Зная Меня, Зная Тебя

      После долгой и трудной ночи латания ран Билла (как он умудрился так сильно пораниться за такое короткое время), мытья его, перевязки и переодевания в самую удобную одежду Стэнфорда, утром Билл сидел внизу в кресле, на котором раньше спал Стэнфорд, завернутый в одеяла и бинты, одетый в удобные спортивные штаны Стэнфорда и соответствующий свитер, который Форд получил еще в университетские дни.       Увидев всемогущую Музу, одетую в выцветшую оранжевую толстовку с надписью «Университет Дерарвард» и годом окончания Стэнфорда, закутанную в одеяла, с пластырями на кончиках пальцев, Стэнфорд задался вопросом, насколько высоко он ценил свою музу, ранее нарисовав его в блокноте слишком зловещим с этими дьявольскими рогами и хвостом. Прямо сейчас, далекий от того, чтобы выглядеть зловещим существом, одержимым желанием сеять хаос, Билл просто походил на обиженного котенка, который с болезненным восхищением ковыряется в собственных ранах.       — Если ты продолжишь их раздирать, то не заживут так, как надо, — прокомментировал Стэнфорд, только что спустившись по лестнице с мусорными мешками, полными его собственных уничтоженных вещей в каждой руке. Он убирал беспорядок в своей комнате после истерики Билла и велел Музе оставаться на месте, в то время как Стэнфорд должен был выбросить свои окровавленные простыни, подушку и все свои сломанные изобретения.       — Да, они заживут. — Ответил Билл, все еще тыча кончиками пальцев друг в друга, отчего повязки окрасились кровью Билла в бордовый цвет. — Человеческое тело может исцелиться от гораздо большего, чем это. У вас, ребята, даже отрастают конечности. Или это я думаю о ящерицах? Вы, рептилии, все на одно лицо.       Стэнфорд закатил глаза, уверенный, что Билл нарочно так раздражает его.       Билл говорил скупо с тех пор, как чуть раньше выставил себя дураком, в основном хмурился и глядел на Стэнфорда до такой степени пристально, что более застенчивый человек разнервничался бы. Стэнфорд предположил, что Билл пристально смотрит на него, потому что пытается примириться с тем, что находится в теле, требующем ухода, и размышляет о том, насколько сильно он зависит от Форда, чтобы существовать в этом новом измерении.       Билл на самом деле воображал, что Стэнфорда рвет пауками всякий раз, когда он открывал рот, чтобы сказать что-то покровительственное и бесполезное. Если бы это был ментальный план, то сейчас повсюду была бы паучья блевотина. Паукообразные на дни.       Ранее Форд забрал Билла из своей комнаты, перенеся как невесту на своих руках до ванной, потому что тот не мог дойти сам, после чего опустил Билла в ванну, осторожно удалил пинцетом осколки стекол с его ног, затем промыл его раны, продезинфицировал их и перевязал.       Форд считал Билла гордым существом, которое, вероятно, будет сопротивляться только при мысли о том, что за ним так пристально ухаживают, но Билл просто застыл, как испуганный кот, когда Стэнфорд взял его на руки. Его руки и ноги не двигались, пока Форд носил его из комнаты в комнату. Он был удивительно послушен, когда Форд также лечил его раны, позволяя Форду поднять его лодыжку, запястья, позволяя Форду осмотреть порезы, только морщась и шипя, когда он наносил антисептик. Казалось, он был в оцепенении, с широко раскрытыми глазами, любопытствуя только тогда, когда смотрел, как Форд лечит его раны, сидя неподвижно в процессе всего его лечения, даже поворачивая свое лицо туда и сюда, когда Форд вытирал его щеки влажной салфеткой, чтобы убрать липкие следы слез с его лица. Билл просто смотрел на него все это время, выжидая и любопытствуя, или смотрел на стену, угрюмо молча.       Его уступчивость, как понял Форд, была порождена ленью. Билл ожидал, что Форд вылечит его раны, перенесет из комнаты в комнату, искупает, оденет. Когда Форд вернулся в ванную с теплым спортивным костюмом для Билла, Билл даже не попытался пошевелиться, чтобы одеться, вместо этого он продолжал смотреть на Форда, пока ученый не почувствовал себя виноватым и не закончил работу.       Он даже не пытался идти самостоятельно.       — Ты уничтожил мои ноги, Шестопал. Я не собираюсь ковылять повсюду ради твоего развлечения. — Однако ожидалось, что Форд будет повсюду таскать Билла на руках для его развлечения. Если бы Форд не чувствовал себя так ужасно виноватым, он оставил бы Билла в ванне, пока тот не привыкнет к таким человеческим вещам, как вежливость и манеры.       Однако он не мог даже подумать об этом, не тогда, когда образ Билла, кричащего и истекающего кровью, постоянно вспыхивал в его сознании, истинная степень, до которой Форд повредил астральное существо, ставшее реальным, увидев его горе.       Даже когда Билл открыл рот, чтобы сказать что-то язвительное, его голос прозвучал хрипло и раздраженно, и Форд почувствовал себя еще более виноватым, чем прежде.       — Это последняя пара пакетов. — Ответил Форд усталым голосом, вместо того чтобы читать Биллу лекцию о разнице между ящерицами и людьми. — После того, как с этим будет покончено, я смогу обустроить тебя должным образом, а потом немного вздремнуть.             Билл смотрел на Форда, не мигая, все это время, пока тот шел к мусорным бакам перед хижиной, наблюдая, как он возвращается, как вытирает пот со лба и вздыхает, как возвращается в гостиную и падает на диван рядом с креслом.       Билл молча смотрел на него.       В животе у него громко заурчало.       Форд с трудом открыл глаза и повернулся к Биллу, который все еще смотрел на него.       — Ты голоден?       — Так вот в чем дело. — Отозвался Билл, и в его голосе зазвенело принужденное веселье. — А я-то думал, что это новая и изобретательная хроническая боль, встроенная в старую клетку плоти, с которой мне придется жить вечно.       — Ты ничего не ел и потерял много крови. Ты, должно быть, проголодался. Возможно, обезвожен. — Форд зевнул, прежде чем заставил себя сесть и потер глаза. Похоже, он еще не мог заснуть. — Я принесу тебе что-нибудь поесть.       — Что, бумага недостаточно питательна? — Пошутил Билл, но потом опустил забинтованную руку на живот, который все еще урчал и был довольно болезненным. — Боль такая прикольная.       — От бумаги у тебя, наверное, живот болит еще сильнее. — Форд потер лоб, прежде чем подняться с дивана. — Я постараюсь найти тебе что-нибудь получше.       Зайдя на кухню, Форд чувствовал спиной взгляд Билла. Если раньше муза всегда наблюдала за ним, то теперь следила. Форд чувствовал себя еще более измученным, чем прежде.       А что у него было в холодильнике? У него были яйца — возможно, просроченные. Какие-то остатки еды из магазина на вынос из центра города. Форд точно не ходил за продуктами регулярно, рутинно, как гениальный изобретатель, склонный к эксцентричности, когда дело касалось простых вещей, таких как покупка еды, а иногда и стирка. «Теперь, когда у меня есть сосед по комнате, это должно измениться», - подумал Форд. — «У меня не было соседа по комнате со времен колледжа. Никогда ещё никто не был настолько зависимым». Это была большая ответственность, как усыновление ребенка или домашнее животное.       Форд продолжал рыскать по кухне в поисках чего-нибудь, что могло бы сойти за здоровую первую трапезу для Музы. Там было немного хлеба и банка супа.       Вот и все.       Форд вылил содержимое банки из-под супа в миску и поставил ее в микроволновку, поджарил хлеб и намазал его маслом, когда тот был готов. Он также приготовил чай с медом для больного горла Билла и отставил его в сторону, чтобы остудить. Он нашел трубочку, которой Билл мог воспользоваться, и бросил ее в чай. Форд также приготовил себе чашку ромашки, возможно, с напрасным оптимизмом, надеясь, что сможет вернуться к отдыху, как только Билл обустроится.       Вынося еду Биллу на подносе, Муза все еще наблюдала за ним. Форд поставил его на выдвижной кофейный столик, стоявший у стены, и придвинул столик поближе к Биллу.       — Это томатный суп, тосты с маслом, а этот чай должен успокоить твое горло. В нем мед. — Форд положил ложку в миску и устало плюхнулся обратно на диван.       Билл все еще наблюдал за ним.       — Ну, ты разве не собираешься есть? — Устало спросил Форд.       — И как же его поднять? Не забывай, я ранен. — Резко сказал Билл, махнув пальцами в пластырях в сторону Форда.       Форд вздохнул. Действительно, он был ранен.       Требовалось все больше и больше усилий, чтобы подняться с очень удобного дивана и сесть достаточно прямо, чтобы договориться о каком-нибудь приеме пищи для Билла. Сон был таким соблазнительным после четырех или пяти дней, проведенных без него, и каждый раз, когда он вставал, ему казалось, что крошечные ручки втягивают его обратно в диванные подушки.       — Сюда, — Форд вложил ложку в ладонь Билла, показывая, чтобы тот взял ее. — Если ты будешь держать её вот так, то не повредишь себе пальцы.       Билл попытался удержать ложку, но повозился с ней и уронил столовые приборы на покрытый ковром пол. — Ууупс. — Нарочно Билл это сделал или нет, Стэнфорд не знал.       Раздался еще один долгий страдальческий вздох, когда Форд наклонился, чтобы поднять ложку, и вернул ее в руку Билла.       — Знаешь, в ресторанах, когда ложка падает на пол, официант уходит с ней и протирает её своим полфартуком. — Сказал Билл как ни в чем не бывало. — Я видел, как это случилось.       — Это отвратительно. В каких ресторанах ты бывал?       — Не имеет значения, где я был. Это происходит везде. — Зловеще отозвался Билл.       — Ну, так не должно быть, — фыркнул Форд. — Это негигиенично, они должны уйти и принести тебе новую.       — Как ты думаешь, что порождает больше бактерий: пол или человеческое тело? — Билл продолжал размышлять.       — Значит, ты решил рискнуть с полом, не так ли? — Форд взял ложку из рук Билла, проверяя ее на наличие пыли.       — Если ты дашь мне сальмонеллу в первый же день пребывания в этом теле, я буду рад своей ранней ироничной смерти. — Торжественно произнес Билл.       — Ты же не умираешь. Все нормально. — Форд потер ложку рукавом рубашки, пока она не заблестела, и бросил ее в суп.       Билл молча смотрел на ложку, потом перевел взгляд на Форда. Форд тупо уставился на него в ответ.       — Руки! — Билл помахал своей рукой, чтобы подчеркнуть сказанное.       — Ну и что же ты хочешь, чтобы я сделал, Билл? — Форд фыркнул, его усталость истощила его терпение.       — Корми меня. — Повелительно произнес Билл и скрестил руки на груди в ожидании ответа.       — Серьезно? — Форд моргнул, глядя и на язык тела Билла, и на свое тело, его мозг почему-то пришел в смятение при мысли о том, что он будет зачерпывать ложкой суп Биллу, просыпаясь при мысли о том, чтобы снова и снова проводить ложкой по этим мягким губам.       — И что ты предлагаешь мне делать, пока мои пальцы не заживут? Голодать? — Билл упрямо вздернул подбородок. — Знаешь, если бы ты не запечатал мою магию, я бы уже мог исцелиться. Так что молодец, это на твоей совести.       Стэнфорд открыл было рот, чтобы возразить, но тут же закрыл его. Билл действительно был прав. Это была вина Стэнфорда. Это была его идея, а значит, и последствия. Смирившись с этим, Форд зачерпнул ложкой немного супа и протянул его Биллу.       Билл наклонился вперед и открыл рот, обхватив ложку, чтобы проглотить ее.       Хлюпанье было раздражающим, не говоря уже об ужасных манерах, но Стэнфорд слишком устал, чтобы поправить Билла, и когда первая ложка супа была съедена, он снова окунул ее в жидкость и зачерпнул следующую ложку.       Биллу, казалось, доставляло удовольствие издавать какие-то звуки. Оба эти звука — «а-а-а», когда он открыл рот, как ребенок у дантиста, и удовлетворенные стоны, когда он проглотил суп, явно наслаждаясь им. Для разнообразия Стэнфорд отломил кусочек намазанного маслом тоста и, обмакнув его в суп, передал Биллу, который тут же откусил тост от пальцев Стэнфорда, слегка поцарапав костяшки пальцев зубами.       — Ммммм. Мне это нравится больше, чем бумага. Это кордон блю из бумажных съестных припасов.       — Наверное, потому, что это не бумага. — Форд отломил еще кусочек тоста, усмехнулся и макнул его в суп. — Если тебе это нравится, то я чувствую, что ты будешь наслаждаться хорошим завтраком. У меня есть рецепт Стэн-кейков, от которых у тебя голова пойдет кругом.       — Воу, воу. Полегче, Шестопал. — Билл рассмеялся. — Не думай, что тебе пока удастся свести меня с ума. Это не считается за то, что ты сначала угостил меня ужином.       — Я не… это не… — пробормотал Форд, на секунду смутившись.       Билл воспользовался тем, что Форд отвлекся, наклонился вперед и откусил второй кусок тоста от руки Форда, его язык слизывал масло с пальцев Форда, когда он забирал тост.       Из-за того, что Билл был так сосредоточен на восхитительной маслянистой доброте, он пропустил, как кровь прилила к щекам Форда, смущение и возбуждение бросали ученого в петлю, замораживая его, как неисправный компьютер, когда его мозг снова и снова прокручивал это событие со странным сексуальным подтекстом, подчеркнутым в воспроизведении. Он жалел, что стал так одержим мыслью о том, что его Муза поселилась в этом теле, может быть, тогда он не был бы так чертовски увлечен ею.       Счастливо жуя с закрытыми глазами, Билл доел тост, потом удовлетворенно вздохнул и открыл глаза.       — Ммм. Я не могу поверить, что чувствую вкус масла. Если только это не масло, а просто еще одна жестокая и космическая ложь, принесенная безразличной Вселенной. В таком случае, я не могу поверить, что это не масло! Вкусовые рецепторы просто в истерике.       Форд обвинил недосыпание в собственной смущенной реакции и, пытаясь стряхнуть внезапный румянец, откашлялся и вытер руку о брюки.       — Н-не хочешь ли еще немного?       — Хочу ли я? — Билл повернулся к Форду с лучезарной улыбкой, а потом широко раскрыл рот и издал еще один из своих «а-а-а» звуков, выставив зубы на всеобщее обозрение или просто на обозрение Форда.       Форд осторожно протянул ему другой кусок тоста, обмакнутый в томатный суп, и тот слегка потек по его указательному пальцу, когда он поднял его для Билла.       Билл обхватил ртом хлеб и пальцы Форда до самого сустава и жадно слизывал капельку томатного супа, высасывая ее с пальца Форда с мокрым хлюпаньем.       Форд почувствовал, как на лбу у него выступили капельки пота.       Сколько времени потребуется, чтобы руки Билла зажили? Неделя, две недели? Неужели он хочет, чтобы Форд кормил его вот так все время? Форд не мог продолжать делать это, он не мог делать это так долго. Уже после первой трапезы Форд поймал себя на том, что кормит руками это прекрасное создание и потеет, как грешник в церкви, чувствуя эту странную смесь вины, стыда и возбуждения, которая заставляла его чувствовать себя неуклюжим подростком с влюбленностью.       Часть его не была уверена, что будет хуже: кормить Билла вот так, с рук, в течение целых двух недель, пока он выздоравливает, или не иметь такой возможности.       Это было ужасно.       — Ты говоришь, что сможешь исцелиться быстрее? — Спросил Форд, стараясь говорить небрежно, и в его голосе прозвучало чуть больше отчаяния, чем ему хотелось бы в идеале.       Билл быстро перевел взгляд на лицо Форда, наблюдая за ним пристально, как тигр, удивленный тем, что Форд так быстро сдался. Билл даже не делал ничего, по крайней мере, ничего такого, что могло бы ускорить его окончательное снятие оков, но тут Шестопал проявил инициативу.       — Если ты уберешь переплет. — Ответил Билл, уже наблюдая за тем, как Шестопал, казалось, отступил назад, отшатнувшись от этой идеи. — Не все. Тебе нужно только чуть-чуть убрать.       Форд притормозил, слушая.       — Ну, скажем, ты убираешь по кирпичику за раз. — Предложил Билл, стараясь, чтобы эта идея звучала более приемлемо. — Просто стирай по чуть-чуть, кирпичик за кирпичиком. Это ты проводишь ритуал, так что можешь задавать темп. Просто сделай так, чтобы я не был так беспомощен здесь, верни мне малость моей силы, и тогда в свою очередь я помогу тебе. Ты можешь доверять мне, Шестопал, я твой друг.       — Я помогу тебе. — Форд начал, говоря медленно. — И ты поможешь мне?       Билл улыбнулся и кивнул, стараясь, чтобы его улыбка выглядела невинной и не угрожающей.       — С порталом? — Продолжил Форд, и улыбка быстро исчезла с лица Билла.       — Я же просил тебя позвонить своему другу из колледжа. — Билл нахмурился. — Я болтаю не просто, чтобы ты послушал меня, понимаешь? Мы нуждаемся в нём.       — Но ведь это моя судьба. — Упрямо ответил Форд. — Ты же сказал, что это моя-       — Это ТАК, Шестопал, но ты не можешь сделать это в одиночку.       — Именно поэтому у меня есть ты-       — Я ни черта не сделаю для тебя, если ты не освободишь меня от пут! — Крикнул Билл, возможно, слишком громко, чем того требовал разговор, и у него снова заболело горло. Он поднял руку к горлу, все еще хмуро глядя на Форда, который, казалось, был поражен.       Форд задумался. — Один кирпичик, ты сказал? — Возможно, виной этому был недосып или просто реальность той динамики, которую он навязал им, торгуясь за вклад Музы. Раньше Билл был так откровенен со своей мудростью, а теперь он скрывал ее из-за гнева и недовольства. И на то есть веские причины.       — Пока что. — Ответил Билл, неохотно играя в игру Шестопала.       — И ты поможешь мне с ускорителем частиц?       — Я скажу тебе точно, что ты должен делать. — Сказал Билл, соглашаясь таким образом с ним, но не на физический труд.       Форд еще немного подумал, прежде чем кивнуть. Теперь он перешел к тому, чтобы скормить остатки супа Биллу, уже не зацикливаясь на эротизме происходящего, а больше сосредоточившись на перспективе завершения ускорителя, его мозг уже тикал от переполнявших его идей.       Билл ел с протянутой ложки и спокойно наблюдал за Фордом, пока суп не кончился, практически видя, как движутся шестеренки в его большом мозгу.       В интересах Билла было, чтобы Шестопал согласился на это, чтобы ускорить ритуал, пока он не освободит хотя бы часть своей магии. Он терпеть не мог быть таким беспомощным, таким зависимым от шестипалого человека и тех обрывков уважения, которые он бросал в сторону Билла. До сих пор Стэнфорд был дерьмовым смотрителем, несмотря на вкусный суп.       — Отлично. Позже, когда я высплюсь, я займусь тем, чтобы исключить один кирпичик из рисунка.       — Не позже. Сегодня. — Возразил Билл. — Сейчас утро, ты можешь сейчас поспать несколько часов, и развяжи меня сегодня, когда закончишь. Ты устал только потому, что избегал меня, а если бы ты этого не делал, мы могли бы избежать всего этого бардака в первую очередь — но ты этого не сделал, так что вот мы здесь, и эти… — Билл снова поднял свои забинтованные руки для наглядности. — Это твоя вина.       У Форда хватило совести выглядеть слегка пристыженным.       — Я не позволю тебе дразнить меня этим развязыванием дольше, чем это необходимо, не тогда, когда это тело, в котором ты меня поймал, продолжает кровоточить, болеть, покрываться ссадинами и урчать на меня за то, что я ем бумагу, как будто это так здорово. Поэтому сегодня, как только ты выспишься, ты развяжешь меня, и я покажу тебе, где ты ошибся с ускорителем частиц. Мы условились?       Билл протянул руку Шестопалу, как это обычно бывает при заключении сделок в мире Билла.       — Один кирпич? — Уточнил Стэнфорд, все еще не беря Билла за руку.       — Хорошо, да, один кирпич. Если только ты не хочешь кормить меня с ложечки в обозримом будущем своего печального существования.       Форд постарался не покраснеть при этом упоминании, уклоняясь от этой мысли и протягивая руку для рукопожатия Биллу.       — Согласен.       Когда их руки встретились, по руке Билла пробежала волна магического тока.       Хах.       Приятно было сознавать, что он не был полностью отрезан от сути своей метафизической формы. Это заставило Билла задуматься, какие еще грани его прежней формы и силы он сохранил, даже будучи связанным подобным образом.       Другое дело, почувствовал ли Форд, что магический контракт был заключен, но Билл решил, что он либо не заметил этого, либо ему было все равно. Шестопал выглядел до смерти уставшим, готовый рухнуть в любой момент.       Билл коротко сжал руку Форда, и от этого движения его рука слегка вспыхнула от боли. — Хей, Шестопал. Я покончил с этой красной штукой. Ты выглядишь так, будто ты прямиком из катастрофы.       — Так и есть. — Форд невесело усмехнулся про себя. Он со стоном встал и переставил тарелку из-под супа с раскладного столика на более солидный кофейный столик в центре комнаты, чтобы она не упала ночью. Вспомнив о чае Билла, он бросил соломинку в жидкость и поставил чашку чая на раскладной столик, повернув соломинку в сторону Билла. Собственную чашку ромашки Форд проигнорировал.       — Для твоего горла. Это должно помочь.       — Я могу и сам, умник, — Ответил Билл, наклоняясь, чтобы сделать пробный глоток чая, находя это вполне приемлемым решением. — Вот видишь, проще простого. Тебе действительно нужно лечь. Людям нужен сон, ты же знаешь.       — Ох, я знаю. — Ответил Форд, натянуто улыбаясь, прежде чем его охватил громадный зевок. Вытянув руки над головой, Форд снова зевнул, и Билл увидел, как он зевает, не сводя с него неподвижного взгляда.       — Думаю, мы увидимся утром. — Пробормотал Форд, усаживаясь на диван и устраиваясь поудобнее среди подушек. — Сейчас уже утро. Тогда, наверное, увидимся после обеда.       — Время — это всего лишь бессмысленная конструкция, призванная умерить неизбежную энтропию Вселенной. Не беспокойся об этом, малыш. — Сказал Билл, его тон был нацелен на успокоение, а слова тем более.       — Я уверен, что это поможет мне спать лучше. — Сонно пробормотал Форд, сворачиваясь калачиком вокруг диванной подушки и прижимаясь к ней щекой.       Билл потягивал чай через соломинку, мед уже приятно отдавался в его саднящем горле. Прошло совсем немного времени, и Форд уже крепко спал, его грудь равномерно вздымалась и опускалась, а на диване он чувствовал себя уютно и счастливо.       Привыкший тысячелетиями наблюдать за тем, как люди спят, Билл точно знал момент, когда Форд опрокинулся в последовательный цикл быстрого сна, и выбрал именно этот момент, чтобы встать с кресла, доковылять до импровизированной кровати Шестопала, наклониться над ним, наклониться вплотную, пока тот не оказался в нескольких дюймах от лица Сиксера.       Давайте посмотрим, работает ли это до сих пор. — Подумал Билл, прежде чем положить руку на лоб Сиксера.       Потребовалось некоторое время, чтобы зажечь огонь, но в конце концов Билл смог смутно прочитать сны Шестопала, его ладонь покалывало от прикосновения, точно так же, как и тогда, когда он пожимал только что заключенную сделку. Билл закрыл глаза и стал читать картинки, которые он мог уловить по этой связи. Он был слабее, чем раньше, читая эти образы, но Билл все еще мог различить их смутные очертания, достаточно, чтобы понять общее ощущение снов Форда.       Мечтает о создании машины для сэндвичей, которая чуть не получила Нобелевскую премию, но находит ириски в двигателе прямо перед грандиозным открытием.       Поверхностный материал.       Билл сосредоточился и немного подтолкнул сны вперед, надеясь, что они все еще будут воздействовать на Шестопала, хотя Билл был слабее в этой форме. Посеяв отчаяние мечты, ириски арахиса превращаются в кошмары неудачи, несбывшейся судьбы, потенциала, вырванного у многообещающего интеллектуала — это было достаточно просто. Вскоре Билл зажег в глубине сознания Форда чудесный огонь разочарованных страхов.       Покопавшись в подсознании Шестопала, пока разыгрывался этот кошмар, Билл обнаружил, что другие мысли кружат, как стоячая вода, в самом центре его подсознания. Мысли, которые умудрялись увязать себя с множеством кошмаров, терзали Билла, естественно обогащая кошмары, собственное подсознание Шестопала бросало кривые шары в игру, которая интриговала любопытство Билла.       Брови Билла поползли вверх, но он продолжал держать глаза закрытыми, прижимая ладонь ко лбу Шестопала, чтобы лучше прочесть эти новые образы.       Образы нового тела Билла, кричащего в агонии, чувство вины тяжело ложилось на сон. Билл поощрял это чувство вины просачиваться наружу, проникая все глубже сквозь кошмар.       Мозг Форда вспыхнул яркими цветами эмоций, красными и пурпурными, кипящими в смеси, когда внезапно сон Форда изменился.       Тема этого конкретного сна, казалось, пугала Форда больше, чем его предыдущие сны, чувство вины сгущалось, приобретая новые слои, стыд, волнение, возбуждение.       А вот это уже было интересно. Такими эмоциями всегда было легче манипулировать. Билл внимательнее присмотрелся к этому конкретному нагромождению мыслей, желая узнать, что же заставило Форда так сильно разозлиться на самого себя.       Это было похоже на сны о новом теле Билла, фиксации на Билле, открывающем рот для ложки, открывающем рот вообще, его рот, зубы острые и белые, губы полные и толстые, язык розовый, облизывающий губы. Билл стонал от запаха еды, облизывая пальцы Форда. Билл стонал по-другому, вцепившись в простыни Форда, пот бисеринками выступал на его темной коже, заставляя его блестеть, когда слабый свет играл на влажной коже и золотых татуировках, когда он раскачивался на кровати, ритмично двигаясь. Обнаженная грудь Билла. Ноги Билла откинулись назад. Пальцы Билла прошлись по коже Форда. Глаза Билла в темноте похотливо сверкали, глядя на Форда.       Открыв глаза, Билл отдернул руку от лба Шестопала, словно обжегшись.       — Что это было? — Пробормотал он себе под нос, не зная точно, что и думать.       Конечно, у людей всегда были такие потные блудные сны. Друг о друге. Никогда о Билле, и ему это нравилось. Люди были грубы, и их телесные функции были отвратительны, как и их отвратительная влюбленность друг в друга, вводящая их в заблуждение, заставляя верить, что такие вещи, как «способность любить», были тем, что «делало их людьми» в противоположность молекулярной структуре их рода и тому, насколько они были чертовски удобны.       И иметь такие отношения с Биллом?       Шестопал обманывал сам себя.       Билл вообще списал бы этот сон со счетов, если бы не усилившееся подспудное чувство страха, вины и отвращения, связавшее сон в беспорядочный узел легко поддающихся манипуляции эмоций.       Как бы Биллу ни было неприятно это признавать, но он мог бы этим воспользоваться.       Если бы у Билла была какая-нибудь несчастная кукла, он без колебаний пустил бы в дело тело, в котором обитал, поскольку насилие и унижение всего этого просто отразились бы на человеке, чье тело он украл. Как и все вещи с кукольным телом, эффект был временным, и Билл любил играть со странными ощущениями, которые приходили с разрушением тела другого человека, разными способами. Если бы это тело не было привязано к его душе и не пело ему, он бы без всяких угрызений совести использовал его, чтобы соблазнить идиота-ученого, дремлющего перед ним, пока тот не обернется вокруг его пальцев.       Но это было тело Билла.       Билл уже развивал в себе чувство сопричастности к происходящему. Он не собирался просто уйти и позволить кому-то другому испачкать его грязными руками. К этому телу Билл мог прикоснуться, Билл мог владеть им, а Билл мог сдаться, если бы захотел.       И прямо сейчас он не выбирал. Но он не хотел этого делать.       — Ты отвратителен, умник, — Пробормотал Билл, свирепо глядя на спящего ученого. — Держи свои причудливые руки подальше от меня во сне. Ты даже не можешь справиться со всеми этими углами.       Форд захрапел.       — Фигуры. — Фыркнул Билл, скрестив руки на груди. — Ты так одержим мной, что это просто отвратительно. Я могу сломать тебя за это, понимаешь? Я могу уничтожить тебя.       Форд продолжал храпеть.       Билл почувствовал, как его брови тикают, расстроенный отсутствием ответа.       Билл импульсивно шлепнул Форда по щеке.       Форд фыркнул и поднял брови, а Билл отскочил от спящего тела Форда, встревоженный внезапным движением человека.       Билл наблюдал за Фордом, его сердце бешено колотилось, адреналин бил через его новое тело, когда он упал обратно на пол, отскочив от Форда, пораженный.       Почему он ударил Форда? Тело Форда было сильнее, чем у Билла, и если бы он проснулся, то мог бы сразу же ударить Билла в ответ или положить руки на его тело по другим причинам, как во сне. Билл знал, что люди делают подобные вещи постоянно. Ради силы и удовольствия причинять другим существам боль, отнимать у них что-то.       По какой-то причине гормоны, бурлящие в этом теле, и осязаемое осознание того, насколько он сейчас хрупок, насколько беспомощен, заставили Билла испугаться, как лесное существо, приспосабливаясь к новому набору инстинктов, которые он едва узнавал. Он не привык испытывать такого рода страх. Такая вот беспомощность. Он привык командовать положением дел, вселять страх в сердца других людей.       Что, черт возьми, с ним не так?       Сердце все еще отбивало чечетку, отчего у Билла почему-то сдавило горло, он смотрел на Стэнфорда, все его тело застыло, ожидая реакции человека на пощечину. А вдруг он проснется? Броситься на Билла в ярости? Будет избивать новое тело Билла, пока оно не станет красным от крови снова?       Стэнфорд сморщил нос, но глаза не открыл, уткнувшись еще глубже в мягкую подушку рядом с лицом. В конце концов его дыхание снова выровнялось и превратилось в постоянный храп.       Это было близко.       Поднявшись с земли и заковыляв обратно к креслу, Билл схватил одно из удобных вязаных одеял и накинул его себе на плечи, также забрав чашку с трубочкой. Решив, что сидеть в одной комнате с Шестопалом и смотреть, как он спит, было крайне неаппетитно, Билл пошел посидеть на веранде снаружи, чтобы посмотреть, как встает солнце.       Форд настаивал, что утром все будет выглядеть гораздо лучше. Билл смотрел, как солнечные лучи пробиваются сквозь деревья, рассеивая свет по всему лесу, будя различных животных, которые жили там, слушая, как они резвятся, болтают и щебечут идиллически, когда солнечный свет отражается от росы в траве.       Билл не мог понять, почему все это выглядит лучше, чем раньше.       Если каждое утро дня было таким, как это, то Билл решил, что утро — самое худшее время.