Подружка дьявола

      Конечно, я предполагала наличие садистских или психопатических наклонностей этого изверга, но никогда бы не подумала, что меня посадят на цепь в самом прямом смысле этого слова. На мою шею нацепили кожаный ошейник с торчащими шипами, от которого шла длинная цепь, прикрепленная к жерди посреди внутреннего двора нового, а, может быть, и старого жилища Дракона и его приспешников — двухэтажный консервативный дом, обнесенный высокой оградой, с маленьким подобием пруда и навесом, под которым собирались его телохранители и охранники, окружавшие несколько автомобилей. Когда-то он говорил Соён, что мне нужен ошейник, но я до последнего надеялась, что это странная шутка. Я пыталась его стянуть, снять, но лишь поцарапала руки, а цепи и подавно не поддавались моей силе.       Как ни странно, нормальные собаки тут тоже жили, но они-то как раз свободно гуляли по территории, отчего мое унизительное положение лишний раз подчеркивалось. Всё бы ничего, но только на дворе стоял декабрь, и после нескольких часов на холодном воздухе я почувствовала, что начинаю мерзнуть, а чувство страха совсем исчезло.       В доме загорались огни во всех окнах, а я стояла, опираясь спиной о свою жердь, и смотрела себе под ноги, краем уха улавливая болтовню людей Дракона, которые толпились у въезда на территорию. Я заметила, что появилось много новых молодых служителей этого беса, почти каждый из которых являл своей обязанностью как-то упомянуть меня в своем разговоре или же просто проявить внимание к моей персоне.       — Эй, псинка, как тебе там? — крикнул, видимо, самый отважный из них, решив подойти ближе, но я не оборачивалась. — Что ты сделала, что тебя посадили на цепь? Чего молчишь?       Если таким образом Квон пытался меня унизить, то это было сомнительной идеей, ведь быть изгоем или дном общества я привыкла с малых лет. Все мои думы были сосредоточены лишь на том, что он, наверное, пока сам не придумал, как со мной расквитаться, ведь убить меня было слишком просто для удовлетворения его изощренной душеньки, если она у него вообще имелась.       — Не в твоем положении строить из себя гордячку! — вновь прикрикнул малый, а его товарищи, смеясь, натравливали его, говоря, что он слишком слаб. — Эй, ты кто такая? — храбрость достигла максимума, и этот мальчик оказался в двух шагах от меня. — Тебе язык вырвали что ли? — меня начинало умилять всё это общество, отчего усмехнулась.       — Если ты пытаешься самоутвердиться за мой счет, отвали, — фыркнула, разминая затекшую шею и глядя на панорамные окна на втором этаже, где были открыты шторы, и появилась злополучная фигура с бокалом какой-то жидкости в руке, — решил понаблюдать за шоу?       А паренек совсем возмужал и ударил меня по щеке, расхохотавшись во весь голос, и его товарищи, стоявшие поодаль, также засмеялись, подначивая его. Было не так больно, и я заметила пистолет на его поясе, отчего инстинкт сработал быстрее, чем успела подумать. Пистолет в моих руках, приставленный к животу этого мелкого засранца заставил мигом всех заткнуться и направить на меня оружие с криками о том, чтобы я выбросила. Краем глаза заметила, что Квон подошел ближе к окну, а паренек сильно напрягся. Кровь ударила в голову, но я понимала, что убить этого мальчишку не смогу, поэтому ударила его рукояткой по подбородку и в пах, отчего он рухнул наземь. Гордо взглянув в сторону окна, увидела, как мужчина опустошил свой бокал и отошел от окна, после чего я бросила пистолет в пруд, а на меня накинулись товарищи униженного перед боссом мальчишки.       Меня опрокинули на землю и стали пинать и бить кулаками. Так больно мне еще не было: каждый удар отдавался звоном в ушах и звездочками в глазах. Кто-то ударил под дых, отчего я закричала от дикой боли: похоже, задели старую травму.       Через несколько минут они наконец-то прекратили, оставляя меня, скрючившуюся, лежать на земле и плеваться кровью — казалось, будто мне выбили зуб, настолько много крови собралось во рту, но, коснувшись рукой губ, поняла, что просто ее разбили, а все зубы в целости.       Еле открыв глаза, увидела приближающегося Квона с парочкой громил. Этот ублюдок решил выйти и позлорадствовать.       — Кто разбил ей лицо? — чувствуя адскую боль во всем теле, даже я была в недоумении, с трудом напрягая глаза, которые, казалось, слипались сами по себе. — Кто вам позволил? — он присел на корточки передо мной, что-то указав двоим телохранителям. — Детка, укажи мне, кто это сделал? — я отпрянула назад, хватаясь за больной бок, который причинял ужасный дискомфорт при любой попытке движения. — Кто? — мужчина резко поднялся, разводя руки в стороны, когда к нему подвели того парнишку. — Итак, кто тебе позволил ее трогать? — парень растерянно озирался по сторонам, дергаясь в руках громил.       — Я не трогал, она первая начала! Она сама меня ударила!       — Я не слепой, — Дракон наслаждался этой сценой, а я уже понимала, что он хочет сделать, но не могла вымолвить ни слова: горло словно чем-то сдавило, отчего из моих уст вырывались хриплые звуки. — В назидание всем остальным, кто здесь впервые, — сжимая зубы от боли, подползла к мужчине, хватаясь одной рукой за его ногу.       Я не могла убить кого-то сама и не могла позволить ему убить, но в конкретной ситуации даже сделать или сказать что-то не была в состоянии. Мужчина посмотрел на меня сверху вниз не своим типичным испепеляющим взглядом. В его глазах был лёд, а это было гораздо хуже, чем всё остальное.       — Не убивай, — выдавила из себя, сжимая рукой его ногу, едва не задыхаясь от ужасной боли во всем теле. — Джиён, прошу.       — Почему же? — он вновь присел на корточки, подхватив мое лицо за подбородок.       — Это… это…       — Бесчеловечно?       — Нет…       Послышался выстрел. Ужас охватил меня. Хрипло прокричав проклятия, сжалась в комок от боли, как вдруг в глазах всё потемнело.       Очнулась я на мягкой постели в комнате, переодетая и с забинтованной рукой, с пластырем на губе и ладонях. Было очень тепло, но было трудно повернуться, точнее, больно, отчего одной рукой нащупала на своем теле бинты, задрав футболку. Слёзы как-то сами собой полились по щекам.       — Мой свет, — прошептал хриплый голос рядом, и я со страхом повернула голову в его сторону, чуть не испустив последний вздох: Квон Джиён сидел на краю кровати, нависая надо мной, глядя как-то очень необычно, странно, огорченно, туманно, словно его качало на волнах, и он пытался ухватиться за тростинку, утопая в море. — Ты вернулась, — его пальцы наматывали кончики моих белых волос, играясь с ними, раскидывая по подушке. — Я долго ждал.       — Ты рехнулся? — мне было не по силам оттолкнуть его или сделать хоть что-то резкое, поэтому очень медленно пыталась приподняться, быстро соображая, что за очередной припадок случился у этого чокнутого.       — Соён…       Внутри всё замерло, настолько нежным показался мне его голос, а прикосновения кончиков пальцев к лицу были настолько ласковыми, что вызывали нервный трепет. Но ведь он подумал, что я — это Соён. Именно поэтому он так себя повёл, наверное, только проснулся и еще не понимает.       — Она же умерла, — это было жестоко, но было правдой, не сказать которую я не могла, дабы не давать возможности ни себе быть тронутой таким поведением мужчины, ни ему позволить вспомнить об усопшей.       — Не говори так.       Его руки перехватили мои ладони, мягко сжимая, и он поцеловал опухшие губы столь чувственно, что запорхали чертовы бабочки в животе. Это было неправильно, хотя и необыкновенно приятно: грань боли и наслаждения, стирающая всё прошлое, заставляющая поверить в действительность, как данность. Он — сумасшедший однозначно и сводил с ума всех окружающих. От него пахло чем-то приторно сладким, и я запоздало сообразила, что он не просто не в себе. Это были наркотики.       — Я — не Соён, — выдохнула в губы. — Хватит. Твоя Соён умерла, и эти унизительные попытки воскресить ее во мне тебе не помогут. Ты ее потерял навсегда, — мне отчего-то хотелось причинить ему боль. — Ей нужна была только твоя любовь, а ты и этого ей не смог дать. Так что не пытайся сейчас на мне отыграться за свои ошибки.       Мужчина смотрел, словно сквозь меня, словно находился в каком-то ином мире, ему лишь ведомом. Мне стало не по себе: это ведь не в моей натуре кому-либо говорить обидные вещи, хоть что-то, что может задеть за живое, но почему-то именно рядом с ним мне этого хотелось. Душа разрывалась на части: я обыкновенная горько сожалела и сочувствовала этому мужчине в утрате той, которая любила его больше всего на свете; я новая, а, может быть, часть старой, неизведанная, не проявлявшая себя раньше, ликовала, желала мщения, желала страданий, мучений этого мужчины. Вспомнилась фраза Ханбина о том, что в этом мире мне нужно либо подстроиться под дьявола и жить по его правилам, либо занять его место и диктовать свои. Видимо, что-то во мне всё-таки было готово пойти на уступки, но неуместная гордость не позволяла этого сделать, словно я кому-то что-то доказывала.       — А ты избирательна в своей бесчеловечности, да? — он вдруг словно отрезвел, посмотрев привычно огненными глазами.       — О чем вы говорите? — с трудом приподнялась на один локоть, стараясь быть наравне с мужчиной, чувствуя, как страх перед ним снова отошел на второй план, вдруг осознавая, что не смотря на всю низость натуры этого человека, он не был из тех, кто сдал бы добивать раненого или покалеченного.       — Ты знаешь.       — Почему не дали мне умереть? Жизнь за жизнь, разве не так?       — Здесь я задаю вопросы.       — Может быть, но к чему этот пафос. Никого же нет вокруг, и я не собираюсь всем верещать, что господин Дракон соизволил ответить на мои вопросы.       — Живая ты принесешь больше денег.       — И это всё? Столько напущенной таинственности ради примитивного ответа. Эх, господин Дракон, я ожидала большего.       — Умение читать между строк не врожденная способность.       — А это к чему сейчас?       — Ты на мой вопрос не ответила.       — Я не избирательна.       — Так почему же с такой легкостью предала меня?       — Эм, господин, вы, наверное, что-то попутали. Для того чтобы предать кого-то, нужно для начала этому кому-то быть верной, преданной.       — А ты не была?       — С чего вдруг? Что я для вас, что вы для меня — никто, проходной эпизод жизни… Немного затянувшийся, но всё же.       — Так, значит, вопрос выбора?       — Можете называть так.       — Но почему же ты выбрала именно такой путь?       — Я выбрала свободу.       — Нет. Ты хотела поиграть в героя.       — Я этого не хотела. Жаль, что вы так воспринимаете всё.       — Когда ты просила не убивать того парня во дворе, разве не геройствовала? Пыталась лишний раз доказать, что стоишь выше.       — Я ничего не пыталась доказать, — прикусила язык, ведь, когда так демонстративно отбросила пистолет в сторону, именно это и пыталась показать Квон Джиёну. — Тот парень…       — Живой. Я не стану убивать своих людей из-за тебя.       — Тогда зачем вы устроили всё это?       — Было забавно.       — Вы точно псих, и вам нужно лечиться.       — А ты — психотерапевт?       — Не нужно образования, чтобы это понять.       — Да?       — Вы бредите, путаете реальность и свои фантазии, наслаждаетесь мучениями и болью других людей.       — Детка, наркотики, алкоголь и необходимость проявлять жестокость — не следствие психических заболеваний.       — Вы пытаетесь заглушить свою боль от утраты, свое разочарование людьми и самой жизнью. Вам скучно, и во всем этом вы находите утешение.       — А ты находишь забавным становиться врачевателем душ? — он усмехнулся, поднявшись с кровати.       В дверь комнаты постучались, а затем внутрь вошел охранник, к которому подошел Квон и о чем-то спросил. Они говорили тихо, поэтому я не могла услышать, о чем, но это было не так уж и важно: тот парень был жив, я была жива, сама жизнь продолжалась, но я вновь перестала понимать направление мыслей Квон Джиёна. Если вначале он говорил о том, что я буду умолять его о смерти, то почему сейчас стал таким? Таким почти нормальным. Или это был какой-то изощренный способ пытки: напускать страх, успокаивать, давать возможность расслабиться, довериться, чтобы затем вновь испытать на прочность?       Он ушел из комнаты вместе с охранником, ничего не сказав и не сделав, что только больше вгоняло меня в тупик. У меня было много вопросов, и я не была уверена, что успею получить на все ответы, ведь смена настроения у Дракона происходила быстрее, чем у беременных. Сначала заставил застрелить себя, посадил на цепь как овчарку, натравил своих подопечных, меня избили, а теперь поселил в нормальных условиях и разговаривал вполне себе беззлобно, словно и не подумывает над местью, — американские горки, не иначе.       Мне не оставалось ничего, кроме как ожидать своей участи, ведь пытаться что-либо предпринять, обмануть и сбежать, не было возможно физически, да и я прекрасно понимала, что этот человек, при желании, сможет отыскать меня где угодно. И в столь беспомощном состоянии я вряд ли что-то могла бы сделать, помощи было ждать не откуда, не от кого. Его рвение не оставлять безнаказанным порой мне казалось какой-то манией, однако я даже это сумела оправдать. Видимо, чувство справедливости Квон Джиёна требовало не оставить безнаказанной ту, что чуть не отправила его на тот свет. Однако даже если бы вновь поставили меня перед этим выбором, я бы выбрала жизнь другого человека, ведь признаться в том, что мне всё-таки было его жаль, не могла никак.       В комнату никто не входил, а выйти мне не позволял громила охранник, который приносил подносы с едой. В комнате не было даже окон, так что замкнутое пространство давило сильнее, наверное, чем в тюрьме. Заняться мне было нечем совсем: лежать, принимать ванну, есть — основные базовые потребности исполнялись, но ограниченное пространство выжимало все соки, заставляя впадать в беспокойство и панику на пустом месте. Я не знала, как долго продолжится жизнь простейшего существа, не знала, какие планы у Дракона на меня, не знала своего ближайшего будущего, которое каким-то причудливым образом теперь оказалось в руках этого безжалостного человека.       Спустя неделю мои царапины исчезли, бок уже не так болел, и все бинты были сняты. Я сидела в углу комнаты и царапала ногтем стену, пытаясь отковырять краску на ней. Она местами отходила легко, а где-то нужно было приложить усилия, и после моих действий на плинтусе собиралось всё больше тонких кусочков краски и шпатлевки.       Вдруг рядом с дверью комнаты послышались какие-то голоса, и я тут же прильнула к ней, припав ухом.       — А с ней что делать?       — Точно, я и забыл. Продадим.       Мне показалось, что сердце остановилось, и все в мире умерло. Он решил вот так просто избавиться от меня? Тогда зачем он забирал меня? Почему сразу не продал? Хотя о чем я думала, весь мир не крутился вокруг меня. И я сама была лишь проходным неприятным эпизодом в его жизни, от которого нужно было избавиться. Стало отвратительно и мерзопакостно на душе: я ведь знала, что ничего хорошего не стоило ожидать от этого человека, но почему-то продолжала жалеть себя. Идиотизм.       Спустя пару дней ко мне в комнату вошел охранник не только с подносом еды, но и с несколькими пакетами одежды, украшений и косметики.       — Босс сказал подготовиться, — мой немногословный товарищ угрюмо озвучил требование, положив вещи на кровать.       — К чему?       — Привести в товарный вид.       — Ясно.       Он вышел, а я опустошенно смотрела на гору вещей, чувствуя внутри себя черную дыру. Почему собственно я должна была повиноваться этому человеку? Наверное, потому что он мог в любой момент убить меня или выставить ситуацию так, что я оказалась бы убийцей? Разгребая вещи, пытаясь найти что-то более-менее пристойное, думала над тем, почему я до сих пор не воспротивилась, почему я не устроила истерику, почему не пыталась покончить с собой, как в самых эпичных драматических фильмах. Пришла лишь к одному выводу, что умирать мне не хотелось, как ни крути, и что бы со мной не пытался сделать этот мерзавец, это не поколеблет мое желание жить.       Приведя себя и свои мысли в порядок, настроившись на нужный лад, села на край кровати в ожидании Босса. Охранник сообщил, что он придет за мной через несколько минут, но я не двинулась с места, лишь поправив задернувшееся платье. Эти несколько минут показались мне вечностью, и я, притаив дыхание, пыталась вслушаться в размеренные шаги, что раздавались в коридоре. Однако когда дверь передо мной открылась, я чуть не лишилась чувств: это был не Дракон, не Сынри и даже не Тэян, которых можно было ожидать увидеть. Передо мной стоял Ким Ханбин.       — Ты готова? Босс поручил мне сопроводить тебя, — это было слишком даже для меня, такого удара от Квон Джиёна я не ожидала.       — Ким… Ханбин, — едва слышно прошептала, чувствуя, как слезы пытаются вырваться наружу. — Что… Как? Почему ты здесь?       — Пойдем, — он подошел ближе, указав на дверь, не глядя мне в лицо, и вел себя максимально холодно, равнодушно, словно делал привычное дело, словно не знал меня.       — Я не пойду.       — Не упрямься.       — Нет. Пусть твой Босс сам придет сюда, — скрестила руки на груди, заткнув свою обиду подальше, свое недовольство, возмущение и огорчение поведением Ханбина — раз он решил вести себя так, то и я буду соответственно той роли, которая мне отводилась.       — Мне придется применить силу.       — Давай, — я забралась на кровать, а парень, глубоко вздохнув, потянулся к моей руке, но я увернулась, отчего он, не рассчитав силу, рухнул на кровать рядом. — Ты встал на его сторону, да? Как ты мог? — забралась верхом на него, схватив за руки и заглядывая в глаза, в которых наконец-то увидела то, что хотела, — горечь. — Если тебе это не нравится, зачем ввязался?       — Прекрати этот цирк.       — Это ты прекрати. Тебе же он не нравится, так почему ты в его подчинении?       — А ты?       — Можешь заняться со мной сексом?       — Тебе последние мозги отбили?       — Я серьезно. Не хочу, чтобы первый раз был с неизвестным человеком.       — Минсук, ты что…       — Да, блять, я — девственница! — слезла с парня и села на край кровати, обняв себя за колени.       — Ты же была в борделе.       — Да, и чудесным образом избежала сей участи. Пожалуйста, помоги мне хотя бы так.       — Я не могу.       — Можешь представить, что я — Соён, — прошептала, обернувшись к нему, когда он поднялся с кровати.       — Мисс предсказуемость.       Я бы отдала всю свою жизнь лишь бы никогда больше не услышать голоса этого человека, который насмехался над людскими чувствами. Он всегда знал, когда и как именно эффектно появиться, заставая меня не в самом лучшем расположении духа. В частности, в отсутствии духа.       — Здрасте, господин Дракон.       — Чего сидим? Деньги сами себя не заработают.       — Разве я давала согласие?       — Я не спрашивал.       — Не пойду никуда. Можете избить меня, изнасиловать, на цепь посадить, а проще — сразу убить.       — Забыла, что твоя жизнь мне принадлежит?       — Бла-бла-бла, — чувство самосохранения и страха оказалось похоронено за тем плинтусом, на котором валялись куски отвалившейся от стены краски.       Мужчина ухмыльнулся, что вызвало тревогу, и я резко поднялась, проследив за его действиями. Он подозвал охранника, который вернулся в комнату с еще троими. Так меня силой собирались вытурить из комнаты? Однако мои сомнения развеялись в один миг: они схватили Ханбина, скрутив ему руки за спиной.       — Почему я вообще должен делать что-то подобное? — устало выдохнул Дракон, а у меня сердце забилось как сумасшедшее, но мне преградил путь мой охранник. — Ты слишком предсказуема, детка. Если не хочешь по-хорошему, у меня есть иные рычаги воздействия.       — Как много чести, — моя храбрость испарилась, и слова звучали не так уверенно.       — Соён завещала позаботиться о тебе. Я лишь исполняю ее волю.       — Вы точно ебнутый, — после моих слов один из громил ударил Ханбина по лицу, рассекая бровь. — Не надо! — но он не остановился, ударив снова, а мою попытку вмешаться остановил охранник. — Я всё поняла! Не трогайте его!       — Надеюсь, это был последний раз, и ты больше не станешь прекословить. Югём, забирай ее.       Он всё понял. Я не плакала, но была так раздавлена и раздосадована, что еле могла соображать. Уже сидя в машине, начала вспоминать, что Ханбин ни слова не сказал, а это могло значить, что он действительно был на одной стороне с Драконом. Теперь сомнений не было, и стала жутко противна вся эта унизительная сцена. Внутри словно что-то надломилось от чувства ужасной несправедливости: я ведь пыталась его защитить, он знал, что так будет, и не пытался сопротивляться, наоборот, сам пришел, позволил использовать себя. Наверное, Квон Джиёну невероятно забавно ломать людей и наблюдать за их агонией, но я не могла позволить ему сделать из меня подобие Соён, хотя и сдавалась уже тысячу раз.       Приехали мы в какой-то склад, где меня встретил Тэян, и я была одновременно счастлива видеть его живым и здоровым, и растерянна, ведь не представляла, как мне с ним заговорить.       — Миён? — он меня не узнал или не помнил? — Нужно сделать кое-что, а потом тебя отвезет другой шофер.       — Тэян, вы меня не помните? — шепнула ему, когда мы остались наедине на несколько секунд в помещении, больше похожем на убитую временем художественную студию, нежели на бордель или гостиницу, ведь казалось, что везут именно туда.       — Времени у нас не так много, поэтому обойдемся временным, — проговорил он, казалось, в пустоту, но вдруг к нам вышли двое ребят. — Раздевайся, — указал он на единственную кушетку посреди всего помещения, которую принес его охранник.       Я прекрасно помнила последние указания Джиёна, поэтому дрожащими руками стянула платье и легла на кушетку. Тэян либо делал вид, что не знает меня, либо действительно не помнил. А, может быть, у него случилась амнезия, ведь я его не видела с тех пор, как он оказался в больнице?       Меня перевернули на живот, откидывая волосы в сторону, и я обхватила руками единственную подушку, лежавшую под моим подбородком, утыкаясь в нее лицом. Как замечательно: меня изнасилуют в каком-то Богом забытом складе двое неизвестных ребят. Я, конечно, предполагала, что извращение ума Квон Джиёна непосильно обычному человеку, но не могла об этом думать. Однако спустя несколько минут, почувствовала, что меня никто не домогается, даже ни капли насилия. Растерянная и недоумевающая подняла голову, взглянув на ходившего взад-вперед Тэяна. Мне рисовали очередную татуировку? Но зачем?       — Сейчас тебя отвезут в бордель. Нам нужно, чтобы тебя выбрал этот человек, — Тэян показал мне фотографию относительно немолодого мужчины со смешным ежиком на голове. — Делай, что хочешь, но ты должна оказаться под ним, — он замолчал на какое-то время, словно ему и самому была неприятна вся сложившаяся ситуация. — Когда будешь с ним, сопротивляйся, но позволь ему закончить.       — Зачем всё это? Кто этот человек? — отдаленно понимала, что это всё не спроста, что это какой-то план.       — Сделай всё правильно, и все твои долги Джиён простит.       — Не простит. Но какой у меня выбор, да?