На краю земли

Со скаалами я познакомился в первый же месяц нашего пребывания на Солстхейме. Об их обычаях и верованиях я читал лишь в имперских книжках, считал скаалов язычниками, ещё одними туземцами, у которых мне предстояло учиться выживанию в их краях. И в первый же месяц моё представление о скаалах, как о язычниках и «ещё одних туземцах» разбилось вдребезги. Фрею мне словно послал сам Ауриэль. Спустя неделю после прибытия на Солстхейм я решил начать знакомство со скаалами. Сначала я думал просто посмотреть на них их засады. Затем — постоять на краю деревни с поднятыми руками — показывая, что не желаю их народу зла и лишь после этого подойти ещё ближе и поздороваться. Их деревня не была обнесена ничем, похожим хоть на какой-нибудь частокол, её никто не охранял, а из оружия скаалы постоянно носили с собой только ножи, которые использовали в хозяйстве. Избы выглядели аккуратными и даже уютными, саму деревню грязной или неопрятной я так же назвать не мог. В целом они показались мне обычными людьми, которые вынуждены жить на этом суровом краю обитаемого мира. На обратном пути на меня набросился какой-то сумасшедший норд. Прямо на бегу он превращался в огромного медведя с неестественно длинными лапами. Я пытался отбиться молниями — но оборотня это только злило. Когда медведь оказался совсем близко, я надеялся прочесть заклинание испепеления. Я надеялся поджечь его шерсть, заставить метаться из стороны в сторону, а затем заманить к обрыву… Оборотень прыгнул на меня прежде, чем я успел прочесть заклинание. Я отскочил в сторону, но лапы задели меня, сбили с ног. Я швырнул в него крупный камень, подскочил на ноги и громко закричал, оскалив зубы — обычно животным подобное не нравится, и они предпочитают уйти прочь. Оборотень снова набросился на меня. Я не успел увернуться, и зверь схватил меня. Он принялся драть меня когтями, зубами схватил за ногу, принялся таскать из стороны в сторону, бил огромными лапами по всему телу… Я ухитрился вытащить из-за пояса кинжал, намеревался несколько раз ударить его ногой по морде, пытаясь целиться в нос… Где-то раздался боевой клич, на который отвлёкся оборотень. Я изловчился и всё же вонзил кинжал ему в горло — но зверь принялся метаться из стороны в сторону. Я крепко держался за рукоять, повис у медведя на шее, не давая ему сбросить меня на землю. Послышался хруст костей. Зверь мёртвым рухнул на землю — но я всё не отпускал рукоять кинжала. — Отпусти, с ним покончено. Приятный женский голос вывел меня из оцепенения. Я отпустил рукоять и завалился на спину, прислонившись к убитому оборотню. — Подняться сможешь? Я, наконец, поднял на свою спасительницу глаза — ей оказалась нордка в броне, вооружённая двумя топорами. — Постараюсь, — ответил я. Всё тело болело. Я едва смог пошевелиться, а подняться на ноги оказалось для меня и вовсе невыполнимой задачей. Женщина вытащила из своей сумки какие-то тряпки, промыла мне раны, а затем самые крупные из них перевязала. Потом она помогла мне подняться на ноги и сказала, что отведёт меня в свою деревню. Я не помню, как добрался до деревни, а на пороге какой-то избы я и вовсе лишился сознания. Тепло исцеляющего заклинания привело меня в чувство. — Вот, выпей, — попросил незнакомый мне старик. — Это зелье не позволит тебе заболеть. Я залпом выпил противную, пахнущую чесноком жидкость и поморщился. — Всесоздатель благосклонен к тебе, эльф. Я смог присмотреться, разглядеть этого человека — и заметить определённое сходство с моей спасительницей. — Давай познакомимся? — предложил он; я кивнул. — Я — Сторн Горный Странник, шаман скаалов. Моя дочь, Фрея, помогла тебе одолеть медведя-оборотня, обработала твои раны и привела сюда, а затем под моим присмотром исцелила. Наконец я внимательнее смог разглядеть мою спасительницу — настоящую красавицу. У неё была светлая, лишённая изъянов кожа, прекрасные золотистые волосы и правильные черты лица; узкий разрез глаз позволил мне заподозрить наличие меров у неё в роду. Если бы я умел рисовать, то изобразил её на фоне самых красивых алинорских пейзажей, в самом прекрасном платье из шёлка или бархата… или вовсе без него. Если бы был скульптором — то высек её статую из самого лучшего мрамора, какой только смог найти. Если бы умел писать стихи — воспел её северную красоту в балладе. — Я — Анкарион, путешественник, — представился я. — Прибыл из Алинора, что далеко на юге отсюда, чтобы посмотреть, как вы здесь живёте. Сторн добро улыбнулся. — Что же, пожалуйста, смотри, как мы живём, — ответил он. — Если хочешь — можешь перебраться к нам в деревню, место мы тебе найдём. — Нет, спасибо. Со мной прибыло ещё десять воинов, а они… против того, чтобы оставлять наш корабль без присмотра. Конечно, мои подчинённые будут только рады покинуть заброшенную пристань, где мы разбили лагерь, и переселиться в деревню… но станут требовать для себя королевских условий, всячески показывать скаалам своё превосходство над ними. — Что за существо напало на меня? — спросил я. — Медведь-оборотень, — ответила Фрея. — Эти люди отреклись от милости Всесоздателя, посвятили себя служению Охотнику — в обмен на необычайную силу. Но Охотник вместе с силой даровал им безумие. Охотником этот народ, очевидно, называет Хирсина — кто ещё может дать человеку способность превращаться в зверя, и вместе с этим забирает у него остатки разума. Но вот кто такой Всесоздатель? Лорхан? Или Акатош? Шаман и его дочь разрешили мне переночевать в своей избе. Всего я пробыл в деревне три дня — пробыл бы больше, если бы не решил подать своим солдатам знак, что жив и хоть сколько-то здоров. Свой кинжал я так и не нашёл: наверное, его подобрал какой-нибудь разбойник, случайно вышедший к месту нашей с оборотнем схватки. Я разрывался между нашим лагерем и деревней скаалов, ходил с ними на охоту, забирая часть добычи и отдавая её солдатам. Я общался с Фреей и её отцом, узнал, что оба они магически одарены и умеют этими силами пользоваться. Я увидел у Фреи топорик, выточенный из голубого камня — вот, оказывается, как выглядит обработанный сталгрим! — Почему ты решила взять в руки оружие? — однажды поинтересовался я. — Наш прежний вождь предложил мне это, — ответила скаалка. — Когда умерла моя мать, я стала злой и жестокой. Я не слушалась своего отца, могла ругаться с ним каждый день, и Скаф решил взять моё воспитание в свои руки. Он говорил, что пытается направить весь мой огонь в нужное русло. Говорил, что я должна быть защитницей своего народа — как от злых духов, так и от злых людей… или эльфов. Хвала Всесоздателю, что делать и то, и другое приходится редко. Время было спросить, кто или что такой Всесоздатель. — А Всесоздатель, к которому вы обращаетесь — что или кто он? Фрея засмеялась, словно мой вопрос был глуп. — Всесоздатель… Наверное, если я скажу, что он — это всё, я буду права. Он — это природа, это звери и птицы, в нём есть частичка каждого из нас. — Это его имперцы называют Акатошем? — Нет. Всесоздатель это… это нечто большее, чем тот, кого имперцы называют Акатошем. Неужели скаалы почитают Ануиэля — или даже самого Ану? Если мои предположения верны, то они — самый странный человеческий народ. Поклоняются более древней и светлой сущности, чем Ауриэль, взывают к помощи духов предков в случае беды, но при этом чтят и духов природы. — А этот Охотник, которого почитают те, кто стал медведем-оборотнем? — Охотник — это одно из обличий Врага. Враг испытывает всех нас. Я не скажу тебе его настоящего имени, чтобы не навлекать на нас беду. Он противостоит Всесоздателю, но в тоже время без одного не будет и другого. Враг, по всей видимости, это — Ситис, либо же сам Падомай. Пожалуй, да, скаалы — самый удивительный человеческий народ. Не такие они уж и язычники, как о них писали имперцы, а речь Фреи или её отца совсем не похожа на речь неотёсанных дикарей. — А расскажи о своих богах, — попросила Фрея. — Больше всех остальных богов мы почитаем Ауриэля — первенца того, кого вы зовёте Всесоздателем. Ауриэль — предводитель богов, у него есть приближённые герои — Тринимак и Финастер. Тринимака однажды обманул… демон, Боэтия — и превратил в Малаката, так же демона. Но до этого Тринимак сумел одолеть Лорхана — бога-обманщика. Ещё у нас есть Мара — богиня любви, и Стендарр — бог милосердия. Их мы делим с людьми. И’ффре, бога лесов, мы делим с босмерами — нашими лесными братьями, и бретонами — нашими далёкими-далёкими потомками. Кузнец из Вороньей Скалы — возможно, ты знаешь его, как раз бретон. Ну и, наконец, есть Магнус, Заркс и Сирабейн, эти боги покровительствуют сферам, которые изучают волшебники. Заркс когда-то был писцом у самого Ауриэля, но затем он зачем-то стал служить Хермеусу Море — демону знаний. — Хермеус Мора? — на лице скаалки показалось недоумение. — Херма-Мора, демон леса? Садовник людей? — Да, — ответил я. — Вы тоже знаете его? — Конечно. Мы издавна опасаемся его, прячем от него свои знания. Мой отец говорит, что по Солстхейму раскиданы его нечестивые книги, и велит мне никогда к ним не прикасаться. Иначе Херма-Мора схватит меня, опутает своими сетями и сведёт с ума. Когда мы проходили мимо огромного менгира, я решил спросить: — А откуда эти камни? — Мы не знаем, откуда они взялись. Говорят, их застали ещё гномы и снежные эльфы, когда высадились на этих землях. Но они — наша связь со Всесоздателем. С их помощью можно восстановить нарушенное равновесие в природе — или наоборот, ускорить его разрушение. Хотя ещё никто не был настолько безумен, чтобы использовать их во зло. Фрея подошла к одному из этих менгиров, прикоснулась к нему и что-то прошептала. Через её тело прошло светло-голубое сияние, будто бы Камень наделил её какой-то силой. А я сумел разглядеть узоры на камне — грубо, но всё же красиво вырезанные. — Что он сделал с тобой? — поинтересовался я. — Он показал мне, как в трудный час призвать ледяную бурю. Ты тоже можешь взять этот дар. Я так же прикоснулся к камню и будто бы оказался на самом ледяном ветру, какие только бывают на море. Холод пронизывал до костей, казалось, я не могу больше двигаться, но затем неприятные ощущения прошли, и осталась лишь сила, которую я мог высвободить в любой момент. Затем Фрея опустилась на колени, сложила руки перед собой, что-то прошептала и ладонями прикоснулась к земле. — Духи не в обиде на нас, — сообщила она. — Но они просят тебя использовать этот дар мудро. Возможно, кто-нибудь другой на моём месте бы усмехнулся — но мне показалось, что за нами действительно следил кто-то. Шутка ли — в момент, когда Фрея произносила свою молитву, поднялся лёгкий ветерок, а листва на деревьях зашелестела, словно отвечая шаманской дочери. — Да, — ответил я. — Я использую этот дар мудро. Мы поднялись на невысокий пригорок, откуда начиналась тропа, ведущая в лес — где нам предстояло набрать дров. Скаалка снова прошептала молитву, затем попросила у леса прощения за то, что нам придётся причинить деревьям боль. — Босмеры тоже боятся причинить боль деревьям, — сказал я, занося топор над одним из деревьев. — Их бог запретил им вредить растениям в обмен на своё покровительство. Фрея усмехнулась. — Зачем вам, жителям большой земли, столько богов? — спросила она. Я пожал плечами: — Наверное, нам было мало одного бога, а духов оказалось слишком много, чтобы запомнить их по именам. Моё уважение к этому северному народу росло с каждым днём. С каждым днём я осознавал, что ради них готов вступить в спор с любым, кто посмеет оскорбить их. Да что там, в спор — я был готов помочь Фрее защитить её народ не только словом, но и силой.

***

Скаалы — те, на кого должны равняться все люди, и у кого могут поучиться все меры. Всесоздатель, если ты слышишь меня — пожалуйста, сохрани этот народ.