Что такое звёзды? Если спросят вас — Отвечайте смело: Раскалённый газ. И ещё добавьте, Что притом всегда Ядерный реактор — Каждая звезда!
«Вот блядь», — мысленно матерится Мирон, выруливая ранним утром к бассейну. И что вот ему приспичило поплавать в такую рань? Спал бы, да спал! И ведь всё же так хорошо начиналось: Жека подобрала ему отличный, не особо раскрученный среди соотечественников, аутентичный, хоть и дорогой, но очень кайфовый отель, расположенный аж на отдельном острове! Просматривая описания и отзывы англоязычных постояльцев, Мирон с затаенной радостью предполагал, что вероятность встретить здесь собственных фанатов, приятелей или просто знакомых — активно стремилась к нулю. Собирая чемодан он ликовал: наконец-то его внутренний интроверт сможет выдохнуть спокойно и насладиться отсутствием всеобщего внимания. В творчестве тоже всё шло как нельзя лучше: он писал, активно и много, снимался для промо и турового дневника, чувствовал себя малость заебанным, но по эмоциям — на тотальном подъеме. Их с братом «Семейный альбом» благосклонно приняли и в индустрии, и среди его хардкорных болельщиков. Многие по заслугам оценили и саму работу и то, как легко Мирон Фёдоров вышел за рамки привычного творчества, отодвинув репера Оксимирона, как доверился внутреннему порыву опробовать что-то новое. Фанатам зашло прям на одиннадцать из десяти! Были там, конечно, отдельные недовольные личности, но да и хрен с ними. Прослушивания уверенно поднимали работу на верхние строчки в тунце и спотифае, заставляя неискушенного в таких делах Славку радоваться успеху, словно ребенок. Даже собственный отец в очередном разговоре скупо заметил, что последний Миронов эксперимент оказался гораздо более интересным, нежели всё предыдущее творчество. Бесстрастно поблагодарив за сомнительные комплименты Мирон, тем не менее, ещё долго грелся в отзвуках этой холодной недопохвалы. На волне всего этого благолепия Мирон расслабился. Поддался уговорам Наташи, заскучавшей среди концертного быта и наёмного персонала без модных показов и шумных вечеринок, да согласился взять тайм-аут, свалив греть филей к океану. От ставшего привычным сумасшедшего ритма своей жизни на совсем отказываться он не планировал, просто конкретно сейчас хотел чуть прикрутить интенсивность. Немного передохнуть, провести праздники подальше от посторонних, навязчивых людей, валяясь на солнышке, поедая морепродукты и занимаясь сексом с приятной, не обременённой особыми запросами спутницей. Просто неделя между окончанием семейного празднования Хануки, в честь которой он-таки долетел до родителей и началом новой, заключительной части мирового тура. У него не было претензий ни к первому, ни ко второму. Мирону действительно нравилась его медийная активность, гастроли, съемки, постоянный драйв и наконец-то начавшее налаживаться общение с семьей. Никаких но. Усталость будет потом, сейчас он настроен ебашить и ничто не должно этому помешать. Он даже с Ташей помирился, чтобы никто не выносил мозг на дальних расстояниях. План был надежнее, чем швейцарские часы… И вот. На шезлонге, аккурат прямо рядышком с тем, что он ещё вчера вечером себе приметил, блаженно зажмурившись, облачённый в короткие купальные шорты, валяется ни кто иной, как Слава Гнойный. Fuck! Мирон надеется сначала, — просто показалось. Да, может ему ещё повезет, и это на самом деле совсем незнакомый парень, ну, просто очень похож! Типаж там, ноги эти длинные, башка лохматая, скуластая лисья мордаха, губы, узкие, скрывающие за собой пиздливый горячий рот… В конце же концов, не может такого быть, чтоб из восьми миллиардов людей так сногсшибательно «подфартило» именно Фёдорову! Он прикрывает глаза, почему-то страстно испытывая единомоментное желание помолиться хоть кому, лишь бы только пронесло. Но вселенная на связь ожидаемо не выходит. От Господа он давно и основательно открестился своим агностизмом, а слезами горю не поможешь. «Это не он. Это не он. Это не он», — трижды бормочет Фёдоров. Аутотренинг работает крайне херово, потому что проблема есть и вот она — туточки, прямо перед носом. Небезызвестная чуйка даже и не мигает тревожным светом, просто дурниной орёт, — «ваше дело труба, Новосельцев». Внутренне, конечно, Окси почти готов к неловкому приветствию, да и стоять как идиоту на полпути долго не получится. Почти, но как-то не целиком. Поэтому, сделав непроницаемое табло, он мгновенно принимает решание сменить траекторию своего маршрута, направляясь в противоположную, изначально выбранной, строну. Плюхает свое полотенце на первый попавшийся шезлонг, снимает и бросает туда же майку, направляется к бортику и уже у кромки воды оставляет вьетнамки. Не мешкая, сразу ныряет, думая, что может быть и пронесёт… Стараясь максимально быстро скрыться из зоны видимости Фёдоров, периодически выныривая, делает круг по бассейну. Он выплывает в самом дальнем углу огромной, стилизованной под лагуну чаши искусственного водоёма, подгребает к затейливо оформленному дизайнерами гроту. Прозрачная, голубоватая вода, романтично журчит по перекатам рукотворного водопада, надёжно прикрывая место нахождения Фёдорова от любопытных глаз. Нащупав ногами дно, он замирает, оборачивается. С занятой наблюдательной позиции Мирон может хорошо видеть, как к Славе подходит стройная, темноволосая, молодая женщина, в зелёном, смахивающем на кимоно, то ли платье, то ли халате. Склонившись, она снимает с него солнечные очки, мягко треплет по плечу, целует в нос, что-то говорит на ухо. «Жена, наверное», — думает Мирон силясь вспомнить как же зовут эту деву. Кажется, Саша? Или что там пел Славик в своём душещипательном треке про солнце? Кого он там всё ждёт? Задумавшись, он упускает момент, когда Гнойный, а это именно он, с новым стопроцентным зрением Мирону отсюда отлично видно, — встает со своего лежака и, ведомый спутницей, устремляется прочь от края бассейна. Окси вновь выглядывает из-за журчащей водной стены пару минут спустя после того, как семейства Машновых уже и след простыл. «Ну и хорошо», — думает Мирон, — «так даже лучше». Фёдоров плывет обратно и в процессе решает положиться на провидение. Он всегда был везучим парнем, вот почему бы и сейчас, в течение всего пяти коротких дней, оставшихся им с подругой для отдыха, удаче не улыбнуться ему? Отель действительно огромный, остров и того больше, многие постояльцы, как и он сам, живут в отдельно стоящих на берегу океана бунгало. Возможностей не увидеть снова Славу — масса. Всего и делов-то, сидеть в своем олинклюзеве с круглосуточным обслуживанием, гулять по берегу, может смотаться на пару экскурсий, и не ходить сюда: ни к зданию с номерами, ни к бару ни к бассейну. Вполне выполнимая задача. Мирон примиряется со своим гениальным решением, выдыхает, выходит из воды. На самом деле он совершенно не боится встретиться лицом к лицу со своим прошлым. Просто. Ну. Глупо всё как-то вышло… Воспоминания, обрывочные и неясные, услужливо всплывают в памяти. Горячая кожа под руками, жаркий влажный рот, юркий язык. Слава берёт глубоко, сосёт не умело, но старательно. Он глотает без просьб, даже не поморщившись, а потом лижет, делая стыдно и сладко, трахает дырку языком, растягивает долго и со вкусом. Внутрь продвигается осторожно, внимательно наблюдает за реакцией, заглядывает в глаза. Зато освоившись и дав им обоим привыкнуть, ебёт бешено, с остервенением, так, что Мирон кончает под ним с криком, и заполошно дыша, прижимает полностью навалившегося сверху Славу к себе. Можно, конечно, теперь сказать, мол, они были обдолбаны и плохо соображали, что делали. Спешно, грубо, бездумно. А можно и не пиздеть, оба хотели и обоим понравилось. И Мирон был не прочь повторить. Но вносить подобные предложения с трезвых глаз, честно говоря, зассал, что Славка поднимет его на смех и решил пойти по пути наименьшего сопротивления. Ладно. Что было, то было. Слава и значения особо не придал, наверное. Закрепил свой «Аргентина-Ямайка» статус и успокоился. По крайней мере ни разу за прошедшие годы Гнойный не позволил себе напомнить о ночи, проведённой вместе. Может обиделся, что из чужой, ободранной, пропахшей куревом и дешевым цитрусовым освежителем хаты, Мирон, кое-как вытащив себя из тёплых объятий, ушел раньше, чем проснулся её хозяин. Или решил принять пикантное приключение как расплату за плохую подготовку к баттлу и не претендовать ни на что большее? А Мирон уходя подумал, что если Слава позвонит, напишет, хоть голубя пришлет, он не станет ломаться… Впрочем, сейчас-то уже и не важно. Время утреннее, ещё достаточно раннее и народу в баре, раскинувшемся около бассейна, не много. Фёдоров делает круг, выныривает, неспешно обсыхает, развалившись на лежаке и залипая в телефоне добрых пятнадцать минут. Почувствовав, что солнышко начинает серьёзно припекать, он идет к барной стойке, где берет смузи, к которым его приучила любящая фруктовые миксы Женечка, неспешно пьет, наслаждаясь вкусом. Отпуск — прекрасное время, хоть он и не может сказать, что в полной мере устал, но постоянные перелеты и смена мест, как выясняется, могут быть несколько утомительны и для человека, всегда мечтавшего объездить весь мир. Мирон думает о странах, где уже был, вспоминает почему-то Португалию, Мексику и Китай. Он не успевает обдумать, почему же именно эти путешествия всплыли в памяти именно сейчас, как телефон тренькает сообщением с требовательным: «Мирош, а ты где?». Пожав плечами Окси бормочет: «там где нас нет», и напевая собственный трек, направляется восвояси. Продвигаясь по ухоженной, тщательно подметённой дорожке, ведущей к их домику, он впервые задумывается чувствует ли себя действительно счастливым или вне творчества всё ещё ищет своё прекрасное далеко? И если да, то туда ли вообще идёт?— ••• —
Сегодня они ездили кататься на яхте и жену, кажется, немного укачало. По крайней мере выглядела она действительно зеленоватой и едва переставляла ноги, пока они добирались до практикующего в отеле эскулапа. Даже успела пожаловаться на головокружение и сонливость. Слава мог бы заподозрить беременность, но Саша неоднократно говорила, что думать о детях ей ещё рано, а поэтому сама рьяно и тщательно следила за соблюдением своих прав и свобод. Даже захотела самостоятельно обеспокоиться процессом и лично принимала таблетки, позволяя мужу самому решать, нужна ли ещё и барьерная контрацепция. Демократия, хули. — Давай я останусь с тобой, вдруг станет хуже? — с беспокойством в голосе произносит Машнов, поглаживая Сашу по волосам. — Не стоит. Врач же сказал, что ничего серьезного. Просто вестибулярочка моя, нервная, наткнулась на несоответствие сигналов визуалам, вот и не справилась, — сонно бормочет девушка, приоткрыв один глаз. — Укол уже работает, Слав. Я посплю часов двенадцать и буду как новенькая. А ты сходи на ужин, поплавай, прогуляйся. Что толку в номере просиживать? Или сгоняй к береговой линии, зацени домики у океана. Может, в следующий раз нам стоит остановится там? Пусть подороже, зато почти без людей. — Ладно, — неохотно соглашается Славка. Он не настроен спорить, тем более, приключись не просто морская болезнь, а какая-то реальная тропическая инфекция, это бы скоро проявилось и у Сашки уже давно взвилась температура. — В случае чего — звони мне или на стойку администратора, хорошо? — Угу. Непременно, — доносится сонное обещание со стороны кровати. Прихватив очки, ключ-карту от номера, немного наличных и телефон, Слава спускается в местный ресторан. Среди большого разнообразия блюд он предпочитает что-то простое и привычное: стейк из лосося, овощной салат, чистая вода без газа — вполне себе подходит в качестве последнего приёма пищи за день. Слава знает, что может очень легко и быстро набрать, поэтому в полглаза послеживает за питанием. Без чрезмерного фанатизма, но и не жрет всё подряд. Разделавшись с ужином он снова поднимается в апартаменты, чтобы проверить Сашку. Та спит сном младенца, тихонечко посапывая в подушку. Он пробует устроится с книжкой в гостиной, смотрит какие-то рандомные ролики, отправляя парочку в избранное, чтобы потом показать жене. Время ещё ранее и ему одному быстро становится скучно. Поэтому Слава действительно решает пройтись. Он беззвучно покидает временное жилице, преодолевает площадку активностей и местную «бар стрит» и направляется в сторону пляжа, в конечном итоге действительно свернув на дорожку, ведущую к бунгало. Слава думает, как странно порой складывается жизнь. Вот вроде у него всё есть: какой-никакой хайп, деньги, возможность заниматься творчеством, даже Сашка, которую он так долго и отчаянно звал обратно, а всё равно, как будто чего-то не достает. Пребывая в своих мыслях он не замечает идущего навстречу человека и буквально нос к носу сталкивается с таким же невнимательным мужиком. Слава, осознавая свои богатырские габариты и реальный вариант - он вполне мог ненароком зашибить какого-нибудь мелкого постояльца. Он тут же отпрыгивает, начинает спешно извиняться на своем, теперь уже весьма прокачанном английском. И замолкает на полуслове о том, как ему дюже «sorry so much», когда мужик поднимает голову и произносит: — Все в порядке, Слав, не убил. Машнов теряет дар речи. Он шумно втягивает воздух и молча пялится на Мирона, силясь выдавить хоть слово. В детстве с ним часто такое бывало от волнения, но Слава был полностью уверен, что преодолел эту свою особенность, однако, случайная встреча становится внезапным исключением. Тем временем Окси, хмыкнув, произносит: — Выдыхай Бобер! Нормально всё, — и, словно оправдываясь, добавляет, — я бы остался на пару слов, но меня там девушка в рестике ждёт, бывай бро. Слава молча кивает, послушно жмет протянутую руку. Трехсекундный контакт заставляет его вернуться к обрывкам воспоминаний, которые он предпочел бы вычеркнуть из своей памяти навсегда. Утро, духота собственной квартиры, перекрученная постель, подушка, всё ещё пахнущая грехопадением и парфюмом Мирона. Тогда он решил, что это не будет чем-то сложным, забыть всего одну ночь, проведенную вместе с его персональным Оксибогом. Сколько таких разовых девчонок у него было и до и после? Вот только Мирон Фёдоров — не случайная девчонка, а недостижимая высота, взяв-таки которую, закрепиться там не представлялось возможным. Слава ещё долго стоит посреди тропинки, глядя в сторону давно удалившегося Мирона. Он приходит в себя, лишь когда его окликает сотрудник отеля, спросивший, всё ли у него хорошо. И это, надо сказать, отличный вопрос!— ••• —
За ужином Мирон выглядит задумчивым, ест по большей части молча и почти не отвечает на щебет подруги. Маленькая лупоглаза собачка, которую Таша прижила от скуки и теперь вечно таскает с собой, осмелев, снова пытается куснуть его за палец. Это немного отрезвляет. — Детка, я же просил не брать мелкого демона с собой. Он меня ненавидит и однажды сожрет, — говорит он, вроде бы в шутку. — Мироша, ну ладно тебе! Лавику скучно одному, он привык всегда быть со мной, — невинно улыбнувшись произносит девушка. Окси вздыхает, честно пытаясь засунуть раздражение куда поглубже. Девчонка ведь не виновата, ни в его своеобразных наклонностях, ни в том, что он привык решать личные проблемы на манер страуса — засунув голову в песок. Наташа, наоборот, очень старается скрасить его суровую холостяцкую жизнь и безропотно подстраивается даже под самые ебанутые запросы. Видимо, очень хочет заработать побольше очков на поприще идеальной спутницы и потенциальной кандидатки в законные супруги. Жека, неустанно и жестко отслеживающая всё, что так или иначе касается утечек информации о жизни или планах Мирона, знающая о всех вбросах и фан-страницах, как-то вскользь упомянула, что на своем канале его юная спутница вовсю вещает об их с Окси бесконечной пламенной любви. Уже спланировала совместную жизнь и троих детишек. Смешная, наивная не по годам девочка. Были у него и более деятельные, да и те, кого он действительно любил были. Даже жена, которую он буквально обожал, была когда-то. И где они все? Обычно Мирон ценит в людях амбициозность и креатив, но это явно не тот случай. Ещё собака эта тупая, со своим визгливым тявканьем и неустанными попытками тяпнуть его, за что не попадя, реально раздражает. Мирон действительно очень любит животных, испытывая искреннюю симпатию даже к рептилиям. Но Лавик, вот уж, блядь, воистину, собачья кличка, — это просто адское нечто. Злобная, лупоглазая, незатыкающаяся котлета на спичках, перетрахавшая все его кроссовки и сожравшая не одну пару вьетамок, не вызывает в Мироне ни капли симпатии, желания приласкать и просто банального сочувствия. Хотя без слёз на это тщедушное, вечно трясущееся создание, не взглянешь. Мирон даже на полном серьезе просил Ташу оставить собачку с догситтером, обещая подобрать и оплатить самый лучший отель для питомцев или передержку, но девчонка уперлась, а ругаться перед самым отъездом не хотелось. Может, оно, конечно, и правильно с точки зрения любви к питомцу, однако, совсем не гуманно по отношению к «мужу». Окинув ресторан отрешённым взглядом, Мирон понимает, что теперь раздосадован гораздо сильнее, чем стоило бы и это бесит ещё больше. Ну какого хуя-то, особенно сейчас? — Детка, что-то у меня разболелась голова, — поизносит Мирон, показательно массируя виски. — Я, наверное, пойду домой, а ты отдыхай тут, ладно? — Может быть, нам будет лучше уйти вместе, — с сомнением тянет Наташа, поглядывая то на него, то за соседний столик, где ужинает компания модных дев, с которыми она уже успела познакомится и ещё с утра договорилась потусить после ужина. — Забей. Я пройдусь, быстро созвонюсь с Жекой, приму таблетку и лягу спать. А ты не порти себе вечеринку с новыми подружками, — обезоруживающе улыбнувшись, мягко предлагает Мирон. Наверное, мелькает в его лице что-то такое, и девушка предпочитает не продолжать спор, имитируя заботушку. Неуверенно улыбнувшись она кивает, щебечет: «Ты — лучший» и тянется за поцелуем. Мирон, легко чмокнув подставленные губы, кидает на стол несколько купюр и подмигнув, удаляется восвояси.— ••• —
Впервые за долгое время в его голове потрясающе пусто. Мирон бредет, не выбирая направления, а ноги сами выносят его на пляж. «Раз так, — думает он, — можно пройтись вдоль кромки воды, посмотреть на догорающий закат и послушать спокойный рокот волн». Ему всегда нравилось размеренное умозрительное созерцание бытия, хоть жизнь подобные передышки давала ему совсем не часто. Вот, пожалуйста, пользуйся. Приблизившись к пирсу, Мирон видит знакомую, одиноко стоящую на самом краю, фигуру. Второй раз за последние дни проведение дает ему возможность выбора: уйти незамеченным или же принять свою участь лицом к лицу. Три дня назад он выбрал путь тактического отступления, а сегодня ему настойчиво хочется влезть туда, куда не надо. Внутренний голос, ещё недавно настойчиво вопивший, что Славу нужно обходить стороной, подозрительно заткнулся и помалкивает, поэтому, Мирон, наконец-то никем не сдерживаемый, движется вперёд, к цели. — Видел, ты с женой отдыхаешь. Что, Слав, вернул свое солнце? — опустив приветствия тихо спрашивает Мирон, встав рядом с Машновым. — Да и ты тут не без захизра, насколько я знаю, — так же спокойно и ровно раздается в ответ. — О, слушал мой новый альбом? — не сдержав улыбки спрашивает Мирон. — Делал ремиксы даже, — так же полушутся откликается Слава. — Людям заходит. За издевательство над шедеврами великих хорошо донатят. — Чтож, ты теперь парень семейный, понимаю, надо содержать жену, — начинает было Мирон, но осекается. Они стоят молча, почти соприкасаясь плечами. — Красивый получился клип, кстати, один из лучших у тебя. Ты там очень хорош. И песня хорошая. Можешь ведь, когда не про говно и от души. Вот, теперь и спутник есть у твоей звезды, можно сказать, на постоянной основе, — нарушив тишину вещает Фёдоров, совсем не замечая, как трескается лицо собеседника в горькой, не выражающей веселья ухмылке. — Солнце, Мирон Янович, звезда одинокая. У неё нет спутников, только планеты, что могут смотреть издалека, вращаясь на своих орбитах. И лишь иногда, проходя по крайней внешней точке, чуть-чуть приблизиться, погреться в лучах, так сказать. — Всё время почему-то забываю, что ты, когда чем-то увлечён, можешь очень складно и качественно излагать даже сухие научные факты, — в тон своим мыслям кивает Окси. — Это потому что ты старенький уже, Мирон Яныч, — безмятежно улыбаясь отвечает Слава. - Витаминки для памяти попробуй попить. Мирон на Славину шуточку не отвечает и следующие сколько минут вновь проходит в молчании. На этот раз тяжелом, тревожным и сдобренным недосказанностью. Кажется, случайная встреча расставила всё по своим местам и нет смысла бросаться пафосными фразами или устраивать никому не нужные допросы. Слава разворачивается, протягивая руку на прощание. — Почему ты не позвонил? — погладив протянутую ладонь, быстрее, чем успевает себя одернуть, спрашивает Мирон. — Мне показалось, нам было хорошо вместе. — А мне показалось, кто-то убежал сверкая пятками, от себя и ответственности, едва я отрубился. Видимо, хороший секс не всегда является поводом для близкого знакомства со звездой, — без упреков или сарказма просто отвечает Слава. Все это время они стоят, держась за руки. Мирон, бросив взгляд на вниз, переплетает их пальцы, подходит совсем близко и задрав голову шепчет прямо в губы Машнова: — Придёшь ко мне на ближайший концерт? Прямо перед Рождеством? — Чтобы немного приблизиться к восходящему солнцу, постояв в сторонке? Или ты предлагаешь распустить сплетни, руки и толкнуть налаженный быт по наклонной? — обняв свободной рукой Мирона за талию уточняет Слава. — А может быть, всё будет наоборот. Может, что-то и получится наладить? — выдыхает Мирон. — Давай попробуем, для начала, пообщаться. Вдруг у нас получится сломать законы физики? Не даром же у Меркурия, самой близкой к Солнцу планете, - самый короткий период обращения. Слава заранее знает, что этот путь ведёт в никуда. Трудно словами через рот дружить с кем-то, кого хочется безостановочно целовать. И он мог бы слиться прямо сейчас, разрушить этот момент, просто отвернувшись. Мог бы, но не хочет. Вместо этого Слава прижимает Мирона к себе и накрывает его губы своими, ощущая знакомый вкус, ласкает чужой рот языком. Слава знает, что потом, после всего, внутри его груди вновь разрастётся, достигая вселенских размеров, черная дыра. И снова поглотит всё, что получилось создать за прошедшие с той ночи годы. Но он хочет целовать Мирона здесь и сейчас. Распробовать не только на вкус и запах, но залезть под кожу, окружить собой, получить немного палящих лучей радиации от желтого карлика. Он все отлично осознаёт. Но в этот раз ему решительно поебать на последствия.