You say you're gonna burn before you mellow I will be the one to burn you Why'd you have to go and pick me? When you knew that we were different, completely
Пустая разворошенная постель, смятые простыни, дождливый холодный рассвет и человек, чей образ навсегда отпечатан на внутренней стороне век, а запах буквально пропитал лёгкие. Всё это c завидным постоянством повторяется из ночи в ночь каждую весну, в апреле. Антураж не имеет значения, зато вот человек, да. У него есть имя и лицо, голос и сердце. Но его сердце закрыто на ключ, а у Мирона, с некоторого времени, в арсенале подручного инструмента остался лишь забытый кем-то в стародавние времена набор отмычек. Мирон снова видит, как человек из его снов неспешно одевается, как целует его, лежащего неподвижно, в уголки губ и глаз, а потом молча уходит, не оборачиваясь. Он не останавливается и не оглядывается, сколько не зови. Н-и-к-о-г-д-а. Последние несколько недель этот сон буквально преследует. Периодически экспозиция меняется, а события начинаются как бы чуть раньше по времени. Мирону показывают проекцию, вид со стороны: они снова спят вместе, слипшись переплетенными конечностями, как две длинные макаронины в кастрюле или корни, давно и надёжно проросшие насквозь, через друг друга, глубоко в земле. Спят крепко и спокойно, словно нет и в помине не было ничего, способного разрушить этот хрупкий, сотканный из тончайших хрустальных нитей, внутренний мир сновидения. Он наблюдает, как ровно и спокойно поднимается собственная грудная клетка, как доверчиво лежит голова на чужой груди. Видит курносый нос, уткнувшийся в его затылок, руку с дебильными партаками, приятной тяжестью перекинутую через живот того Мирона. Ему от этой картины хочется выть, но он молчит. И смотрит, замерев, пока дыхания в груди хватает. Раньше бы Мирон отмахнулся, скажи ему кто, но, теперь он знает на собственном опыте. Это. Б-о-л-ь-н-о. Мирон просыпается рывком, словно от сильного толчка. Первые несколько секунд глаза привыкают к полумраку, сознание возвращается в реальность, а мозг неохотно вспоминает где он и кто находится рядом. И, что гораздо важнее, осознаёт, где их с человеком из сна сейчас нет.- ххх -
Новая пассия прилетает сразу же, как только у неё заканчиваются съёмки, тем самым внося оживлённый сумбур в относительно устроенный и размеренный ритм его жизни. Мирон думал, что подобное будет раздражать, однако, в данный конкретный момент даже немного отвлекает. Она еще молода и как всегда капризничает: хочет внимания, хочет красивых слов, облаков сахарной ваты и звезду с неба, а потом картинно дует губы, когда что-то вдруг происходит не по спланированному в её голове сценарию. Эта подруга ни чета предыдущей, сдержанность и хорошие манеры остались в прошлой истории. Здесь и сейчас ему активно дают понять, — забить на наличие спутницы не получится. Девушка не ждёт милости от природы, очевидно считая, что раз уж её выбрал в спутницы сам Оксимирон, это однозначно счастливый билет и выигрыш нужно стрясти сразу же, немедля. Она не просит, требует встретить себя в аэропорту, внимания и признаний, требует времени, ухода, комфорта и хлопот. Думается, прилёт этой женщины и её нахождение под боком должны принести облегчение, переключить внимание. Но когда в его жизни что-то работало как должно? Вселенная бдит и не устает намекать ему, вроде как «на-ка, Мироша, приложи подорожник к едва начавшей рубцеваться рваной ране, которую ты так и не набрался смелости прижечь и зашить». Только хардкор. Сумбурный день, перетекающий в прохладный апрельский вечер, даёт немного лидокаинового спокойствия, однако, ночь, бесцеремонно давит ступней ему на грудь, как бы намекая: большего облегчения не последует. Вселенная холодно и расчетливо игнорирует постельную грелку, низводя его самого на новый круг ада, хоть прикрывайся ширмами только что пережитых оргазмов, хоть нет. Он отказался от привилегии быть вместе со своим наречённым, а значит, во всем происходящем виновен тоже он и теперь несёт наказание. Сон приходит чётко, как по расписанию. Сегодня показывают с другого ракурса, но смысл кино — тот же. Мирон целует и лижет податливые мягкие губы, а наигравшись и вовсе прикусывает. Он настолько увлекается, что не замечает, как ласка начинает больше походить на грубость, делая нешуточно больно. Мирон не обращает внимания, торопится, боится проснуться и всё никак не может насытиться вкусом и ощущениями. В противовес собственной спешке отвечают ему немного лениво и размеренно, тягуче, перебивая горячность нежностью. А потом и вовсе пускают все планы в расход, перехватывая инициативу. Угол рта. Скула. Висок. Крепкие уверенные руки, прижимающие к груди. Блаженное драгоценное спокойствие. Те редкие минуты, когда ничего не болит и не беспокоит, нигде не дёргает и на задворках сознания не маячит красным флажком мысль, что… Он опять просыпается рывком, согнувшись пополам усаживается на кровати. Рядом, отреагировав на резкое движение, сонно шевелится и открывает глаза, те, что на пол-лица, та самая любовница. Щурясь, девушка смотрит вопросительно, но он только качает головой, одними губами произносит «Спи». Она не спорит. Привыкла быть послушной в постели, подстраиваться под вкусы более искушенного партнёра, да и в целом, заметено дезориентирована, не совсем понимает, происходит ли пробуждение наяву или ей это снится. Мирон гладит её по голове, укрывает одеялом, а после встает, натягивает шорты и выходит из спальни. «Надо бы поговорить о происходящем с моим врачом, — думает он мимоходом — вдруг постоянные навязчивые сны — предвестники надвигающейся фазы?» Впрочем, зря он пытается себя успокоить. Вселенная, умело действуя через подсознание, даёт сигналы, совершенно к диагнозу не относящиеся. В действенности всё гораздо прозаичнее: Мирону трудно признать даже перед самим собой, насколько сильно он скучает. Ему снова и снова снится, что они спят вдвоём и ничто не мешает завернуться в объятия и дышать в унисон. Не зная, куда себя приложить он берёт электронную сигарету и телефон. Выходит на балкон, закуривает, идёт в твиттер, пишет не думая: >Скажи — зачем у крокодила есть слёзы? Всего пара минут нужна, чтобы твит разнесся фанатами во все уголки мировой паутины. Через пару часов его цитируют, оборачивая в догадки о смыслах ночных откровений Оксимирона. И только один единственный человек, увидев это отчаянное послание, поймёт его правильно. Когда проснётся.- ххх -
Слава не курит уже три года. Вообще совсем. Ничего. Когда ему действительно нужно немного расслабиться, он идёт в баню или бассейн, на массаж, а если такой возможности нет, врубает игрушку на плойке или телефоне, отвлекаясь от навязчивых мыслей. Но порой в его жизни случаются такие вот ночи и он очень жалеет, что в его дорожной сумке нигде не припрятаны хотя бы простые олдскульные сиги. Даже если их сны не общие, он всё равно ловит эмоции, чувствует беспокойство Мирона. Есть что-то запредельное в ощущениях, как кто-то, находящийся на другом конце света, просыпается, чтобы вдохнуть дым в твои лёгкие и дышать твоей грудной клеткой. Слава сгибается пополам, подскочив так резко, что едва не слетает с огромной двуспальной постели. Грудь ходит ходуном, а сердце бьется где-то в горле и эти симптомы очень тревожны, ведь они хорошо знакомы. Он поднимается, хрустит шеей, проходит в ванну, где наливает себе стакан фильтрованной воды прямо из-под крана. Пьёт торопливо и жадно, будто это действительно он испытывает жажду. Наливает ещё, уносит стакан в комнату, ставит на прикроватную тумбочку, взамен берёт телефон, конечно, чтобы просто посмотреть время и охуевая вперивается глазами в экран. «Ну нет, — думает он, — нихуя! Я не политик, я артист, я не пишу заявления, я пишу треки. Метро, кольцевая, пускает по кругу, а ты говорила, нельзя друг без друга»! Думает, ага. Д-у-м-а-е-т. И только. Походив вокруг кровати он берёт подушку, открывает форточку, осматривает комнату, примеряясь. В его номере нет нужной и удачно расположенной мебели, поэтому удобное, мягкое и тёплое двуспальное одеяло летит на пол, а сам Слава летит прямо в бездну, укладываясь лицом на восток, ногами к дверям. Где-то за тысячу километров от него Мирон закрывает дверь в спальню и, растянувшись на диване в гостиной очередного временного жилища, делает тоже самое. Кверху тормашками, вперёд ногами. Плохо так спать, не к добру. Стопроцентно работающий способ.- ххх -
— Мне снова снилось, что мы спали вдвоём, — щекотно шепчет Мирон ему между лопаток. Слава на это заявление-откровение ожидаемо молчит. Мирон не дурак, он знает, что Слава злится. И знает, что Слава прав. Но сил терпеть эту отчаянное чувство утраты больше не было. — Во-первых, ты уже об этом писал, но не мне. И, во-вторых, в этот раз я действительно здесь не при чём, импульс снам дали только твои эмоции, — с интонацией, отдающей хорошо сдерживаемой яростью, констатирует Карелин. Он стоит, повернувшись спиной к оппоненту и спокойно рассматривает кораблики, далекими огоньками скользящие в акватории Финского залива. — Это твой выбор и мне совершенно не хочется опять начинать очередной пустой разговор. — Ты говоришь так потому, что завёл себе кого-то? — уточняет Мирон, одновременно желая услышать правду, и не услышать ничего, кроме отрицательного ответа. — Кто на этот раз? Тот смешной мальчишка, что смотрит тебе в рот, пожирая взглядом щенячьих глаз? Или девочка, которая стоит за пультом в туре? — Не стоит оценивать всех по себе. Я говорю так, потому что принял твои условия, Мирон, — четко и жестко произносит Слава. — Сделал как ты просил. Безропотно и безусловно с одной лишь оговоркой, ты больше не появляешься в моей жизни. Ни во сне, ни наяву. Ничего сложного, даже для такого законченного гуманитария, как Мирон Фёдоров. — Слава, Слав, — зовет Мирон неожиданно жалобно, — я очень скучаю. Просыпаюсь по ночам, курю в темноте, всё думаю и думаю, о своих мотивах, о твоих чувствах, о нас. У меня от этого каждый раз болит за ребрами и щемит сердце. Я никогда не вижу твоих глаз во всех этих снах. Дай на себя посмотреть. Обернись, я прошу. Слава честно старается. Перебирает в голове все ссоры и унижения, устроенные ему когда-либо соулмейтом, очевидно и нарочно вываленные обиды. Он помнит каждое слово и специально вновь мысленно прокручивает склоки последних лет, но явные, весьма простецкие манипуляции побеждают. Это так легко, когда ты х-о-ч-е-ш-ь поддаться. Весьма проблематично противостоять человеку, без которого жизнь потеряла вкус, цвет и запах. Без которого половина чувств не работает. Без которого, в прямом смысле, дышится гораздо труднее. Единственное обстоятельство, способное примирить с весьма унылым существованием, — отдушина в творчестве и тот немаловажный факт, что этот вот даун с биполяркой, Мирон Фёдоров, такой же как и он сам: эмоциональный калека с урезанным спектром ощущений. И они оба пошли на это добровольно, а ведь известно, что если добровольно, значит все довольны. Однако, что-то не выходит каменный цветок! Очень уж сильно хочется иногда просто спокойствия, близости родной души, понимания, тёплой и ровной атмосферу взаимного принятия. Слава кивает своим мыслям, и вопреки всему разворачивается. Он берет Мирона за руку, ведёт с лоджии через комнату в спальню. — Ложись, — командует Слава, а Мирон безропотно подчиняется, улыбаясь лишь уголком губ. «Ещё бы он пиздел тут», — думает Карелин с лёгкой ухмылкой. Они заворачиваются в объятия друг друга, укрываются одеялом. Мирон, как и хотел, утыкается носом Славке в грудь, трётся, словно кот, помечающий своего человека, немного пристраивается, а совпав всеми выпуклостями и ямочками, замирает. Блаженное тепло разливается в груди, успокаивая бесконечный голодный зуд, не проходящий почти никогда. Славка дышит ему в макушку, бережно прижимая к себе, то и дело целует волосы. — Хочу, чтобы ты знал, я действительно очень … — начинает было Мирон, желая сказать словами через рот о том, как сожалеет, как скучает. — Не смей, — припечатывает Слава грубо. — Лежи и молчи, цени, что имеешь. У тебя больше нет права произносить это вслух. Мирон покладисто затихает. Ему очень хочется обидеться на резкие слова, но на правду ведь не обижаются. На разрыве их связи настаивал именно Фёдоров и сам же не смог пользоваться тем, чего добивался. — А просить я ещё могу? — бубнит он, собираясь потребовать ласки, немного запрокидывая голову. Но Слава чувствует его как себя, а любит и того больше, поэтому Мирон еще не попросил, а тёплые мягкие губы уже перехватывают его собственные. Вселенная всегда знает, что делает и кого кому посылает, как бы её избранники не сопротивлялись выпавшему им жребию. При кажущейся неотвратимости и у этого ультимативно навязанного обстоятельства есть плюсы, например, некоторые просьбы можно и вовсе не озвучивать вслух.- ххх -
— Слав, Слава! — слышит он словно сквозь слой ваты испуганный девичий голос, ощущая, что его трясут за плечи. — Слав! Ты меня пугаешь, просыпайся! — Да что случилось-то? — приоткрыв один глаз, хрипло спрашивает Карелин. — Ты почему на полу валяешься? Ты с кровати упал? У тебя всё хорошо? — взволнованно уточняет Мадина, ещё не совсем освоившаяся с пятью слоями метаиронии и откровенно не всегда выкупающая Славкины искромётные шутки-утки. — Не переживай, всё в норме. Спасибо за беспокойство, — вежливо, насколько это в принципе возможно, для человека, которого буквально вырвали из сна душ, отвечает Слава. И тут же добавляет с улыбкой: — Эм, всё-таки, у нас пожар или ты просто испугалась, что я умер? — Что? Нет! О Господи, ты такой дурак иногда! — всплеснув руками произносит девушка. — Я несколько раз звонила на телефон, чтобы разбудить тебя, но ты не ответил! Вот, решила зайти, проверить, как дела. — Всё хорошо, — неожиданно счастливо улыбнувшись, вдруг отвечает Слава. И он не врёт, его слова — чистая правда. — Тогда увидимся на завтраке? — растеряно тянет девушка. — Через полчаса, успеешь? — Ага. Я спущусь в рестик к одиннадцати, — обещает Слава, мельком бросив взгляд на часы, стоящие на прикроватной тумбочке. Мадина кивает, соглашаясь с указанным временем. В целом, из графика не выпадают: встреча с фанами назначена на пять, концерт начнётся восемь, нормально. Клуб в центре, совсем недалеко от вокзала, потом ночь в поезде и они счастливо приедут в следующий город. Пока что всё под контролем. Уф! Она выходит из номера Славы только с одной мыслью: «Господи, или кто угодно там, наверху, пожалуйста, пусть всё пройдет гладко!» Останется четыре города, а там уже столицы с разницей в неделю и её первый, большой и серьезный тур можно будет считать откатанным успешно! Главное, чтоб Слава не сорвался. Она и сама не знает, чего именно опасается, ведь Карелин трезв, чист и не замечен ни в какой ебании, кроме своего творчества, уже добрых три года! Но сомнения вошь… А вдруг этот нехарактерный для имеющего проблемы со засыпанием Карелина крепкий и долгий сон, мог стать началом какого-то непонятного процесса? Типа затянувшегося сна души? У него же вроде есть соулмейт или это просто очередные сплетни для восторженных фанаток? Она как-то пыталась узнать у Куромушки, но та, всегда охотно делящаяся с подругой секретами, вдруг замолчала и перевела тему. Девушка ещё раз прокручивает в голове эту странность: впервые за три недели Слава действительно немного почудил, при том вовсе не так, как мог бы отжигать молодой свободный мужчина. Она боялась загулов, тусовок с местными пацанами, то и дело зазывающих Карелина на афтепати и левых тёлочек, о которых нужно будет помалкивать перед Сашей, а тут, ну, вот так. Нет, ей, конечно, говорили, что Слава Гнойный и в быту не подарок, и надо присматривать за его режимом, проверять проснулся ли он и всё такое. Но, если честно, она думала, друзья просто над ней стебутся. Вдвоем они проехали вместе полстраны и Слава вел себя как вполне обычный человек: общительный, дружелюбный, со своими загонами. Вполне возможно, ему просто не понравился матрас, было слишком мягко и жарко спать на кровати? Мадина кивает головой, решив как-нибудь потом уточнить у Славы, с чего вдруг он разместился на полу, да ещё в странной позе. Сейчас точно не до этого.-
Слава, хорошенько растеревшись мягким махровым полотенцем, смахивает с зеркала осевший конденсат, задумчиво и внимательно оглядывает своё тело. Он не считает себя особо привлекательным, но, когда посторонние люди говорят об этом, предпочитает не спорить. К тому же, на текущем этапе жизнедеятельности он действительно выглядит весьма достойно: здоровый образ жизни и бешеные нагрузки, заменяющие в туре зал, даже учитывая любовь к сладостям, явно идут организму на пользу. Вот и знаменитое пузцо почти сошло, бочка сгладились, а на моське даже наметились скулы. Красаучик, че?! Тщательно побрившись и высушив волосы, он натягивает свежее белье и майку, с сомнением оглядывает дорожные штаны, всё-таки решая остаться в уютных спортивках с начесом. Желудок жалобно урчит, напоминая о себе и Слава чертыхаясь замечает, что отмокал в душе значительно дольше, чем собирался. Становится немного стыдно за свою нерасторопностью, очевидно стоит ускориться. Однако прежде чем спуститься в гостиничный ресторан, он всё-таки делает одну вещь. Раз уж Мирон решил инициировать стадию обмена явками-паролями, рискующую перейти в фазу активной переписки, он ведь тоже может поучаствовать в эмоциональном стриптизе для единственного выкупающего весь этот ералаш человека. Слава заходит в твиттер и постит там фразу, предназначенную только Фёдорову. > Mon ami, встречай меня фанфарами! Адресат должен понять, что эстафетная палочка вновь спешно закинута ему в ладонь и теперь только он решает 6 да или нет. Слава наелся этой ответственности до отвала. Пусть теперь Мироша и заморачивается, стараясь натянуть сову на глобус так, чтобы вышло как ему хочется, раз уж он сам и направил их обоих на порог очередного неразрывного круга. Всё это очень знакомо и непременно пойдет по накатанной. Сначала сны, потом переписки, дальше разговоры, и вот, наступает тот день, когда Слава оказывается в очередной европейской или азиатской столице, с весьма однозначными намерениями прижимая к кровати крепкое худощавое тело. И это всё почему-то происходит на глазах у невесть откуда взявшейся в помещении, бесконечно изумлённой происходящим, невесты Оксимирона. Очередной невесты Оксимирона. И это не сон. Всё так, Мирош?