбе у дальней стены, с трудом совладав с руками, налила воды из графина и вернулась.        — Вот, — она почти силой сунула стакан в руки Нетте. — Выпей. Станет легче.       На Канду она даже не смотрела — тот не скоро придёт в себя, — и всё внимание сосредоточила на его психологе. Нетта, конечно, могла обойтись и без её помощи, но это была явно не штатная ситуация. Она мельком подумала, что стоило научить её хотя бы паре приёмов самообороны. Не то чтобы у них постоянно случались такие срывы пациентов, но знать, как защищаться, не помешает никому.       Нетта, стукнув зубами о стакан, несколькими большими глотками выпила воду и шумно выдохнула. Легче правда стало, но отделаться от мерзко-холодного ощущения внутри не получалось. Она слишком хорошо помнила, как смотрел на неё Канда. Видел в ней не того, кем она являлась, а своего самого страшного врага. И кипевшую в его взгляде жажду крови трудно было спутать с чем-то другим.       Однако стоило брать себя в руки.        — Он… хотел меня убить, — Нетта ломким движением сняла очки, бросила их на стол и закрыла глаза. Бесполезно. Образ висел в голове, точно выжженный на подкорке сознания. Она тряхнула головой, и кудри рассыпались по плечам. — Я ничего не могла сделать.       Эрин кивнула. С этим глупо спорить: Нетта была хороша в психологии, но вырваться из цепкой хватки самостоятельно ей вряд ли хватило бы сил.        — Хотел, — согласилась она. — Но не убил.        — Приди ты на минуту позже, на его месте лежала бы я! — запальчиво возразила Нетта и непроизвольно коснулась шеи рукой. Теперь точно будут следы — уже сейчас ныли неглубокие ранки, оставленные ногтями. Но первый страх схлынул, оставив место лишь страшным предположениям о возможном исходе. Поверить в то, что случилось, ей было сложно. — И что, чёрт возьми, теперь делать? Я-то переживу, а его запрут в стационаре!       Эрин поджала губы. За всем случившимся она почти забыла об этом, а между тем перспектива была столь же удручающей, сколь и реальной. При всём желании нападение не получится замять — в углу кабинета висела камера. Их установили по настоянию надзорного инспектора Рувелье после похожего случая, ставшего летальным. Он давно стремился превратить центр в исправительную колонию со строгими правилами, и почти ликовал, когда Рину не успели вытащить из рук взбесившегося пациента. Это был редкий случай, почти единственный, но решение о наблюдении и размещении охраны приняли незамедлительно. Единственное, что удалось отвоевать — отсутствие звука на съёмке. То, о чём говорили пациент и психолог, должно было остаться в стенах кабинета и в отчёте специалиста. Охране об этом знать совершенно не обязательно.       И сейчас оставались считанные минуты до того, как люди Рувелье притащат свои задницы с другого крыла здания и повяжут Канду. Допустить этого было нельзя.        — Значит, так, — Эрин выпрямилась и снова направилась к тумбе с графином. — У меня нет времени ждать отчёта. Рассказывай, о чём вы говорили. Быстро.       Не дожидаясь ответа, она взяла графин в руки и, подойдя к неподвижно лежавшему телу, щедро плеснула ему в лицо водой. Человечество ещё не придумало более действенного способа привести в себя оглушённого человека. Можно, конечно, ещё и ударить, но бить пациента не позволяла профессиональная этика.        — Ты что делаешь? — Нетта аж приподнялась, глядя на Эрин широко раскрытыми от удивления глазами.        — Привожу бездыханный труп в сознание, — без тени улыбки отозвалась та. Понимая, что рассказывать о сеансе психолог вовсе не собирается, Эрин выдохнула и посмотрела на неё. — Через полторы, максимум две минуты здесь будут люди Рувелье. Ты и сама знаешь, что вытащить Канду из стационара будет непросто. Линали работает там, но он не станет её слушать. Поэтому, будь добра, запри дверь изнутри и выиграй нам немного времени.       Эрин прекрасно понимала, что действует не по правилам. На последнем совещании Комуи настоятельно просил не ввязываться в конфликт с инспектором, им и без того хватало проблем. Но вместе с тем она не могла позволить упырю в дорогом костюме окончательно искалечить и без того непростого пациента. И готова была сделать для этого что угодно, пусть даже потом придётся принять наказание. Эрин знала, что делает, поэтому сохраняла спокойствие. В конце концов, центру невыгодно её потерять. Тот же инспектор при всём своём желании не найдёт людей, согласных работать в таких условиях.       Это был почти шантаж, но Рувелье давно объявил им негласную войну. А на войне все средства хороши.       Нетта, собиравшаяся возразить, осеклась на полуслове. Она видела, что Эрин абсолютно серьёзно поставила на кон свою работу в центре и всех пациентов ради одного человека. Это выглядело настолько глупо, отчаянно и безрассудно, что впору было рассмеяться. Вместо этого Нетта рвано выдохнула, надела очки и выпрямилась.       После подобного срыва несколько лет назад Эрин слетела с катушек и попала в аварию. И Нетта не хотела позволить ей снова вляпаться в историю. Она сама разберётся с охраной, а там можно будет решить, что делать дальше.        — Приведи его в чувство, — спокойно отозвалась она и решительным шагом направилась к двери. — И дай мне пятнадцать минут. Потом сможешь увести его.        — Нетта, во имя Бездны!..        — Просто делай, что я говорю. Хоть раз, ради всего святого, послушай тех, кто рядом!       Круто развернувшись, Нетта вышла, оставив Эрин одну. Та пару секунд смотрела на дверь, ожидая, что та распахнётся, но тщетно. Вместо этого в коридоре послышался топот и громкие голоса, которым спокойно возражала Нетта. Понимая, что охрана может её не послушать и в любую минуту ворваться в кабинет, Эрин склонилась над Кандой, проверяя его пульс. Ровный и чёткий, но в себя Юу приходить не торопился.        — Давай, ну же! — Эрин помедлила, потом несильно хлопнула Канду по щеке. — Просыпайся, спящая красавица!       Она снова подняла руку с графином, собираясь вылить на него остатки воды, но замерла — и вовремя: Канда открыл глаза. Поведя мутным взглядом, он зацепился за её фигуру, и спустя пару мгновений хрипло спросил, морщась:        — Что за хрень тут происходит?        — Мне бы тоже очень хотелось знать, — отозвалась Эрин. Поставив графин на пол, она рывком поднялась и протянула Канде руку. — Вставай. И во имя Бездны — веди себя тихо. Если охрана за дверью услышит твой голос, не поздоровится нам всем.       Канда решительно ничего не понимал. В сознании всё плыло и казалось, что ещё немного, и он снова отключится. Он медленно повернул голову, только сейчас обнаружив, что лежит на полу, да, к тому же, ещё и мокрый: волосы прилипли к лицу, а водолазка неприятно холодила кожу. Он стиснул зубы и, проигнорировав ладонь Эрин, сел, а после и поднялся на ноги. Потёр ладонями лицо, пытаясь хоть немного прийти в себя и вспомнить, что здесь, мать его, вообще стряслось. Напрасно — последняя четверть часа не то что выпала из памяти, но затёрлась мутной пеленой.        — Что, дьявол тебя раздери, творится? — он повернулся к Эрин, собираясь получить все ответы здесь и сейчас. — Ты ведёшь себя как…       Эрин договорить ему не дала. Неожиданно оказавшись рядом, прижала ладонь ко рту, прерывая поток возмущений, который готов был вот-вот излиться. Поймала его взгляд, надеясь, что хоть теперь этот упёртый придурок её услышит.        — Я веду себя как полная идиотка, — прошипела она. — Если это удовлетворяет твоё задетое эго, будь добр, заткнись!       Она прислушалась. Спор за дверью не утихал, и среди прочего Эрин различила знакомый голос одного из охранников. Он требовал отойти от двери и позволить им выполнить их работу.       «Он опасен для окружающих, госпожа Грин! Отойдите!»       Эрин стиснула зубы. Официально применить силу к работнику центра они не имели права, тем более, что Нетта являлась жертвой. Но двум здоровым парням не составит труда оттеснить хрупкую женщину в сторону — удивительно, что они не сделали этого раньше. Эрин посмотрела в окно, понимая, что это крайняя мера, но сейчас только она им и оставалась. Ещё минута — и охране надоест церемониться с Неттой.        — Сейчас ты не задаёшь лишних вопросов и делаешь то, что я скажу. Это избавит нас всех от лишних проблем, понятно?       Канда, замерший на месте и сверлящий Эрин пристальным взглядом, кивнул. Сейчас он снова видел в ней ту самую холодную леди с резкими движениями и ледяным взором. И, как бы ему ни хотелось взбрыкнуть, сказать, что не собирается идти на поводу — Канда всё равно подчинился. Хотя бы потому, что идиотом он не был, а ситуация оставалась слишком непонятной, чтобы просто ломиться напролом и делать всё, что вздумается. Да и Канда смутно осознавал, что виной всему происходящему является именно он. Это означало одно — у него проблемы. И справиться с ними сейчас могла помочь только Эрин, так и не отнявшая руки.       Он перехватил её ладонь и отвёл от своего лица.        — Мы собираемся сбежать?       Эрин кивнула. Наконец-то он начал соображать правильно. Бросив ещё один короткий взгляд на дверь, она жестом указала Канде на окно.        — Второй этаж тебя не пугает, надеюсь?       Вместо ответа Канда отвернулся и, подойдя к окну, распахнул створку. Горячий летний ветер ворвался в комнату, взметнув бумаги на столе. Канда поморщился и оглянулся на Эрин.        — Тоже будешь прыгать?        — За меня не переживай, — отозвалась та. — Я не стеклянная, не разобьюсь.       Она собралась сказать ему, чтобы он поторопился и исчез из поля её зрения, но не успела. Дверь со стуком распахнулась, и Эрин развернулась мягко и быстро, готовясь к худшему. Вряд ли люди Рувелье будут рады её дипломатии…        — Успокойся, — Нетта устало вздохнула, заходя внутрь. Заметив Канду, который уже одной ногой стоял на подоконнике, она покачала головой и потёрла переносицу. — Всё в порядке, Канда. Можете не рисковать и не прыгать.       Эрин выпрямилась, но расслабляться отнюдь не собиралась. Проследив взглядом за почти рухнувшей в кресло Неттой, она приблизилась и негромко спросила:        — Что произошло? Почему они ушли?        — Потому что я взял на себя ответственность за произошедшее.       Голос Комуи заставил вздрогнуть и Канду, прислонившегося спиной к стене рядом с окном, и Эрин. Она обернулась и посмотрела на шефа, который тихо вошёл в кабинет и закрыл оставленную Неттой нараспашку дверь. Обычно Комуи был шумным и разговорчивым, его слышали с другого конца коридора. Но сейчас Эрин понимала: шеф совсем не в восторге от того, что происходит. Он был тих, сохраняя при этом лицо, по которому невозможно прочесть его настоящие эмоции.       Комуи не спешил давать каких-то объяснений или отчитывать подчинённых. Прошёл к креслу, в котором обычно сидели пациенты, и устало опустился в него. Стащив с головы неизменный белый берет, он снял очки и потёр переносицу. Лишь после этого он посмотрел на Канду. Спокойно, без давления, но Эрин видела, как тот вытянулся в напряжённую струну под чужим взглядом.        — Ты можешь что-нибудь сказать? Почему ты напал на Нетту?       Канда, и без того неподвижный, в буквальном смысле застыл изваянием. Неверие отразилось в тёмных глазах, но понимание того, что Ли-старший не шутит, пришло очень быстро. Он медленно перевёл взгляд на Нетту, однако та сидела к нему спиной и не собиралась поворачиваться. Канда глянул на Эрин, надеясь, что хоть она объяснит, почему говорят о таком. Та лишь покачала головой.       Канда выдохнул. Паршиво. Очень паршиво. Обрывки смутных воспоминаний метались в сознании, но связать их между собой пока не выходило. Он помнил, что говорил о Воронах, что злился, но нападение на Нетту напрочь выпало из его памяти. А вот то, что его кто-то вырубил, причём сделал это профессионально — Канда помнил очень хорошо.        — Я не знаю, что сказать, — наконец, произнёс он, глядя Комуи в глаза. — Я не хотел причинить ей вреда.       Комуи кивнул и снова опустил взгляд на свои руки. Тёмно-фиолетовые, почти чёрные волосы упали на лицо, скрыв его выражение от внимательно наблюдавшей за ним Эрин. Она не знала, какое решение вынесет шеф, но ясно было одно: нужно разобраться. Шаг за шагом восстановить их разговор и поймать триггер. Хотя даже это вряд ли могло спасти Канду от стационара и принудительно-жёсткого лечения, которое предписывали взбунтовавшимся пациентам.       Рувелье не упустит такой шикарной возможности показать, что методы Комуи Ли никчёмны и бесполезны.       Комуи, словно услышав её мысли, выпрямился, но ни на кого не смотрел. Водрузив на место берет, он одёрнул рукава белого костюма.        — Я взял ответственность на себя и гарантировал людям Рувелье, что сейчас ты не представляешь опасности для окружающих. Они непременно напишут ему рапорт, и завтра, максимум через двое суток он будет здесь. Я тебя очень прошу, Канда, — он, наконец, повернулся к подопечному, — не наделай глупостей до рассмотрения твоего дела. У инспектора жёсткая политика и совсем другая терапия, а я не хочу, чтобы он окончательно сломал тебя.       Комуи поднялся.        — Нетта, вы можете на сегодня быть свободны. Если вам потребуются дополнительные выходные или любая другая помощь, пожалуйста, дайте мне знать.       Та кивнула, и Комуи развернулся к двери. Проходя мимо Эрин, он задержался и положил руку на её плечо.        — Я понимаю, что у вас много работы, но дело Канды стало приоритетным, — тихо сказал он. — Если подобные случаи начнут повторяться, я ничего не смогу сделать. Пожалуйста, присмотрите за ним, Эльерин. И постарайтесь достучаться. Иначе Рувилье вцепится в нас с новой силой.       Он ушёл так же тихо, как и появился, и только после этого Эрин поняла, что всё это время была напряжена будто перед броском. Шумно выдохнув, она повела плечами. Опасность и неминуемые проблемы временно отступили, и выделенным временем следовало воспользоваться с умом. Она скользнула взглядом по Канде, а потом посмотрела на съёжившуюся и глядящую в одну точку Нетту. В своём большом кресле она сейчас казалась совсем маленькой, хрупкой — и безумно уставшей.        — Нетта, — позвала Эрин, обогнув стол и развернув её к себе. Та медленно подняла взгляд и моргнула, словно приходя в себя. — Давай я отвезу тебя домой, Нетта. Тебе нужно отдохнуть.       Та, казалось, какое-то время сомневалась, борясь с собой. Предложение было заманчивым: Нетта чувствовала себя ужасно вымотанной и физически, и морально. Хотелось положить голову хоть на что-нибудь мягкое и провалиться в сон, чтобы забыть всё, что произошло сегодня. Она уже собралась согласиться, но осеклась, ощутив на себе чужое внимание. Канда смотрел на неё внимательно… и виновато. И молчал.       Опять, чёрт бы его побрал!        — Не стоит, — Нетта покачала головой. Решительно выпрямилась и прямо глянула на нависшую над ней Эрин. — Я в порядке, просто устала. У нас не так много времени, чтобы отдыхать, если ты помнишь. К вечеру я пришлю тебе отчёт по сегодняшнему сеансу.       Эрин нахмурилась и отстранилась. Предъявлять претензии Нетте по поводу непринятой помощи казалось глупым: она сама часто так делала, когда Грин пыталась прорваться сквозь её оборону. Но Эрин точно знала, что Нетта была совсем другой. Пусть сейчас она и держалась, всем своим видом показывая, что ничего не случилось, внутри же её наверняка разрывало от дикой смеси эмоций — душащего ужаса, напряжения, страха за себя и за Канду, которого могут принудительно отправить на лечение. Оказаться меж двух огней вовсе не входило в планы Эрин, но и просто так уехать сейчас… Неправильно. В произошедшем огромная доля и её вины тоже.       Она потёрла ладонями лицо, пытаясь сообразить, как лучше поступить. Настаивать слишком грубо, просить — Нетта снова откажет…       Проблема решилась сама.        — Эрин права, госпожа Нетта, — голос Канды в наступившей тишине прозвучал неожиданно. Эрин вздохнула и покосилась на него через плечо. Он смотрел на Нетту, скрестив руки на груди. — Вам нужно отдохнуть. Я сам расскажу Эрин всё, что случилось, кроме…       Он не договорил, тряхнув головой.        — Простите. Я не хотел причинить вам вреда.       Мгновение Нетта казалась совершенно непроницаемой: Эрин даже не знала, что она так хорошо умеет прятать эмоции. Однако маска рассыпалась почти сразу, и она улыбнулась. Устало, но почти так же, как делала это всякий раз, приветствуя Канду — тепло и искренне.        — Я всё понимаю, Канда. Вам было… непросто. И сейчас нам всем нужен отдых.       Она потёрла шею, где уже наливались цветом пятна гематом, и повернулась к Эрин.        — Поезжайте без меня. Мне, — она устало вздохнула, сняв очки, и сжала переносицу, — лучше сейчас побыть одной.       Больше Эрин настаивать не решилась. Попросив Нетту звонить в любое время суток, если понадобится, она вышла из кабинета. Оборачиваться и проверять, идёт ли за ней Канда, не было нужды: она чувствовала, как он следует за ней чуть поодаль, слышала его тихие шаги и лёгкое дыхание. Он ничего не говорил, а Эрин не спешила спрашивать. Ей нужно было подумать о том, что делать дальше.       Тишина, однако, длилась недолго.        — Она боится меня.       Канда не спрашивал — утверждал. Устраиваясь на пассажирском сиденье машины Эрин, которая за время их пребывания в центре основательно прогрелась, он не поворачивался и не поднимал головы. Разглядывал свои руки, словно пытаясь увидеть на них то ли следы крови, то ли ещё чего-то, ведомого только ему одному.       Эрин закинула рюкзак на заднее сиденье и, прежде чем завести машину, включила кондиционер. Приятная прохлада коснулась кожи, и она прикрыла глаза.        — Ты задаёшь правильные вопросы, — наконец, отозвалась она, проигнорировав то, что это был и не вопрос вовсе. — Любой нормальный человек после такого стал бы если не бояться, то опасаться точно.       Она распахнула веки, повернула ключ в замке зажигания, и мотор мягко заурчал. Эрин сжала пальцы на руле.       Они все были немного ненормальными.        — За год до того, как ты пришёл к нам, одного из психологов убил пациент. Точно так же, как ты, впал в аффект на сеансе. После этой трагедии в каждом кабинете повесили камеры, а половина сотрудников уволилась.       Эрин вырулила с парковки и влилась в неплотный ряд машин на шоссе. Час-пик миновал, поэтому дорога не была сильно загружена, да и здесь, в окрестностях реабилитационного центра редко бывали пробки. Эрин, обогнав кого-то, продолжила, цепко следя за дорогой:        — Нетта была одной из немногих, кто остался. Сказала, что хочет помогать людям, даже если это грозит ей смертью. Хочет делать хотя бы что-то, раз на войне пользы от неё не было, — она покосилась на Канду. — Так что делай выводы.       Канда не ответил. Эрин бросила короткий взгляд на него, но не смогла ни разглядеть, ни понять, о чём тот думал. Он сидел с совершено непроницаемым лицом. Впрочем, сейчас им обоим не помешало бы остаться наедине со своими мыслями. По крайней мере, до тех пор, пока не приедут домой.       Ситуация выходила прескверной. Ещё с прошлого года инспектор Рувелье вцепился в их центр, как клещ, явно желая сместить мягкотелого, по его мнению, Комуи, и ввести жесточайшие правила. Все прекрасно понимали, что если это произойдёт, то реабилитационный центр с дружеским отношением к пациентам, индивидуальным подходом к проблемам каждого превратится в психиатрическую лечебницу. Часть стационара уже подчинялась ему, и оказавшиеся там пациенты, если и не становились психами, то полностью меняли отношение к жизни. Те, кто хотел забыть о войне, снова говорили, что желают вернуться туда.       «Там нам самое место».       Эрин передёрнула плечами. Рувелье не видел в них людей — ни в одном из пациентов. Он видел только инструменты. А ещё деньги. Он не раз выражал возмущение тем, что Эрин работает с некоторыми пациентами бесплатно.       — Если вы считаете себя специалистом, вы должны ценить своё время и свои услуги, разве нет? — холодно спросил он в одну из их встреч. — А размениваясь по мелочам на инвалидов, вы лишаете шансов нормальных солдат на возвращение в строй.       Очень захотелось выругаться, но Эрин только крепче сжала руль и нажала на газ, когда впереди появился пустой отрезок дороги. Сегодня она сглупила, да. Это стоило признать. Ей надо было находиться рядом во время сеанса, контролировать, наблюдать. Но вместо этого отнеслась к происходящему с непозволительным легкомыслием. Этого-то Рувелье и ждал.       Эрин стиснула зубы.       Нет уж. Своих пациентов она ему не отдаст.       В полном молчании — даже радио никто не стал включать — они добрались до дома. Эрин заехала на подземную парковку и, заглушив мотор, уткнулась лбом в мягкую оплётку руля. Ей не хотелось двигаться, да и руки всё ещё чуть заметно подрагивали, не думая униматься, и отзывались на каждое движение тянущей болью, которую Эрин с усилием игнорировала всю поездку. Однако сидеть так бесконечно не имело смысла, да и взгляд Канды —внимательный, прилипчивый — не давал покоя.        — Что? — она выпрямилась и отвела чёлку ото лба. Попыталась прочитать хоть что-то в чужих глазах, но не смогла — Канда отвернулся слишком быстро.        — Ничего, — пожал он плечами и, отстегнув ремень, вышел из машины.       Эрин пару секунд смотрела ему вслед и с шумным выдохом последовала его примеру. Рюкзак, подхваченный с сиденья слишком резко, показался тяжёлым, и Эрин тихо охнула, тут же сцепив зубы. Стоило выпить таблетки, и чем быстрее, тем лучше.        — Идём со мной, — бросила она Канде, обгоняя его и направляясь к лифту.       Оказавшись в квартире, Эрин первым поставила чайник и только потом ушла в ванную. Там она немного задержалась, умывшись холодной водой и несколько минут старательно приводя мысли в порядок. Сейчас стоило в подробностях расспросить Канду о том, что случилось на сеансе, а потом рассказать ему, что ему грозит, если он не возьмётся за ум и продолжит нападать на психологов и отказываться идти на контакт. В сущности, ничего хорошего, но если и это на него не подействует…       Решив не думать о плохом, Эрин вернулась, не забыв бросить в рот две таблетки, взятые в аптечке. Канда сидел у стены на стуле, буравя взглядом столешницу. Он по-прежнему оставался непроницаем и уводил взгляд, когда Эрин пыталась посмотреть прямо. Сам силился понять, что происходит и куда двигаться дальше, но получалось плохо. Она покачала головой и, не спрашивая, налила ему большую кружку зелёного чая.        — Вот, — она поставила напиток на стол и придвинула вазочку с печеньем и конфетами. — Мы никуда не торопимся, так что выпей чаю и успокойся. Сейчас тебе точно ничего не грозит.        — Спасибо, — глухо отозвался Канда.       Взялся за ручку, собираясь сделать глоток, но передумал. Повернул кружку вокруг своей оси, глядя, как плавает сверху одинокая чаинка. Всё происходящее казалось неправильным. Каким-то ожившим кошмаром, от которого никак не получалось избавиться. Как будто он снова попал в прошлое и превратился в чудовище, которое больше всего в себе ненавидел.       Эрин вернулась к плите и заварила себе кофе. Терпкий аромат разнёсся по кухне, бодря и немного поднимая настроение. Без этого живительного напитка жизнь казалась совсем тусклой.       Щедро добавив в чашку сгущённого молока, заботливо привезённого с родного острова, и четыре ложки сахара, Эрин устроилась на стуле напротив Канды. Некоторое время она ничего не говорила, глядя в окно и наслаждаясь кофе. Тишина не тяготила её, хоть и непросто было выбрать те самые, правильные слова, чтобы начать разговор. Эрин вдруг на мгновение ощутила отчуждение — словно между ними снова возникла непреодолимая стена. Она справедливо опасалась, что в этот раз её не сломать.       Она не знала, о чём думал Канда, но тишину он нарушил первым. Отхлебнув горячий чай и прикусив губу — наверняка обжёгся — он поднял на Эрин взгляд. Она едва сдержалась, чтобы не вздрогнуть: такой усталости не приходилось видеть уже давно.        — Что ты хочешь знать? — сухо спросил он.       Эрин поставила чашку на стол и обхватила её ладонями.        — Всё. Всё, что ты говорил Нетте, что она отвечала тебе. Расскажи мне всё, что помнишь.       Несколько секунд Эрин была уверена, что он откажет. Ещё раз проходить через это?.. Он сжал челюсти, скулы его заострились, превращая лицо в неживую маску. Но спустя мгновение он тяжело выдохнул и начал говорить. Размеренно, спокойно, иногда прерываясь, он рассказывал о том, как оказался в элитном формировании, как встретил Аллена Уолкера, с которым разлучила война — и как потерял его в том чёртовом лесу. На моменте, в котором командир собирался наказать его так, как любил, с особой жестокостью и цинизмом, Канда споткнулся и замолчал. Выдохнув, сделал большой глоток, не замечая, как горячая жидкость обжигает горло.       Эрин не прерывала. Только наблюдала внимательно, про себя содрогаясь от того, сколько на самом деле боли жило в Канде. То, что она видела в первые дни их знакомства, было только вершиной айсберга. Она крепче сжала пальцы, сцепленные в замок вокруг чашки. Желание помочь ему, вывести из затопившей разум и душу тьмы стало почти нестерпимым. Она обязательно должна что-то придумать. Бросать этого человека одного казалось сущим кощунством.       Канда молчал ещё пару минут, потом глуховато сказал:        — Когда я рассказывал это Нетте… случилось что-то, — он нахмурился, явно пытаясь выцепить из памяти нужный фрагмент, но не находя его. — Как будто я снова оказался… там.       Он неопределённо мотнул головой, и Эрин кивнула, давая понять, что понимает. Его «там» до сих пор держало Канду слишком крепко, а «здесь» было слабым, туманным и призрачным.       Она осторожно пошевелилась, словно боясь неосторожным движением сломать тонкое доверие и нить понимания, что протянулась между ними.        — Радует только то, что этого ублюдка Миллера наказали, — произнёс Канда, и губы его скривились в некрасивой, больной усмешке. — Гниёт в земле — там ему и место.       Миллер.       Эрин поджала губы. Сам того не подозревая, Канда поделился с ней тем, что она могла понять гораздо лучше, чем Нетта — хотя бы потому, что хорошо помнила рассказ деда. Именно Дилон Сартес был тем прокурором, что вмешался в наказание Канды, больше похожее на казнь. И именно после этого скандала в Воронах арестовали Генри Миллера, командира, который продвигал жестокие правила и неукоснительное подчинение под страхом смерти. Слишком много было солдат, пропавших без вести. Слишком идеальными были показатели формирования. Миллер всегда хвастался тем, что у него нет дезертиров. Их и не могло быть — свои убивали своих. Такого военная прокуратура и формирование карателей «Чёрные лисы» оставить не могли.       Эрин на мгновение закрыла глаза, жёстким усилием воли давя внутри поднявшуюся волну злости. Она, наверное, никогда не перестанет появляться при упоминании Воронов. Слишком значимый след они оставили в её жизни — и продолжали оставлять, но теперь уже через пациентов. Страшно было подумать, сколько ещё вот таких поломанных Воронов могло вернуться, останься Миллер в командовании. А сколько могло не вернуться вовсе.       Она бросила на Канду взгляд. Он сидел, опустив голову, и казался разбитым и потерянным. Словно рассказ вытряс из него всё до последней капли, оставив лишь пустую оболочку, совсем не похожую на того, жаждущего крови и безумно сильного Канду, которого она видела сегодня.       Словно два разных человека.        — Спасибо, что рассказал, — негромко проговорила она. — Теперь я знаю, что у вас там происходило.        — Ты могла бы посмотреть камеры, — равнодушно заметил Канда. — Там отчётливо видно, как у меня рвёт крышу.        — Камера не рассказала бы мне, что ты чувствовал в тот момент, — не согласилась Эрин. — А мне гораздо важнее это.       Она замолчала, раздумывая. Фактически, срыв Канды нечем было оправдать. Он напал на Нетту, провалившись в прошлое, захлебнувшись собственной болью и страданием. Все, кто сегодня был в кабинете, понимали причины. А вот для Рувелье такой результат терапии будет означать только одно — она неэффективна. Хорошая терапия не даёт пациентам срываться. Как не дают и таблетки, которыми он их пичкал. Отличная альтернатива, ничего не скажешь.       Она выпрямилась, собираясь честно рассказать Канде о его перспективах, но из коридора раздался приглушённый звонок телефона. Чуть раздражённо выдохнув, Эрин поднялась.        — Подожди, я сейчас.       Найдя в тёмном коридоре брошенный на пол рюкзак, она вернулась вместе с ним на кухню и, остановившись на пороге, принялась рыться в нём в поисках телефона. Тот, как назло, завалился на самое дно и надрывно звонил на всю комнату, нервируя. Вес рюкзака стремительно оттягивал руки, и Эрин, чертыхнувшись, перехватила его за лямку другой рукой — и не удержала. Он с шумом упал на пол, попутно рассыпав больше половины содержимого.       Зато телефон нашёлся.       Эрин выдохнула, поднимая аппарат, который перестал звонить. Проверив входящие и увидев номер Артура, давнего друга, она нахмурилась и набрала его. Он редко звонил днём, обычно начиная трезвонить ближе к вечеру, когда, собственно, и заканчивал дела, поэтому Эрин опасалась, не случилось ли чего. Пройдясь пару раз по кухне в ожидании ответа, она снова вышла в коридор, решив собрать вещи потом. Мерные гудки в трубке раздавались один за другим, и Эрин всерьёз начала волноваться. Куда можно было деться за полторы минуты?       Устав ждать ответа, она набрала Артуру сообщение с просьбой перезвонить и вернулась обратно.        — Извини, я сейчас тут всё… уберу.       На полу уже ничего не лежало — пока её не было, Канда успел собрать все вещи и аккуратно поставить рюкзак на её стул, застегнув молнию. Сам он сидел на своём месте, скрестив руки со сжатыми кулаками на груди. Поймав его взгляд, Эрин готова была поклясться, что он смотрит на неё со смесью недоверия и чего-то ещё, что разобрать не удалось. Будто оценивал, сравнивал. Странное ощущение, появившееся внезапно, никак не хотело отпускать. Словно за эти несколько минут что-то кардинально изменилось.        — Спасибо за помощь, — она бросила телефон на стол и, распустив волосы, снова собрала их, перехватив резинкой.— На чём…        — Могу я спросить?       Голос Канды звучал ровно, но Эрин кожей почувствовала: что-то не так. Он всегда становился таким холодно-вежливым, когда хотел задеть её, или сказать что-то, что могло не понравиться. Она напряглась.        — Спрашивай.        — Кто вырубил меня в кабинете у Нетты? — Канда не отводил взгляд. Он ждал её ответа так, словно от него зависела если не судьба мира, то уж его точно. Если это будет ложь…       Эрин прищурилась. Она знала, что рано или поздно этот вопрос всё равно прозвучит. Скрывать ей было нечего, но разве сейчас речь не о нём? Всё остальное может подождать до более удобного момента. Как ждало всё это время уже четыре месяца.        — Это имеет значение?        — Да, — казалось, Канда даже не моргал. Его состояние ощущалось одним сплошным комком напряжения, и Эрин невольно хотелось сделать шаг назад. — Кто это был, Эрин?       Надо же. Настолько важно, что даже назвал её по имени, что делал крайне редко. Эрин повела плечами, пытаясь расслабиться. Бездна, почему она чувствует себя так, словно её допрашивают?       Выдохнув, она выпрямилась.        — Это была я. Какие-то проблемы?       Глупая, смешная попытка в агрессию, но сейчас Эрин пыталась защититься. Она не желала ненужных вопросов: как, где научилась и прочее. Ей совсем не хотелось возвращаться в те места, где были так полезны эти навыки, даже мысленно. Слишком много мрачных воспоминаний связано с теми годами. Будь у неё возможность, она бы просто вычеркнула их как никогда не существовавшие, и спокойно жила дальше.       Канда молчал минуту, молчал вторую. Всё рассматривал Эрин так, словно видел впервые и никак не мог понять, что она за существо такое. Но вместе с тем взгляд его оставался нечитаемым. Он не хотел открывать свои мысли.        — Сначала я думал, что это ложь, — произнёс он, чуть склонив голову. — Такая хрупкая женщина не сможет справиться со мной, я точно это знаю.       Эрин помрачнела и явно хотела возразить, но он не дал. Поднял руку, а потом медленно разжал пальцы, открывая ладонь. То, что лежало там, заставило Эрин застыть на месте, превращаясь в изваяние. Идиотка. Какая же она беспечная идиотка! Оставила его наедине со своими вещами, не подумав, что он может случайно увидеть это!..        — Я думал, это твоего мужа, — медленно проговорил Канда, тоже глядя на тусклый армейский жетон с грубоватой серебристой цепочкой. Поднял голову, и вот теперь во взгляде Эрин отчётливо прочитала потрясение.       — Но там твоё имя.       Эрин точно знала: нужно что-то ответить. Улыбнуться, покачать головой, сказать, что этот жетон — не настоящий. Всего лишь безделушка, подделка.        Вмиг пересохшие губы не слушались. Да и врать не имело смысла. Канда как никто мог понять это, как и узнать номер подразделения, выбитый на жетоне.       Он слишком хорошо ему знаком.       — Да, моё.       Голос остался спокойным, и рука почти не дрогнула, когда Эрин приблизилась и забрала жетон. Сжала его в ладони, пряча от взглядов, от лишних вопросов, от самой себя. Только ощущение острых царапающих краёв не давало вцепиться в мысль, что всё это ей лишь снится.       Эрин не стыдилась прошлого, но и не хотела, чтобы ещё хоть кто-то узнал о том, что она служила, как не хотела увидеть жалость и сочувствие в глазах Канды. Он же наверняка думает, как большинство — женщине не место на войне. Женщина должна прятаться и ждать, когда ад, воплотившийся на земле, закончится. А вместе с ним оборвутся и жизни тех, кто дорог, кто там, в этом аду, старается не только выжить, но и спасти тех, кто остался за спиной. И неважно, что от бессилия и невозможности ничего изменить хотелось самой приставить пистолет к виску.       Эрин такого мнения не разделяла.       Убрав рюкзак на пол, она села за стол и спустя пару секунд подняла на Канду абсолютно безмятежный взгляд.       — И что дальше?       Вопрос повис в воздухе, точно начинённая напряжением бомба. Канда смотрел на неё, и в его взгляде эмоции сменяли одна другую. Неверие, потрясение, сомнение, кажется, капелька ужаса тоже скользнула. Ему сложно было поверить, что она… хрупкая, по его мнению, женщина, провела на войне несколько лет жизни. И не просто вытаскивала раненых с поля боя и зашивала раны. Не просто спасала жизни.       Она дралась за них. Дралась наравне с ним и всеми, кто гордо носил на коже чёрное воронье крыло.       Канда медленно перевёл взгляд на руку Эрин. За бинтами ничего не было видно, но он точно помнил — там совсем другая птица.       — Твоя татуировка, — хрипло произнёс он. — Там филин.       Она не смутилась, даже в лице не поменялась — какой смысл прятать что-то и обманывать? Положив жетон на стол и заметив, как пристально Канда вглядывается в него, Эрин сняла зажим и несколькими движениями размотала бинт. Привычно обвела контур татуировки и подняла голову.        — Я не соврала тебе. Я действительно набила филина в память о муже, потому что он служил в медблоке. Я тоже должна была остаться там.       Эрин на мгновение прикрыла глаза и глубоко вдохнула. Она очень давно ни с кем не говорила о своём прошлом. Задвинув его на самые задворки памяти, она спокойно жила, предпочитая не возвращаться и не ворошить старые воспоминания. Да, она пережила это, потратив четыре долгих месяца после возвращения на восстановление. Но всякий раз, как кто-то намеренно или неосознанно касался её прошлого, Эрин будто бы старалась защититься. Наверное, если бы не горечь потери, то ей было бы легче. Но горечь была и с годами, спрессованная где-то в глубине, никуда не уходила. Эрин было проще просто не трогать её.       Но всякий раз находилось что-то, что снова поднимало горькую хмарь на поверхность, и ей, Эльерин Сартес, требовалось всё её самообладание, чтобы не сорваться в больную постыдную меланхолию.       Она снова взяла в руки жетон и покрутила его. Повидавший виды, с потёртыми выбитыми надписями: имя, фамилия, группа крови, вероисповедание — кхалаит. И, конечно, номер подразделения. Все, кто хоть как-то имел отношение к войне, знали его.       Вороны.       Эрин должна была чувствовать гордость. Она стала одной из немногих женщин-Воронов. Гибкая, быстрая, юркая, сильная и умелая, готовая нести смерть — спасибо подготовке на родных островах. Она стала идеальным кандидатом и первые пару месяцев была уверена, что это поможет. Её отряд работал на охране Филинов, попутно выполняя мелкие спецоперации. Всё было идеально. И Эрин радовалась, что всё сложилось именно так.        Однако ей не раз говорили — на войне нет места радости.       — Как ты вообще попала на фронт?       Эрин тряхнула головой, понимая, что задумалась. Похоже, пауза затянулась слишком долго: Канда выглядел так, словно она почти умерла. Она прикусила губу изнутри. И подумать не могла, что это… может так его задеть.        — Я сбежала, — просто ответила она.       Вздохнула, осознавая, что рассказать придётся едва ли не с самого начала. Если умолчать, Канда всё равно не отстанет. Не сейчас, так потом придёт с вопросами. А думать об этом снова Эрин не хотелось. В конце концов, если хочешь честности от человека, будь честен с ним сам        — Всё случилось из-за матери Дана. Когда началась война, её старший сын пропал без вести. Она очень боялась остаться одна. Поэтому подделала документы о своей болезни и подкупила кого-то в военном ведомстве, чтобы Дану дали отсрочку. Надо же было кому-то ухаживать за больной матерью, — губы Эрин дрогнули, но она с силой поджала их и продолжила: — Дан ничего не знал. Его мать оказалась искусной актрисой, и он, поверив, приехал с ней сюда. Она надеялась спрятать здесь сына от ужасов войны, поэтому предложила ему учёбу в медицинском. Там мы и встретились.       Канда не перебивал, но Эрин едва сдерживалась, чтобы не повести плечами. Опустив голову, она неотрывно смотрела на его сцепленные в замок руки. Ей было очень неуютно. Так, словно она не о прошлом рассказывала, а раздевалась перед ним.       Потерев переносицу, она снова заговорила:       — Всё продолжалось спокойно почти два года. А потом он чинил её телефон и в почте наткнулся на переписку матери с тем типом из ведомства. Понятия не имею, почему она её не уничтожила. У них случился жуткий скандал, после которого Дан вернулся и сказал мне, что завтра уезжает на фронт. Что больше и минуты не проведёт там, где его заставили жить обманом.       Чтобы собраться с мыслями, Эрин потребовалось несколько долгих секунд. Давняя обида вновь всколыхнулась внутри, так, словно разговор с мужем случился вчера. Она прекрасно понимала чувства Дана. Понимала, что на его месте ощущала бы себя так же — преданной и потерянной. Но то, как легко он отказался от неё, Эрин простить так и не смогла.        — Я просила его всё хорошо обдумать, — немного тише, но по-прежнему спокойно произнесла она. — Ты, конечно, скажешь, что это эгоизм, что здоровый молодой мужчина должен быть на фронте, и посчитаешь меня просто истеричкой. Но кто в здравом уме отпустит любимого человека туда, где его ждёт только смерть?       Губы Эрин всё-таки исказила усмешка — больная и ломкая. Она не обратила внимания, как сжал кулаки Канда, убрав ладони со стола. Не заметила, как проскользнул в его глазах гнев, а лицо закрылось непроницаемой маской. Она снова переживала тот вечер, переломивший её жизнь на две части.       Канда не отвечал. Эрин, сама не понимая, почему, подождала ещё минуту, а потом выдохнула:        — Я не смогла уговорить Дана остаться. Но и просто ждать не могла, — она крепче сжала жетон. — На моей родине нас воспитывают воинами. Всех — и мужчин, и женщин. И когда близкий человек добровольно уходит на гибель, мы не можем просто на это смотреть. Поэтому ночью, пока Дан спал, я собрала вещи и ранним утром уехала на сборочный пункт. Когда там оказался Дан, я уже зарегистрировалась и ждала отправления.       Говорить дальше не было смысла. Эрин прикрыла глаза. Наверное, на этом можно закончить. Канда ведь был там, он представляет, что творилось на фронте. Но вместе с тем она знала: не получится смотреть ему в глаза, если сейчас не будет произнесена правда. Та правда, от которой нет смысла убегать.       Прошлое невозможно изменить, переписать по собственному желанию. А иногда так хочется!..       Она вздрогнула, когда сжатой ладони коснулась чужая рука. Вскинулась резко, точно ожидая нападения, но Канда не собирался причинять ей вреда. Он понимал, понимал гораздо лучше, чем она могла себе представить. У него тоже было много того, о чём сложно говорить вслух.        — Если не хочешь, можешь не рассказывать, — тихо произнёс он. Руки не убрал, делясь теплом и поддержкой. Он знал, что этого очень мало, но хотел дать хотя бы что-то.       Эрин замерла, стараясь дышать глубоко. Глаза защипало, но плакать при Канде она не собиралась. Достаточно и того, что он видел её надломленность и слабость.       — Всё в порядке, — она качнула головой и облизала сухие губы. — Сначала нас определили к Филинам. Там не хватало рабочих рук, и каждый врач был на счету. Я успела вытащить пару десятков раненых с того света, но гордиться тут особо нечем. Они все равно умерли у меня на глазах. Ты знаешь, как это бывает: неожиданная атака, не оставлявшая после себя почти никого. Вот в это почти попала и я вместе с несколькими врачами и Даном. Я… я защищала его, потому что Дан не боец. А меня научили этому на родине. Я знаю, как убивать.       Она на миг прикрыла глаза, чувствуя почти наяву, как снова сердце замирает, готовое в следующий момент гулко забиться, разгоняя горячую кровь по телу, а разум вдруг очищается, становится острым, холодным. Что-то тогда щёлкнуло у неё в голове, словно сорвало предохранитель. Эрин знала, что это. Она была кровным кхалаитом, которых готовили стать воинами божьими, тренировали как будущих солдат, принимая это как совершенно нормальное явление.       «Бездна со мной», — вспыхнуло тогда в голове так ярко, что захватило дух. Никогда раньше до этого мига Эрин не ощущала себя настолько сильной, почти неуязвимой — и настолько жестокой.       «Бездна со мной».       Она проморгалась, отгоняя наваждение, и подняла голову, вгляделась в лицо Канды, неосознанно ища там осуждение. Женщина ведь не должна убивать, не должна знать, что это такое. Но он, вопреки ожиданиям, смотрел на неё с печалью, такой непонятной ей сейчас. И что-то ещё пряталось в его тёмных глазах, во всём облике, но она была не в силах его прочитать.        — После этого мне предложили пройти экзамен в Воронах. Я его прошла. И была, дура, уверена, что теперь-то нам точно ничего не угрожает. Лечи спокойно, милый, я обо всём позабочусь, — горечь в словах отдалась новой волной боли, и Эрин на миг вся сжалась, желая исчезнуть отсюда немедленно. Чуда не происходило, и она медленно расправила плечи. — Я заботилась. Заботилась целых три месяца. Даже не стала говорить Дану о том, что беременна. Когда попала на фронт, ещё не знала. Потом…       В этом «потом» было слишком много всего. Сожаления. Боли. Страха. Отчаяния сломленной женщины, которая в один момент потеряла всё, что имела. Лёжа в госпитале, Эрин искренне полагала, что ей теперь нет смысла жить. Все надежды, ещё теплившееся где-то внутри, превратились в пожар и выжгли изнутри, без права на восстановление.       Тогда-то и стоило взять в руки пистолет. А сейчас… уже бессмысленно.        — Тогда мы потеряли всех, — Эрин заговорила ровно, бесстрастно, понимая, что если даст себе хоть один повод к слабости — разрыдается. — В какой-то момент идеальный план полетел к чертям, и нам пришлось отступать. Быстро, в спешке, которая сгубила половину отряда, а вторую привела в болото. Я единственная, кто сумел оттуда вернуться, и молилась всем богам — и вашим, и нашим, чтобы корпус Дана не сняли с позиции. До другого я бы просто не дотянула.       Эрин вдохнула глубже и вздрогнула, не чувствуя, как крепче сжал Канда её руку. Он ничего не говорил, только слушал, понимая, что нужно дать договорить. И она была благодарна, что он не задаёт вопросов. Слышать чужой голос сейчас не хотелось.        — Я хотела… чтобы меня лечил Дан. Хотя бы попытался сделать что-нибудь. Не ради меня, ради ребёнка. Но когда я вернулась, Дан… — она закусила губу, но почти сразу взяла себя в руки. — Он погиб. Хвост, который мы за собой притащили, добрался до них первым.       Эрин замолчала, не зная, что ещё добавить. Наверное, нужно было говорить: тишина казалась слишком громкой, она давила на плечи и ввинчивалась в уши, больше похожая на чей-то беззвучный крик. Но произнести ещё хоть что-то, разомкнуть сухие губы оказалось слишком трудно. Словно из неё разом выпили все силы.       На мгновение Эрин захотелось рассмеяться: сейчас она похожа на Канду как никогда. Та же пустая оболочка, тот же растерзанный мир. Она знала, как отдаётся болью каждый вдох, как тяжело смотреть иногда на живых и напоминать себе — ты воевала ради них. И ради них — теряла.       Она медленно, нехотя подняла голову.        — Вот тебе вся правда, — голос показался ей слишком чужим, сухим и безжизненным. — Я не зря говорила о понимании. Я знаю, как тебе тяжело, но вместе с тем я живой пример того, что дальше жить можно и нужно. Война закончилась.       Только сейчас, когда речь снова зашла о нём, Канда убрал ладонь с руки Эрин. Слишком поспешно, как будто обжегшись или устыдившись порыва. Миг странной, неправильной даже близости прошёл, оставив после себя ощущение неловкости. Так, будто он намеренно вторгся в чужое личное пространство. Или того хуже — ранил, не понимая, что делает.        — Хочешь стать для меня музой и вдохновением? — грубовато ответил он, отстраняясь и скрещивая руки на груди. Снова закрывался, не желая ни говорить, ни думать о себе. И так услышал слишком много того, что не укладывалось в голове.       Эрин помолчала пару мгновений и со вздохом выпрямилась. Воспоминания понемногу отпускали — необходимость думать о работе и делах других всегда отрезвляла.        — Нет. Я хочу, чтобы ты трезво взглянул на свою жизнь. Если хочешь медленно умирать, превращаясь в тень себя самого, пожалуйста. Я не могу заставить тебя захотеть жить.       Она сжала в кулаке жетон.        — Но если в тебе осталось хоть немного гордости, упрямства и желания жить — я готова тебе помочь. Сделать всё, чтобы…       Договорить она не успела — телефон на столе снова ожил и завибрировал, высветив имя Артура. Эрин про себя выругалась: он умел звонить настолько не вовремя, что не описать культурными словами. Извинившись перед Кандой, она схватила трубку и быстро вышла в ванную, прикрыв за собой дверь.        — Говори, только быстро, — бросила она, едва услышав его голос. — Мне очень некогда.        — Что случилось, малышка? — моментально встревожились на том конце провода. — Проблемы? Мне приехать?       Эрин мысленно застонала. Артур никогда не оставался в стороне, если у неё что-то случалось или просто было чертовски плохо. Но сейчас его приезд совершенно ничего не мог решить.        — Нет, Артур, я справляюсь. Что ты хотел?        — Ты про запись не забыла? Собиралась у меня новую татуировку набивать, а сама не звонишь, не пишешь. Так дела не делают, малышка.       В голосе Артура чувствовалась тревога и на самой грани — обида. Эрин, прикрыв глаза, выдохнула. Она и впрямь за всеми делами забыла, что заказала ему новый эскиз и собиралась в скором времени набить рисунок.        — Прости, Артур, — уже теплее проговорила она. — Давай я сейчас разберусь с делами и перезвоню тебе?        — Нет, не давай. Ты возьмёшь свои красивые длинные ноги в руки и приедешь ко мне. Будем пить и решать твои проблемы.       Артур отключился, даже не дослушав. Эрин сжала трубку в руке и потёрла ладонью лицо. Артур отличался завидной настырностью, и если не сделать, как он потребовал — приедет сам и вынесет дверь к чёртовой матери. По его словам, ему совесть не позволяла оставить «мою малышку» в беде. То, что порой источником беды, пусть и небольшим, Артур являлся сам, он бессовестно игнорировал.       Эрин ещё пару секунд постояла на месте и вышла, решив, что всё успеет. В конце концов, в тату-салон можно приехать и поздно ночью, её всегда будут ждать. Она вернулась на кухню, собираясь продолжить прерванный разговор и набросать хотя бы примерный план действий.        — Канда, я… да во имя Бездны!       Стул, на котором сидел Канда, пустовал. Он ушёл, не сказав ни слова. И это после всего, что она ему тут понарассказывала!       Эрин выругалась.       Кажется, её подопечный ещё тот идиот.