Pieces of Humanity

Девушка открывает балконную дверь, и холодный порыв ветра обдает нагое тело, на котором висела застегнутая на две пуговицы рубашка. Гамма отпивает немного виски, принесенного альфе, и ступает босыми ногами на ледяной кафель, не сводя взгляда с оскалившей пасть змеи, лентой вившейся на белоснежной спине альфы. Идеальное сочетание зеленого, золотого и черного. Девушка касается головы змеи, прямо между лопаток, кончиками пальцев и не сдерживает лукавую улыбку, чувствуя, как мышцы вмиг напрягаются, натягиваются под кожей. Ёнсан не отказывает себе в удовольствии скользить тонкими пальцами вдоль тату, пока любовник разговаривает по телефону. Она откладывает стакан и переводит взгляд на огромную татуировку змеи с клыками размером с палец и ядовито-желтыми глазами, словно смотрела на гамму, не сводя своего холодного, расчетливого взора. Ладонь останавливается у кромки классических брюк, ведь татуировка продолжается на левом бедре, обвивая его вкруговую и заканчиваясь на подколенной ямке. Девушка запускает руки в штаны, слушая мерную, спокойную речь Кима, и усмехается. Альфа всегда мог держать себя в руках — Ёнсан всегда поражалась этой черте, однако какой бы невозмутимый тон у альфы ни был, девушка почувствовала, как напряглись бедра. Этого было достаточно. Гамма продолжила ласкать мужчину, испытывая его на прочность, и, зацепившись взглядом за татуировку со знаком биологической опасности, располагавшейся под кромкой волос, она скользит языком вдоль шейного сгиба и после засасывает небольшой участок кожи, сжимая в ладони член. Альфа шумно вдыхает, инстинктивно выгибаясь и запрокидывая голову, но девушка не позволяет Киму сдвинуться с места, положив другую руку поверх пресса. Гамма замечает, как грудь альфы стала чаще вздыматься, а сам же мужчина прикрыл веки. Но после с губ слетает совершенно невозмутимое «ага, да, мои люди встретят тебя в аэропорту, да, сестра, я тоже тебя люблю, скоро увидимся», и Минсок убирает телефон в карман, позволяя блаженному стону сорваться с губ. — Ты не могла дождаться конца разговора? — Минсок берет стакан и делает небольшой глоток, чувствуя, как теплые пальцы скользят по спине, посылая мурашки по всему телу. — Или же тебе доставляет особое удовольствие изводить меня? — альфа перехватывает ладонь, очерчивавшую ключичный разлет, и притягивает гамму ближе. — И то, и другое. — девушка ловко выхватывает стакан и выпивает содержимое до дна. — Хотя, — Ёнсан обвивает шею альфы свободной рукой, растягивая губы в озорной ухмылке. — Слышать твой невозмутимый тон, и видеть то, как эта самая маска невозмутимости рушится, доставляет, конечно, гораздо больше удовольствия. — альфа наклоняется, но Ёнсан прикладывает к его губам указательный палец, вынуждая остановится. — Хей, давай не здесь? Слишком холодно. И да, то, что ты не чувствуешь холода, это не значит, что никто не чувствует. Теплоту вкупе с полумраком девушка встречает с довольной, кошачьей улыбкой. Теплый воздух мгновенно обдает их, что не может не вызвать улыбку на лице Ёнсан. Она, в отличие от альфы, предпочитает тепло. Впрочем, как и многие. Не отрываясь от поцелуя, девушка опускается на бедра альфы и запускает руки в волосы мужчины, притягивая ближе. Но после девушка нехотя открывается от Кима и опускает руки на плечи, массируя их, пытаясь согреть, разогнать кровь. — Ты говорил с Дженни, — не вопрос, а утверждение, — И во сколько она прилетает? — Ближе к вечеру. — Думаю, после перелета ей нужно будет расслабиться, — девушка убирает нависшие пряди, чем вызывает легкую улыбку у альфы. — Ей отправить моих лучших мальчиков? Или девочек? Кого она предпочитает? — под конец вопросов альфа даже не пытается сдержать смех, чем вызывает недоумение у светловолосой. — Твоя забота приятна, однако в ней нет необходимости. — Это будет грубо с нашей стороны. Нужно устроить ей теплый прием. Когда она в последний раз была в Сеуле? В шестнадцатом году? — Ты права, последний раз она была здесь три года назад. Однако люди… она рассматривает их в несколько ином ключе, Ёнсан. Для нее подобное было бы оскорблением. Гамма толкает Кима на спину и, нависая над ним, накрывает его губы своими. Предполагаемый второй раунд перетек в ленивые, тягучие поцелуи. Девушка спускается ниже, покрывая поцелуями шею, но после, опираясь руками о грудь, принимает сидячее положение, не сводя с альфы подозрительного взгляда. — Кто у тебя? — Что? — спрашивает альфа, явно недоумевая. — Кого ты нашел? И у кого? Ах, это наверняка тот Священник. Больно красивые у него мальчики. — О чем ты? — мужчина чуть заметно хмурится, все еще не понимая причину вопросов. — Не придуривайся, Минсок, ради бога. Ты, — девушка опускает указательный палец ему на грудь. — Нашел себе мальчика и даже не сказал мне об этом. — без какого-либо намека на ревность произнесла гамма. — О каком мальчике идет речь? — Нет, я, конечно, понимаю, с Бэкхёном не задалось и… — При чем здесь вообще Бэкхён? Он мне как младший брат. — однако скептический и невольно вырвавшийся смешок с губ гаммы заставили его приподняться на локтях. — Знаешь, я думала, что это неудачный способ скрыть свою влюбленность. — закусывает губу девушка, после чего переводит недоверчивый взгляд на альфу и продолжает, — Все, абсолютно все были уверенны в том, что твоим избранником будет Бэкхён. То, как ты смотришь на него… с такой заботой и нежностью. Такое нельзя подделать. Но выходит он действительно тебе донсен. Ты действительно не чувствуешь? — девушка медленно склоняется над альфой и упирается ладонью в грудь, опуская его на подушки. — Твой запах изменился. Тебя… будто пометили. Да, это глупо звучит, альф ведь невозможно метить, но… это самое приемлемое сравнение. Чей-то запах почти перекрыл твой собственный, поэтому я спрашиваю: у тебя был кто-то? — Нет. — коротко и ясно отвечает альфа. — А я вот хочу сказать, что ты врешь. Вспомни всех, с кем ты встречался последние два дня, милый, хотя… такой сильный запах остается лишь после меток, но у тебя таковой не имеется. Ты не врешь, но что-то определенно не так. Это не запах Бэкхёна, это в принципе не омежий запах, омеги так не пахнут. — Хорошо, допустим, гипотетически меня пометил… — Альфа. Это тяжелый запах, слишком тяжелый для омеги, но для альфы в самый раз. — девушка ведет носом по шее, делая глубокий вдох. — Металлический запах, запах свежей крови, знаешь, отдает легкой сладостью. А еще запах жженой древесины. Но преобладает запах крови. Ищи этого человека в своем окружении и сестры. — Думаешь, это химические добавки? — Более чем уверена. Ты не чувствуешь этого запаха, но я очень ярко его слышу. Кто-то решил заявить на тебя свои права, милый, и этот кто-то сделал это самым гнусным образом.

***

— Отец будет очень зол, когда узнает, — устало произносит женщина, держа в руке бокал вина. — И у него будут все основания для этого. Удивительно, что он все еще не знает. Не ты ли приложил к этому руку, а, брат? Мужчина смущенно улыбается, после чего накалывает мясо на вилку, и перед тем, как закинуть кусочек в рот, произносит: — Частично. — Больше конкретики, брат. Частично — это «я задержал их на границе» или же «они сидят в повале, ожидая освобождения»? Тихий смех отражается о стены ресторана, отчего музыканты испуганно замирают, и мелодия обрывается, однако лишь через мгновение приятная слуху музыка начинает наполнять второй этаж ресторации. — Ты слишком хорошо меня знаешь, сестра. — Так, значит, второе. — несколько задумчиво произносит альфа, после чего продолжает, — И ты прекрасно осознаешь, что отец заподозрит неладное… — Да, — легко соглашается Минсок и, отсалютовав бокалом, делает небольшой глоток вина, — Более чем уверен, к вечеру следующего дня отцовский самолет приземлится в аэропорту Инчхон. Я не стал пробивать, кто именно приедет, хотел оставить это в качестве сюрприза… для себя, но мне интересно, что ты скажешь? Отец или его советник? Невольный смешок слетает с губ женщины, и она даже не пытается скрыть своей озадаченности. — Выходит, ситуация такова: ты отправился в Пекин, где открыто заявил им о своем желании вернуться домой, тем самым привлекая к себе излишнее внимание. Женщину охватило странное предчувствие, подобное она не ощущала уже достаточно долгое время, что заставило ее свести брови к переносице, переводя взгляд на брата. — Ну же, сестра, продолжай. — мягко произнес альфа, растягивая губы в хищной улыбе. — Всё внимание силовиков было отдано тебе… — как-то глухо произнесла женщина, медленно опуская бокал на стол и непроизвольно выпрямляясь. Даже слишком. Альфа прекрасно знал, что женщина чувствует сейчас — страх. Медленный, тягучий, ледяной страх, что заставлял женщину неестественно выпрямляться. — Они ждали. Кровавой бойни. — Абсолютно верно, родная. Не зря наш Клан называют самым кровожадным. — мужчина чуть склонил голову вправо, глядя на Дженни с нескрываемым ожиданием. — Но ты не дал им этого. Не дал им повода скрутить себя, но вместо этого… Щелчок. Женщина почувствовала, как ледяные цепи страха буквально только что сомкнулись на ее запястьях. Он сделал что-то гораздо ужаснее кровавой бойни. Женщина склонила голову, прикрыв веки, отчаянно пытаясь совладать с собой, но предчувствие чего-то ужасного смыкалось над альфой, как вода над головой утопающего. Ким Дженни. Ее всегда считали бесчувственной, хладнокровной, жестокой и непримиримой. Но когда дело касалось семьи, перед всеми появлялся совершенно иной человек. Эмоциональный. А от того и гораздо более опасный и уязвимый. — Что ты сделал, Минсок? — едва слышимо произнесла женщина, чувствуя, как ледяные пальцы массируют напряженные плечи. — Через порт Тяньцзиня и Хуабэя мои люди перевезли оружие, расположив и спрятав так, что Пекин оказался в кольце. В день вылета Председатель думал, что в аэропорту будет бомба, появятся террористы, кажется, они ждали даже появления Дьявола, судя по их вооружению. Так что могу похвастаться тем, что меня провожал военный кортеж. — самодовольно произнес альфа. — Самая крупная поставка совершилась на момент моего отъезда, и лишь после этого все порты и аэропорты попали под жесткий надзор… — Они ожидают твоих поставок. О введении режима знают лишь в высших кругах, и простые люди даже не подозревают об этом. Они ждут поставок именно сейчас, когда ты в Корее, в безопасности, но они даже не подозревали, что ты будешь делать это в наглую, прямо перед их носом. — ошарашено произносит женщина, поднимая голову. — Именно. — с долей самодовольства произносит мужчина, едва ощутимо касаясь губами волос альфы. — Пять баллов, сестра. Аппетит у женщины пропал окончательно, она махнула рукой, молчаливо приказывая убрать все, проигнорировав «а десерт?» от брата. — Отец был прав, тебя нужно было отправить в Австралию, зря я настаивала на Корее. — после недолгого молчания произнесла альфа. — Тебя стоило держать подальше от Китая. — Война неизбежна. — и это было сказано тоном, не принимающим возражений, — Они, все они должны поплатиться за смерть Чунмёна. Сестра, они отняли у нас то, что принадлежит нам по праву! Благодаря нам Пекин поднялся, большинство высоток построено на наши деньги, этот город принадлежит нам, но в итоге что? Что случилось? — мужчина стремительно поднялся, едва сдерживая рвущийся наружу крик. — Мы, один из сильнейших Кланов Триады, уподобляясь крысам, разбегаемся в разные стороны! — Отец сделал это ради нашей безопасности, Минсок, не забывай этого. — жестко произнесла альфа, комкая салфетку и отшвыривая ее в сторону. — Безопасности? — не сдерживая смеха, ядовитого, желчного, вопрошает альфа, — Знаешь ли ты, сестра, что солдаты Хуана заявились ко мне, как к себе домой с условиями и требованиями! Что им мешает заявиться к тебе, к отцу или матери? Что, что европейцы смогут противопоставить стране с регулярной армией в два миллиона человек?! — Я искренне завидую Тиграм и Драконам, ведь они там, в Китае, да, их почти поставили раком, но они там и они вместе, — мужчина чувствует теплые женские руки на лице и обхватывает их, бережно сжимая. Она чувствует каждой клеткой собственного тела ту боль, невыносимую, непередаваемую боль, что не стихала уже порядка пятнадцати лет, а лишь наоборот, подобно снежному кому, разрасталась до необъятных размеров, сметая все на своем пути. Она прекрасно понимает боль бессилия, как если бы перед тобой бросили умирающего, но перед этим связав тебя по рукам и ногам, и сказали «спасай его». — Это место, это моя персональная тюрьма. Шепчет Минсок на последнем издыхании. Поднимает глаза на Дженни, не скрывая многолетней боли, отчаяния и страха, что проложили тени на его лице, душе, что стали его тенью, стали спутниками одиночества. — Я всего лишь хочу вернуться в место, что мы звали домом, место, где мы были семьей. Никто из нас больше не будет одинок. Скажи мне, сестра, это действительно много? Я много прошу? — не сводя отчаянного взора с сестры, произносит мужчина. — Это не много. В сравнении с запросами, это мелочь. Но цена, за которую придется платить, будет высокой, Минсок. — глядя с мольбой во взгляде, отвечает женщина, прекрасно понимая, что он не откажется от цели. Слишком уж упрямые альфы в роду Ким. — Я не хочу терять еще одного брата и если одиночество и разрозненность это плата за наши жизни, за возможность дышать и жить, то пусть так и будет. Меня греет мысль о том, что хоть ты и родители далеко от меня, что мы все далеко друг от друга, но сам факт того, что вы все живы, в целости и безопасности, делает меня спокойной. — Дженни, вспомни наше кредо. Семья — это то, ради чего мы боремся. Не жизнь, родная, а семья. И у нас это отняли. Мы должны ее вернуть, во что бы то ни стало. Ты ведь это знаешь, родная, всегда знала. Слова брата эхом отдаются в голове старшей, вскрывая все раны разом, поднимая с ниши души и разума все накопленное, скрытое и невысказанное, то, чему она так и не смогла дать точную формулировку, облачить в слова. Иррациональное желание, теперь она осознала, что это желание вернуться домой. Туда, где люди, твои люди, близкие и любимые понимают, что творится в твоей голове. Иррациональное, неразумное, безумное и ненормальное желание брат облачил в фразу «вернуться домой» и теперь, спустя годы, долгие годы она принимает это желание, вопреки здравому смыслу, доводам и воплям внутреннего голоса. Слабая, почти детская улыбка расплывается на губах от того, как легко стало на душе, после осознания. — Мы вернемся домой. Женщина сказала это тихо, так что слышали лишь они двое. Она сказала это тихо, но решительно и непреклонно.