На краю земли

В деревне скаалов я всегда могу рассчитывать на крышу над головой, горячий ужин, возможность привести себя в порядок и приятную мне самому компанию Фреи и её отца. Мы с Талвасом приходим туда к вечеру. Бальдор — кузнец, владеющий секретом обработки сталгрима, заканчивает работу. Я прошу Талваса подождать меня возле одного из домов, а сам направляюсь к кузнецу. — О, опять ты, — улыбнулся Бальдор, складывая инструменты в ящик. — Фрея дома? — дружелюбно спрашиваю я. Кузнец смеётся и отвечает согласием. — Оставался бы ты уже с ней, — советует он. — А если останусь — со сталгримом меня тогда работать научишь? Вырежу ей в подарок оберег из него. Я намеренно обращаю свою последнюю просьбу в шутку. — Вот ещё захотел — сразу со сталгримом работать! — а вот Бальдор, кажется, настроен серьёзно. — Нет, сначала я тебя научу правильно печь разжигать и правильное пламя поддерживать, затем с железом работать учить буду, а уже потом — если у тебя получаться начнёт — к чему посложнее перейдём. Прощаюсь с кузнецом, жестом зову Талваса и веду его к избе шамана, стоящей на самом отшибе деревни. Все встречавшиеся нам скаалы приветливо улыбались, я улыбался им в ответ. — А ты всем здесь нравишься, — замечает данмер. — Скаалы — дружелюбный народ, — отвечаю я. — Главное, веди себя прилично, и они отплатят тебе гостеприимством. — Женщинам в Вороньей Скале — да и у нас, в Тель-Митрине, ты, кажется, тоже нравишься, — голос волшебника звучит с некоторой завистью. — Варона добра к тебе, и Элинея радуется, когда ты приходишь. Я смеюсь. Противоположному полу я нравился, даже будучи нескладным подростком. Казалось бы, кичащиеся своей властью снобы, что оценивают каждого родившегося на Алиноре ребёнка, определяя степень его полноценности, нашли мою внешность не самой лучшей для чистокровного альтмера: мой нос некрасиво приплюснут, а рыжеватый оттенок волос и низкий для чистокровного альтмера голос посчитали отклонением от стандартов. С другой стороны, именно эти «изъяны» помогают мне хоть чем-то отличаться от моих алинорских сородичей, становящихся похожими друг на друга. А ещё мне почему-то не идёт юстициарская форма. Когда я смотрю на себя в зеркало, облачённый в неё, я не могу понять, что не так: вроде, покрой подчёркивает фигуру, сама форма — символ власти, даже небольшой. Элинея Мотрен как-то обмолвилась, что мне просто не идёт цвет — и, возможно, она права. В гражданской одежде я в любом случае себе и окружающим нравлюсь больше. Сейчас на моих щеках за три дня отросла щетина — которая почему-то нравится многим женщинам, Фрея так вообще просит меня отрастить бороду. — Я люблю женщин, и они это чувствуют, — отшучиваюсь я. Вот, наконец, мы доходим до избы шамана. Я стучусь в дверь, Сторн почти сразу открывает мне и приглашает войти. Чтобы еды хватило на всех, Фрея заваривает мой сухой суп, заправляя его хоркеровым жиром. За ужином я рассказываю, куда мы собираемся и прошу у Фреи помощи — и та без раздумий соглашается. После еды мы втроём сидим на скамейке возле шаманской избы и любуемся последними лучами заходящего солнца. Скаалка позволяет себе положить голову мне на плечо; в ответ я обнимаю её. Пусть все мои соплеменники презрительно морщатся от подобных мыслей, пусть Талвас едва сдерживает недоумение — плевать. Я никогда не отказываю себе в женском обществе, особенно столь прекрасном, как общество Фреи. В конце концов, Диренни позволяли себе целые гаремы человеческих женщин! — В чём твой секрет? — завистливо спрашивает Талвас, когда Фрея ушла спать. — Ты, наверное, любую красавицу в себя влюбишь! А ко мне даже Мирри Северин из Вороньей Скалы равнодушна. Я снова усмехаюсь и по-дружески хлопаю парня по плечу. Юный он ещё совсем, наивный — но этим он к себе и притягивает. — Если хочешь, я помогу тебе познакомиться с хорошей девушкой. И расскажу, как себя вести с женщинами. В ответ Талвас смущённо опускает голову, но затем поднимает глаза и с улыбкой кивает.