Ренессанс Республики

Пленников заперли в разных местах. Бартоломео, ругающегося и сопротивляющегося, несколько дюжих наемников с трудом завели в какую-то из комнат первого этажа. Марию, Петруччо и служанок увели на второй этаж и заперли в двух комнатах в разных коридорах замка — в одной женщин, в другой мальчика. Клаудию собирались запереть с братом. По крайней мере, так подумала Мария, когда их еще уводили из общей залы, но ее надежды на то, что Клаудия позаботится о Петруччо, рухнули пеплом. Краем уха услышала она приказ Вьери оставить Клаудию, и тут же двери захлопнулись за ними, пленниками, и наемниками, тянущих их за собой вопреки всем попыткам сопротивляться, отрезая их друг от друга. И так почти что все члены семьи Аудиторе, их слуги и верный союзник остались размышлять о том, как бы им снова воссоединиться. Клаудии же было не до этого какое-то время. Крепко удерживаемая высоким и сильным наемником на месте, она наблюдала за Вьери так, как наблюдает загнанная в угол хищником дичь, еще способная оказать сопротивление, но не желающая дать ему это понять. Вьери, что совершенно неудивительно, не видел никакой опасности в ее взгляде и напряженной позе. Он подошел ближе и тепло улыбнулся, удивив этим Клаудию. — Ну что это за обращение с дамой, — шутливо пожурил он наемника. — Отпустите бедняжку, не пугайте ее. — На вашем месте я бы не стал, — пробормотал наемник, чувствовавший силу рук выжидающей девушки. Вьери не обратил внимания на его слова, лишь сделал знак повиноваться. Наемник разжал руки, отпуская Клаудию, и она отступила в сторону. Делая вид, что замерзла, она укуталась в шаль и сжала ладонью рукоять кинжала. Вот и настала пора его использовать, подумала она. Сейчас она не видела иного выхода, кроме как убить Вьери или хотя бы ранить его, любым способом лишить его права приказывать наемникам и позволить тем самым их семье сбежать. Потому она ждала правильного момента. — Уж прости, Клаудия, что тебе пришлось иметь дело с неотесанным сбродом, — сказал ей Вьери, делая еще шаг в ее сторону. — Эти наемники — такие мужланы в том, что касается обращения с девушками твоего положения. Должно быть, растеряли свои манеры на ратном поле. От Клаудии не укрылось, как побагровело от ярости лицо наемника, что отпустил ее мгновение назад, и это подало ей идею. — Они мужланы не больше твоего, Вьери, — возразила она. — Они занимаются этим только потому что ты им платишь. Что же подтолкнуло к столь гнусному преступлению тебя, Вьери? Как ты посмел сотворить подобное? Теперь разозлился уже Вьери. Но Клаудия его не боялась. Она знала, что может дать ему отпор, раз уж мечником Вьери все еще был посредственным, да и умом особым не отличался. Больше всего ее волновал наемник, командир служащего Вьери отряда, должно быть. Сможет ли она убедить его отказаться служить Вьери и перейти на ее сторону, даром, что ей нечем ему заплатить? Сможет ли она напомнить ему о гордости и чести воина, не терпящей такого мерзкого обращения, какое наверняка он получал от Пацци? Наемник помалкивал, наблюдая, и Клаудия вернула свое внимание Вьери. Юноша с трудом сдерживался, не решаясь ее ударить, но очень того желая. Должно быть, они нужны не самому Вьери, и даже не его семье. Кто-то более влиятельный отправил юного Пацци захватить Марию и ее детей, даже денег на это дал — Пацци и в лучшие времена не выкупали чужие земли, предпочитая завоевывать их чужими руками. Это понимание все усложнило. Было бы неплохо узнать, кто организовал это предательство, подумала Клаудия, только вот как? Вьери уже в бешенстве, и одному Триединому известно, насколько хватит его выдержки. — Ты так же остра на язык, как и твои братья, — Вьери с большим трудом подавил приступ гнева и даже улыбнулся. — В этом есть что-то привлекательное, врать не буду. Поэтому я не буду наказывать тебя… пока что. Теперь испытанию подверглась уже выдержка Клаудии. Она хотела бы от всей души пнуть Вьери ногой по месту, где полагалось находиться его достоинству, или отвесить ему звонкую полновесную пощечину. Все, что угодно, лишь бы дать ему знать — с ней нельзя так обращаться. Но пока что у нее не было такого права. Ее семья в его руках. Она не имеет права подвергать их лишнему риску. — Зачем же я тогда нужна тебе здесь? Вьери ответил не сразу. Он указал ей на кресла у камина, возле которого серой тенью замер молчащий Горацио Моцци. Дядя не смотрел на нее, лишь стоял, опустив глаза к полу. Он был так незаметен и сер, что Клаудия совершенно не удивилась тому, что не замечала его столько времени. Было очевидно, что на его помощь можно не рассчитывать. Вот Клаудия и прошла мимо него и села в кресло, что было ближе к окну. Вьери, даже не задумавшийся о том, что его «пленница» может попытаться сбежать, сел в кресло напротив. — Я хочу попробовать договориться с тобой, — сказал он. — Твоя матушка, уж прости за откровенность, женщина старых правил. Это, конечно, не плохо само по себе, но вот то, что у нее, как и у всей твоей семьи, есть предубеждения насчет моей, очень удручает. — Не сочти за грубость, Вьери, но эти предубеждения возникли не без причины, — не удержалась-таки Клаудия. — Кроме того, и Пацци много кого не жалуют. Не потому ли ты сам еще недавно задирал моего брата? Клаудия понимала, что ее слова могут ухудшить ситуацию, но было бы странным, проглоти она эти слова без всяких возражений. Словно подтверждая ее мысль, Вьери криво улыбнулся, очевидно ожидавший чего-то подобного. — Это… дело прошлых дней, Клаудия, — он выпрямился и неестественно замер. — Сейчас все иначе. — Возможно. Так о чем же ты хотел попробовать договориться? — О нашем браке. Сквозняк задул свечи на подвесных люстрах и в канделябрах. Потянуло едким дымом и могильным холодом, и Клаудия поежилась от дурных предчувствий, принесенных этим холодным сквозняком. Казалось, это из недр ее души вырвался молчаливый протест против этой идеи. Она, не зная, что и сказать, раздумывала. Все это казалось логичным и могло оказаться в равной степени как ловушкой, так и настоящим приказом, отданным Вьери кем-то вышестоящим. Но в то же время это все было чересчур. Настолько, что даже привыкший повиноваться Вьери должен был взбунтоваться и поступить по-своему. Эта смесь дипломатичности и покладистости была совершенно несвойственна ему, что пугало не меньше нахождения у него в плену. — Я понимаю, как это звучит, — вдруг сказал Вьери совершенно другим голосом. Он как-то сник на мгновение, отвел взгляд в сторону, спрятав его за длинной сальной челкой. — И понимаю, как бессмысленно все это выглядит. Но таково предложение моих покровителей. Если мы с тобой поженимся, и ты будешь хорошей, верной и послушной женой, они устроят все так, что твоего отца освободят и даже оставят в живых. Твоя мать и брат вернутся домой. Все будут жить как прежде. Просто твой отец больше не будет дожем. Никогда. Должность в обмен на собственную жизнь и жизнь целой семьи, на твой брак с кем-то при деньгах и власти… Неплохая сделка, не находишь? — Столько выгоды для нас и для твоей семьи и покровителей, но что получишь ты? — спросила Клаудия, пытаясь выгадать времени на лихорадочные размышления. — В твоих словах о тебе самом ничего. Почему же ты сам согласен на это? — Потому что это моя единственная возможность стать свободным и самостоятельным, — Вьери поднял на нее глаза, и, заглянув в них, Клаудия увидела, что он говорит правду. — Им нужно, чтобы мы поженились, чтобы сохранить хоть что-то из состояния твоей семьи. И многое из этого отдадут мне. Деньги, украшения, оружие. Даже дома на меня перепишут. Я смогу начать свое дело. И… даже позволю твоим братьям помогать мне. У Клаудии, уставшей и взволнованной настолько, что она не находила в себе сил поверить в услышанное, вырвался вздох возмущения. — Как можно произносить столь бессовестную ложь с таким невинным видом, Вьери! — воскликнула она. — Ты, твоя семья, вы все ненавидите нас! Всегда ненавидели! И сейчас ты пытаешься убедить меня в том, что готов жениться на мне… Как у тебя смелости хватает… — Не смей так со мной разговаривать! — взорвался Вьери. — Я был честен с тобой, надеялся, что хоть ты поймешь, как тяжело мне приходится, и согласишься на эту сделку! Ведь так мы могли бы все исправить, и никто бы не пострадал! Но, должно быть, я ошибся, и ты отравлена предубеждениями так же сильно, как вся твоя семья. Эй, верзила, — обратился он с горечью в голосе к наемнику, — уведи ее в темницу и держи там. — Ей там не место. Мало того, что там бегают крысы мне по колено, так еще вода вокруг, — возразил наемник. — Пусть посидит с остальными и подумает о своих словах. Глядишь, родня ее переубедит… — Она будет сидеть там, где я сказал, — Вьери, взбесившийся этим возражением еще сильнее, подскочил с кресла и в несколько шагов пересек разделявшее их с наемником расстояние. — В темнице! Пусть хоть утонет там, хоть крысами будет съедена, мне все равно! — Но ее отец не выполнит требования, если она умрет или пострадает, — впервые за последнее время подал голос Горацио. — Пусть этот человек и правда отведет ее в комнаты… — Заткнись, Горацио, — рявкнул Вьери, и Горацио, удивив Клаудию, и вправду умолк и отступил. — Вы все здесь верно сговорились против меня! Предатели! Ублюдки! Один другого хуже! Вон с глаз моих, чтоб я вас не видел до самого отъезда! И, даже не посмотрев на Клаудию, Вьери покинул залу так стремительно, что растерявшаяся девушка даже не успела вытащить из ножен кинжал и что-нибудь ему сделать. Использовать же его против громилы-наемника она не решилась. Наемник сжал ее предплечье и вытащил из залы в коридор. — Не надо ее в темницу, — сказал ему тихонько Горацио, шедший следом. — Отведите ее к брату… — Чтобы этот щенок меня жалования лишил? Ну уж дудки, — ответил наемник. — Не лишит, не бойтесь, — Горацио подмигнул удивленно обернувшейся на него Клаудии. — Скажите, мол, я вам ключей от них не дал, а вы де не решились его собственность портить. Покричит и забудет, благо отходчивый… — Дядя, — вмешалась в разговор Клаудия, не дав остановившемуся от удивления наемнику что-то еще сказать, — почему вы позволяете ему так с собой обращаться? Почему предали мою матушку? Горацио вздохнул и опустил глаза. — Это долгая история, дорогая. Успею ли я ее рассказать, не знаю, право, но вот, что я тебе скажу, — он огляделся и, убедившись, что кроме них троих в коридоре никого больше нет, наклонился к ее уху и зашептал. — Ты сможешь найти дорогу к близким, если услышишь, как ходит ветер по замку. Он отстранился и позволил наемнику потащить отпирающуюся Клаудию дальше по коридору. Клаудия то и дело оборачивалась, но все никак не могла увидеть в Горацио своего родственника. Видела лишь сгорбившегося под тяжестью душевного груза мужчину, неспособного посмотреть в ее сторону. К счастью, наемник повел ее не в темницу, а на второй этаж. Поднимаясь, он почти что проволок ее по всем ступенькам, отчего Клаудия набила себе множество шишек и синяков и чуть не вывихнула лодыжку. Девушка едва не разжала руки и не выронила свой кинжал. Она даже не успела запомнить путь, которым они шли по второму этажу — наемник шустро подтащил ее к какой-то двери, отпер ее ключом и, втолкнув девушку внутрь с такой силой, что та упала, запер дверь. — Клаудия! — подбежал Петруччо к сестре. Он помог ей подняться. — Как ты? — Ничего страшного, братишка, — поспешила утешить его Клаудия. — Но нам с тобой нужно выбраться отсюда и найти маму с остальными. Нужно скорее бежать отсюда, пока Вьери не вывез нас к своим союзникам… — Как же мы сделаем это? — Петруччо с большим трудом удерживался от слез. — Нас крепко заперли, на окнах решетки… Отсюда не сбежать. Клаудия осмотрелась. Комната, куда ее втолкнул наемник, была такой же бедно обставленной, как и общая зала. Это, наверное, была женская спальня, решила Клаудия, увидев остатки деревянной кровати с обломанными балками для балдахина, покосившийся туалетный столик с разбитым зеркалом и старый комод. Теперь же это был склад всяких ненужных вещей — старой мебели, украшений вроде статуй в виде воина в доспехах, щитов и гербов, как попало развешенных на стенах. И в комнате этой было холодно, холоднее чем на улице. Поежившись, Клаудия вспомнила слова матери и дяди и вдруг догадалась. — Нет, все же можно, — воскликнула она, подбежав к стенам и начав их ощупывать. — Как-то Леонардо рассказывал нам с Эцио про сеть катакомб под Солэ, и про то, как многие аристократы делали ходы и тайники в своих дворцах и замках. Матушка говорила, что у этого замка много секретов, а дядя сказал, что мы сможем выбраться, если услышим, как по замку гуляет ветер. Должно быть, они имели в виду именно это! Нам нужно найти какой-нибудь тайный ход и таким образом добраться до остальных! — И что нужно делать? — ожил мальчик, получивший хоть какую-то надежду. — Ищи, Петруччо. Это может быть все, что угодно. Щель, через которую проникает воздух. Механизм, замаскированный под вещь в комнате. Скажи, если хоть что-нибудь найдешь. Так они принялись прочесывать всю комнату. Заглядывали под жалкие остатки мебели, ощупывали каждый доступный им миллиметр стен и каждое украшение, до которого могли дотянуться. На это у юных Аудиторе ушла пара часов. К моменту, как они осмотрели большую часть комнаты, их надежда потихоньку начала испаряться. Но именно в этот миг Петруччо, прислонившись ухом к полу, позвал сестру: — Клаудия! Сюда! Мне кажется, тут что-то есть! Девушка поспешила подбежать к нему и, наклонившись, прислушаться. Почему-то ей показалось, что в щели между двумя тяжелыми, на вид неподвижными плитами проникает холодный, почти что мертвецкий холод. Тщательно ощупав ближайшие плиты, Клаудия поняла: одна из них ощущается легче и тоньше других, она словно проседала под руками, но отказывалась опускаться до конца. Ее явно поддерживало что-то, мешая проникнуть вниз. — Ты умница, — похвалила она брата. — Скорее всего, тут и правда что-то есть. Давай попытаемся осмотреть ближайшие вещи еще раз. Вдруг сможем задействовать какой-нибудь старый механизм, и этот ход — надеюсь, что тут ход, — откроется. Они начали сначала, проверяя плиты, стены и украшения одно за другим. Но спустя час попыток ни одна из тех вещей, до которой они могли бы достать, им не помогла. — Пора уже смириться, Клаудия, — вздохнул Петруччо, устало облокачиваясь на руку железного рыцаря, стоявшего неподалеку от заинтересовавшей их плиты. — Я ошибся. Нет там никакого хода. Мы тратим силы зря. — Ну уж нет, дорогой, — отрезала Клаудия. — Я не сдамся, пока мы не выберемся отсюда. Петруччо, понимая, что упрямая сестра и правда не сдастся, застонал и окончательно повис на рыцаре. Под весом его тела рука металлической фигуры из доспехов словно хрустнула и просела под мальчиком. Петруччо было отскочил, едва удержавшись от испуганного возгласа, но задрожавший под ногами пол и восторженный вздох сестры все-таки заставили его вскрикнуть. — Получилось! Петруччо, получилось! — позволяя плите, которую они ощупывали битый час, и соседней с ней опускаться вниз, на верхушку некой каменной лестницы, Клаудия бросилась к брату и наградила его объятием. — Ты нашел ход! — Но кто знает, куда он нас приведет, — сказал мальчик, с опаской косясь на появившуюся лестницу. — Вдруг в катакомбы, где крысы. Или вообще в двор, где сплошь и рядом стража. — Неважно, — отмахнулась его сестра. — Самое главное — мы будем свободны и сможем добраться до остальных. Нужно уходить. Она хотела уже начать спускаться, но, бросив взгляд на дверь, подумала: лучше сделать маленькую ловушку для тех, кому вдруг вздумается зайти их проведать. Не без помощи брата она натаскала старых тканей и мешков на кровать, придала им форму двух спящих тел. Оба она накрыла остатками какой-то шторы и собственной шалью, чтобы еще больше запутать возможных посетителей. Наконец, убедившись, что сделали все возможное, чтобы хоть как-то сбить вражеских наемников со следа, Клаудия и Петруччо вернулись к ходу. Клаудия поставила ногу на ступеньку и оглянулась на брата, но тот заартачился: — Там очень темно. — Ничего. Возьмем это. Клаудия сбегала к двери, сняла с подставки на стене единственный источник света в комнате — маленький, едва горящий факел. Подпитав его бумагой и старыми тряпками, чудом нашедшимися где-то в углу, Клаудия сунула за свой крепкий кожаный поясок на талии ножны с кинжалом и взяла в освободившуюся руку ладошку брата. Так, стараясь не показывать ему своего страха, Клаудия ввела Петруччо в пугающую темноту. Они спускались совсем недолго — почти столько же, сколько поднималась Клаудия перед тем, как попасть в одну с братом комнату. Лестница уперлась в маленький закуток, с трех сторон огражденный стеной. — И что теперь? — с трудом сдерживаясь, спросил дрожащим голосом Петруччо. — Тише, тише, — шикнула на него сестра. — Я пытаюсь услышать, одни ли мы тут. Девушка старательно ощупывала камни в стене и вскоре нашла впадину, в которую легко вошли три ее пальца. Двинув ими влево, она заставила тоненькую плитку, имитировавшую камень, спрятаться в настоящий камень, и открыла тем самым маленькое окошко. К счастью, оно оказалось примерно на уровне ее глаз, и Клаудия смогла осмотреться. — Отлично! Мы в коридоре первого этажа, по которому нас уводили. Сейчас, найду выход! Всучив брату импровизированный факел, Клаудия принялась интенсивнее ощупывать стену перед ней. Она вскоре убедилась, что больше никаких спусковых камней для механизмов в ней нет, и принялась за оставшиеся стены. Удача ей снова улыбнулась, и уже куда быстрее — в стене слева, почти у самого угла, она нащупала и вдавила один из каменных кирпичей. Стена перед ней тихо щелкнула, и Клаудия поспешила надавить на нее плечом. Левый край стены повернулся и остановился на половине, открыв проход в коридор. Девушка с тихим возгласом упала. — Скорее, скорее, — прошептал Петруччо. Он бросил и затоптал факел, помог сестре подняться. Вместе дети выскочили в коридор и поспешили вернуть стену и окошко в ней на место. — Какое хитроумное устройство, — восхищенно сказал мальчик. — Как будто ничего и не было! — Позже нахваливать будешь. Пойдем. Разыщем наемника для начала. Дети направились вперед по длинному коридору, ступая так тихо, как могли. На ближайшем перекрестке им послышались шаги. Клаудия быстро сориентировалась и втащила брата в углубление в стене, где прежде стоял, должно быть, какой-нибудь железный рыцарь, собрат того, что помог им сбежать. Слух их не обманул — по соседнему коридору действительно шли наемники Вьери. — Ну и дело, — сказал один из них. — Нужно больше денег просить. — Верно говоришь. Один тот мужик чего стоит. Его не то, что убить — удерживать тяжко. Едва затащили его в комнату. — Говорю тебе, он скоро двери в щепки разнесет. Даже отсюда слышно, как он ломится. — Коли мальчишка прикажет — я в драку с этим не полезу за такие гроши. У него шея бычья и глаза бешеные. — Так и скажем командиру. Он таких видел, принуждать нас не будет. Голоса отдалились и утихли, и Клаудия выглянула осмотреться. Наемники ушли куда-то направо, должно быть, там есть еще какой-то выход. Раз пришли они слева, значит, и их наемник заперт где-то там. Поняв это, Клаудия потащила брата за собой. Наемники Вьери оказались правы. Сил Бартоломео, долбившемуся в крепкую, но маленькую деревянную дверцу, было не занимать. Более того, его словарный запас оказался гораздо более обширным, чем Клаудии показалось в первые минуты знакомства. — Я вас на пики насажу, да так, что из горла полезет, — удар и грохот. — А потом сниму и утоплю в кипящем масле, как чертей адовых, — еще один мощный удар. — Гниды парнокопытные, кастрирую, чтоб меринами стали, — теперь двери прилетело, судя по всему, ногой. — Бабы на смех поднимут, мужи брезговать будут. Да я вас… — Мессер наемник, мессер наемник, — едва встряла в паузу, понадобившуюся Бартоломео чтобы перевести дух, Клаудия. — Мы здесь, мы вышли. — Девочка? — недоверчиво спросил Бартоломео. — Ты что ли? — Я, мессер, и брат со мной. — Чужаков, стало быть, поблизости нет? — Нет, только мы, мессер. — Клаудия присела на колени так, чтобы замочная скважина оказалась на уровне ее лица, и вытащила свой маленький клинок. — Не бейтесь в дверь, я попробую ее открыть. Лучше покрушите что-нибудь еще, чтобы нас не услышали или не решили, что вы куда-то делись. И покричите тоже. — Хорошая мысль, девочка. Только брату скажи, пусть уши закроет. Бартоломео затих на миг, должно быть, ища новую мишень для своих кулаков. Стоило ему эту мишень обнаружить и обрушиться на нее, и Клаудия принялась ковырять замок. Когда-то Федерико пытался научить ее взламывать замки и механизмы небольшими клинками и даже шпильками для волос, и сейчас Клаудия как никогда жалела, что оказалась безалаберной ученицей. У нее ничего не получалось до тех пор, пока она не заметила покрытые ржавчиной края замка. Болты, прижимавшие их к дереву, держались на честном слове, и Клаудия поспешила выкрутить все, что были на ее стороне. — Мессер наемник, — снова позвала она Бартоломео в одну из его передышек. — Я ослабила замок. Если вы чем-нибудь замотаете свои кулаки и ударите прямо по нему, он наверняка выскочит, и дверь откроется. — Молодец, девочка. Сейчас я его чем-нибудь выбью, — пошумев чем-то в комнате, Бартоломео отошел куда-то на несколько шагов и велел им. — Отходите прочь. Отошли? — Отошли, мессер. Бартоломео одним сильным, но точным ударом выбил замок. Старая ржавая рухлядь вылетела из двери, прогнившей наполовину, и с грохотом ударилась о противоположную стену. Дверь открылась, и Бартоломео вышел. — Как славно, — сказал он, по очереди крепко обняв радостно бросившихся к нему детей. — Без вас я вряд ли бы выбрался. Пойдемте вашу матушку вызволять. Где она и слуги? Знаете? — Нет, к сожалению. — Что же, придется искать. Именно в этот миг удача их оставила. Не успел наемник и дети, едва за ним поспевавшие, дойти до перекрестка коридоров, как навстречу им выскочили знакомые — главарь наемников Вьери, сопровождаемый бледным Горацио. Должно быть, их привлекли звук выбиваемой двери и голоса. — Ах вот вы где, — воскликнул Горацио. — Сбежали из комнаты и пытались покинуть замок… — У нас приказ, — сухо прервал его возможные разглагольствования наемник. — Перевести вас двоих в повозку. Мы снимаемся с места. — Ну уж нет, — Бартоломео, готовый пробиваться с боем, встал в стойку. — Никто не снимется с этого места, пока эти дети не встретятся с матерью и не покинут этот проклятый замок вместе с ней. Немедленно освободите их и моих людей. — Твои люди мертвы, — наемник загородил собой Горацио и положил руку на рукоять висевшего на его поясе боевого топора. — Сидели бы вы тут иначе? Они хорошо сражались, и нам жаль было их убивать, но таков был приказ. После мы похороним их как должно. Но вы этого не увидите. Тебя нам придется убить, а детей все равно увезут. Не противься, и, возможно, я смогу сохранить тебе жизнь. Даже предложу Вьери нанять тебя. Пацци много платят. — Если б ты, дурак, знал, — взревел Бартоломео, — какие ужасные вещи творит эта семья, и сколько крови впитали в себя их деньги, ты бы засунул их им в глотки! Знаешь ли ты, кому служишь на самом деле? Предателям! Заговорщикам! Эти люди десятилетиями разоряли свои города и помогали папе тянуть деньги и кровь из других! Они собираются развязать кровавую войну в стране! Подмять все под себя! И ты соглашаешься с этим и позволяешь им совершать новые преступления против таких, как ты и я! Хоть одно порядочное дело сделай. Дай нам забрать женщин и уйти. Раз ты так доверяешь Вьери, то знаешь, что он ничего тебе не сделает. На безразличном лице наемника впервые проявились эмоции. Слова Бартоломео явно задели что-то в нем, но Клаудия, набюдавшая за всем со стороны, не понимала, что именно, и как это повлияет на возможность их спасения. — Не нужно быть таким агрессивным! — Горацио, напуганный возможной дракой в непосредственной близости от себя, побледнел еще сильнее. — Дети увидятся с матерью, обязательно! Я даже постараюсь устроить это перед их отъездом… Но им нужно уехать. Такой приказ. Моя сестра поедет вслед за ними позже. — Мы никуда не поедем без матушки, — рявкнула Клаудия, сжав рукоять кинжала и выставив лезвие вперед, как ее учили братья. — Опусти клинок, девочка, — сказал вражеский наемник. — Мы вам не навредим. Просто отвезем вас в другое место. — Я не опущу, — девушка покачала головой. — Я хоть и вижу по глазам, что вы человек чести, чтущий порядки добросовестных наемников, и мне жаль будет вас ранить, но кинжала не уберу. Вы человек Вьери. Вы хотите нам навредить. В такие моменты, думала Клаудия, настоящий жестокий или беспринципный человек оставил бы попытки уговорить ее словами и бросился бы на нее, чтобы выбить кинжал из рук и взять в заложницы, обезоружив тем самым Бартоломео. Но, к ее удивлению, вражеский наемник словно поник, расстроился. Видимо, их с Бартоломео слова достигли его совести и сердца. Он убрал руку с рукояти топора. — Я хотел бы вам помочь, — сказал он. — Но не могу. Ваш друг-наемник понимает, почему. Мне позарез нужны деньги, чтобы моя жена и наш последний ребенок выжили. Если Вьери не заплатит — а он не заплатит, если я вас отпущу, — я не смогу отправить им деньги. Они несколько месяцев не смогут покупать еду, не запасутся дровами на зиму и умрут либо от голода, либо от холода. Я уже отправил им весь аванс и знаю, что эти деньги на исходе. Я ценю справедливость и все в этом роде, но жизни моих близких мне дороже. И пока что только мерзавец Пацци может помочь мне их сохранить. — Вам не обязательно служить Вьери или кого-то убивать, чтобы ваша семья жила, — вдруг вмешался маленький Петруччо, до этого момента прятавшийся за сестрой. Он вышел вперед и вытащил из-под одежды семейное распятие Аудиторе, которое мать заставила его надеть перед отъездом. — Эта реликвия очень дорогая. Тут золото, камни. Вы можете разобрать их и продать, и денег вам дадут достаточно. Или можете принести в церковь в богатом городе и кормиться при ней сколько нужно. — Петруччо, ты разве не понимаешь? — возразила Клаудия. — Это фамильное распятие. Все порядочные ювелиры и церковники знают, кому оно принадлежит. Если этот человек продаст его или принесет в церковь, его сочтут вором и казнят. Или того хуже — начнут пытать, пытаясь выведать что-то о нас. Ну уж нет. Если и давать им что-то на продажу, то простые драгоценности. И у нас такие есть. Наемник, слушавший это, сглотнул. Эта идея явно дала ему надежду. — И вы правда… думаете, что хотите мне их дать? — спросил он, переводя взгляд с детей на все еще напряженного Бартоломео и следом Горацио. — Конечно! — воскликнул обрадованный Горацио. — Какая же это хорошая идея! Более того! Я могу употребить в дело последние сокровища Моцци! Они никому неизвестны, и их достаточно, чтобы оплатить все ваши расходы. Это гораздо больше, чем заплатят Пацци. — Думаю, если вы отведете нас к моей матери и поможете ускользнуть от Вьерри, она добавит часть наших украшений и денег, — сказала Клаудия. — Вы им только наши деньги не отдавайте, — проворчал Бартоломео. — Мне их еще семьям погибших выплачивать, знаете ли. — Конечно нет, мессер, — возмутилась девушка. — Матушка не позволит такому случиться, — она повернулась к вражескому наемнику. — Что же вы решили? Не медлите! Вьерри может хватиться нас в любую минуту. Наемник колебался. Он явно понимал, что рискует нажить себе могущественного врага в лице Папы Ромуланского и семьи Пацци, которой тот покровительствовал, но так же видел перспективы в сотрудничестве с семьей текущего дожа. Неизвестно, была ли то совесть или же обоснованная алчность и желание избавиться от гнета самодовольного, грубого юнца, обещавшего крупную сумму в перспективе, в пользу людей, готовых заплатить на месте, но под влиянием этого неизвестного обстоятельства наемник принял решение. — Так и быть, — сказал он. — Мы ослушаемся Вьери и поможем вам. Более того. Мы откажемся ему служить. В стране достаточно гораздо более беспринципных наемников, чем мы. Под каменными сводами раздался единодушный вздох облегчения. — Тогда нам нужен план, — сказал Бартоломео. — Говоришь, детей должны увезти? — Да, — кивнул наемник. — Перед отъездом Вьери хочет снова поговорить с ними. Я сам отведу детей к нему и прослежу, чтобы он не навредил им. Пока они будут говорить, мессер Моцци отведет тебя к мадонне и слугам. Вместе вы выведете их во двор и спрячете в той же телеге с вещами, в какой они приехали. Когда Вьери выйдет их проводить, мы либо свяжем его и велим слугам развязать через несколько часов, либо вырубим его и велим всем разбежаться по окресностям, а сами дадим деру. Как вы с нами рассчитаетесь — наши дороги разойдутся. — План хороший, — сказала Клаудия. — Должен сработать. — Ты уверена, девочка? — Бартоломео нахмурился. — Можем ли мы им доверять? — Мы должны им доверять, — воскликнул Петруччо. — Иначе в чем смысл сотрудничать с ними? Такая непосредственная мудрость маленького ребенка почему-то стала окончательным аргументом в пользу наспех придуманного наемником плана. Проводив взглядом спешащих к лестнице Горацио и Бартоломео, наемник повел детей к зале, где их разлучили. — Мессер, — осмелилась спросить Клаудия перед тем, как он ввел их внутрь. — Скажите мне ваше имя, чтобы я знала, как просить за вас в молитвах Триединому. Наемник криво усмехнулся. — Мое имя не так уж важно, — сказал он. — Но если нам удастся уйти от Вьери невредимыми, я тебе его скажу. Он открыл дверь и втолкнул детей в залу. В ней заметно потеплело с последнего раза, когда Клаудия там была. Но несмотря на яркое пламя в единственном камине, холод ощущался весьма явно. Клаудия хотела по привычке поправить шаль и оторопела — теперь шали с нею не было, и ножны, куда она вернула кинжал, на поясе было никак не спрятать. Она попыталась прикрыть их большим рукавом и лишь надеялась, что Вьери не будет присматриваться к складкам ее одежд. — Вот и вы, — Вьери, гревший руки у камина, повернулся в их сторону. — Наконец-то. Где Горацио? — Пошел проверить сестру и задержать ее, — спокойно ответил наемник. — На случай, если она увидит, как вы увозите детей, из окна. — Ладно, — закатил глаза Вьери. Ему и в голову не пришло, что наемник может ему солгать. Юноша приложился к фляжке, висевшей у него на поясе, и икнул. — Пошли. Нам пора отправляться. В худшем случае к утру Якопо их примет. — Как быть с остальными? — Мадонну Аудиторе держать здесь столько, сколько нужно. Когда мой дед решит, что с ней делать, я приеду и разберусь. Последнего наемника, эту крысу дожа, убить. Клаудия вздрогнула, поняв, что еще немного, и их поведение будет выглядеть подозрительным. Им нужно дать знать Вьери, что все идет по его плану. — Зачем ты разделяешь нас, Вьери? — вскрикнула она. — Неужели тебе заплатят лишь за часть пленников? — Заткнись, глупая девка, — рявкнул Вьери, вышагивая в сторону двери. — Не твое дело. Еще хоть раз спросишь про вещи, тебя не касающиеся, и я велю выпороть тебя как нерадивую служанку! Вы с братом поедете со мной, хотите вы того или нет. Оскорбление Клаудия пропустила мимо ушей. Наблюдая за Вьери, нетрезвой походкой шевствующим к выходу, она подумала: должно быть, он, разочарованный ее отказом и разрушением своей последней надежды, упивался вином или чем похуже все это время. Это объясняло его халатное отношение к происходящему в замке и равнодушие к перемещениям и делам собственных прислужников и упрощало их задачу. Вьери может просто упиться до беспамятства и остаться в замке, дав тем самым им возможность сбежать. — Пусть так, — сказала Клаудия. — Но ехать с тобой в таком состоянии безумие. Ты не сможешь управлять людьми. Что если на нас нападут, а ты не сможешь сохранить нас в безопасности? Эти слова привели к ожидаемой реакции. Вьери разразился ругательствами. — Да как ты смеешь сомневаться во мне, Вьери Пацци! — заорал он неразборчиво и сделал еще несколько мощных глотков. — Я в любом состоянии могу все! Бахвальство сыграло с ним злую шутку. Во двор замка Вьери не вышел, скорее, выпал. Он несколько раз падал в грязь и поднимался не без помощи юного служки, открывшего гостям двери. На смех столпившихся во дворе наемников он отвечал неразборчивыми ругательствами и угрозами, на что те смеялись пуще прежнего. В очередной раз он упал у ограждения, где держали тройку крупных боровов, характерным образом пахнувших. Перевернувшись с бока на спину, Вьери закричал: — Эй, командир! Командир! Дай мне воды! Воды! — Сейчас, сейчас, — беззлобно отвечал командир его наемников. Но идти на помощь к Вьери он не торопился. Сначала он усадил детей в повозку и сделал им жест молчать, после крикнул наемникам седлать коней. Среди них дети увидели Бартоломео, который, должно быть, позаимствовал одежду другого отряда и теперь не выделялся из толпы. В повозке же детей ждали Мария, Анетта и Шарли, служанка Клаудии. Как Горацио и Бартоломео удалось так быстро освободить их и привести на улицу незамеченными оставалось только догадываться. Они молча обнялись и перевели напряженные взгляды на наемника, направившегося в сторону Вьери. Мужчина опустился на одно колено рядом с лежащим на земле и стонущим юношей и, сняв с пояса одну из двух крупных фляг, дал Вьери из нее напиться. Вместо того, чтобы поблагодарить его или просто почувствовать себя лучше, Вьери громко рыгнул, пукнул, выругался и крепко уснул. — Пусть спит, не тревожь его, — сказал наемник мальчику-служке, удивленно наблюдающему за этой сценой. — Мы с моими людьми повезем пленников к Якопо Пацци в Эмилию. Как он проснется, скажешь ему это слово в слово. Пусть поедет вслед за нами. Как он уедет — скажи всем уходить из замка и никогда сюда больше не возвращаться, если хотят живыми остаться. И сам уходи. Понял? — Понял, мессер, понял, — кивнул мальчик. Он посмотрел на Вьери с жалостью. — И что, его так тут и оставить? — Дело твое, — ответил наемник, направляясь к повозке. — Хочешь — попроси кого и перенеси в замок. Хочешь — тут оставь. Я бы на твоем месте перенес. Так он ругаться меньше будет. Мальчик снова кивнул и убежал куда-то — должно быть, искать кого-то из немногочисленных оставшихся слуг себе в подмогу. Не успела за ним закрыться входная дверца, как пришлось ей открыться вновь. К повозке, прихрамывая от веса наплечного мешка и сундука, который пришлось тащить по земле, бежал Горацио Моцци. — Постойте, — блеял он. — Постойте. — Чего еще ты хочешь, Горацио? — сказал Бартоломео, подъехав к нему на единственной способной выдержать его вес лошади. — Возьмите это, — не без помощи детей Горацио втащил нехитрые пожитки на последние свободные участки в повозке. — Тут обещанные сокровища для расплаты с наемниками. Все, что останется, возьмите в дорогу, вам пригодится. В мешке одежда да всякое по мелочи. Вам потребуется переодеться, чтобы остаться неузнанными. — Что будет с тобой, брат? — спросила Мария. — Ты разве не поедешь с нами? — Куда мне, милая, — смеясь, ответил он. — Нет у меня права бежать с вами — не заслужил. Сохрани я наши земли и не растеряй богатства, ничего бы этого сейчас не произошло. Не пришлось бы вам странниками становиться. Раз не могу я вам дать ни крова, ни защиты, то и права бежать с вами я не имею. — Так дело не пойдет, — возразил подъехавший второй командир. Он одной рукой подхватил Горацио и втащил его в седло перед собой. — Ты, конечно, знатных дел натворил. Но при этом ты единственный был добр ко мне в этом замке до их появления. Мы своих не бросаем. Поедешь с нами. Глядишь, представится тебе еще случай искупить свою вину. Горацио попытался возразить и слезть, но командир помешал ему. Он сжал ногами бока коня и возглавил процессию, состоящую из наемников и телеги с бывшими пленниками. В таком составе они покинули стоящий на озере замок.