Судья

— Вставай, парень, — Датч опустил руку на плечо Гейла, но тот не обращал внимания. Слёзы заливали рану, колючая трава щекотала кожу. Гейл тихо смеялся, как будто не было боли и усталости, уткнувшись головой в сочные заросли розовых цветов. Воздух пах кисловато, но жизнь не была уничтожена — она зацвела буйным цветом, никем не тревоживаемая и адаптировавшаяся. Опять дышать, опять знать, что мир не ограничен покрытыми селитрой стенами. Гейл последний раз хихикнул, шмыгая носом, и наконец поднялся. Вояка тайком подтирал слёзы, но Гейлу надоели все эти ограничения. Мир и вправду изменился, но это нужно было разглядывать сквозь густую зелень и розовые цветки. Гейл припомнил, было ли так раньше — нет, растительность тут аномальная. Когда-то очень давно он так же вышел из этого бункера, трогая дикий колоски и щурясь от солнца. Сейчас он выгорел, как спичка, и пропитался чужой кровью, но солнце по-прежнему грело бледную кожу, а значит надежда жила. Надежда найти покой, если не вернуть всё ближе к ушедшему. — Отправимся к лагерю рейнджеров, — Датч вытащил аптечку, и Гейл с новым напором ощутил боль; волнение и восторг уступили место.— Но сначала подлатаемся. Датч счистил пылинки с источающей сукровицу раны на лице Гейла и залил это перекисью. Помощник до судорог сжал пальцы, пытаясь отвлечь себя от боли. — Выгляжу паршиво? — сквозь зубы процедил Гейл. — Девчонкам нравятся шрамы, — Датч усмехнулся, нанося прохладную успокаивающую мазь и бинтуя. Они замолчали, и Гейл потянулся за обезболивающим. — Джозеф обезумел, — вояка начал заниматься своей рукой, тряпицей счищая засохшую кровь на руке. — Я проснулся, потому что он пытался меня связать. Пытался закричать, но реакция у ублюдка отличная. Когда очнулся во второй раз, он уже заканчивал вырезать. Тогда я и закричал. Точные вспухшие полосы складывались в «гордос». Гейл понял, какой грех Отец приписал Датчу, но мусолить эту тему не хотелось. Оставить эту тему, бункер и Джозефа позади. Нельзя останавливаться сейчас. Он потянул руки, чувствуя непривычную боль и напряжение. Под землёй делать совсем нечего, вот мышцы и ослабли. — Интересно, как с живностью? Датч пожал плечами, наклоняясь за сумкой и протягивая вторую Гейлу. Тот взял её и с выдохом поднялся. Хотелось есть, а при этих мыслях он вспоминал ночные привалы в Хоупе и жареного кролика под звёздным небом. Тропинка за годы совсем исчезла, и пришлось поднапрячься, вспоминая дорогу. Датч с тихим ворчанием крутил в руках компас, заметив, что тот работает паршиво. Они с удивлением заметили, что росшие здесь раньше сосны исчезли, уступив более молодым деревьям. Только приглядевшись, можно были заметить почерневшие и сгнившие стволы на земле. Гейл поморщился, вспоминая горящий лес и грибы взрывов на горизонте. От цветочной пыльцы чесалось в носу. Домики станции совсем прохудились, оставив после себя жалкие остовы. Глубокое пустое небо начало наливаться золотом, приближаясь к закату. Когда Гейл предложил заночевать здесь, Датч напомнил об Отце. На это Помощник только разозлился. Он так устал скрываться, бегать. Он уверенно скинул сумку и попытался разжечь костёр из найденных вокруг досок. Они плохо загорались и вообще были сыроваты, но упорство и вьетнамская зажигалка творят чудеса и огонь. В целом, рейнджерская станция пришла совсем в упадок; среди гнилых книг шебуршали крымы и кое-где трепетали на воздухе плакаты, но в остальном играла дикая музыка леса. Гейл нашёл крыс хорошим знаком — значит, животные не вымерли. — Как у нас с оружием? — Я схватил твою старую рогатку и кольт. Времени было немного. Гейл понимающе кивнул, потянувшись за своей рогаткой. На старушке остались зарубки, которые он оставлял не просто так, а резина поизносилась, но Гейл с наслаждением вспомнил, что такое оружие в руках. Маленький кусок всевластия. Он вышел на свежий воздух и немного углубился в лес. Остановился среди густой листвы, провожая солнце, и прислушался. Постапокалиптический лес жил: шелестела зелень, поскрипывали стволы. Из общего звука вырвалось более громкое шуршание и Гейл повернулся одним телом. У разрушенного домика он набрал гальку и теперь аккуратно натягивал снаряд. Камушек засвистел и послышался короткий писк, от которого низкий кустарники зашевелились, потревоженные убегающим зверьём. В траве распростёрлось судорожно подрагивающее тельце зайца. Жилистые лапки всё ещё двигались, но хрупкий череп был проломлен, размазан. Гейл ухмыльнулся, обхватывая тёплый мех. Как же давно он ничего не убивал. — Сначала на восток, затем по мосту в долину. Господь, как же вкусно! — Помощник пытался обрисовать маршрут, но сочный вкус мяса, которое упруго сдавливалось зубами, отвлекал его от мыслей. Вот что такое гастрономический оргазм. Датч тоже едва ли слушал, сосредоточенно оглядываясь. Если Гейл расцвёл снаружи, даже забывая про ужасающий ожог, то Датч считал надёжные своды бункера своим домом и опасался нового мира. Он обтёр жирные руки о штаны и предложил сторожить первым. Гейл, конечно, согласился. Проклятая тощая пума как будто сторожила квадроцикл, обтираясь короткими вибриссами о руль. Они сидели затаившись, наблюдая за движениями пумы на расколотом асфальте. Гейл помнил эту заправку и, совершенно устав от ходьбы, предложил наведаться сюда. Он не прогадал, хотя пума в планы явно не входила. Датч аккуратно вытащил кольт — ему не хотелось ждать, пока большая киска решит уйти. Правда, он едва ли убил хоть одну пуму за свою жизнь, в то время как Гейл перебил их десятками. Он вложил пистолет и охотничий нож в шершавую руку и кивнул. Помощник проверил патронник и снял с предохранителя. «Конь бледный и ад следовал за ним». Раздавшийся выстрел сорвал печать невинности с нового округа Хоуп. Большая кошка взревела, подпрыгивая на полтора метра, и яростно зашипела в сторону Гейла. Когда он заметил, как напряглись мускулистые лапы кошки, то понял, что сейчас настанет опасный и такой любимый момент. Он вытащил нож, оценив, что кошка теряет много крови, и приготовился к пляске смерти. Рванувшаяся пума могла бы подмять под себя Гейла и одним укусом перекусить его шею, но Помощник не забыл набитых с таким трудом навыков. Он едва успел отскочить, чувствуя, каким лёгким и послушным стало собственное тело, и выбросил левую руку в кошачью морду. Полуоглушённая пума завалилась набок и тогда Гейл взял размах снизу, погрузив лезвие ножа в мягкий подбородок. Он знал, что оттуда лезвие пронзает мозг; кошка слабо мяукнула, делая вялые шаги с болтающейся в теле рукояткой, и повалилась. Некогда совершенный хищник превратился в груду меха. Гейл с азартом наклонился, с трудом вытаскивая нож, когда сердце камнем ушло вниз. В густой шерсти тускло отсвечивал кулончик, с выгравированным «Персик». Помощник бессильно повалился на асфальт. Вот так он спасает друзей, да? — Что с тобой, парень? — подошедший Датч коротко задержался у тушии начал проверять бензобак. — Я знаю её. Таксидермистка позволила мне взять её с собой. Мы были... как напарники, понимаешь?! А я убил её! Он яростно ударил кулаками по покорёженному полотну дороги. Не так всё должно было начинаться. — Прекрати, Гейл, — Датч сдул пыль с канистры и опрокинул её в бензобак. Системы были целыми, хотя и изношенными, а сиденье снесло почти начисто. Но всё лучше чем топать в дару в неизвестном теперь месте. — Ты же понятия не имел, да и она не признала тебя. Либо ты, либо тебя, понимаешь же? Да и лучше оставь те воспоминания, когда вы были друзьями, ладно? — Ты прав, — он снял рваный розовый ошейник и крепко зажал в руке. Осторожно коснулся свалявшегося меха, прощаясь с боевой подругой, и повернулся к Датчу. Непролитым слезам не нужно высыхать. — Нам пора в Фоллс-Энд, компадре. Фоллс-Энд представлял из себя жалкое зрелище. Бар, где Гейл проводил весёлые вечера, оставил после себя сгоревший остов, башенка церкви обвалилась на поляну странных розовых цветов. Остальные здания выглядели немногим лучше, и надеяться, что в таком месте живут самые рьяные ополченцы Хоупа, было трудно. Гейл по старой памяти вошёл в церковь, видя запустение и разруху: раскиданные по помещению прихожанские скамеечки, сгнившее возвышение, где свою паству вёл Джером. Только бюджетное изваяние Иисуса спокойно смотрело на разрушенный мир, раскинув прикованные руки. Помощник подошёл к возвышению, вспоминая день, когда Иоанн Сид умер. Тогда он стоял здесь, кивая своим людям, и удары один за одним сыпались на голову Джерома. Гейл помнил бессилие и гнев, и чистые глаза Иоанна, казавшиеся незнакомцу добрыми. Он знал, что такое боль, и знал силу слова «Да». С уст Гейла так и не сорвалось это заветное слово, когда Джером пальнул в Вестника. А затем была головокружительная гонка на самолётах, в конце которой он, заклятый враг Сидов, провожал душу Иоанна в последний путь. На амволе чернела обложкой книга, и Гейл, несмотря на предупреждения Датча быть осторожным. Сам вояка предложил осматривать дома отдельно друг от друга, чтобы сэкономить время и точно найти припасы. Слишком опрятная для всего этого хаоса вокруг, книга напоминала ему кое-что. Он уже прикоснулся к ней своими грязными пальцами, когда что-то уткнулось ему в затылок. Помощник понятия не имел, кто мог подкрасться к нему настолько тихо, пока не услышал низкий голос: — Ещё одно неверное движение, осквернитель, и ты умрёшь. — А вы не бросили свою церковь, отец Джером.