Зная Меня, Зная Тебя

      Стэнфорд держал в доме не один дневник, да и в каждой комнате были стопки бумаг и ручек на случай вдохновения или озарения, так что ему не пришлось долго стоять за дверью своей спальни и скрежетать зубами.       На самом деле это было хорошее решение для его здоровья — оставить некоторое пространство между ним и Биллом на какое-то время. Зная, что Стэнфорд где-то там подслушивает, Билл с особенным удовольствием громко портил все в комнате Стэнфорда, отчего у ученого на лбу появилась пульсирующая жилка. Было ли это вызвано недосыпом или явным разочарованием, говорить было еще слишком рано. Так или иначе, Стэнфорд отступил к откидывающемуся дивану внизу и схватил запасной блокнот, чтобы излить наблюдения, которые танцевали вокруг его мозга, чтобы он мог записать их все, прежде чем он потеряет что-нибудь в сладких объятиях сна.       К счастью, в блокноте, который он схватил, был только список покупок, поспешно набросанный на первой странице, поэтому Форд вырвал его и начал новый заголовок.       Расшифровка Моей Музы; Наблюдения за Музами в Физической Форме.       Опять же, учитывая единственного испытуемого, Стэнфорду действительно не следовало бы писать «музы» во множественном числе, но предложение так писалось лучше и звучало более научно.       Подзаголовок: Билл Шифр. Стэнфорд постучал ручкой по подбородку, раздумывая, что же написать в первую очередь. Чаще всего он считал, что когда вдохновение не щекочет его язык сразу же, лучше всего набросать первое впечатление, пока слова сами не потекут рекой.       Медленно делая наброски шариковой ручкой, Форд нарисовал две фигуры на противоположных сторонах страницы. Первая фигура была фигурой Билла, каким Форд его себе и представлял: безмятежным, излучающим мудрость, блаженно улыбающимся. Для большей ясности Форд также нарисовал довольно маленькие детские крылышки ангелочков и нимб на фигуре, чтобы еще больше проиллюстрировать контраст между фигурой на первом рисунке и на втором.       На втором рисунке тоже был изображен Билл, хотя выражение его лица было грубым и опасным: зубы оскалены, как в лаборатории, глаза широко раскрыты, желтые, узкие и пылающи, красивое лицо искажено гневом. Чтобы сохранить тему рисунков, Стэнфорд добавил на рисунке заостренные дьявольские рога и раздвоенный хвост, потому что в то время это доставляло ему удовольствие.       В середине страницы, между двумя рисунками, Стэнфорд нарисовал метафизическую фигуру Билла, которую он встретил в мысленном пейзаже: одноглазый треугольник с бабочкой и цилиндром, нелепые маленькие руки и ноги, свисающие с его фигуры.       Заглавными буквами вверху страницы Стэнфорд написал: «КЕМ ЯВЛЯЕТСЯ НА САМОМ ДЕЛЕ БИЛЛ ШИФР?»       Доброжелательное существо или смертельный ужас? Похоже, мои первоначальные предположения о характере Билла были замутнены лестью и героепоклонением. Хотя я уверен, что в Билле все еще есть подлинные грани, о которых я знаю, мне быстро становится ясно, что я не понимаю последствий капсулирования космического существа в человеческое тело. То, что было задумано как дар, по-видимому, было воспринято как проклятие или преднамеренное действие, направленное на то, чтобы причинить вред Биллу, но это не так. Я просто хочу работать с ним более тесно и узнать его секреты. Его первоначальная реакция на тело, возможно, была вызвана шоком от того, что он стал осязаемым, но его непосредственный отказ от насилия сомнителен, равно как и его неоднократное настойчивое требование взять меня в рабство в качестве наказания за это «преступление». Хотя я, возможно, и раньше принимал Билла за духа мудрости, его хаотичная природа дает мне повод усомниться, что я вызвал не то, что, как мне казалось, у меня было. Мне нужно будет вернуться в пещеры, чтобы изучить найденные наскальные рисунки, которые изначально подсказали мне о существовании Билла и о том, как его вызвать. То, что я принял за фрески Билла, дарующего людям знания, подобно космическому Прометею, могло быть просто изображениями того, как он поджигает город.       Мне нужно будет проверить еще раз.       Возможно, именно недосып позволил Форду прийти к столь радикальным выводам, но трудно было оставаться беспристрастным, когда этот маленький дьяволенок наверху очень и очень громко уничтожал его исследовательские записи и ценные вещи. Он полагал, что должен дать Биллу время, учитывая, что Форд только что фактически оторвал его от всего, что тот знал и ценил.       Что ж, это была мрачная мысль.       Потенциальные последствия моих действий, вызвавших Билла сюда против его воли, начинают меня настигать. Мне следовало бы быть более взвешенным и чутким к его ситуации, прежде чем тащить его в это измерение и заковывать в совершенно откровенно удивительное тело моего собственного изобретения. Он удивительно быстро адаптировался к новому телу, научился говорить, двигаться, ходить — и все это довольно легко. Его движения иногда могут показаться неестественными, но ясно, что он уже имел опыт перемещения в человеческом теле раньше (ранее упомянутые куклы? Думал, что он шутит, но может показаться, что это более буквальный пример одержимости), хотя я не уверен, как спорадическое телесное обладание будет переводиться в долгосрочное пребывание в теле. Возможно, когда он устанет от своих маленьких истерик, он начнет привыкать к биоритмам человеческой жизни.       Форд уже начал клевать носом, пока записывал последние свои заметки на странице. Закончив свои записи, он закрыл блокнот и, решив держать свои наблюдения в секрете от Билла, чтобы создать более достоверный способ наблюдения за его естественными реакциями, Форд спрятал блокнот под диван. Он лежал там же, рядом с пыльными кроликами и старыми журналами, которые упали туда за те два года, что Форд жил в лачуге, маленький незаметный блокнот с исследованиями внутри был надежно спрятан.       Свернувшись калачиком в кресле и схватив вязаное одеяло, которое дочь Шерми прислала ему в подарок на прошлое Рождество, Форд улегся спать. Кресло было действительно очень удобным, и сон быстро сморил Форда.       Мне нужно будет посмотреть, согласится ли Билл помочь мне построить портал завтра. Возможно, если его немного подтолкнуть и дать приличный завтрак в качестве взятки, он сочтет нужным намекнуть мне, как собрать ускоритель космических частиц, когда я упрусь в стену. Я еще не видел, чтобы Билл улыбался так, чтобы это не было угрожающе, но, возможно, старый рецепт «Стэн-кейков», который я когда-то делал с мамой и моим братом, поможет вызвать искреннюю улыбку.       Я очень надеюсь, что это так. Скрещу пальцы. Все шестеро.

* * *

      После того как Билл уничтожил все, что казалось хоть немного ценным в спальне Форда, осмотр пола был победой. Победа над раздавленными надеждами и амбициями, а также над многими другими раздавленными вещами.       На самом деле Билл действительно загнал себя в угол, так сказать, потому что теперь на полу не было ни одного места, которое не было бы покрыто осколками стекла или обломками различных разбитых машин. Его грудь тяжело вздымалась от напряжения (Билл ненавидел это тело и все его разнообразные необходимые функции, такие как дыхание и отдых), Билл присел отдохнуть на заброшенную кровать Форда.       Билл все еще не понимал, где найти кожные покровы, поэтому одежда и обувь еще не были обнаружены, и после того, как он случайно порезал ногу, пытаясь пройти обратно через груду стекла, Билл обнаружил, что боль не так забавна, когда тело, испытывающее ее, не может быть просто отброшено после первоначального приятного всплеска травмы. Ему не нравилось, что его мастерство в искусстве ходьбы внезапно пошатнулось, заставив его прихрамывать, так как стекло, впивающееся в ногу, затрудняло ходьбу. Это же больно!       Истекая кровью на простынях Форда, Билл сел на кровать и вытянул ноги, подобно заворотам кренделя, пытаясь разглядеть стекло, застрявшее в его ноге. Она выглядела восхитительно окровавленной, но в данный момент она причиняла ему вред, так как это отвратительно стройное тело, очевидно, теперь было его телом. Ему нравилось видеть, как другие существа замучены им, но это было оскорбительно — видеть себя таким раненым.       Тыча пальцем в стекло, Билл случайно умудрился вогнать стекло еще глубже в пятку, а ещё порезал кончик пальца. Он громко вскрикнул.       — Черт побери, убирайся из моих мясистых человеческих ходунков, ты прославленный кусок песка. — Закипел Билл, пытаясь дотронуться до стекла, не загоняя его еще глубже. Трогать его было больно, вытаскивать — еще больнее, но после небольшой борьбы со своими рефлексами (которые явно не любили боли) и здравым смыслом Биллу, наконец, удалось вытащить обидный осколок стекла из пятки, и он швырнул его через всю комнату, тот отскочил от запертой двери Форда.       Правильно. Дверь была заперта.       Билл запер дверь.       Как, черт возьми, Шестопал должен был войти и улучшить состояние его ноги, если он не мог войти в эту чертову дверь?       — Блять, — пробормотал Билл себе под нос, глядя на препятствие, которое создало его собственное разрушение, и проклиная себя за то, что не продумал все как следует. Он был так зол, так зол на Шестопала за то, что тот так с ним поступил. Он злился на Сиксера за то, что тот загнал его сюда, за то, что сделал его таким, он злился на это тело, на то, каким оно было слабым, на то, что оно было не сильнее тела Шестопала. Он был без ума от связующих знаков и рун на своих руках и ногах, и он был без ума от проклятых чернил, золотых линий, которые Билл не мог убрать самостоятельно, теперь они застряли в его коже, ограничивая его.       Он был взбешен тем, что это тело так хорошо ему подходило, и если бы оно не было действительно ему впору, то Вселенная уже давно выбросила бы его из него. Из чего бы Шестопал ни сделал это, он сделал чертовски хорошую работу. Молекулы этого тела гудели, радостно приветствуя его. Все, начиная от кирпичных деталей татуировок и заканчивая неестественным золотом его волос, широко раскрытыми глазами и длинными ресницами, льстило ему, как будто сосуд напевал ему, магический резонанс пел приветствие его душе. Даже сейчас, когда он истекал кровью из ступни и кончиков пальцев, а царапины на его руке от предыдущих ран затянулись, тело все еще напевало теплую мелодию удовлетворения за то, что держало душу Билла в своем контейнере.       Билл подумал, что Шестопал все еще ждет его там, за дверью, или же он просто игнорирует его сейчас! Говорит о несправедливых проявлениях кармы. Это было прекрасно, когда Билл игнорировал Шестопала, но это не было нормально наоборот.       — Хэй, Шестопал. Хээээй. Шестопал. Теперь ты можешь войти. Шестопал? — Крикнул Билл, стараясь не позволить себе признать, как жалко это прозвучало.       Неужели он только что ушел от Билла? Оставил его здесь в таком виде? Беспомощным?       Нет, не беспомощным. Он вовсе не был беспомощен. Он был всемогущим демоном сна, существом разрушения и огня. Он вовсе не был беспомощен. Он просто сравнял с землей все имущество в комнате Форда, навлекая возмездие и разорение на их жалкое существование.       Билл громко рассмеялся в течение нескольких минут, просто чтобы подчеркнуть, что он был здесь у власти, он очень не был беспомощен, и он просто разрушил все маленькие безделушки, которые жили здесь раньше. Теперь это был дом Билла. Это владения Билла.       Смех Билла внезапно оборвался, и он нахмурился, оглядывая комнату с полом, который не мог пересечь. Теперь это был его дом? Он уже скучал по мысленному ландшафту.       Застонав и откинувшись назад, чтобы лечь на кровать Форда, Билл закрыл свои новые глаза и потер лоб, нянчась с убийственной головной болью, которая, возможно, не была вызвана никакой реальной болью. Просто усиливающееся осознание того, что прямо сейчас он был по-настоящему в заднице.       У него не было никаких межпространственных соратников, чтобы поддержать его, никаких сил, никакой магии, никакого ментального пространства. Никакой бабочки. Даже ЦИЛИНДРА!!!!!       Человеческая жизнь и сама жизнь были жестоки. Жестокая-жестокая судьба. Как мог Форд так поступить с ним? Никто этого не заслужил.       Нога Билла все еще кровоточила, окрашивая простыни Форда в красный цвет в разных местах, и его тело тупо пульсировало, пытаясь сообщить Биллу о боли, которую он уже хорошо знал, спасибо тебе большое, да, я услышал тебя уже в первый раз, ты кусок дерьмовой нервной системы.       Подняв свои новые руки в воздух, он посмотрел на них, посмотрел на золотые узоры, которые связывали его здесь. Татуировки были очень эстетичны, но Билл уже мог видеть слои связывания, наложенные на кожу, как кирпичи, положенные в его плоть, захватывая его магию по одному кругу за раз. Этот вид связующей магии можно было бы медленно обратить вспять, но, насколько известно Биллу, только заклинатель может это сделать, — так что он застрял с этим дураком Стэнфордом, пока тот не изъявит желание снять эти цепи.       Что означало-       — АРГХ!!!!!!!!! — Руки Билла напряглись, а пальцы снова превратились в когти, желая задушить этого очкастого идиота!!! Он схватил подушку с кровати Стэнфорда и закричал в нее, кончики его пальцев оставляли кровавые следы на белой наволочке.       Затем, поняв, что ему не нужно сдерживаться, он отодвинул подушку и громко закричал в ночь, стараясь сделать этот звук настолько громким, чтобы кровь застыла в жилах.       Крик был высоким и пронзительным, и он эхом отдавался в доме, в лесу вокруг них, только вспугнув несколько птиц с соседних деревьев, едва потревожив сверчков, которые стрекотали в траве внизу.       Тишина.       Дрожь пробежала по спине Билла (теперь у него была спина) при мысли, что он совсем один в лесу с Шестопалом, совсем один в этой лачуге с ним. Билл знал, что поблизости никого нет, он наблюдал, как Форд строит эту лачугу, чтобы быть намеренно подальше от города, подальше от толпы. У Форда не было соседей. У Билла не было соседей. У него не было никого, кроме Шестопала, кто мог бы его развлечь, поддержать, присмотреть за ним, залатать ему ногу, убрать за ним грязь, накормить этот жалкий человеческий сосуд, одеть его или снять путы (в конце концов), но до тех пор Биллу НЕ НА КОГО было положиться, кроме этого отвратительного человека. «Человек, который спас мир», — насмешливо подумал Билл. Больше похоже на человека, который ИСПОРТИЛ МОЙ!!!!!!       Билл сел, огляделся и выглянул в окно со своего насеста на кровати.       Никто не приходил. Никто не отвечал на его крик. Кричать было прикольно. Люди обычно прибегали, когда кто-то кричал. Они были развлечением, как звучание темы песни для любимого шоу человечества. Так почему же никто не смотрит Шоу Билла???? Билл с тревогой прижал подушку к груди. Почему никто не обращает внимания?       Почему Шестопал не обращает внимания?       Разве он не был теперь опекуном Билла? Разве он не сказал, что присмотрит за Биллом? Еда, кров, безопасность? Билла могли убить ночью, несмотря на всю помощь, которую оказал Сиксер прямо сейчас.       До Билла начало доходить, насколько сильно он зависит от помощи Шестопала, и эта мысль была чертовски пугающей.       «Все в порядке. Все в порядке, Билл. К этому нужно привыкнуть. У меня есть ты».       Билл издал еще один леденящий кровь вопль. Он снова закричал. Он просто продолжал кричать.       Он кричал даже тогда, когда Стэнфорд бежал вверх по лестнице, полусонный и паникующий, дергал ручку двери в свою комнату, в ужасе от того, что с Биллом случилось что-то плохое.       Билл слышал, что он там, но дверь была заперта, и Билл все еще был в полном ужасе от своего положения, поэтому он продолжал кричать.       Послышался глухой удар в дверь. Стенфорд пытался выбить дверь плечом, нанося удары раз за разом.       Билл кричал до тех пор, пока его голос не охрип, а горло не стало саднить и кровоточить. Он продолжал кричать, и крики становились все более и более мучительными, становясь болезненными и даже унизительными.       С грохотом дверь рухнула на пол, деревянные щепки дико разлетелись по комнате, когда замок сломался прямо в дверном проеме. Дверь упала поверх обломков на полу комнаты, образовав нечто вроде пандуса, по которому можно было спокойно идти, хотя Стэнфорд был в ботинках и заснул в кресле, не успев снять ботинки.       Все, что Стэнфорд мог видеть, — это Билла, окруженного окровавленными простынями, прижимающего подушку к груди, еще больше крови на подушке, кричащего в потолок о кровавом убийстве.       — Билл! Билл, все в порядке. — Сказал Стэнфорд, стараясь перекричать ужасные крики. Он пересек комнату по двери, как по мосту, слыша хруст собственных вещей под ногами, и сделал последние несколько шагов по полу, резиновые подошвы ботинок защищали его от разбросанных обломков, пока не добрался до кровати и не присел рядом с Биллом, мягко схватив его за плечи, пытаясь вывести из этого состояния.       — Билл, все в порядке. Ты в безопасности. Ты можешь перестать кричать, все в порядке.       Билл едва мог дышать, эта его человеческая грудь тяжело вздымалась, чтобы впитать в себя воздух, в котором нуждались его легкие, в то время как его голова говорила ему продолжать кричать, потому что все было ужасно, и его существование было жестокой шуткой. Это человеческое тело не могло выдержать непрерывного крика Билла, и поэтому его дыхание прерывалось, он быстро втягивал воздух, так быстро, что Билл задыхался, человеческая жидкость текла по его щекам, а сам он кричал до хрипоты с каждым глотком воздуха, который ему удавалось глотать.       — Билл, все в порядке. Ты в безопасности. — Форд обхватил Билла руками, держа его, раскачивая взад-вперед, намереваясь утешить, а дух продолжал вопить.       — Извини. Извини. — Пробормотал Форд, пытаясь вывести Билла из этого состояния, поглаживая своими ладонями руки Билла, чувствуя, как напряженно он держится, как отчаянно цепляется за подушку, истекая кровью на мебель. — Все нормально. Ты в безопасности, я клянусь.       Наконец, пробившись сквозь свой экзистенциальный ужас, Билл сумел заговорить, и его слова, к несчастью, вырвались наружу в виде всхлипов в промежутках между гипервентиляционными вдохами.       — Ты сде… ты сделал это со мной- ты сделал это со мной… ты сделал это со мной!..       — Извини. Все будет хорошо, Билл. Все хорошо.       Он извиняется? Он извиняется???? Да как он вообще смеет такое говорить–       Вообще-то. Билл мог бы этим воспользоваться.       Внезапно крики прекратились, и Билл сосредоточился на том, чтобы позволить этому тщетному человеческому телу догнать свои основные функции, дышать до тех пор, пока дыхание не перестало превращаться в эту икоту и не стало одной из тех ненавязчивых фоновых программ, которые человечество не слишком переоценивало.       Шестопал продолжал успокаивающе поглаживать Билла по спине, издавая шуршащие звуки, повторяя коварные вещи вроде «Я здесь» и «все хорошо», как будто он никогда раньше не слышал об экзистенциальном кризисе. Это было выше всяких похвал, но, возможно, Билл просто чувствовал себя немного разбитым после встречи со своей новой смертностью и телесным существованием в этой богом забытой Вселенной.       — Утром все будет хорошо, Билл. Я обещаю.       Ага. Невероятная поддержка. Ребяческие ограничения и последствия вращения Земли вокруг Солнца, по сути, ни хрена не улучшают ситуацию Билла.       — Как ты можешь это говорить? — Голос Билла был совершенно разбит. Так много для модели класса люкс, это был только один короткий день крика, и уже голосовая коробка была полностью сломана. — Ты ошибаешься. Ничто не может это исправить.       Конечно, Стэнфорд воспринял это как вызов, как Билл и надеялся.       — Я могу это исправить. — Пробормотал Стэнфорд, возможно обращаясь к Биллу, а возможно и к самому себе, положив подбородок на макушку Билла и крепко обняв его, чтобы успокоить.       Спрятанный в груди Шестопала, скрытый от взгляда, Билл улыбнулся по-дьявольски.       — Я могу это исправить. — Снова пробормотал Стэнфорд, крепче прижимая к себе Билла и не замечая довольного блеска его желтых глаз.       Ты лучший, Шестопал. — Подумал Билл. — Ты лучший.