Ангел в свете фар

So if you're lonely You know I'm here waiting for you I'm just a cross hair I'm just a shot away from you Franz Ferdinand - Take me out

Фили вот уже который час гипнотизировал экран монитора: там был открыт обычный, всеми используемый редактор – Microsoft Word. Перед ним был совершенно чистый лист, которому суждено было стать очередным фантастическим романом, но пока он не написал ни строчки. Он заключил контракт с издательством: к концу весны он предоставит им свою рукопись, но Фили уже сомневался, что успеет сделать это вовремя. Текст не шел, никак не получалось начать, ухватиться за идею, и развить из нее интересный сюжет. Его предыдущая книга - «Карающая длань» стала бестселлером, и агенты наперебой твердили, что скоро начнут поступать предложения снять фильм. Фили не ставил перед собой цель добиться такого успеха, но то, что его история зацепила стольких читателей – раскрывало перед ним новые возможности, и, что самое главное – для творчества это был большой шаг вперед. Часть гонорара за «карающую длань», была потрачена на путешествие: Фили побывал во многих странах Европы и Азии, набрался новых впечатлений, которые, как он считал, помогут ему взяться за новую книгу, но не тут то было. Все идеи казались ему заезженными и избитыми, а ничего нового в голову не приходило. В борьбе с творческим ступором Фили посещал выставки и музеи, фестивали авторского кино, в надежде поймать там столь необходимое ему вдохновение, но все было тщетно. Он был против того, чтобы высасывать идею из пальца – в такое никто не поверит, да и ему самому не хотелось писать фальшь ради денег. Фили не хотел потерять контракт, но и начать работу он тоже не мог. Его мать также была творческой личностью: она занималась художественной фотографией, организовывала фотосессии, делала фоторепортажи на острые социальные темы, и не только. Фили наблюдал за несколькими ее проектами: реклама в защиту окружающей среды, съемки для журнала моды «Vogue», и многие другие, такие разные, и непохожие друг на друга. Однако, ничто из этого разнообразия не давало ему толчок вперед, не вызывало желания сесть и написать историю. С «карающей дланью» он так не мучился: образы и герои буквально стояли перед глазами, сменяя друг друга, складываясь в единую картину, по мере развития сюжета, и писать было одно удовольствие. Это состояние эйфории, вовлеченности, окрыляло и придавало сил, он был готов не выходить из-за стола сутками, до тех пор, пока не закончит. Когда Фили пребывал в рабочем экстазе, разные бытовые мелочи, не могли его отвлечь от того, что происходило внутри того мира, который разворачивался перед ним на бумаге. Даже потребности собственного организма в еде и отдыхе в такие моменты безумно его раздражали, ему не терпелось скорее закончить, получить результат: собрать паззл из букв и представить миру единую картину, где вместо кистей были его собственные руки, вместо красок – слова, а вместо холста сотни исписанных страниц. Мать видела, как он мучается, и, совершенно неожиданно предложила: - Почему бы тебе не поехать пожить к отцу? Пообщаетесь, сходите куда-нибудь, глядишь, за что-нибудь и зацепишься. Его отец, Двалин, жил в Швеции, да и сам Фили был родом оттуда. Двалин был обычным работягой – делал мебель на заказ, занимался ремонтом и отделкой помещений. С матерью Фили, Тамасиной он познакомился в университете, куда поступил на специальность экономиста, но вскоре понял, что это не его. Уже в конце первого курса он бросил учебу, чтобы работать на себя, а Тамасина продолжила учиться на журналиста, но ее больше привлекала фотокорреспонденция: визуализация удавалась ей лучше, чем написание статей. Они поженились после выпускного, и уже через год родился Фили. Родители любили друг друга, но у них были слишком разные взгляды на жизнь: Тамасина хотела заниматься творчеством и саморазвитием, а Давалин в свою очередь считал, что женщина должна сидеть дома, с детьми и работать по хозяйству. На эту тему было много разговоров, перетекающих в бесконечную череду ссор и примирений. Двалин не воспринимал серьезно увлечение жены фотографией, и считал, что этим нельзя заработать на жизнь. Они прожили в браке 12 лет, а после одиннадцатилетия Фили родители решили развестись. Тамасина забрала сына и переехала в Америку, где, наконец, смогла по-настоящему расправить крылья, и всерьез заняться тем, что любит. С отцом Фили часто созванивался, Двалин регулярно приезжал к ним во Флориду из холодной Кируны, хотя бы раз в год, а когда наступила эра интернета, они стали общаться по скайпу. Творческую жилку Фили унаследовал от матери, и, Двалин хоть и ворчал, что «нужно найти нормальную профессию», не стал препятствовать тому, что Фили пошел по ее стопам, и стал учиться на журналиста. Только после выхода книги он, наконец, признал, что у его сына талант. - Даже не знаю… - задумчиво протянул Фили, взвешивая в уме, насколько это хорошая идея. Характер у отца был не подарок, а упрямство и неумение находить компромиссы это их семейная черта. – Я не был в Швеции с тех пор, как мы уехали, там уже столько всего изменилось… - Поверь мне, некоторые вещи никогда не меняются, - женщина усмехнулась, намекая на отца. – Он давно звал тебя к себе, съезди, порадуй его. К тому же, там прошло твое детство, я уверена, поездка кроме воспоминаний может принести тебе что-то еще, - она подмигнула сыну, и потрепала его по волосам – русые, совсем как у Двалина в молодости, пока тот не начал стремительно лысеть. Может, действительно, стоит поехать? Возвращение в Кируну спустя 20 лет окажется тем еще приключением, и сможет принести ему столь необходимый глоток свежего воздуха и вдохновения. Там очень красивая природа: леса, реки, горы… Фили вспомнил, как восхищался видом с местной горы Кебнекайсе, когда отец взял его в поход к «синим горам», так он называл Кебнекайсе и прилегающие к ней хребты – в предрассветной дымке они действительно казались синеватого оттенка. Отец…Вспомнив про «синие горы» Фили осознал, как сильно соскучился. Даже ворчание Двалина, которое с возрастом только усиливалось, его не отпугивало, а наоборот, стало чем-то родным и привычным. Не теряя больше времени, Фили набрал знакомый номер. Двалин обрадовался, когда узнал, что сын скоро приедет «навестить старика», и был страшно доволен, услышав, что Фили останется надолго – будет писать новую книгу. Возвращение домой в «синие горы» было весьма утомительным – из-за непогоды рейс задержали на 2 часа. Фили отвык от холода в полном смысле этого слова – во Флориде зимы всегда теплые, температура никогда не опускается ниже 0, и снега там практически не бывает. Кируна самый северный город Швеции, и сейчас, к середине января там закончилась полярная ночь. Фили поежился только от одного взгляда на табло в аэропорту: температура на улице была -12 градусов, а к ночи она упадет до -30 и ниже. Он вышел на улицу, глубоко вдохнул морозный воздух – аж в носу защипало. Ожидая такси, Фили запрокинул голову вверх, глядя на серое небо, и проплывающие мимо плотные, кучевые облака. Наконец, они прорвались, и повалил снег. Медленно падали белые хлопья, Фили вытащил руку из кармана, и поймал снежинку. Она быстро растаяла на теплой ладони. Молодой писатель улыбнулся, и поймал еще одну. Порыв ледяного ветра со стороны Кебнекайсе обжег Фили щеку, и закружил снег в причудливом танце. «Добро пожаловать домой», приветствовали синие горы с помощью вихря, что запутывал снежинки в его волосах. - Заходи, заходи, - после приветственных объятий Двалин пропустил сына в дом. Фили обвел взглядом холостяцкую берлогу отца, отмечая про себя, что за 20 лет здесь почти ничего не изменилось. Только обивка на диване стала бледнее, и занавески на окнах сменили жалюзи. А так, все та же обстановка, цвет стен, даже посуда – Фили с удивлением обнаружил на видном месте в кухонном шкафу свою детскую кружку с дятлом Вуди. Он понял, что отец жил среди этих вещей, ожидая, что они с матерью вернутся к нему, и застрял в прошлом на 20 лет. Фили стало так стыдно, что он столь долго откладывал свой приезд, и он тут же пообещал отцу, что будет приезжать к нему каждый год, и постарается уговорить мать приехать тоже. - Да будет тебе, - отмахнулся Двалин, хотя Фили знал, что отец рад услышать такие слова. – Тамасина ни за что сюда не поедет: что ей фотографировать здесь? Снег да саамов гоняющих, оленей туда-сюда? - Красота в глазах смотрящего, пап, - возразил Фили, припомнив это старое выражение. Отец усмехнулся в бороду, но спорить не стал. - Тебе-то здесь точно понравится, - Двалин придвинул Фили тарелку, доверху наполненную картофелем и мясным жаркое.- Реки сейчас застывшие, можно будет на рыбалку сходить. Я как раз приобрел новые снасти, - подмигнул он, открыв банку пива. – В горы пока нельзя, лавина сошла недавно, опять искали каких-то идиотов-туристов, - отец проворчал остаток фразы, отхлебнув из банки. Фили усмехнулся, мать была права – некоторые вещи никогда не меняются. Он расслабился, лениво ковыряясь в тарелке, потягивая пиво, болтая с отцом о жизни здесь, обсуждая новости об общих знакомых. У Фили даже возникло ощущение, будто он никуда и не уезжал, а этот семейный вечер один из многих. - Ты бы это, - Двалин со щелчком открыл третью банку, - сходил к дружку своему, Кили, проведал. Он сейчас живет у… - Даже не знаю, - перебил Фили, и отодвинул от себя пустую тарелку. – 20 лет прошло, мы тогда совсем детьми были. Он меня уже и не помнит, наверное. В своих воспоминаниях Фили видел смуглого, курносого мальчишку, с улыбкой во весь рот. Когда его темные волосы слишком отрастали, ему их завязывали в забавный хвостик, который уже через несколько минут растрепывался, и превращался в воронье гнездо на голове. В их районе проживало мало семей с детьми. Когда на соседней улице поселилась молодая пара с ребенком, да еще и с мальчиком, Тамасина тут же отправила сына «знакомиться». - Да, такого забудешь, - протянул Двалин, утерев усы, - малый бедовый был, ну точно черту преподобен! Как мы вас с крыши на заброшках снимали, помнишь? Еще бы, Фили не помнил! Они с Кили играли в крепость, и забрели в квартал с недостроенными домами, где тут же решили забраться на самую высокую недостройку, чтобы «далеко посмотреть свои владения». К трехэтажному зданию была прислонена ветхая лестница. Подъем наверх она выдержала, но стоило только ступить на нее для спуска, как она предательски треснула, и рухнула вниз, отрезав мальчишкам путь к отступлению. Они просидели там до самого вечера, пока родители, сбившись с ног, искали их по всему городу. - Я тогда хотел тебя выпороть так, чтобы жопа горела, - Двалин покачал головой глядя на сына. – Да мать не пустила. Как увидела, что я ремень взял, стала как скала, не дам, и все тут! Поспорил с ней, так она рассвирепела, как гарпия, того и гляди, лицо обглодает… Никогда больше Тамасину такой лютой не видел! – отец вздохнул, вспомнив о бывшей жене, и замолчал. Фили хорошо помнил этот день: перепуганную мать, сурового, хмурого отца, Кили… Кили тогда стоял рядом, вцепившись в его ладонь, кусая губы, изо всех сил стараясь не расплакаться, глядя на своих измотанных поисками родителей. Кили был ребенком с невероятно богатой фантазией, он искренне верил в чудеса и сказки, и каждая прогулка для него становилась приключением: поиском сокровищ, экспедиций на луну, охотой на приведений… Фили был мечтательной натурой он часто «витал в облаках», как говорила мать, любил читать книги, и придумывать свои концовки уже знакомых ему историй. Видимо, тогда в нем и проснулась страсть к сочинительству. Хоть Кили и был на 5 лет младше, и к моменту знакомства с Фили он только пошел в 1-ый класс, они все равно были интересны друг другу. Разница в возрасте никак не мешала их дружбе, даже наоборот, делала ее крепче. Фили нравилось чувствовать себя взрослым рядом с Кили, он ощущал себя старшим братом, когда проводил с ним все свое свободное время, и участвовал в разных придуманных им играх и проделках. Тамасина не желала заводить второго ребенка, хоть Фили и просил у нее «братика или сестричку», да и сам Двалин хотел большую семью. Кили всегда был желанным гостем у них дома, родителям нравилась его детская непосредственность, а восторженная, искренняя привязанность к Фили делала его практически членом семьи. - Помню-помню, - вздохнул Фили, - вы меня потом неделю никуда гулять не пускали. -Вам тогда дай волю, вы и шею себе свернете, - недовольно проворчал отец.- До сих пор не забуду, как краснел тогда от стыда перед Глоином! Как вообще до такого можно было додуматься: заткнуть выхлопную трубу! Фили не удержался, и прыснул со смеху: что было - то было. Они гуляли на улице, и Кили задумчиво рассматривал припаркованные автомобили, а потом спросил: - А машина по правде не заведется, если заткнуть ей выхлопную трубу, как это делают в мультиках? - В мультике все понарошку, и на самом деле, ничего такого не будет, - пожал плечами Фили. - А я говорю, будет! – уперся Кили - Нет, не будет! После долгого спора, они решили все же проверить, кто из них прав. Выбор пал на машину Глоина- тот работал дальнобойщиком, и водил большой красный грузовик. Он очень кстати вернулся из рейса, и еще не успел поставить его в гараж. Набрав побольше каштанов, Фили и Кили подкрались к машине, и затолкали их в выхлопную трубу. Грузовик действительно не поехал, когда Глоин решил убрать его в гараж. Он смешно злился, пинал ногой переднее колесо, и ругался заковыристыми словами: «Что за скотская тачка мне досталась, гоблин ее задери!» Фили и Кили прятались тогда за живой изгородью, стараясь не издать ни звука, хотя буквально давились от смеха. - А вы что это тут улыбаетесь? – они не заметили, как жена Глоина – Герда, вернулась из магазина, и теперь грозно нависла над ними, уперев руки в боки, где с каждой стороны висело по пакету с продуктами. – Ваша работа, да?! Мальчишки хотели убежать, но не тут то было. Глоин вышел на возмущенный крик жены, и теперь виновникам торжества предстояло отвечать за свои поступки. - Ладно, Кили, он мал еще был, но ты-то, - Двалин отпил из банки. – Я думал, у тебя ума побольше будет, а все туда же. Фили не стал спорить: действительно, в детстве они совершали разные глупости. Но в тоже время, ему хватало благоразумия не натворить еще больших бед, которыми могли обернуться невинные забавы, придуманные Кили – залезть в канализационный люк, чтобы встретиться с черепашками-ниндзя, или стащить ключи от сейфа, в котором отец Кили хранил «самое настоящее ружье». - Он сейчас у деда живет, у Траина, - Двалин отвлек его от детских воспоминаний, - недалеко от церкви. Навести его, он будет рад… - Па, 20 лет прошло, - вздохнул Фили. – Я, после того, как уехал, больше с ним и не общался… Написал письмо, а его через месяц обратно вернули, с пометкой «адресат больше не проживает». Даже на Фейсбуке его несколько раз искал, и все бестолку. - Ты вашу дружбу временем не меряй, - отец нахмурился. – В детстве, я думал , вы друг без друга дышать перестанете, а ты мне тут про какой-то «Фасбук» рассказываешь. С парнем столько дерьма приключилось, что на всю жизнь вперед хватит, так что 20 лет эти – тьфу! – он стукнул пустой банкой по столу. – Нельзя вот так от друзей отворачиваться, не по-людски это, - Двалин смотрел на него осуждающе. - А что с ним произошло? – Фили видел, что отец уже захмелел, и потихоньку бычил, когда что-то было не по его, но решил идти до конца, и все выяснить, раз уж об этом зашел разговор. – Почему они так внезапно куда-то переехали? -Да лучше бы переехали, - Двалин совсем помрачнел, и отодвинул от себя пустую банку. Вздохнул, собираясь с мыслями, будто решал для себя что-то, а потом начал: - Ты можешь на меня злиться, за то, что я раньше тебе правду не рассказывал, но ребенку незачем знать про такие вещи. Фили напрягся, не зная, чего ожидать от рассказа отца. Когда в детстве он спрашивал у него о Кили, тот говорил, что он с родителями переехал в другой город. Тогда он принял все за чистую монету, безоговорочно проглотив эту, как уже выяснилось, ложь. Он больше не пытался его искать, до тех пор, пока не наступила эра интернета и социальных сетей. Но и там поисковые запросы не давали никаких результатов, и вскоре Фили смирился с тем, что связь с его давним другом потеряна навсегда. Двалин сидел притихший, и для Фили его молчание было красноречивей слов. - Они что, умерли? – озвучил страшную догадку Фили, одновременно надеясь на то, что он ошибается, и, понимая, что сейчас отец подтвердит неизбежное. Двалин кивнул, избегая смотреть сыну в глаза, словно пристыженный, провинившийся мальчишка. - Недели через две, как ты с матерью уехал, в их доме случился пожар. Странное дело, дом занялся сразу, не иначе кто-то поджог! Но эти псы смердящие, полицейские, считают, что во всем была виновата проводка, - отец возмущенно стукнул кулаком по столу, все тарелки со звоном подпрыгнули. – Идиоты! Фрерин и Дис тогда задохнулись в собственных постелях. Медики сказали, что они были пьяными, но это опять брехня! Я уверен, кто-то подкупил и полицию, и этих лабораторных крыс, чтобы скрыть всю правду! – Двалин яростным взглядом обвел комнату, будто позади Фили стояли те самые полицейские и врачи, на которых он так злился. Вздохнув, он откинулся на спинку стула, и, уже спокойнее продолжил: - Я знал этих людей, Фили. Порядочные они были, непьющие. Фрерин машину водил, он никогда к алкоголю не притрагивался. Дис учителем работала в школе, ну какие ей пьянки, если завтра на уроки? Ответственная она была, и с других того же требовала, - отец замолчал, и уставился в одну точку. Фили слушал рассказ отца, и его слова точно удары молота о наковальню стучали в ушах. Он вспомнил Дис, которая помогала ему с английским, Фрерина, который отвозил его и Кили в школу на своем Вольво… Воспоминания из детства, которые всегда были теплыми и солнечными, поблекли, будто художник капнул черной краской на яркую палитру, и она медленно растекалась по холсту, зяпятнывая лица, занимая собой все пространство. Фили ощутил безнадежную тоску, а думать о том, какими родители Кили были, когда были живыми стало и вовсе невыносимо. Подавленный этими мыслями, он вышел из-за стола, и пошарил по кухонным полкам в надежде найти что-нибудь покрепче. У отца в доме было только пиво, поэтому, он взял несколько банок и вернулся, чтобы узнать самое главное: - А что с Кили? - Мальчонка тогда спасся, из окна выпрыгнул. Снега в ту пору намело много, он прямо в сугроб и свалился. Ногу правда повредил, до сих пор немного прихрамывает. С головой у него совсем того стало, - Двалин покрутил пальцем у виска, - он после пожара месяц ни с кем не разговаривал. А как заговорил, так оказалось, что он ничего не помнит, просто, как чистый лист. Торин его из больницы сразу к себе, в Стокгольм забрал. Как своего сына вырастил, правильный мужик! Фили помнил Торина довольно смутно: это был дядя Кили, кажется, со стороны отца. Он его видел всего один раз, на дне рождении Кили – суровый и хмурый, с густой бородой, за весь вечер он даже ни разу не улыбнулся, как будто был и не рад вовсе, что у его племянника праздник. - … уж не знаю, как у них там дальше жизнь складывалась, - задумчиво продолжил отец. - Да только Торин всегда при деньгах был, так что и образование дал, и на ноги поставил. Видать хотел, чтобы «Эребор» после него Кили остался. «Эребор» - это комплекс шахт по добыче угля, одно из самых крупных предприятий рудодобывающей промышленности Швеции. Во главе стоял Торин, а сама компания была основана его дедом, Трором. Руководящий пост передавался по наследству, после смерти Трора дело унаследовал его сын Траин. Его дети Фрерин и Торин тоже работали на благо компании, занимаясь поисками инвесторов и партнеров, вели переговоры. Именно поэтому отец Кили вместе с семьей переехал в Кируну – недалеко от местечка Каллак эксперты компании нашли внушительные месторождения железа. Они спешили занять эту нишу на рынке и поскорее открыть рудник. Фрерин вел переговоры с местными властями, чтобы «Эребор» получил разрешение на начало работ. Трагическая смерть младшего сына Траина – Фрерина сильно подкосила его здоровье, и он рано отошел от дел, передав правление компанией своему первенцу и уже единственному сыну – Торину. Фили пил пиво, не замечая вкуса, он механически подносил банку ко рту, делал глоток, и никак не мог поверить, смириться со случившимся. Он запомнил Кили улыбающегося, с кучей идей и планов, который радовался каждому дню. В голове никак не укладывалось, что этот солнечный мальчишка пережил настоящий ад. У Кили была привычка незаметно подкрадываться со спины, и внезапно запрыгивать на закорки. Это было своеобразное приветствие: прыжок сопровождался радостным воплем «Фили!» и через секунду руки обхватывали шею, ноги обвивали торс, а на ухо тараторили последние новости, или нашептывали очередной «страшный секрет», про который, разумеется, нельзя было никому говорить. Давящее ощущение тяжести, возникшее не из-за воспоминаний о том, как Кили сидел у него за спиной, а из-за чувства вины, нахлынувшей несправедливости, неправильности, жестокости произошедшего, бередило душу. Сердце Фили взбунтовалось: « Нет, этого не может быть! Такого не могло случиться! Это неправда!..» Чем больше он заставлял себя поверить, тем сильнее злился на себя самого, за свои слова, сказанные ранее, за долгое отсутствие, стыдился того, что был готов так легко сдаться и предать их дружбу. Его сковало собственное бессилие – что он мог сделать? Как он может исправить то, что уже случилось?.. Фили сжал банку так крепко, что она с громким хрустом смялась, выплеснув остатки содержимого на стол. Он больше не собирался оправдывать себя и увиливать. Он увидится с Кили, не потому, что его попросил отец, а потому, что он сам этого хочет. - Почему он вернулся? – Фили выжидающе уставился на отца. Чтобы из столицы перебраться в такую глушь нужны веские причины, и теперь Фили намеривался узнать всю правду. - Да тут такое дело…- Двалин почесал затылок. – На Торина подали в суд за халатность: у него на шахтах погибли рабочие – оборвались тросы. Сказали, мол, он закупал некачественное оборудование и не соблюдались меры безопасности. Сейчас он под следствием, месяца 2 уже, если не больше. Посадили его, короче! – отец стукнул кулаком по столу, в очередной раз за вечер разозлившись из-за бед, обрушившихся на семейство Кили, и Фили разделял его гнев. – Траин, как сына с невесткой похоронил, сюда перебрался. Дом купил недалеко от того, который сожгли… Я не одобряю этого, - отец покачал головой. – Что он хочет этим доказать? Хотя…Ладно, - Двалин махнул рукой, - дело его. У Кили, кроме него, близких, считай и не осталось. После ареста Торина его сразу сюда отправили. Парень он, конечно, уже взрослый стал, но одному ему нельзя оставаться, ему … - В смысле? - не понял Фили. – Так его что, не вылечили? - Да разве после такого мозги на место сразу встанут?! – возмутился Двалин. – С виду то он здоровый, а вот с головой у него беда. Может выйти из дома и потеряться. Память у него совсем дырявая: я как-то его посреди улицы застал – стоял там как вкопанный и смотрел на фонарный столб. Я к нему подошел, а он возьми, и скажи: «Я хочу домой, но дорогу никак не могу найти. Вы не знаете, на какой улице я живу?» Сначала я думал, что он дурака валяет: ну как можно забыть, где ты живешь?! Гляжу, а он ходит взад-вперед вокруг этого столба, ну точно не в себе. Струхнул я маленько, уже хотел врачей вызывать, а тут и Траин скоро подъехал. Оказывается, он его тоже искал: выехал из дома в магазин, и плохо дверь запер. Кили на улицу вышел, отошел от дома и все, считай заблудился. Ему без сопровождения нельзя из дома выходить – в незнакомой обстановке у него случаются такие… приступы. Отвезли его домой, и его прям сразу отпустило. Затараторил, как ни в чем не бывало, даже меня вспомнил, представляешь! Ты, говорит, ремня мне хотел дать, за то, что я по дивану прыгал, и сломал его. Только у тебя волос тогда больше было, - Двалин хмыкнул. Кили перепрыгивал с дивана на стул и обратно, по тому, что «пол это лава». От его прыжков пыль из обивки поднималась вверх, и порхала в воздухе, а диван предупреждающе скрипел, и Фили заведомо знал, чем эта игра закончится: - Кили, перестань! Диван сломаешь, папа ругаться будет! - Сейчас, еще один разочек, я ка-а-ак прыгну!- Кили с размаху приземлился прямо в центр многострадальной мебели. Именно последнего прыжка диван и не выдержал: место под ногами Кили с треском проломилось, толстая пружина выскочила наружу, а деревянное основание хрустнуло, и стало выглядеть как буква «М», или «как лавочка, на которую присел медведь», как позже сказал Кили. - Что вы тут скачите, как два горных козла? – в комнату поднялся Двалин. – Внизу люстра ходуном ходит! Фили пытался загородить собой последствия их игр, но отец успел заметить, во что превратился диван, прослуживший им 10 лет. - Ну что вы за дети такие?! – возмутился он, осматривая повреждения. - Ничего не бережете, ну точно варвары! Ты сегодня на полу будешь спать, да? – Двалин строго обратился к сыну. Фили опустил глаза, не зная, что сказать. Не сваливать же вину на Кили, он же не нарочно сломал… - Не надо Фили на пол! – встрял в воспитательную беседу Кили. – У меня кровать большая дома, пусть спит со мной! - «Кловать больсая», - передразнил Двалин. – А по тебе вообще ремень плачет! Отходить бы им тебя, чтобы дури в голове поменьше было! Кили насупился, втянул голову в плечи, и все же признался: - Это я диван сломал, Фили на нем не прыгал. Не наказывайте его. Можете даже мою кровать забрать… - А ну цыц! – отец уже не сердился, а ворчал просто, для проформы. – Брысь все на улицу! Не успел он договорить, как Фили и Кили неслись наперегонки по ступеням вниз. Ощущение неправильности, невозможности случившегося не давало Фили покоя, ему хотелось закричать, поспорить с судьбой, что все не могло так закончиться, что Кили не мог остаться совсем один, и вся эта страшная трагедия – какая-то ошибка… У Фили в Америке появилось много знакомых. Некоторых из них, он, пожалуй, мог бы назвать друзьями, но таких, как Кили – понимающих с полуслова, жаждой приключений, стремлением объять необъятное, таких, про которых мать говорила «свой человек»; таких людей на своем пути Фили больше не встречал. Не было того огня в глазах, ощущения единства, «общей волны». - Я обязательно с ним увижусь, - пообещал Фили притихшему отцу. - Да, так будет правильно, - согласился он, вылезая из-за стола. – Завтра уберем, - Двалин махнул рукой на пустые банки и грязную посуду. Фили кивнул, и, пожелав отцу спокойной ночи, медленно побрел к себе, в когда-то детскую комнату. Уже стоя на ступенях, он вспомнил, что еще хотел узнать у отца: - Если Кили переехал к Торину, то, наверное, он дал ему свою фамилию. Как его полностью звали? - Торин Оукеншильд, - ответил отец, закуривая набитую ароматным табаком трубку. Фили оглядел свою комнату – цвет обоев, письменный стол, за которым он когда-то делал уроки, все осталось нетронутым. Диван, едва переживший прыжки Кили, был отремонтирован Двалином, и перетянут новой обивкой. На комментарий жены «лучше бы новый купили», он ответил: «в нашем доме не будет стоять говно из IKEA». Всю мебель Двалин собирал сам, и пусть на это уходило много времени, но он получал от этого удовольствие: возиться в мастерской среди щепы и опилок, разбираться в сортах дерева, заниматься резьбой, шлифовать… Фили любил смотреть, как отец работает. Одетый в темный рабочий комбинезон, он обрабатывал с помощью инструментов кусок древесины, который потом становился кроватью, входной дверью, или обыкновенной табуреткой. Было в этом что-то магическое, и Фили всегда казалось, что после такого превращения куска дерева в мебель, когда он выйдет на улицу, то окажется в мире, о котором читал в сказках: среди лавок ремесленников, всадников на лошадях, магов в остроконечных шляпах. Вокруг будут порхать крохотные феи, а на склоне горы будет возвышаться замок, в котором живет прекрасная принцесса, охраняемая драконом. Фили провел пальцем по столешнице – на подушечке остался тонкий слой пыли. Он огляделся, и сердце заныло от того, что комната, отец, весь этот дом, все ждали его возвращения 20 лет. На стенах висели его детские рисунки, на двери - плакат с первым фильмом о Гарри Поттере. Фили протянул руку к выключателю и замер – прямо на световой индикатор была приклеена наклейка с кроликом Квики – Кили нашел ее в упаковке с сухим завтраком. «Пусть у него глаза светятся, как у робота!» - Кили, высунув язык, прикладывал стикер к выключателю, чтобы подсветка была аккурат на морде мультяшки. Фили кажется, что как только он вошел к себе, сработала машина времени: ему скоро 11, он учится в 6 классе, и вот-вот из коридора его окликнет мать: - Почему ты до сих пор не спишь? Тебе в школу завтра, быстро в постель! - Скоро лягу, честное слово, - Фили ответил ей в своих воспоминаниях, и вытащил из рюкзака ноутбук. Когда он раньше пробовал найти Кили в соцсетях, то указывал его прежнюю фамилию по матери – Дурин. Поэтому, никаких результатов поиск не приносил, и Фили думал, что у Кили нет аккаунта, или он зарегистрирован не под своим именем. Введя в поисковую строку «Кили Оукеншильд» наконец-то выскочило единственное совпадение. Фили медлил, прежде чем открыть профиль: от чего-то сердце билось чаще, ладони вспотели, и было немного страшно увидеть своего друга, хоть и виртуально ,20 лет спустя, зная, какие горести он перенес за это время. Собравшись с духом, Фили все-таки открыл найденную страницу. Первое, что бросилось в глаза – профиль заброшен, в последний раз владелец посещал его, если верить статистике – 6 лет назад. В статусе было указано: «Меня взломали Теперь я тут…» и ссылка вела на новую страницу, открывать которую Фили пока не спешил, решив изучить то, что уже нашел. На аватаре фото отсутствовало, но в альбомах осталось около 50 фотографий, доступ к которым, к счастью не был закрыт. В личной информации значилась только дата и место рождения, но уже этого было достаточно, чтобы не сомневаться – он нашел того, кого нужно. Решив больше не медлить, Фили открыл альбом и стал смотреть фотографии, начиная с самой ранней. На первом снимке высокий парень с собранными в хвост волосами, драных джинсах и яркой футболке кислотного цвета, стоит со скейтом в руке, прислонившись спиной к стене с граффити – огромной объемной надписи с нетленным призывом Punk’s Not Dead! в окружении звезд и черепов. Фили с улыбкой рассматривал снимок – Кили, наверное, лет 15, как раз Фейсбук только зародился, и скорее всего это его первый след в интернет-пространстве. Кили был легко узнаваем, хоть Фили и запомнил его совсем ребенком. Знакомые черты: волосы, разрез глаз, улыбка, тут же выдали того самого мальчишку, к которому он так привязался в детстве. Далее шла череда снимков с трюками на рампе. То, что Кили выбрал для себя такое экстремальное хобби, его совершенно не удивляло – это было вполне в его духе. Затем, появились снимки, сделанные уже в более старшем возрасте, и стало гораздо интереснее. Фото из ночных клубов, где Кили в компании парней и девушек пили разноцветные коктейли, курили кальян и всячески развлекались. Повзрослевший Кили не изменял себе: такие же отросшие волосы, первый намек на щетину, драные джинсы, и кожаные куртки. Горящий взгляд и заразительная улыбка на смуглом лице – все это делало его весьма привлекательным. И как мог Фили убедиться дальше, это заметил не только он. Снимок был сделан в парке. Кили играл с большим белоснежным псом, а рядом, по видимости, стоял хозяин: с поводком в руках , в узких джинсах и майке… Фили долго рассматривал фото, пытаясь понять, у пса хозяин или все же хозяйка? Стройное тело, длинные светлые волосы… Следующая череда снимков внесла ясность не только в половую принадлежность владельца пса, но и в предпочтения Кили. Хозяин пса, судя по комментариям, его звали Леголасом, закинул Кили руку на шею, и, притянув его к себе, целовал в щеку. У пары было много совместных фото, показывающих, что они состоят в отношениях более тесных, чем дружеские. У Фили не было предрассудков на этот счет: в его окружении было много открытых геев, с которыми он общался как по работе, так и вне ее. Сам он в Америке встречался с девушками, но серьезных отношений завести с ними не получалось. Они требовали к себе внимания, а когда Фили занимался написанием книги, он полностью уходил в работу, забывая обо всем, и для него это было абсолютно нормально. Девушки обижались, и в итоге расставания становились неизбежными, хотя он честно предупреждал в начале, что творчество для него будет на первом месте. Он считал, что одиночество будет лучше неудачного брака, убедившись в этом на примере своих родителей. Иногда, глядя на знакомых и незнакомых мужчин, Фили ловил себя на мысли, что они тоже привлекают его, и с некоторыми из них он мог бы познакомиться поближе. Даже не с целью каких-то интимных отношений, а просто, ради общения. В большинстве своем они цепляли его именно с эстетической стороны: будь то внешность или манера говорить. Находиться в обществе с таким человеком ему само по себе доставляло удовольствие, а если бы все зашло дальше… что ж, он был бы не против. Судя по снимкам, Кили жил полноценной жизнью обычного подростка, и в более зрелом возрасте так же оставался весьма незаурядной, яркой личностью. Глядя на него и не скажешь, что у парня могли быть проблемы в семье или со здоровьем. Фили выругался про себя, а что он ожидал увидеть? Забитое создание с призывами для сбора средств жертвам домашнего насилия?.. Зная всю подноготную, у него сложились некоторые представления о том, как после пережитого мог выглядеть его друг, и эти жизнерадостные снимки сейчас рвали шаблон, и не вписывались в составленную его мозгом картину. Он вспомнил, что за ужином отец сказал о том, что Кили нельзя выходить из дома без сопровождающего, однако фотографии различных тусовок ставили под сомнение этот печальный факт. Тут Фили видел 2 объяснения: либо опекун становился участником вечеринки, либо… здоровье Кили ухудшилось уже много позже. Больше не найдя на заброшенной странице ничего стоящего внимания, Фили перешел на действующую. Доступ к профилю был ограничен: Кили никто кроме друзей не мог писать сообщения, фотографии и личная информация были скрыты, даже подписка на его обновления и добавление «в друзья» были неактивны. Зато, на этой странице был аватар, и вместо имени Кили называл себя странным ником - Смауг. На фото было видно только лицо, и здесь уже Кили было больше 20, скорее всего, именно так он выглядел прямо сейчас. Длинные, неубранные волосы, ниспадающая на лоб челка, отросшая щетина… Темные глаза задумчиво смотрели в объектив, из-за падения света, казалось, что у них нет зрачков, и само лицо, будто неживое, кукольное. Была в этом фото какая-то своя, мрачная, завораживающая красота. По сравнению со снимками с предыдущей страницы, где все пестрило позитивом и радостными лицами, Кили казался каким-то потусторонним, чужим на этом празднике жизни. «А может, просто повзрослел», мелькнуло в голове у Фили, хотя он подозревал, что такие ограничения к профилю у парня, который в прошлом был душой компании, вовсе не связаны с возрастом. А что, если Кили будет не рад встрече? Фили жадно всматривался в его лицо на снимке, понимая, что за годы, проведенные вдалеке друг от друга, они стали совсем чужими, и от тех детей, которыми они были в прошлом, сейчас мало что осталось. Ожидания и реальность порой могут сыграть злую шутку, и Фили хорошо об этом знал. Как-то по телевизору шла прямая трансляция визита английской королевы в Швецию, и Кили очень ждал эту передачу. Ему хотелось увидеть настоящую королеву, которая приехала издалека: в короне, длинном платье, красной накидке с белым подбоем, со всеми атрибутами, чтобы при взгляде на нее было понятно – вот она! Королева! Когда началась трансляция, Кили едва не прилип носом к экрану телевизора. Наконец, показали самолет, из которого вышла королева Елизавета, в простом женском костюме – пиджаке и юбке, а на голове вместо короны была шляпа. - И это королева?! – возмущенно выпалил Кили. – Она выглядит как обыкновенная тетка! Фили видел, как в тот день Кили выбросил свою книжку со сказками. Справляться с разочарованиями он не умел. Из-за всех этих ограничений в настройках приватности Фили никак не мог дать о себе знать. Он в очередной раз открыл снимок, установленный в качестве аватара. На этой странице Кили был не очень-то популярен – у фото было меньше 10 «лайков». Без задней мысли Фили оставил свое «нравится», и выключил компьютер. О встрече он подумает завтра, а сейчас глаза закрывались от усталости, и голова туго соображала. Фили проснулся очень рано: мочевой пузырь был готов разорваться из-за объемов выпитой на ночь жидкости. Он сонно поплелся в туалет, по привычке избегая самых скрипучих половиц. Во всем доме было тихо, был слышен только храп отца, который так и заснул на диване в гостиной. Когда все желания были удовлетворены, он хотел лечь обратно, но заметил, что телефон, брошенный на столе, мигал от полученных уведомлений. Устроившись в постели, Фили широко зевая, и, щурясь от яркого света экрана, прощелкал ненужные записи: уведомления о погоде, приветствие оператора в роуминге, оповещение службы безопасности Фейсбука, что он зашел в аккаунт с ПК…в общем, ничего важного. Он перевернулся на бок, собираясь отложить мобильник до лучших времен, когда вновь выскочившее уведомление заставило его забыть о сне и широко распахнуть глаза. «Смауг подписался на ваши обновления» - гласило информационное оповещение от Фейсбука. Фили открыл приложение, и уже через минуту выскочило уведомление о новом сообщении. Кили сам написал ему. Прямо сейчас его потерянный друг детства находился онлайн, и был готов к диалогу. Фили перешел во вкладку с сообщениями. Смауг Привет. Это и правда, ты? Фили зажмурился, и перечитал строчки несколько раз. Черт, что он должен ответить?! Что ему очень жаль? Извиниться за свое отсутствие? Вести себя так, как ни в чем не бывало?.. Пока он размышлял, набирая, и стирая ответ, пришло следующее: Смауг Почему ты молчишь? Ты точно настоящий? Настоящий? Фили нахмурил брови. Что за странные вопросы такие? Смауг Что-то не так? Действительно, а что не так? Фили уже злился на себя: сам хотел встретиться, а когда это стало возможно, он сидит в ступоре, и не может связать двух слов. Смауг Ответь. Смауг Пожалуйста. Именно это «пожалуйста» заставило Фили включить, наконец, мозги, и застучать по клавишам. Фили Кили, все в порядке. Я просто недавно проснулся, и не мог понять, что к чему  Рад, что ты написал мне, очень хочу с тобой увидеться. Кили прочитал сообщения, но не отвечал. Может, он также удивлен, как и Фили? Время шло, а ответа все не было, и Фили уже думал, что своим предложением о встрече отпугнул друга, когда на него, как из пулемета посыпались новые сообщения: Смауг ФИЛИ! Смауг ФИЛИ! Смауг ФИЛИ! Кили отправлял его имя снова и снова, с такой скоростью, что от того, как сообщения меняли друг друга, зарябило в глазах. Смауг Ты не представляешь, как я рад! Смауг Я тоже хочу с тобою увидеться, как можно скорее! Где ты сейчас? Смауг Я соскучился! После этих слов у Фили отлегло от сердца. Он зря опасался, даже 20 лет спустя Кили по-прежнему оставался его другом. Тот продолжал слать радостные смайлы и картинки, телефон Фили не переставал жужжать, уведомляя все о новых и новых сообщениях. Фили Я сейчас у отца, в Кируне, до лета точно пробуду здесь. Смауг Я тоже! Смауг Я тоже в Кируне, у деда. Смауг Я могу встретиться с тобой в любое время, хоть прямо сейчас! Судя по сообщениям, Кили очень спешил с ответами, и Фили ощущал проступающее между строк волнение. В детстве он был непоседой, и с возрастом это никуда не делось. Фили улыбнулся нетерпению друга: Фили Погоди, сейчас еще и 5 утра нет, я пока не в лучшей форме для встречи  Я могу прийти к тебе после 12, хочешь? Смауг Хочу! Смауг Очень хочу! Смауг Приходи, я буду ждать. Кили отправил ему картинку с Хатико. Фили рассмеялся, чувство юмора у вновь обретенного друга было что надо. Фили Я приду, обещаю. Уже давно было засветло, когда Фили встретился с сонным и помятым отцом на кухне. - Я сегодня увижусь с Кили, - он собрал со стола вчерашние грязные тарелки и загрузил их в посудомоечную машину, - так что к обеду можешь не ждать. - Так тебя и до завтрашнего утра дожидаться не стоит, - усмехнулся отец. – Как из дома выйдешь, иди по бульвару Ростанд, в сторону ж/д станции. Потом повернешь налево, возле церкви. Сразу за поворотом будет дом Трайна, серый такой, с балконом, - Двалин жестами показывал повороты и объекты на пути. – Он один там такой, не перепутаешь. Фили поблагодарил отца за разъяснения, сунул в карман джинс мобильник, и уже на выходе задержался, глядя на прибитую в коридоре полку для ключей. Связка Двалина была внушительной: помимо ключей от дома в ней был массивный ключ от мастерской, много мелких ключиков, назначение которых Фили не знал. В довершение ко всему, среди ключей висела открывалка для бутылок. Фили взял свою связку – совсем маленькую: всего 2 ключа от входной двери и брелок – морской конек, купленный на какой-то ярмарке. Пластик со временем выцвел, но это было не главное. Фили покрутил его в руках и накрыл ладонью. - Он и правда светится, Фили! – восторженно щебетал Кили, сложив ладони «домиком». - Смотри! – Кили показал щель, где морской конек действительно светился тусклым, зеленоватым светом. Безделушка тогда очень понравилась Кили, и Фили даже хотел ее ему подарить, но почему-то не сделал этого. Он совершенно точно помнил, что собирался его отдать, но… Фили перевел взгляд на последнюю связку ключей. У матери их тоже было немного, но главным украшением там был сделанный из дерева брелок – Двалин сам вырезал его, и выжег имя жены – «Тамасина». Буквы были написаны тонкими линиями, аккуратно, и… с любовью. Эти ключи пролежали здесь 20 лет, в ожидании своей хозяйки, и Фили вдруг понял, что отец будет ждать ее всю жизнь. Как бы он не ворчал на свою бывшую жену, не считал ее увлечения чем-то бесполезным и несущественным, вопреки всему этому, своим убеждениям и самому здравому смыслу, он продолжал ее любить. Сердце болезненно сжалось от трагичности всей ситуации: ему было жаль отца, мать, страдавшую от непонимания в их браке, но любившей Двалина не меньше, чем он ее, в этом Фили был уверен. Он вышел на улицу, тут же натянув на голову капюшон и спрятав руки в карманы. После солнечной Флориды погода в Кируне однозначно не баловала: кругом лежал снег, мороз щипал лицо, а ветер пробирал до костей. Фили взял с собой минимум теплых вещей, но они не спасали его от холода. В ближайшее время ему придется купить, как сказал бы отец, «нормальную одежду, а не вот это вот все». Хорошо, что он еще не видел, что Фили в кроссовках приехал, точно поднял бы на смех. Фили подошел к церкви: она была совсем небольшая, каменные стены со временем растрескались, и уже были не белыми, как им полагалось, а грязно-серыми. Здание нуждалось в ремонте и реставрации, но местные власти не спешили ни с тем, ни с другим. Фили перестал ходить в церковь, когда вырос. В детстве он приходил сюда с родителями на день Святой Люсии, и иногда на рождество. Несмотря на праздники, визиты в церковь становились скучной обязанностью. Песнопения и молитвы были нудные и непонятные, и Фили всегда ждал возможности поскорее уйти. Кили же, напротив, слушал церковный хор затаив дыхание, хотя половину слов тоже не понимал, но искренне верил, что они имеют какую-то свою, особую силу. - Он и правда, защитит нас? – спросил Кили, когда они вместе с родителями вышли на улицу после рождественской службы. – От любой опасности? - Ну да, - кивнул Фили, вспоминая те немногие библейские сюжеты, которые он удосужился по настоянию матери, прочитать. – Бог всегда приходил на помощь в самую трудную минуту. - А что такое «Долина смертной тени»? Это как у нас, в Синих горах? Только страшнее? - Наверное, - пожал плечами Фили. Он не был уверен, что эта фраза, которую нараспев тянул церковный хор, имела хоть какое-то отношение к географии. - «Если я пойду долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что ты со мной», - повторил отрывок из молитвы Кили, взяв Фили за руку. Фили крепче сжал его маленькую ладонь. Сейчас его друг говорил вовсе не о боге, и в этот момент Фили остро ощутил свое с Кили единство, некую связь, природы которой он не понимал, но это было нечто более весомое и важное, чем просто дружба. Он опомнился, когда пальцы на ногах совсем замерзли и превратились в ледышки. Сколько он так простоял на одном месте?.. Фили огляделся и пошел прочь от церкви. Дом выглядел почти так, как его описывал отец: серый, с большим белоснежным балконом на втором этаже. Рядом – гараж, к которому вела дорожка из красной плитки, точно такая же, что и от тротуара к дому. Во дворе несколько голых деревьев, стол, совмещенный со скамейкой, мангал для барбекю. Фили медленно подходил к крыльцу, все больше замечая разные мелочи: шторы во всех окнах плотно задернуты, из почтового ящика торчали газеты и реклама – их давно уже не забирали. Будто никто в этом доме не жил. Он увидел, как из трубы поднимается тонкая струйка дыма – значит, внутри есть камин. Фили еще не успел подняться по ступенькам, когда дверь открылась, и из дома вышел невысокий человек в синем рабочем комбинезоне и кепке. В руках у него была сумка с инструментами, не иначе, сантехник, или электрик. - Спасибо, Бильбо, ты как всегда нас выручил, - поблагодарил его вышедший следом хозяин дома. – Не понимаю, что с этими замками не так? Недавно меняли, и опять сломался, - Траин в недоумении развел руками. - Видать, плохого качества были, - ответил Бильбо, застегнув сумку. – Сейчас я немецкие поставил, должны прослужить долго. Ну, если что, обращайтесь, - он протянул руку, и мужчины обменялись рукопожатием. Бильбо спустился по ступеням вниз, быстро поздоровался с Фили, на ходу перекинув ремень сумки через плечо. За те секунды, что Фили мог видеть его лицо, он понял 2 вещи: Бильбо был не на шутку встревожен, и спешил убраться как можно дальше. Траин смотрел ему вслед, задумчиво почесывая седую бороду, буравя спину уходящего гостя ледяным взглядом. У Фили сложилось впечатление, что там, за закрытыми дверями, что-то произошло. То, что, несмотря на дружелюбные проводы, оставило свой осадок, и теперь Траин и Бильбо варились в своих ощущениях «после»… - Ты друг Кили, да? – Траин обратился к нему, и теперь Фили видел перед собой обычного, приветливого старика. Пышная серебристая борода и усы не могли скрыть его улыбку, а полосатый халат и домашние тапочки делали его совсем уж безобидным, эдаким «добрым дедушкой», точно иллюстрацией к детской сказке. – Заходи, - он распахнул дверь шире, приглашая войти. – Мой внук все утро только о тебе и талдычит. Фили поздоровался, и прошел внутрь. Едва он переступил порог, как его сразу обдало теплом, нос уловил запахи древесины, кофе, и лекарств. - Кили! – позвал Трайн, остановившись возле лестницы, запрокинув голову вверх. – К тебе пришли! Ответа не последовало. Фили полез в карман за телефоном, чтобы напомнить другу о встрече, но Трайн опередил его: - Не переживай, он скоро спустится, - морщинистая рука похлопала его по плечу. – Можешь подождать здесь, - старик взглядом указал на гостиную, а сам медленно пошел по ступенькам вверх, и Фили видел, что подъем давался ему тяжело. Опираясь двумя руками о перила, шаг за шагом, Траин переносил свое тело вперед, делая паузу после каждой ступеньки. Гостиная была обставлена старомодно, но со вкусом. В углу стоял большой кожаный диван, на его матовом сиденье играли блики от потрескивающего камина. Огромный книжный шкаф, доверху набитый увесистыми фолиантами – в основном классикой и справочниками с энциклопедиями. На стенах, поверх обоев, имитирующих каменную кладку, висели фотографии, разнообразные грамоты и дипломы – самого Траина и его детей. Прямо над камином было прибито здоровенное чучело головы лося, с мощными ветвистыми рогами, едва не упирающимися в потолок. Фили подошел ближе, всматриваясь в глаза мертвого животного, борясь с искушением дотянуться до морды зверя, провести ладонью по шерсти… Он опустил взгляд на камин: там стояло несколько фотографий в винтажных, позолоченных рамках. На одном старом, черно-белом снимке двое мальчишек запускали воздушного змея: тот, что помладше держал веревку, второй, сложив ладони «козырьком», смотрел в небо, следя за полетом. Дети были в рубашках с коротким рукавом, судя по местности – цветам и низкиим кустарникам они играли либо на лугу, либо в парке. Фили был не очень уверен, что на снимке запечатлено лето в Швеции, но одно он знал наверняка: на снимке запечатлены сыновья Трайна, Фрерин и Торин. Фото в центре было сделано позднее, на цветную пленку. Братья стали старше, Торину на снимке точно больше 20. Загорелый, широкоплечий, он стоял на золотистом пляже, закинув брату руку на плечо. Они смеялись, смотря в камеру, за их спинами плескалось море, над головами голубое небо… Оба недавно вылезли из воды – мокрые волосы обрамляли счастливые лица – похоже, длина волос это их семейная традиция. Конечно, в то время камеры не обладали такой возможностью передачи изображения, как сейчас, но этот снимок вышел весьма удачным. Фили видел россыпь капель воды на телах мужчин, то, как напрягались и перекатывались мышцы под кожей во время смеха, он словно ощущал себя рядом с ними, будто был частью этой фотографии. Горячий воздух, запах моря, теплый песок под ногами, прилипшие к телу плавки… Фото было настолько живым, передающим эмоции, что Фили долго не мог отвести от него взгляд, ему слышался шум волн и крики чаек, беззаботный смех этих двоих, которые еще не знают, что их совместное лето больше не повторится. Следующая и последняя из стоящих на камине рамок принадлежала портретному фото – там во весь рост был запечатлен Фрерин. В деловом костюме и галстуке, блестящих лакированных туфлях. Пронзительные голубые глаза смотрели прямо на фотографа, волосы стали короче, чем в юности, аккуратно зачесаны назад. «Мужественность и элегантность», эти слова пришли Фили в голову, когда он взглянул на снимок. Фото больше подходило к обложке журналов про преуспевающих бизнесменов и банкиров: уверенность, успешность и прочие слоганы финансового благополучия вертелись на языке, глядя на этого человека. Только приколотая к пиджаку бутоньерка говорила о том, что снимок был сделан во время какого-то торжества, скорее всего, на его собственной свадьбе. К рамке был прислонен маленький полароидный снимок. На глянцевом квадрате едва умещался сам Фрерин, машущий рукой прямо в камеру, по видимости, подзывая фотографа встать рядом с ним, рядом Дис, в ярко-голубом пальто. Она держит в руках завернутый в клетчатое одеяло сверток. На улице идет дождь, Фили видит позади них мокрые дома, лужи, в которых отражается подсветка зданий, люди с разноцветными зонтами спешат куда-то… Не трудно догадаться, что сверток, который женщина бережно прижимает к себе – это новорожденный Кили. Фили обвел взглядом снимки еще раз: все они собраны и расставлены Траином в таком порядке, чтобы показать линию жизни своего сына, которая так трагически оборвалась. Утихает ли боль со временем? Фили не мог представить, что чувствовал Траин, ежедневно глядя на этот алтарь. Ему стало не по себе, от того что он только что прикоснулся к чужому горю, как непрошеный гость, приподнял завесу прошлого. Фили отступил от камина, и снова уставился на голову лося. Зачем она здесь? Других подобных трофеев в комнате не было, даже бутафорского ружья, висящего на стене. Охота в этих местах была запрещена, тем более на оленей и других представителей рогатой популяции. Недалеко от города находилась местная саамская община, которую поддерживали активисты-экологи. Чучело смотрело на него своими лаковыми, черными глазами, и Фили видел в них собственное отражение. Он не сдержался и протянул руку к шее животного, кончиками пальцев коснулся шерсти. Неожиданно мех под ладонью заиграл, ворсинки защекотали кожу, будто лось ожил и задышал. Фили в недоумении уставился на морду зверя, в мертвых глазах он видел озадаченного себя, а прямо у него за спиной мелькнуло… он так и не понял что именно: это было что-то быстрое и темное. Стоило ему отшатнуться, как на него стремительно налетели сзади и навалились на спину. - Фили! – громко, что аж в ушах зазвенело. Фили охнул от неожиданности, а смуглые руки обхватили шею так крепко, что стало невозможно вдохнуть. – Как же я рад тебя видеть! – приветствие вышло точно таким же, как в детстве, правда Кили не рассчитал собственную массу: ему уже не 6 лет, и Фили согнуло пополам под его тяжестью. Сила гравитации тоже намеривалась взять свое: еще чуть-чуть и оба окажутся на полу. - Я тоже, - натужно просипел Фили, опасно пошатнувшись, и Кили, наконец, отпустил его. Фили вдохнул полной грудью, и повернулся лицом к другу. Кили был выше него на полголовы, пожалуй, рост, это единственное, что не могло передать фото на странице Фейсбука. В остальном он выглядел также, как на снимке: темные, растрепанные волосы, загорелый, небритый. Одетый в серую толстовку и джинсы, он стоял босиком на дощатом полу и широко улыбался, совершенно не стесняясь того, что в самом центре верхний передний зуб был наполовину сколот, являя миру черную дыру в безупречно ровном ряде жемчужных зубов. Ни рост, ни другие признаки взросления не мешали Фили видеть перед собой того самого мальчишку, с которым он попрощался 20 лет назад. Сердце захлестнула волна нежности и радостного предвкушения, и вот уже Кили стиснут в стальных объятьях, Фили чувствует, как в ответ его обнимают с не меньшей силой, а сам он пятками едва касается пола – Кили удалось его приподнять. От него пахнет сигаретами и одеколоном, а еще едва уловимый запах чего-то сладкого, такого знакомого, из детства. Фили глубоко вдохнул… ну конечно, фруктовая жвачка! Та самая, из которой надутые пузыри получались огромными, а когда они лопались, то все лицо было перемазано розовой резинкой. - Кили, черт побери, - пробормотал Фили отстранившись. – Через столько лет…Не могу поверить, - выдохнул он, ощупав плечи и руки друга, понимая, как нелепо он при этом выглядит, но уже ничего не мог с собой поделать. Ему нужно было убедиться, что это не сон. - Я тоже, - Кили со счастливой улыбкой на лице проделывал тоже самое: протянул ладонь, чтобы дотронуться до волос друга, но резко отдернул руку. – Пойдем отсюда, - он потянул Фили за рукав. – У меня от этой твари мурашки по коже, - он кивнул на голову лося. Комната Кили находилась на втором этаже. Большая, просторная, и, что бросилось Фили в глаза – нежилая. То есть, Кили, конечно, ей пользовался: примятая постель и пустая кружка на краю стола, футболка небрежно висящая на спинке кресла, все говорило о том, что Кили здесь обитал, но не жил. В комнате не было ни одной личной вещи, которая могла рассказать что-нибудь о характере владельца, обстановка больше напоминала номер в гостинице, а стоящий в углу комнаты небольшой сейф только усиливал это впечатление. Возле кровати валялся рюкзак, рядом со шкафом - неразобранная сумка с вещами. - Как же я рад, что ты тоже здесь, - Кили с размаху плюхнулся на кровать, рядом с Фили, сложив ноги по-турецки. – Тут жуткая скучища, а с дедом лишний раз из дома не выйдешь, сам понимаешь…- Кили закатил глаза - Романтика маленьких городов, - усмехнулся Фили, усаживаясь точно так же, как Кили. – Ты лучше расскажи, чем ты занимался до того, как сюда приехал? - А ты чем? – Кили подпер подбородок ладонью, приготовившись внимательно слушать. - Эй, я первый спросил! – притворно возмутился Фили. - Первый спросил - первый отвечай, - лукаво улыбнулся Кили. Фили, который уже давно не участвовал в словесных баталиях в стиле « - Ты! – Нет, ты!», поднял ладони вверх в знак безоговорочной капитуляции. Кили был восторженным слушателем, впитывал информацию как губка, искренне интересовался происходившими в жизни Фили событиями, задавал вопросы. Когда он узнал, что тот ходил на пересдачу высшей математики 5 раз, Фили в глазах Кили приобрел ореол великомученика и бесконечное уважение его выдержке. - Так это ты ее написал?! – воскликнул Кили, когда собеседник, наконец, признался, что это он автор «Карающей длани». – Блин! Это моя самая любимая книга! – он заметался по комнате, схватил рюкзак, и стал вытряхивать из него все содержимое. – Я ее даже с собой взять не успел, - сетовал он, не найдя книгу в рюкзаке, он принялся рыться в сумке. – Как жалко! У меня были рисунки, и… Кили вдруг завис, поток словоизлияния прекратился. Он сидел на коленях рядом с разворошенной сумкой, оставив поиски, и смотрел в пространство совершенно пустыми глазами. - Кили, - Фили нахмурился, подошел к другу, потормошил его за плечо. – Что случилось? Кили просидел так еще минуту, вскоре на лице появилось осознанное выражение, он растерянно огляделся по сторонам: - Чего я хотел?.. – вопрос даже не к Фили, а к самому себе. - Кили, ты искал книгу, - подсказал Фили. - Книгу? – Кили задумчиво осмотрелся, похлопал себя по карманам, выпрямился, и из пришитого на животе кармана толстовки вытащил маленький блокнот на пружинке, и принялся его листать. Фили встал рядом, понимая, что вот то, о чем ему говорил отец. Внезапный провал в памяти выглядел не таким страшным, как описывал его Двалин, Фили даже не успел до конца понять, что случилось, когда Кили «отпустило», и он, как ни в чем не бывало, продолжил: - Да, точно, книга! Я ее несколько раз перечитывал, мне больше всего понравился момент в литейных, и на болоте, когда Астрид его переходила, - Кили спрятал блокнот обратно в карман. – У меня есть несколько рисунков, но они не здесь, - он раздосадовано пнул сумку. – Все в Стокгольме осталось: и книга, и ноут, и планшет… - Не переживай ты так, - Фили сел на полу, и привалился спиной к кровати. – Я рад, что тебе понравилось то, что я написал… - Но я хотел тебе показать! – расстроено протянул Кили. – И чтобы ты оставил автограф, - он со стоном завалился на кровать, качнувшись на пружинах. – Там, дома, осталось столько нужных вещей, а мне даже некого попросить их забрать, - остаток фразы он пробубнил в матрас. Фили хотел спросить «Почему?», но вовремя прикусил язык. - Ладно, теперь моя очередь, - Кили сел в постели, обняв подушку, и принялся рассказывать о себе. Прошлое Кили мало чем отличалось от его собственного: закончив школу, он поступил на худграф, и, по полной вкушая все прелести студенческой жизни, долетел до выпуска, по окончании университета став художником–иллюстратором. - Я в основном рисовал для самиздата, за что-то крупное почти и не брался, - он задумался. – Ну если не считать учебника по биологии: тогда весь последний курс подрядили рисовать пестики и тычинки для какой-то научной выставки… Не смейся, это было ужасно! А потом у меня случилась несчастная любовь, и дядя направил меня, так сказать, на «пленэр» в Германию, поправлять здоровье… Фили был уверен, что «несчастной любовью» был тот самый «юноша бледный со взором горящим», которого он видел в старом профиле на странице Фейсбука. После разрыва этих отношений Кили закрылся ото всех. - После Германии мне хотелось уехать куда-нибудь еще, я, кстати, даже думал об Америке, но у дяди на работе произошли неприятности, - Кили совсем приуныл, - и теперь я здесь, и даже в столицу выбраться не могу. - Почему ты не можешь поехать? – не понял Фили. – Тебе что, запрещают? - Да никто мне не запрещает, - возмутился Кили. – Просто, один я не доеду, ты и сам видел, что со мной творится. А с дедом тоже, лишний раз ездить – у него сердце может не выдержать. Ему самому уход нужен, сиделка, вон, каждый день приходит. А тут еще я… Кили замолчал, закусив костяшку указательного пальца, и задумался о чем-то своем. Он был заложником собственного тела и обстоятельств, и Фили стало за него очень обидно. Разве, о таком они мечтали в детстве?.. - Хочешь, я поеду с тобой? – предложил Фили. – Мне не трудно. Кили вытащил палец изо рта так резко, что задел чувствительное место в сломанном зубе, но болезненная гримаса тут же сменилась ледяным взглядом и не менее холодным тоном: - Вот только не надо меня жалеть, – он откинулся на спину, и отшвырнул от себя подушку. - Господи, ну почему всякий, кому становится хоть что-то известно о моем прошлом, считает нужным отсыпать мне порцию своей жалости?.. – Кили возвел глаза к потолку. - Потому, что это не может не вызывать сочувствия? – Фили не собирался оправдываться за свой жест, но отчетливо ощущал сколько у его друга накопилось этого гневливого отчаянья, заботами таких же «сочувствующих». – Кили, ты мой друг, и я предложил тебе помощь уж точно не из жалости. Молчание. Фили не нравилась эта неуютная тишина, ему еще столько всего хотелось у Кили спросить, а они уже почти поссорились. - Ты точно можешь поехать? – вкрадчиво подал голос Кили, осторожно, будто забросил удочку. – Ближайшие рейсы отменили из-за непогоды, - он сел на край кровати, свесив ноги по бокам от Фили, смотря в телефоне расписание рейсов в Стокгольм. - Точно, - Фили задрал голову вверх, глядя как Кили, хмуря брови, ковырялся в телефоне, - иначе б не предлагал. - Ближайшие 3 дня вылетов не будет, - Кили недовольно поджал губы. – Остается только на поезде. -Мальмбанан? – пришла очередь Фили наморщить лоб. – Отсюда до столицы сутки ехать, не меньше,- он, конечно, не неженка, но на самолете в Стокгольм можно добраться за 1,5 часа а не тратить весь день на дорогу. Если есть выбор, то Фили предпочел бы поездку с большим комфортом. - Не сутки, а 17 часов, - возразил Кили, показав на экране мобильного расписание поездов. – Смотри, завтра выезжаем отсюда в 9 вечера, и уже к обеду будем в Стокгольме. Фили задумчиво смотрел то на экран, то на Кили. В принципе, не так уж и долго, если учесть, что большую часть пути они будут спать… - Фили, пожалуйста! – Кили не выдержал сомнений друга, в голосе появились умоляющие нотки. – Обратно мы полетим, обещаю! - Хорошо, давай на поезде, - Фили дал себя уговорить, и Кили радостно взвизгнул. – Чур, я сплю на нижней полке… - У нас будет бизнес-класс, - волосы Кили щекотали Фили щеки, он наклонился к его лицу. – Спасибо-спасибо-спасибо! – Кили пытался его обнять, но они слишком неудобно сидели, поэтому он запрокинул голову Фили вверх, и поцеловал его в переносицу, а потом в кончик носа. Фили смутился от такой близости: ему вдруг стало жарко, уши горели, на носу влажный след от поцелуя. Кили, похоже, не заметил всех этих метаморфоз: он занят покупкой билетов: глаза блестят, пальцы яростно жмут кнопки, он все время подгоняет интернет «давай-давай, грузись скорее!» Весь этот бешеный энтузиазм вызывал у Фили двойственные чувства: он радовался за друга, и в тоже время понимал, что Кили был готов хоть пешком идти, лишь бы подальше отсюда. Лишь бы вырваться из этой тюрьмы, обставленной как гостиничный номер. Они просидели так до позднего вечера. Кили много говорил: о том, что он любит, и что не любит, какие фильмы и музыку предпочитает, вспоминал смешные случаи из их детства… Фили чувствовал, что он не хотел его отпускать. Кили нарочно затягивал разговор, задавал все новые и новые вопросы…И, при других обстоятельствах Фили рад был остаться, но ему и правда нужно было домой. Не потому, что он устал от общества Кили, а потому, что все впечатления от сегодняшнего дня просто не умещались в голове, и их нужно было перенести куда-то еще. Фили чувствовал, будто внутри него толстая пружина закручивалась в тугую спираль из образов, эмоций, воспоминаний, и с каждым новым витком ему все сильнее хотелось сделать то, ради чего он сюда приехал. Сесть и начать писать. - Встретимся с тобой завтра здесь, - Кили провожал его в дверях, пока Фили застегивал куртку. – Зайди за мной в 8, вместе отправимся на вокзал. -Хорошо, - Фили кивнул. Кили снова достал свой блокнот из кармана и что-то записал. – Что ты там пишешь? – он покосился на блокнот, стараясь разглядеть в скупом свете прихожей, что там. - Список дел, - пожал плечами Кили, убирая свои заметки на место. – Чтобы не забыть ничего. В телефон ненадежно, - опередил он возможные советы, - он разрядиться может. Фили согласился, что так делать вполне разумно, и не стал с ним спорить. Когда он вышел на улицу, было уже темно, но звезд не видно. Небо застилали облака, скоро будет метель. Ветер ледяными лапами забирался Фили под одежду, неприспособленную для таких погодных условий. Все внутренности заходились от холода, тонкая куртка совсем не грела. Пока Фили шел к дому, он клятвенно обещал себе завтра же купить теплые ботинки и пуховик. Отец сидел перед телевизором и смотрел хоккей, яростно комментируя неудачные подачи, и откуда у игроков ноги растут. - Опять продули, - Двалин недовольно переключил канал после очередного гола. – Я уж думал, ты только завтра объявишься, - обратился он к посиневшему от холода сыну. – О… Отец, наконец, обратил внимание, во что он одет. Фили не знал, чего ждать: выражение лица у него было таким, что и не поймешь сразу – то ли он его убьет, то ли рассмеётся. - Ты там задницу себе не отморозил? – поинтересовался он, глядя на Фили сверху-вниз. - Па… - Фили даже ничего не успел сказать в свое оправдание, когда взгляд Двалина остановился на кроссовках. Отец громко хлопнул себя по лбу ладонью, откинулся на спинку дивана и от души расхохотался. - Фили, ты думал, что у нас тут как на курорте? – он утирал выступившие на глазах слезы. – Додумался тоже, на север в кроссовках приехать! – Двалин поднялся, и отправился на кухню. – Чтоб завтра я этого не видел, - уже серьезно закончил он. Отец заварил ему чай. Проворчал «Вот дитя непутевое!», добавил в чашку ложку коньяка. Фили согрелся, рассказал ему про встречу, и что он завтра с Кили собирался ехать в Стокгольм. - Вот вам дома не сидится, - Двалин покачал головой. – Не успел приехать, и уже мотаешься туда-сюда. - Па, ну мы ж не насовсем, - возразил Фили. – Пара дней, и вернемся. - Долго ехать туда? – Двалин включил лэптоп. – Погода портится, на завтра штормовое предупреждение передали. Лучше бы подождали, и на самолете, чем так, по железке тащиться. - 17 часов, - Фили отставил в сторону пустую чашку. – Ночью выезжаем, к обеду приезжаем. - А, это быстро еще, - отец удивленно вскинул брови. – Я помню, мы с твоей матерью ехали: двое суток почти! Аэропорт тогда еще не открыли, и поезд до Лулео еле полз, - отец принялся набивать табаком трубку. – Еще там стояли час где-то, электровозы с рудокопами пропускали. - Ну, доехали же, - улыбнулся Фили. Эту историю он слышал уже не один раз: мать уговорила отца поехать в столицу на какую-то выставку. К тому моменту они уже ждали появления Фили на свет, по прогнозам врачей он должен был родиться в начале следующего месяца. Естественно, до положенного срока Фили не досидел, и прямо в дороге у Тамасины начались схватки. - Доехали, - хмыкнул отец, закурив. – Бедный проводник в обморок хлопнулся, когда я ему сказал, что у меня жена рожает. Хорошо, что до города чуть-чуть оставалось, ее прямо с вокзала в роддом отправили, - он выдохнул вверх облако ароматного дыма. – Обратно также ехали. Ты попутчикам концерты устраивал, вопил на весь вагон. Тебе смешно, а я думал, нас высадят, - Двалин потряс в воздухе трубкой. Отец продолжал рассказывать байки, и в любой другой день Фили бы с радостью их выслушал, но сейчас ему не терпелось начать . Под предлогом того, что ему нужно собрать вещи для завтрашней поездки, ему удалось улизнуть к себе. Ноутбук с тихим гудением включился, стоило запустить браузер, как тут же вывалилась пачка сообщений от Кили. Тот прислал ему электронный билет и кучу напоминаний, чтобы Фили не проспал/не забыл/не потерял. Тот успокоил его, что все остается в силе, и ему не о чем волноваться. Фили был уверен, что Кили уже отсчитывает минуты до того момента когда они сядут в поезд. Пожелав другу спокойной ночи, он закрыл диалоговое окно, и открыл Microsoft Word. Несколько секунд он смотрел на мигающий курсор. В голове проносились увиденные сегодня люди и предметы: отец, ключи, церковь, фотографии, Кили… Фили дотронулся до носа. Кожа еще помнила эти прикосновения: мимолетные, сделанные в порыве эмоций, но именно тот пустяковый поцелуй стал последним витком, на котором спираль вдохновения распрямилась и зашла на новый круг. Долгожданный поток из диалогов, ощущений, образов, захлестнул Фили и он быстро застучал по клавишам. Вернулась знакомая легкость, с которой он писал «Карающую длань», и в этой захватывающей эйфории перед внутренним взором наконец-то раскинулся мир, в котором живут его, только что созданные герои. Алая кромка рассвета застала его, когда он дописывал первую главу. Жжение в глазах из-за долгой непрерывной работы перед монитором становилось все ощутимей, и Фили решил дать себе перерыв. Набросав короткий план из идей, чтобы ничего не забылось по пробуждении, он рухнул спать прямо на неразобранную постель. Ему снилась голова лося, того самого, из дома Траина. Она преследовала его вместе с Кили: с мутными глазами, кровавой пеной на морде, щелкала зубами, а Фили и Кили убегали и прятались, но она все равно их находила. Они вместе затаились за какой-то дверью, пока рогатая тварь летала по комнате и искала их. Вскоре в комнату вошел Траин, с блюдцем в руках, и стал подзывать ее к себе: - Тега-тега-тега! – старик тряс блюдцем в воздухе. -Нет, деда, не надо! – Кили протестующе махал руками, и делал все возможные знаки, чтобы тот остановился. – Это не настоящий лось, уходи, он тебя убьет! Так и случилось. Мерзкая тварь проткнула Траина своими рогами, блюдце со звоном разбилось, а вскоре раздалось чавканье и хруст ломаемых костей. Фили застыл в ужасе, а Кили заплакал. Из-за этого кошмара Фили подскочил в кровати в холодном поту. Он проспал всего 4 часа, еще даже не наступил обед. В изнеможении откинулся назад на подушку, но спать ему не хотелось. Хотелось понять. Бежит ли Кили от скуки или от чего-то еще?