Голод

      нетнетнетнетнетнетнетнетнетнетнет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, что делать, что делать, кровь, кровь, я видел, как они страдали, нет, я не хотел этого видеть, не хотел, не хотел, не хотел, я поверить не могу, хочу, чтобы это был сон, но это не сон, о нет, только не это, хочу проснуться, прошу, молю, но нет, я не проснусь, я не проснусь, никогда, никогда не проснусь, это будет длиться вечно, будет плохо вечно, плохо-плохо, вечно-вечно, нет, нет, за что, за что, я не готов, я не был готов, не был готов, к такому не подготовишься, но как, за что сейчас, именно сейчас, их унесли, я их больше не увижу, мои родные, как же без них, их уже нет, совсем, навсегда, но та сцена, взрывается в памяти, вспышка, вспышка, яркая вспышка, я помню, я не забуду, через секунду, минуту, день, два, неделю, год, не хочу жить год, не забуду, их тела, ночь, рёв, врывается, дикий, обезумевший, страшный зверь, ненавижу, и я набрасываюсь, и я рву, мечу, кричу, словно я не я, боль, боль, адская боль, кровь, я всё видел, но не смог, не смог, след на шее, только не это, я не вынесу, скажите, что это не оно, я не я, я уже не я, хочу умереть, хочу умереть, но никогда, нет, нет, неужели, спасите, никто не спасёт, помогите, никто не поможет, разум содрогается в конвульсиях, содрогается в конвульсиях, содрогается в конвульсиях, содрогается, содрогается, содрогается, конвульсиях-сиях-сиях, дрожит, внутри дрожит, всё дрожит, не знал, что такое возможно, но это так, всё дрожит, внутри, внутри, внутри, нет, если бы я заговорил, то не смог бы внятно сказать даже слово «нет», слишком дрожат губы, соберись, соберись, соберись, надо жить, надо, но нет, не вынесу, не вынесу, как дальше, что дальше, дальше ничего, не справлюсь, кровь, кровь, как много было крови, кровь. Хочу крови.       Сначала вытереть шкатулочку, а потом можно перебрать и украшения внутри: ожерелье из жемчужинок (папа говорил, что настоящие, но он ведь мог и — не обмануть! — пошутить), колечки, серёжки, ленты и заколки для волос. Помыть зеркала до блеска. Смахнуть пыль с полок (придётся двигать стул, чтобы достать до верха шкафа и не оставить пылинкам шанса совсем), не забыть бережно протереть статуэтки и рамки картин. Поменять воду цветам: на этой неделе — величественные и печальные тёмно-синие орхидеи. Проверить, чтобы каждая блузка, каждая юбка в шкафу аккуратно висели. Взяться за книги, если хватит сил: убрать прочитанные подальше, ближе поставить новые, обязательно рассортировать по жанрам. Или по цветам корешков. Или ещё как-нибудь. По настроению. Вытереть пол и проветрить. Зажечь благовония. Раствориться в уборке. И не переживать, не переживать.       Эрика не могла дозвониться до Адриана весь понедельник и к вечеру начала волноваться. Они не относились к тем парам, которые постоянно были вместе и контролировали каждую секунду жизни друг друга. Они не любили долгих прощаний в конце разговора и сюсюканий вроде милых (кому как) прозвищ, избегали нежностей на публике и остерегались ревности. Никто из них никогда не клялся другому в вечной любви, хотя спроси Эрику, что их сумеет развести после стольких лет, и она не ответит. Что уж там говорить: они были в отношениях ещё со школы, но так и не поженились в восемнадцать. И в девятнадцать, двадцать… И всех всё устраивало — даже родители никого не торопили. И сейчас, когда Эрика недавно отметила двадцать три, а Адриану должно было в конце года исполниться двадцать пять, они тоже всё ещё не обручились и даже не начали жить вместе. Бывало, что Адриан приезжал к Эрике и оставался на несколько дней, не давая ей спокойно готовиться к занятиям, а бывало, что она к нему, и тогда уже она мешала Адриану учить теорию и писать в мастерской — настолько они друг от друга не отрывались. Денег хватило бы на маленькие общие апартаменты, но тогда о личном пространстве можно было забыть; как жить вместе, когда ему нужно место для эскизов и красок, а ей — для личной библиотеки и учебников с тетрадями? Пожалуй, они сломали все представления об образцовых парах Волшебного мира.       Но именно тем днём Эрике хотелось дать слабину. Сорваться, побыть безумной возлюбленной, которая устраивает избраннику скандал за то, что он игнорирует звонки, хотя обещал встретиться после выходных. Конечно, Адриан мог всего-то задержаться в университете, так заучившись, что забыл и про обед, и про отдых, и про телефон. Ничего такого. Но казалось, что нервничать стоит.       Это же Адриан. Он бы обязательно позвонил или написал: он любил присылать короткие видео, показывающие, над чем он работает в мастерской сегодня; или отправлять утром в сообщении цитаты из стихотворений — всегда подходящих под настроение; или говорить с ней по телефону, возвращаясь из университета, — иногда даже намекал, что заедет вечером. Так что сегодня пошло не так?       Наконец Эрика устало рухнула на постель. Сколько ни вытирай пыль, не успокоишься, бесполезно.       Она включила телефон — ничего: ни сообщений, ни пропущенных звонков. Эрика задумчиво изучила контакты и пролистала список вниз: может, не так уж важно, чтобы она знала ответ на вопрос, где Адриан, — главное, чтобы это знали люди из её телефонной книги. Кто подскажет? Кто всегда рядом с Адрианом? Кто учится в том же университете, только на другом факультете? Старые контакты одноклассников, номера учеников и их родителей… Чарли. Эрика вздохнула. Опасный приём, между прочим. Крайняя мера.       За последние несколько лет Чарли остепенился. Его отец всё так же сохранял пост главного советника королевской семьи, словно сам стал неотъемлемой частью рода Деспейр. Главный аргумент в споре о том, как дела в королевстве: отношения с соседями напряжённые, настроения внутри подавленные, а король своевольничает — зато главный министр, чуть более свободомыслящий и деликатный, чем король, до сих пор на месте, а значит, есть в этом мире ещё что-то хорошее, надёжное. Хотя Чарли и сохранил весёлость и любовь к громким вечерам с друзьями, он не стал одним из тех отпрысков богачей, которые только и делают, что кутят, напоминают о собственном высоком статусе и тратят деньги родителей. Напротив, он воспринимался отдельно от отца. Взяв традиционный перерыв после школы на год, он осмелился показать, насколько охоч до знаний, и поступил на факультет международных отношений Главного королевского университета, а затем ездил на дополнительные учебные программы в Королевство фиалок и даже успел жениться.       Прошло лет семь с момента их знакомства — даже смешно вспоминать, какие они тогда были: все что-то из себя строили, все были гипер, чересчур. Через край — следование правилам, доброта, сочувствие, первая влюблённость, через край — взбалмошность, эгоизм и жестокость, через край — запутанность и непонимание. Из-за чего-то они тогда поссорились, что-то друг другу наговорили, но больше Эрика вспоминала об Адриане, о том вечере на балконе — вот это и было, и осталось значимым, знаковым. Зарождение родственной связи, любви — не вражды.       Вражда… Кому из них сейчас до ссор друг с другом? Но всё же к Чарли Эрика до сих пор относилась настороженно. Вряд ли она бы позвонила ему в обычный день.       Раздались мучительно длинные гудки, но трубку быстро сняли.       — Как неожиданно! Привет. — Тон Чарли был приподнятым. — А вечер перестаёт быть томным.       Эрика сдержала нервный вздох. Лучше и не скажешь: давно уже перестал.       — Знаю, я никогда тебе не звонила.       — Это да. Как дела? Как там детишки? Ещё не похитили твою молодость?       — Спасибо, — напряжённо ответила Эрика. — В школе всё в порядке, никаких неприятностей. Я хотела спросить у тебя кое-что. Ты не знаешь, где Адриан? Может, он у вас?       Она удивилась, как много надежды прозвучало в последнем вопросе: «Вот глупая, ну конечно! И как я не подумала?» Но надежды не оправдались и разбились в следующий же миг. Чарли, впрочем, совершенно не звучал встревоженно.       — Вот как! Я-то думал, ты его совсем очаровала и он с тобой. Вообще-то, это я хотел спросить, где твой возлюбленный. Нигде не отвечает. Я встретил сегодня пару его однокурсников — сказали, что не будут прикрывать его перед наставниками до конца жизни.       Этого ещё не хватало.       — Его не было на занятиях? — Эрике стало не по себе.       Она вспоминала: Адриан звонил ей в субботу, говорил, что останется у родителей на выходных, в семейном доме. Но он не предупреждал, что пропустит учебу. Может, у него появилось важное дело и он решил не ехать в университет?       — Сам не могу в это поверить: кажется, наш правильный мальчик наконец-то взрослеет. Не знал, что он способен прогулять… что у него там было? «Композиция»? «История живописи»? Пропустить урок на последнем курсе — он у тебя просто монстр. А вы вчера не вместе ездили к его родителям?       Чарли себе не изменял: ирония, весёлость — даже вечером в понедельник. Эрику смущало, насколько это не совпадало с её состоянием. Прийти бы в ярость, запаниковать, закричать в трубку, встряхнуть его и заставить тоже волноваться!       — Нет. — Слишком скудный и тоскливый ответ по сравнению с задорной тирадой Чарли.       Адриан поздно вернулся от родителей и заснул глубокой ночью, поэтому и не пришёл на учёбу. Или совсем не уезжал от них? Сколько же вопросов…       — Эй, — ласково окликнул Эрику Чарли, — да почему ты так переживаешь? Наверняка же скоро напишет.       А может, Чарли прав? Чарли прав… Она поверить не могла, что даже допустила такую мысль.       — Послушай, — проговорила Эрика. — Напиши мне, пожалуйста, при случае. Или лучше позвони, если он вдруг появится.       — Конечно. И ты тоже звони, если будут новости, — смилостивился Чарли.       Эрика положила трубку. Тишина давила — в ней вилось столько недосказанности, что дыхание перехватывало.       Она снова пересмотрела контакты, решилась позвонить и родителям Адриана, но и те не ответили. Эрика не знала, чем конкретно они сейчас занимались, где бывали и с кем общались, но людьми они всегда были заметными и деятельными. Поэтому неудивительно: наверняка они были в галерее, или пошли в гости, или планировали очередное путешествие, или вдруг решили — и такое тоже бывало — вспомнить старые добрые времена и поужинать где-нибудь только вдвоём. А может… Может, они что-то придумали вместе с Адрианом и поэтому их выходные вместе затянулись? И через несколько часов он, вдруг вынырнув из творческого морока, напишет ей срочно приезжать в галерею — они придумали новую идею для выставки и даже нашли первый шедевр!       Эрике уже казалось, что так непременно и будет. Она устала переживать. Неделя только началась, завтра снова рано вставать вести занятия — учить маленьких баловников красноречию. Эрика выдохнула. Но едва она проверила присланное на электронный адрес домашнее задание, выключила планшет и устроилась в кресле с книгой, как раздался звонок.       Не Адриан.       Не его родители.       Не коллеги, желающие обсудить срочные рабочие вопросы.       И не подруги, приглашающие прогуляться и поболтать.       Чарли.       — Эрика.       Она сильно сжала трубку.       Услышать обеспокоенный голос Чарли — вечного мальчишки, вечного повесы — было страшнее всего.       — Что такое, Чарли?       — Ты ещё не знаешь? Адриан не писал тебе? — аккуратно спросил он. — Или, может, ты видела новости?       У Эрики перехватило дыхание. Она боялась пошевелиться — будто одно движение, и всё, случится неминуемое.       — Нет, — еле слышно сказала она в трубку.       Но неминуемое уже случилось.       — Родители Адриана погибли.       Эрика поднесла дрожащую руку ко рту, прижала крепко, будто бы сдерживая крик, хотя это и не нужно было. Она не смогла бы закричать.       Чарли тоже молчал — тяжело, скорбно.       — Как? — через силу выдавила Эрика шёпотом.       — Их убил вампир.              Это невозможно, думала Эрика, глубоко дыша.       Здесь нет вампиров, думала Эрика, стараясь унять дрожь в руках.       Казалось бы, кому как не Шоколадному королевству жить с магами и волшебными существами в мире. На востоке и севере страны — парки и цветники Королевства лилий, оберегаемые феями, а там и до Моря грёз, где резвились русалки, рукой подать; на юге — Сахарные земли, территории дивных лесов, рек, садов, рощ, где обитали фейри, существа ростом с людей, но с крыльями фей, живущие сотнями лет; ещё южнее — обширные, колоссальные владения драконов, расы полулюдей, гордых, возвышенных, безупречных — если бы они не обращались в огнедышащих чудищ. Воздушное и Роковое королевства, например, не возражали против соседства со своенравными магами времён года, — первое придумывало волшебнологии, второе особенно любило и уважало Путешественников и демонстрировало немыслимую прежде свободу нравов. Шоколадное же изворачивалось, капризничало, как ученик, не желающий усвоить урок: уже несколько десятилетий мужчины рода Деспейр словно специально портили отношения с соседями, которые прежде, как шептались (хотя учебники истории об этом не упоминали), были дружественными. Эрика предполагала, что истинная причина конфликтов — это совсем не большая политическая тайна, не вопрос безопасности, а грязные личные распри правителей, в которые зачем-то втянули весь народ.       Нынешний король, его величество Бернар Деспейр, и его болезненная, казалось, вечно витающая в облаках жена Селеста, магию не жаловали, это однозначно, хотя, когда они взошли на престол лет десять назад, королевство ликовало в надежде на светлые времена. Однако до сих пор в Шоколадном королевстве волшебство не особо любили — с каждым годом всё сильнее. У фей и русалок — странность, дикость, которую, впрочем, можно использовать для своей выгоды, у ведьм — полезный навык, но нужно держать их под контролем, чтобы эти «сумасшедшие старухи» чего не выкинули, у магов времён года, ставших зависимыми, по словам властей, настолько, что сбежали на запад материка, — дурость и блажь, у остальных людей — излишество, без которого можно обойтись, или же испорченность. Для каждого — свой ярлык, своё клеймо.        Вампиров же остерегались сильнее всего. Худшие среди худших, отверженные среди отверженных. Когда-то на них вели ожесточённую охоту, чтобы покончить с ними раз и навсегда: ловили, запирали, морили голодом — справиться с «тварями» считалось долгом, честью, необходимостью. И кто бы из них после такого остался в королевстве? Борьба с вампирами завершилась. Разве что в книжных клубах иногда беседовали об этом, упоминая Автора: кто приводит в мир вампиров? кто создал эту болезнь? может, это Авторская кара? а может, впервые болезнь проникла из другого мира?       Ещё в школе Эрика вдруг почувствовала свою близость к Автору, и в её сердце вспыхнула благодарность: «Спасибо, что я есть и ты создал меня такой». Поэтому она не раз думала о том, что для Истории верно, а что нет. Но ей было дико понимать, что люди всерьёз размышляют о том, кому в мире стоит жить, а кому нет, кого обделять, а кого чествовать, кого убивать, а кого оставить. Творение, которое уничтожает другое творение… Не этого хотела Эрика. Но в этом была и своя закономерность, естественность: вечная борьба света и тьмы, добра и зла — на то они и рождены в сказке.       Но откуда сейчас в королевстве, да ещё и недалеко от дома родителей Адриана, вампиры? Эрика поверить не могла. На какое-то время она, уже отключившись от звонка, застыла, смотря перед собой в одну точку. Она даже не подумала кого-то обвинить в том, что Адриан не написал и не позвонил ей — какая глупость! Сразу забылись все хлопоты: начало рабочей недели, ученики, домашние дела… И все мечты и планы: свидание на выходных со спектаклем и ужином в ресторане, летняя поездка в честь того, что Адриан окончит университет… Ничего не осталось: только слова Чарли. Только пугающая весть.       И тут же Эрика спохватилась — шок понемногу отпускал: о нет, осталось, ещё осталось что-то. Живое, важное. Остался Адриан. Эрика понимала: она сейчас не поможет ему, не найдёт правильные слова. Но и сидеть на месте не сумеет. Всё равно не заснуть.       Эрика засобиралась. Переоделась, кинула в сумку одежду, документы и лекарства, поместила в специальное отделение планшет на всякий случай, достала отложенные деньги, вызвала экипаж в приложении, поспешно спустилась на улицу, попутно отправив сообщение директрисе школы, где работала… Сперва Эрика медлила, колебалась, но чем дальше, чем больше торопилась, тем больше бежала, и уже было неясно, кто кого перегоняет — действия мысли или мысли действия? И кого — что? — Эрика пытается обогнать: время, судьбу, беду, смерть? Она делала всё машинально, забыв о разборчивости, вдумчивости, лишь бы сделать хоть что-то. Будто хоть какие-то действия сумели бы спасти её от ужасающей правды.              Эрика не поехала к Адриану — судя по сообщению, которое получил Чарли, тревожному, странному, невнятному, он не возвращался к себе, — а сразу направилась в дом его родителей. В бывший дом его родителей, дом, где они жили раньше. Холодная ночь окутала Эрику коконом, и дом встретил незваную гостью тоже неприветливо — молчанием, как ещё ни разу не встречал. Всегда тут было уютно, просторно и светло — теперь же казалось, что дом вмиг обозлился на мир, как одинокий подросток, решил, что, раз он ничейный, теперь можно всё, и приготовил для неё ловушку.       Эрика страшилась идти внутрь, но всё же позвонила.       — Адриан. — Эрика громко постучала. — Адриан! Ты здесь?       Волнение сжимало горло.       — Адриан, — позвала она ещё раз, менее уверенно.       Эрика вспомнила о запасном ключе. Где-то он точно был спрятан — под крыльцом, в одной из клумб, в фонаре? Кажется, ей даже рассказывали однажды о месте. Остался ли он там, где и раньше?       Она сомневалась: входить в чужой дом, на чужую территорию без разрешения было не в её привычках. Навязывать помощь, пожалуй, тоже. Если Адриан не хочет её видеть, то понять его можно.       Эрика подумала об Адриане: сколько раз он перечил ей, когда она хотела отступить от чего-то сама или отговорить его. Он всегда знал, когда твёрдость на пути к цели необходима, а когда — вредна и навязчива. Всегда трудился до конца, заступался до конца, разбирался до конца… Говорил, что не поступится принципами, честью, совестью — а всё это у него вправду было. Уехал бы он, если бы у Эрики случилась беда, если бы чувствовал, что ей нужна помощь?       Никогда.       Эрика подцепила половицу и отыскала там запасной ключ.       Если они и поссорятся из-за того, что она приехала и ворвалась в дом, то всё равно это не навсегда.       — Адриан?       Дом открыл Эрике тёмное нутро, дыхнул на неё смертью. Эрика поморгала, чтобы привыкнуть к темноте, вобрала в лёгкие побольше воздуха, чтобы избавиться от чувства удушения, сделала несколько шагов наугад. Тишина.       Она заглянула в безмолвные комнаты, проверила кухню, зашла в гостиную. Почему Адриан не уехал? Почему остался здесь? Едва Эрика задала самой себе эти вопросы, как они показались глупыми. Это всё ещё дом его детства и отрочества. А осознать и принять безвозвратное — большое испытание.       Чарли сказал, что всё случилось в ночь на воскресенье и расследование королевской стражи завершилось быстро, и двух дней не прошло. Эрика — спокойная, терпеливая, привыкшая благодарить, а не осуждать, созидать и созерцать, а не бороться, тем более с властью, привыкшая верить служителям закона — теперь смела представить, как те, демонстрируя значки на белоснежной форме, равнодушно разводят руками и отвратительно, самодовольно ухмыляются: «Ну а что уже можно сделать? Всем очевидно, что случилось, жертв не спасти. Наверняка это происки Сахарных земель. Найдём рядом этих тварей — поймаем, не найдём — так нечего волноваться, это разовый случай. Великий предок нашего правителя истребил вампиров королевства — или вы сомневаетесь во всемогуществе рода?» Даже неясно, что злило больше — то, что ничего не сделать, или то, что через это пришлось пройти Адриану, а Эрики рядом не было.       Дом изменился. Сюда явно уже приезжали, чтобы навести порядок, создать вид, что ничего не было. Казалось, так и есть и всё по-прежнему — всего лишь пустующий ночной дом, — но это была обманка. Картины висели на других местах, кофейный стол передвинули, со стеллажа пропала часть сувениров из поездок и книг. Эрика всмотрелась и зажала рот рукой: на диванах зияли следы от когтей.       Она поспешно вышла из гостиной: эта комната заставляла её воображать страшное. Словно она видела всю сцену наяву, словно лично пережила трагедию. Невозможно было представить, каково Адриану. Как он это вынес? Эрика содрогнулась.       Она прислушалась. Из комнаты в конце коридора раздавались звуки — оглушительные в мёртвой тишине: казалось, кто-то тяжело дышал, возился или и вовсе всхлипывал — Эрика не разобрала точно. Она затаила дыхание и направилась дальше по коридору. Звук усиливался. Там кто-то был — и он мучился и метался.       Эрика заглянула в щель приоткрытой двери, и глаза её распахнулись. В противоположном углу комнаты в темноте сидел, привалившись спиной к стене, Адриан. На самом деле он не кричал и не плакал — только тяжело дышал, будто его лихорадило, захлёбывался вздохами и никак не мог устроиться на месте.       У Эрики пробежали мурашки. Сердце сжалось. И тут она действительно поняла: это всё по-настоящему. Неважно, могли убить родителей Адриана или нет, кто это сделал и почему этот вампир вдруг решил на кого-то напасть, неважно, есть поблизости вампиры или нет и какие у них права… Их убили. Их больше нет. Обстоятельства… Плевать на них!       — Адриан, — неуверенно позвала она.       Тот на миг замер — наконец услышал. Он посмотрел на неё, даже не развернувшись, — медленно перевёл взгляд, как безумец, и глаза хищно блеснули в полумраке. Ей показалось, что Адриан онемел, что больше никогда не заговорит. Но он всё же заговорил — удивительно ровным голосом.       — Эрика, — выговорил Адриан. — Милая моя… Они умерли.       — Я знаю, — сказала она тихо.       Она хотела подойти и уже шагнула вперёд, но Адриан резко выбросил в её сторону правую руку.       — Нет. Не приближайся.       Как ни странно, Эрика и не ждала другого. Она тоже приподняла руки, выставив вперёд ладони, и сделала шаг обратно.       — Хорошо, я стою тут, видишь?       — Творец… — выдохнул Адриан, никогда не верящий прежде в полную меру ни в Автора, ни в Хранителя, и спрятал лицо в ладони. Он чуть успокоился.       Эрика с тоской смотрела на него. В мыслях ей хотелось броситься к нему с крепкими объятиями, успокаивающе погладить по плечам и спине и нежно коснуться волос, которые словно бы ещё сильнее почернели. Она не смогла бы сказать ни «всё будет хорошо», ни «я тебя понимаю», но хотелось сделать хоть что-то, чтобы утешить его. «Мне тоже не станет лучше, пока не станет ему», — подумала Эрика, кусая сухие губы. — «О нет, не станет». Но раз Адриан не хотел, чтобы Эрика подходила, она продолжала стоять у двери, не зная, что делать дальше.       — Пожалуйста, уходи, — попросил Адриан. — Не приближайся. Ни за что…       «Не приезжайте, молю. Особенно Эрика».       — Я боялась, что ты меня прогонишь, — сказала она. — Но не могла не прийти. Мы справимся вместе — только скажи.       — Ты знаешь, что случилось. Тебе сказали? Да?       Эрика неуверенно кивнула.       — Я не хочу навредить тебе. Нет. Только не ты. Я справлюсь сам. Ты не понимаешь. Я теперь тоже такой. Тоже буду убивать, а я не хочу, ни за что. Лучше сам умру, сам.       Эрика оцепенела.       Почему она не подумала об этом…       — Я так хочу пить… Если нападу, не остановлюсь, пока ты не умрёшь, — говорил он с горечью и остервенением. — Уходи.       Эрика лихорадочно размышляла. Сдаваться она не собиралась, и решение — отчаянное, но до странного простое — пришло к ней быстро.       — Хорошо. Но я скоро вернусь. Пожалуйста, оставайся здесь.       Морок дома спал — Эрика решительно направилась к выходу. Она знала, куда нужно идти. К ведьме. И не просто к ведьме. К той, для кого нет ничего невозможного, ничего запретного. К Беатрис.              Таких мест, как эта лавка, и таких людей, как Беатрис, Эрика остерегалась. Дело было не в ведьмовстве, не в предрассудках, но на то и считалось, что Беатрис готова выполнить всякий заказ. Любой яд, любое проклятие, любая магия — никаких границ, никаких принципов.       Последние годы Эрика и не думала, что пойдёт туда ещё раз, что ей вновь понадобится эта лавка — секретная, что не мешало всем подряд о ней знать. Это тоже была крайняя мера — очередная. Но что ещё было делать? К кому идти?       Эрика запыхалась, сердце грозилось выскочить из груди. Она соблюла все правила — к жилищу ведьмы нельзя привлекать излишнее внимание, поэтому экипаж она остановила чуть дальше, а сама бежала, полагаясь не столько на память, сколько на интуицию. Любой, кто нуждался в помощи Беатрис, мог найти её лавку. Эрика и не думала, что заблудится: её наверняка ждали, подманивали к себе. Все дороги вели сюда.       Чем ближе к лавке, тем сильнее окутывал дурман. Эрике чудилось, что пространство вокруг уменьшается, стягивается, что её заключили в невидимую клетку. Нечто неизведанное подсказывало дорогу, тянуло к себе. Магия — тёмная, таинственная, спасительная и карающая, дикая и нежная — звала. Казалось, дом ведьмы ждал вечность именно ради этого момента. Все чары этого места, все склянки и флакончики, все зелья и яды, все котлы и мётлы существовали только ради Эрики.       Дверь легко отворилась — Эрику обдало теплом, она сразу почувствовала запах трав и пряностей. «Не оставляй надежду» — гласила надпись над входом. Надежду на что? На спасение. На выздоровление. На избавление. На месть. На смерть. Во владениях Беатрис возможно всё. Не напутствие, не трогательное подбадривание — предупреждение, сбивающее спесь, напоминающее, кто ты есть и где оказался. Напоминающее, что, как бы королевство не раздражалось, отрицая магию, презирая её, отвергая, магия всё ещё существует — и именно она здесь правит бал. Или ты преклоняешься пред ней, раз ты здесь, или… Никаких «или». Ведьмовство не терпит сомнений.       Стоило осмотреться, как через секунду раздался тихий свист, который постепенно становился громче. У прилавка появилось облако мерцающего дыма. Оно быстро нарастало, пухло, а потом сформировалось в женский силуэт, который в следующую же секунду превратился в молодую девушку.       В лавке хотелось остановиться, замедлиться и выдохнуть, забыть о проблемах. Но ощущение уюта было обманчиво, и первое, что это выдавало, — внешность хозяйки. Эрика сказала бы, что Беатрис преувеличенно миловидна, она сразу обращала на себя внимание: изящная фигура, большие глаза и пухлые губы, густые чёрные волосы. Не этого ждёшь от затворницы. Люди, которые за спиной у Беатрис говорили, что она наверняка дряхлая старуха, онемели бы, увидев её. Но сколько ей лет на самом деле? Что она делала, чтобы выглядеть так юно и привлекательно? Эрика не хотела знать подробности.       — Так это из-за тебя мне не удалось выспаться, — проговорила тягуче Беатрис, придирчиво осматривая Эрику. — Ну доброй ночи тебе. Давно мы не виделись — ты уже совсем взрослая.       — Беатрис, пожалуйста, помоги, — выпалила Эрика. — Не знаю, к кому ещё обратиться.       Эрика представляла, что выглядит настолько жалко и растерянно, что любой бы уже встревожился, испугался, но Беатрис только усмехнулась.       «Вы меня остерегаетесь и говорите обо мне гадости. Но рано или поздно наступает момент, когда вы вспоминаете, как я вам нужна».       — Так-так. Что случилось?       Эрика кратко рассказала суть, не вдаваясь в подробности. Беатрис выслушала всё внимательно и без лишних эмоций, но по её лицу пробежала тень.       — Бедный мальчик, — протянула она задумчиво. — Всё это нехорошо — нечто грядет.       — Что это значит? — недоумевающе бросила Эрика.       — Да так, — увильнула от ответа Беатрис. — Строю планы на следующие выходные: спуститься в Мрак и устроить бесам взбучку или отчитать духов Вечности за то, что не предупредили.       Ведьма словно искушала её — отвлечься, забыв о главном, поддаться эмоциям, предпочесть откровенности принципы: «Общаться с мертвецами и заключать сделки с Тёмным Хранителем запрещено. Это против закона, против нравственности!» Но если возможно то, что произошло с Адрианом, значит, закон не имеет значения и разрешено всё?       — Я знала, что на этой неделе будут плохие новости, но чтобы такие и чтобы их принесла ты… — рассуждала тем временем Беатрис. — Ты же понимаешь, что случай не самый обычный? Что вампиров преследовали долгие годы? Что мы не нападаем? Ты умная девочка — даже глупец бы понял.       — Стража решила, что беспокоиться не о чем, — выдавила Эрика.       Беатрис помолчала.       — Хорошо, не понял бы, забудь о том, что я только что сказала. И чего ты хочешь? Спасти своего драгоценного возлюбленного, верно?       — Может быть, — затаила дыхание Эрика и боязливо продолжила, — ты сумеешь его излечить? Я слышала, ты способна буквально на всё. Ты знаешь, чего никто не знает.       — Изгой, отшельница, заигралась в магию, но знает больше всех, за то и не любима, — растянула губы в широкой улыбке Беатрис и обнажила белоснежные зубы. — Иногда думаю, почему меня не почитают наравне с богами. У магии есть своя цена. Что мне будет за помощь?       Эрика замерла.       — Деньги, — отчеканила она. — Надеюсь, это всего-то злая шутка и ты не всерьёз.       Беатрис разочарованно вздохнула и хитро прищурилась. Кажется, она уже забыла о том, что обращение Адриана — дурной знак.       — Такая ты скучная — я-то думала, ты мне приведёшь несколько невинных душ для моих спа-процедур. Хотя, познав удовольствие, виновным ты не становишься — моя вина уж точно не в этом.       — Так способ есть? — в смятении перебила её Эрика.       Беатрис посерьёзнела.       — Эрика, — она впервые назвала её по имени, — я не всемогуща. Прошло два дня — превращение уже началось, его кровь набирает силу. Но я могу помочь. Я не бросаю своих.       Она развернулась и направилась к шкафам. Судя по всему, внутри были внушительные запасы, упорядоченные по строгой системе. Эрика разглядела из-за спины Беатрис многочисленные банки, склянки, свёртки и флаконы, а потом увидела и высокие бутыли, перевязанные лентами с надписями: «Каждую ночь», «Злой», «Сады Прикровья», «Ты». Ведьма протянула несколько — от них веяло холодом.       — Держи, должно хватить на несколько недель.       Эрика всмотрелась и увидела надписи, сделанные с обратной стороны более мелким шрифтом. На каждой бутылочке значились инструкция, состав («с волшебной пыльцой», «с добавлением кофейной эссенции») и происхождение («донор — женщина, 30 лет, без вредных привычек…»).       — Это… кровь? — ахнула Эрика, но всё же взяла — другого выхода не было. Всё, как и гласит роковая надпись: она надеялась на помощь — она её получила. Но так много — и откуда?..       — Конечно, — подтвердила Беатрис и, поискав немного, вручила Эрике ещё и маленькие стеклянные флаконы с тёмно-зелёной жидкостью. — И немного лекарств — превращение может быть болезненным и беспокойным. Пусть заглянет ко мне, когда сможет. Ему понадобится помощь, чтобы контролировать аппетит и способности.       — Способности? — переспросила Эрика. — И как ты ему поможешь?       — Уж прости, не буду вводить тебя в курс дела: мы не наравне, и ты сама так решила. Ты и без того узнала слишком много: не то чтобы я всем показываю настолько уникальные товары.       Всё это время Эрика не осознавала до конца ещё одну вещь: Адриан теперь не человек. Он действительно обращается, и это изменит всю его жизнь. Ему теперь предстоит справиться со многим: искушением одиночества, бессмертия, силы, смерти. Им предстояло — потому что Эрику заденет тоже, наверняка. Его ждал иной мир — мир изгоев, мир страха, мир опасности, мир величия. И она — смертная девушка, выбравшая быть обыкновенной, нормальной, — как она поступит, кем окажется, столкнувшись с этим миром лицом к лицу?              Адриан сидел на прежнем месте, но уже не метался. Взгляд сконцентрировался — он теперь лучше понимал, где находится и что с ним происходит, кто с ним рядом. Выдержка у него всегда была невероятная, нечеловеческая — хотя Эрика и знала, что внутри него часто бушуют страсти: вскипает гнев, копятся негодование и тоска, усиливается голод сразиться — иногда со всем миром — за справедливость, растет и крепнет желание любить и заботиться. Но он часто мог пересилить себя, отсеять нужные чувства — так же, как теперь пытался одолеть жажду, которая, в свою очередь, сражалась с ним.       Эрика поставила на пол бутылку, пододвинула к Адриану найденный на кухне стакан и кратко передала слова Беатрис. Адриан поморщился, но всё же потянулся к бутылке и открутил крышечку. Запахло кровью — терпко, остро. Эрика отвернулась и обхватила себя руками, слушая, как Адриан наливает кровь, как делает первый глоток. Из головы ещё не ушли мысли о том, что происходило в гостиной: ковёр отмыли и всё остальное тоже, но там были пятна, брызги, разводы, и пахло наверняка примерно так, но хуже. Кровь — боль. Несчастия. Страдания. Потери. Но теперь кровь и блаженство тоже. Необходимость.       Эрика снова посмотрела на Адриана. Он задышал спокойнее, лицо его разгладилось и стало умиротворённым, хотя глаза и были печальными. Их взгляды встретились, и он, видя её растерянность, смущённо отёр губы рукавом и отставил опустевший стакан.       — Я тебе противен теперь, да? — спросил Адриан тихо. И в этом уже было что-то непохожее на него, иное, хотя и человеческое — обиженное, горькое, про тоску и ненависть к себе.       — Не знаю, что и думать, — призналась Эрика. — Я не была готова, это правда. И не знаю, что ждать дальше. Но я до сих пор не хочу уходить.       — Обещаю… — ему было странно это говорить, — что не трону тебя.       — Я тебе верю.       Она медленно сделала несколько шагов вперёд.        — Спасибо, — сказал он, — что пришла. Я должен был сказать тебе, но… не смог.       Лицо его снова исказилось от боли.       — Я знаю. Знаю, что тебе тяжело.       — Я не мог пошевелиться сегодня. — Эрика удивилась тому, насколько его речь стала прерывистой. — Должен был написать тебе, но не смог. Я почти сдался сегодня… Не верю, что их нет. И я ничего… ничего не смог сделать, хотя пытался. И не знаю, когда смогу.       — Никто не заметил, что ты… обращаешься?       Адриан покачал головой.       — Сам не хотел замечать, что до них… Они ещё узнают. Они же вернутся. Скоро начнётся, знаю. Начнут звонить отовсюду, говорить про наследство и… остальное, напоминать мне, считать деньги. Я не хочу. Я так этого не хочу.       В груди у Эрики стало тяжело. «Напоминать» — словно раз не говоришь про чью-то смерть, то её и нет. Словно есть шанс всё исправить и вернуться в прежнюю жизнь.       — Я помогу тебе организовать похороны, — сказала Эрика.       — Нет.       — Но…       — Там нечего хоронить, — страшным голосом сказал Адриан. — Два обескровленных тела…       Он завалился на спину, вцепившись пальцами в волосы, и снова что-то судорожно зашептал, то ли умоляя о чём-то, то ли скорбя, то ли проклиная кого-то.       — Ты бы видела, ты бы только видела… А я видел…       Эрику пробрала мелкая дрожь: она вновь представила это наяву — кровавая бойня, полная отчаяния и безнадёжности. И тела, в которых не узнать людей, лица, на которых не прочитать судьбу. Будто и неважно, что когда-то у них — ещё совсем недавно — была жизнь.       Как это возможно: двое прекрасных людей — вечно счастливых, свободных, мудрых, ещё молодых… Сколько они сделали для города, для искусства, сколько всего они дали Адриану — и теперь всё кончено. И в Эрике взыграла прожорливая жажда справедливости: почему сейчас? почему именно с ними? почему так? В этот момент Эрика поняла тех, кто и Автора не принимал, и созданного им мира.       Адриан глухо зарыдал. Эрика с горечью и ужасом наблюдала за ним. Она опустилась на колени, присела с ним рядом.       — Я дам тебе время. Я с тобой, — зашептала она и коснулась его руки. — С тобой.       В этот момент даже показалось, что всё по-прежнему: они вместе, рядом, делят чувства напополам, пусть даже неприглядные, те, которые не хочется испытывать. Это тот же Адриан — слишком человечный, слишком тонко чувствующий для того, чтобы быть вампиром. Пока что. Эрика, ощущая сдавленными лёгкими груз потери, понимала: всё ещё впереди.