Puissance d'impression

В полиции мне не обрадовались. Впрочем, если бы я получала по сантиму за визит в место, где мне не рады, я бы уже сколотила состояние. В полицию я пришла отнюдь не жаловаться на грубые действия охраны кабаре. Если так разобраться, то я первая нарушила закон, забравшись в запрещённую для посещения зону. Так что я пришла за информацией. Новый комиссар встретил меня кривой ухмылкой и угрюмым видом. У него были на то причины. Когда месяц назад предыдущий комиссар был задержан за убийство и разрушения, устроенные в Париже во время гонки за Парижским Монстром, именно я поливала грязью мсье Мейнота. Но красок я тогда не жалела и обдала помоями заодно и все управление в целом, так что встречали меня далеко не розовыми лепестками. — Комиссар Патэ! — Я осияла его самой широкой из своих улыбок. — Какая честь видеть вас! Как поживаете вы, как поживает ваша невеста? Я ведь не ослышалась, у вас роман с хозяйкой кабаре «Редкая птица»? Прекрасный выбор! — Мадемуазель Ален… Чем обязан? — Низенький мужчина слегка поерзал на стуле, прерывая поток моей лести. — Да так, по-дружески заскочила, хотела поздравить с помолвкой… Может, небольшую поздравительную статью написать? — Я, не дожидаясь приглашения, уселась на стул для посетителей и забросила ногу на ногу. — Не стоит утруждаться, я всего лишь скромный комиссар. — Ну ладно… Тогда, может, вы всё-таки посвятите меня в тайны дела комиссара Мейнота? — Это не обсуждается! — Рыкнул Патэ, с грохотом опуская кулак на стол. — Нет! — Ох, как же мне больно слышать это слово! — Я прижала руку к груди и откинулась на спинку стула, запрокинув голову. — Мадемуазель, вас попросить на выход? — Патэ начал закипать, и я ехидно отозвалась. — О, комиссар, не волнуйтесь, это дурно скажется на вашем самочувствии и цвете лица. — Еще одно слово — и я… — Что вам известно о мсье Франкуре? — Быстро выпалила я, поняв, что комиссар разозлен до нужной кондиции и, возможно, ляпнет что-нибудь секретное, лишь бы отделаться от меня поскорее. Но его реакция оказалась неожиданной — он мгновенно успокоился, подозрительно уставившись на меня. — А вам что за дело? — Ах, работа такая, комиссар — искать всякие интересные новости… Публика интересуется популярными людьми! — Я сдвинулась на краешек стула и заинтересованно сощурилась, сильно наклонившись вперед — особое оружие под названием «декольте» должно было слегка рассеять внимание Патэ. — Так что? Числятся в вашем ведомстве за этим красавчиком какие-нибудь грехи? — Нет… Нет, не было! Красавчик чист, как новорожденный младенец, — комиссар с явным трудом вернул взгляд на мое лицо, а потом, чтобы справиться с искушением, спрятал запылавшее красным лицо за какой-то наверняка безмерно важной бумажкой. — Мадемуазель Ален, я бы попросил вас покинуть управление. Я раздраженно встала, одернув платье. Ничего выдоить из него не удастся, что обидно. — Удачного дня, комиссар. — Удачного дня, мадемуазель, — с явным облегчением попрощался со мной мужчина. Впрочем, у меня был и запасной план… Домой я добралась к обеду — выступали в кабаре по вечерам, так что в управление я кинулась с утра на следующий день после своего выдворения. Красивое, но не слишком дорогое пальто я сменила на плотный пиджак, юбку — на брюки, светлые, вьющиеся волосы оказались убраны под элегантную мужскую шляпку. Я с удовольствием посмотрелась в зеркало, прищелкнула каблуками и одернула рукава. Какой представительный молодой человек! Увидела бы такого на улице — сама бы влюбилась! В варьете меня пустили без проблем — мазнули взглядом по лицу, но вчерашнюю дебоширку не признали. Макияж и смена имиджа — воистину великая сила. Как и великий сыщик из детективных рассказов какого-то англичанина — я не гнушалась переодеваниями ради того, чтобы выяснить, кому и что известно. Выступление я прослушала не без удовольствия, но не забывая себе напоминать, что я, вообще-то по делу. Когда пение закончилось, я начала присматриваться к охранникам. Видимо, им крепко намылили шею за мое вчерашнее проникновение, так что они бдели неусыпно. Но я же говорила, что у меня в запасе не один десяток уловок, чтобы извлечь нужную мне информацию? Я окинула взглядом зал, на этот раз пытаясь найти хотя бы одно знакомое лицо. Повезло — за столиком в углу сидел немолодой, но крепкий капитан судна, мсье Верн. Я тихо-тихо подсела к нему. Он недоуменно взглянул на меня и прогудел: — Вроде бы я не предлагал вам выпить, мсье. — А я и не желаю пить, — коварно усмехнулась я, пристально глядя своему собеседнику в глаза. Капитан Верн еще несколько секунд недоуменно разглядывал меня, а потом сообразил: — Мадемуазель Ален? А почему в таком виде? — Дела газеты! — Загадочно поиграла бровями я. — Как вам выступление? — Неплохо… Но вы же подсели не для того, чтобы обсудить мое мнение об этом иностранном артистике? — Конечно, нет, капитан! Помните, вы приносили к нам свой рассказ? Верн помрачнел — слава его тезки не давала ему покоя. Я игриво хихикнула. — Напечатаю в своей колонке и подпишу вас автором. — Что нужно делать? — Мигом оживился капитан. Я указала пальчиком на охранника. — Все лишь отвлечь данного господина… Возможно, посредством исправления формы его носа. — Понял! — Ухмыльнулся капитан и встал. Размахом плеч он не уступал загадочному певцу, а по силе, думаю, даже превосходил. На потасовку, естественно, отвлеклись и я вновь беспрепятственно пробралась за кулисы. — Дураки! — Ласково мурлыкнула я и взлетела по лестнице. Повторять вчерашние ошибки я не собиралась, поэтому, оглядевшись, выбрала кучу пыльных декораций побольше и быстро спряталась за ними, прижавшись ухом к стене. Слышно было не очень — я различала только тихий голос самой Люсиль. Из сумки — я предусмотрительно прихватила с собой несколько полезных мне инструментов — показался стетоскоп. Я прижала его к стене и звук стал намного лучше. — Ну прости, Франкур! — Оправдывалась в чем-то певица. — Я обещала… Какое-то легкое то ли мурчание, то ли стрекот. — Ты знаешь, я люблю петь, но в отличие от тебя, не могу делать это по двадцать четыре часа в сутки! Снова этот же звук, но уже с совершенно другой интонацией — словно бы мурлыкающий расстроен. — Ну Франкур… Ну солнышко мое, ну не расстраивайся! Я приду завтра пораньше и порепетируем… И опять этот же загадочный стрекот. Я хмурилась все сильнее, пытаясь сообразить, что же это за звук такой загадочный. Сначала он прозвучал печально, а потом просяще. — Конечно, принесу! — С явным облегчением выдохнула Люсиль и только тут я сообразила, что мурчание принадлежало певцу. Что же это за язык такой?! Девушка выскользнула из своей гримерной и сбежала вниз по лестнице. Я закончила конспектировать беседу в блокнот и аккуратно выбралась из кучи хлама. Теперь к профессиональному примешалось личное любопытство. Дверь была плотно закрыта, но я, безумно аккуратно повернув ручку, смогла добиться того, чтобы она открылась беззвучно, не издав характерного щелчка. Я мягко проскользнула внутрь гримерки. Артист сидел ко мне спиной, задумчиво перебирая струны гитары. Я хотела хлопнуть дверью, чтобы обозначить свое присутствие, но он поднял голову и его лицо отразилось в зеркале. Он, увидев меня в отражении, резко обернулся, а я шарахнулась в сторону и не сдержала восклицание: — Парижский монстр!