Pieces of Humanity

 — Мин… — торопливо прошептал альфа, откидываясь на спинку дивана. Лухан отчетливо понимал, что начинает терять контроль над ситуацией, и если они сейчас не остановятся, то все будет очень плохо. В какой-то миг их поцелуи стали более глубокими, долгими, в какой-то миг Минсок пододвинулся ближе, а Лухан подхватил того под бёдра и усадил себе на колени. В какой-то жалкий миг в голове мелькнула мысль, что он не хочет останавливаться. — Мин… Минсок… — полузадушено выстонал его имя альфа, взывая к его благоразумию. — Не-нельзя… нужно остановиться. Лухан откинул темную чёлку назад, дабы взглянуть в чернильные глаза. Лучше бы он этого не делал. Разве темнота может так слепить глаза? Тьма в глазах его альфы была ослепительной. Лу видел, как животные эмоции, звериные инстинкты тесно переплетаются с нежными, чистыми, никем незапятнанными чувствами, образуя крепкую цепь, что была прочнее стали. Он чувствовал холод металла, обвившегося вокруг шеи, и лишь тянулся к своему мальчику ещё ближе, ещё теснее. — Минсок… Пламя взвивается вокруг них, поглощая обоих, и Лухан опрокидывает Кима на спину. Одного мгновения было достаточно, и пламя их перенесло в Луханевы покои из берлоги Кима. Минсок падает аккурат на подушки и не успевает дёрнуться, как его руки перехватывают и несильно вжимают в подушки. Лухан плотно сжимает губы, рвано дыша через нос, и возвышается над альфой, покорно ждущего его действий. Альфа понимает, при желании Минсоку хватило бы сил вырвать свои руки и опрокинуть мужчину на матрас, но… Он ждёт. Лухан усмехается. Склоняется к Киму и оставляет легкий поцелуй на лбу, слыша бешеное сердцебиение в его груди, и Минсок выгибается в его руках, едва он отстраняется, чтобы урвать желанный поцелуй. Минсок голоден, но также он ненасытен. И Лухан единственный, кто ощутил этот голод во всей его полноте. Альфа может понять его, он сам когда-то был таким, все проходили через это, но Лухан соврёт, если скажет, что не боится. Он боится навредить альфе, так сильно боится сломать его, люди ведь такие хрупкие, а Мин ещё совсем юный, совсем маленький для подобного. Его запах даже целиком не раскрылся, чего уж говорить о… Лу невольно скользит языком по губам, глядя на раскрасневшееся лицо Мина. В какой-то момент собственные желания для Лухана отошли на второй план, и главным приоритетом стал Ким. Знал бы Минсок, что хотел сделать с ним альфа, стал бы идти напролом, Лухан уверен. Для Лухана стало нормальным глушить дикую мешанину из похоти и желания алкоголем. В горле сушит нещадно, и альфа сглатывает слюну, делая глубокий вдох. Минсок видит, как расширяются зрачки Ханя, и почти слышит, как у него щёлкает в голове переключатель. — Твой запах… — низким, грудным голосом произносит альфа, склоняясь к Минсоку. — Он раскрылся? — осторожно, едва ощутимо ведёт кончиком носа Хань, вдыхая его аромат. Тонкое сплетение запахов ударяют в нос, заставляя дышать чаще и глубже. Мужчина чувствует, как глаза наливаются кровью, но все равно утыкается лицом в шейный изгиб альфы, топя себя в запахах. Стойкий, пряный аромат кофе стал таким привычным для альфы, он стал синонимом слову спокойствие вопреки неспокойной натуре обладателя аромата. Лухан сжимает запястья сильнее, словно боясь, что запах улетучится, едва руки альфы выскользнут из захвата. Горечь аромата всегда привносила в разум Ханя трезвость, кофе среди других ароматов обладал особой, «обнуляющей» способностью, блокирующей обонятельные рецепторы. Сильный аромат перекрывал другие запахи, но Лухан, наконец, прочувствовал его целиком. Тонкий, сладкий аромат, скрывался среди подтонов, но крепкий, яркий запах виски выделялся лучше всего. — Да, — тихо произнёс Мин. Утробное рычание вырвалось с уст альфы, осознание окатило его подобно ледяной воде на морозе в минус сорок. Конечно, виски. Виски, как пьянящий аромат, стоящий в противовес отрезвляющему кофе. Виски, бесчисленное количество которого Лухан вливал в себя, топя в нем свои омерзительные желания. И, поразительно, именно этот дурман стал дополняющим ароматом альфы. Лу никогда не верил в истинность, но ему трудно отрицать, что Мин не его альфа. Минсок буквально подточен под него, что может показать это лучше, как не запах? — И когда он раскрылся? Минсок ясно слышит угрозу в голосе демона, и слабо улыбается, понимая, что ступает на тонкий лёд. — Когда… — голос невольно срывается на хрип, и Лу терпеливо ждёт, когда Минсок сглотнёт слюну. Лухан ловит себя на том, что хочет почувствовать, как дрогнет кадык, едва он скользнёт по нему языком. — Когда я перестал пить подавители. Лу тесно сжимает челюсти, чувствуя, как внутри разжигается пламя, готовое сорваться с кончиков пальцев. Его ведёт, ведёт сильнее, чем во время гона, и причиной этому является раскрывшийся аромат его альфы. — Ты… ты действительно этого хочешь? Звучит спокойное со стороны Ханя, и Минсок реально поверил бы в это, поверил в спокойствие альфы, да только он видит чернильные вены, выступившие на его лице, шее и груди. Он не знает, это крайняя степень возбуждения? Или же это ярость вкупе с негодованием? — Да, — легко, почти неслышно слетает с уст согласие, и Минсок видит, как тьма стягивается в глазах напротив. Альфа дышит часто, теряясь в запахе свежей крови, и понимает, что Лу в шаге от того, чтобы наброситься на него. Это зрелище невероятно. Перед Кимом словно застыл зверь в человеческой шкуре. Зверь, готовый броситься на добычу и разорвать ее в клочья. — Умина~, — хрипло тянет альфа. — Ты ведь понимаешь, что я после не остановлюсь? — предостерегающе звучит со стороны Лу. — Что… — голос срывается. — Что не смогу остановиться? — Да, — на большее Кима не хватает. Альфа ведёт головой в сторону и замечает, как Хань зеркалит его движение. Минсок чувствует себя так, словно он приручил королевскую кобру. Он понимает, что одного согласия Лухану недостаточно, и произносит: — Я хочу тебя, — на безупречном китайском. — Я не хочу, чтобы ты останавливался. И Лухан отпускает. Отпускает благоразумие со страхами, отпускает себя и свою человечность, уступая место обнажившим пасть инстинктам. Взять своё. Сделать своим. Лухан оголодало впивается в губы альфы, выпуская руки из захвата, и переплетает с ним пальцы, заводя тонкие руки над головой. Мин на пробу дёргает руками, приоткрывая губы, но понимает, что Хань никуда не собирается его отпускать. Ко мне, иди ко мне. Сладкие, зазывающие мысли мешаются с его собственными, Лухан даже понять не может, где он, а где Ким. Мин ловко закидывает ноги ему на поясницу, давя ими на неё, лишь бы прижаться к горячему телу теснее. В лёгких начинает жечь от недостатка воздуха, и Мин дёргает руками, вырывая их из стальной хватки, а после зарывается пятерней в каштановые волосы и оттягивает своего альфу за волосы. Минсок делает глубокий вдох, закатывая глаза, но после неожиданно вскрикивает, распахивая их. Острая боль пронзает тело, с силой ударяя в голову, и Минсок выгибается, чувствуя проникающий под кожу запах крови. Лу только что оставил метку на шейном изгибе. В месте, где находится средоточие его запаха. Минсок не мог и подумать, что его альфа настолько проголодался. — Блять, — тихо стонет Ким, чувствуя, как шершавый язык зализывает метку, перекрывая кровотечение. Лу не знает, как можно оторваться от такого мягкого и податливого тела, и вжимается в Мина сильнее, вдавливая того в кровать. Тихий, почти неслышимый стон срывается с губ младшего, и Хань понять не может, на что он так ярко реагирует. Но момент, и Лу двигает бёдрами, толкаясь к альфе, и уже более громкий стон оглашает их покои. Лухан усмехается, закусывая кожу на шее, и Минсока бьет дрожь. Последний поджимает губы, стараясь быть тише, но… Минсок слишком чувствительный. Он выгибается в руках альфы и ловит ртом воздух, чувствуя, как на шее алеют засосы. Альфа откидывает голову назад, тихо выстанывая имя Лухана, прося больше, и Хань вгрызается в горло Кима, словно голодное животное. Ещё одна метка украшает шею человека. Минсок подтягивает к себе альфу и нетерпеливо впивается в губы, проскальзывая языком в чужой рот. Кима ведёт от вкуса крови, осевшего на языке Ханя, пусть это даже его собственная кровь. — Погоди. Хань отрывается от желанных губ и скользит языком вдоль метки. — Тише, тише, Мин, я весь твой, — шепчет альфа, слыша шипение младшего, и затыкает его поцелуем. Лухан ведёт широкими ладонями вдоль рёбер и талии парня и задирает футболку, но Ким не даёт ему приподнять ее выше. Альфа приподнимается на локте, а после отталкивается свободной рукой о постель, принимая сидячее положение. Лухан следует за ним, и опускает альфу себе на колени. Минсок зарывается пальцами в волосы альфы, и Лу прижимает к себе тело младшего. — Черт, — шипит Ким, пытаясь расстегнуть рубашку Ханя, на что альфа тихо смеётся, и пламя поглощает обоих мужчин. Минсок четко осознаёт, что руки Лухана на его бёдрах, но ему кажется, что они трогают его везде и сразу. Огонь сьедает его футболку, и Ким выгибается, чувствуя жар, объявший его тело. Но ярче всего это ощущалось на груди и шее, пламя скользило вдоль рук и спины, лица и груди, исполняя волю хозяина. Минсоку казалось, что всё это — Лухан. Не только мужчина, сжимающий его бёдра, а огонь, ласкающий тело. Всё это — Лухан. Мин целует его, он хочет быть терпеливым, хочет растянуть удовольствие, но также он хочет снять с него эту чёртову рубашку. Альфа с силой дёргает ворот, и пуговицы разлетаются по постели. Мин стягивает с него рубашку и с довольной ухмылкой давит на грудь, опуская альфу на спину. Ким застывает на мгновение, глядя на тяжело дышащего мужчину, его грудь вздымалась при каждом вздохе, однако не это привлекло внимание парня. Всё его тело покрывали чёрные, ломаные линии. Сетки вздутых вен обвивали всё его тело, и от этого у Кима перехватило дух. Альфа осторожно коснулся ключичного разлета, несильно надавливая на венку, боясь, что кожа разойдётся под его пальцами. Минсок скользнул руками ниже, чувствуя, как мышцы груди натягиваются под его пальцами. Лухан аккуратно перехватывает его ладонь, опуская ее на себе на щёку, и целует ее внутреннюю сторону, не сводя с Мина глаз. И тогда Минсок взглянул на его лицо. Белоснежная кожа, большие глаза, радужка которых была угольно-чёрного цвета. Как у самого Минсока. А белки глаз были тёмного, алого оттенка. Такие же алые губы, испачканные его, Минсоковой, кровью, и хитросплетения чернильных вен, опоясавших все его лицо и тело. — Невероятно, — на выдохе произносит альфа, склоняясь к Ханю. Парень гладит большим пальцем щёку, чувствуя сеточку вен под нижним веком. — Ты… такой красивый. Лухан расширяет глаза и приоткрывает губы, чтобы возразить или же съязвить, но Ким не даёт ему это сделать, целуя его. Таким Лухана ещё никто не называл красивым. В миг, когда он был готов сбросить людскую личину, он выглядел ужасней всего, и не человек, и не демон, однако… Для Кима он всегда был красивым. Когда был залит кровью с ног до головы, когда был в форме и без, в своём истинном обличии и людском. Даже тогда, в катакомбах Нового Орлеана, будучи залитым святой водой, когда ошмётки кожи валялись у него в ногах, а на лице и теле было лишь кровоточащее мясо… Черт возьми, даже тогда он был для него прекрасным, просто потому что был жив. Минсок замечает неверие в глазах напротив и ему не нужно читать мысли, чтобы понять, о чем думает его альфа. — Ты прекрасен, Хань, — поцелуй в подбородок. — Самый красивый альфа на Земле и в Аду, — пропускает темные локоны меж пальцев и запрокидывает голову назад. — Мой альфа, — продолжает Ким, покрывая шею сухими поцелуями. — Скажи это… ещё раз. Минсок выцеловывает каждый кусочек кожи, языком повторяя изгибы ломаных линий. Лухан стонет под ним и выгибается. — Мой альфа. Слишком хорошо. Он не хочет, чтобы это когда-то заканчивалось. Альфа создаёт дорожку из поцелуев и обхватывает губами мочку уха, выбивая из чужой груди рваный вздох, но после скользит языком за ухом, слыша громкий стон. Лухан прогибается в спине, и Ким накрывает тёплой ладонью поясницу, после уже ведя вдоль тазовой косточки и бедра. Минсок целует его грубее, засасывая алебастровую кожу, и оставляет алеющие бутоны на ней. Минсок, в отличие от Лухана, нетороплив. Он неспешно помечает свою территорию, заставляя Ханя выгибаться в его, на первый взгляд, тонких руках. — Мин… Тёплые ладони скользят вдоль груди, оцарапывая горошины твёрдых сосков. — Мин… — тихо, с придыханием зовёт его альфа и ахает, когда зубы обхватывают его сосок и чуть оттягивают. Минсок обводит большими пальцами пресс мужчины, оставляя засос на груди, и спускает руки ниже, к бёдрам. Лу сгибает ноги в коленях, и Мин довольно ухмыляется, ведя ладони от коленей бёдрам. Ему стоит быть благодарным за то, что форменная одежда подобна второй коже. Но, с другой стороны, Ким даже представлять не хочет, настолько Ханю тесно сейчас в брюках. Как бы сильно Минсок не хотел спуститься ниже, он не может оторваться от шеи, покрывая ее ещё большим количеством поцелуев. Альфа вылизывает ключичный разлет мужчины, слыша тихий вздох, а после толкается бёдрами, чувствуя, как член наливается кровью. Минсок обхватывает тазовые косточки мужчины и давит большими пальцами на впадины, массируя их. Его альфа обладает выдержкой и терпением. Он не проронил ни звука, лишь тяжело дышал, провоцируя Кима своим молчанием. Лухан не знал, что делать, чтобы не застонать. Минсок умеет ласкать, пусть даже через одежду, и он хочет кончить от этих прикосновений. Момент, и альфа расстёгивает брюки и стягивает их с него. Минсок накрывает ладонью стояк, начиная массировать его через ткань боксеров. — Мин! — альфа движется бёдрами и трется стояком сильнее о грубую ладонь. Минсок обхватывает член чуть сильней, лаская своего альфу, а после кусает его там, где Хань оставил первую метку. Кожа податливо расходится под его зубами, и Ким смыкает челюсти сильнее, чувствуя, как рот наполняется кровью. — Миньшо… — громко стонет Хань, толкаясь бёдрами в его руку. Взгляд альфы темнеет, и его ласки становятся грубее, заставляя Ханя выгибаться в его руках. — Повтори… — чёрная кровь капает с уст на подбородок Лу. — Прошу… — рычит альфа, надавливая большим пальцем на головку члена сквозь влажную ткань, испачканную предэякулятом. Лу скалится, глядя на парня из-под ресниц, и откидывает голову назад, позволяя хищному оскалу отразиться на лице. — Миньшо… — громко, без стеснения выстанывает Лухан настоящее, китайское имя Минсока. Он облизывает губы, не сводя взора с Кима, готового наброситься на него в любой момент. У Кима прежде не было отношений с альфами, и потому он привык быть главным в паре. Он привык быть тем, кто доставляет удовольствие, но не тем, кто получает его, и потому альфа несильно дёргается в руках Ханя, опрокинувшего его на подушки. — Тише, Мин, — мужчина целует его линию скулы, поднимаясь выше, к вискам, и, наконец, касается губами лба. — Позволь мне сделать тебе приятно, — альфа накрывает его губы и выпускает тонкие ладони из своих, ведя руками вдоль жилистого тела. Их поцелуи отличаются. Если Минсок целует легко, быстро, поверхностно, его поцелуев всегда много, но они не так глубоки, как у Лухана. Мужчина целует трепетно, как и сейчас, накрывает, подобно волне, давая сперва ощутить тепло и уют, а после накрывает желанием и страстью. Он знает, как любит Минсок, и знает, как свести его с ума одним лишь поцелуем. — Хань. Альфа звучит совсем неуверенно, странно и потеряно, будто потерянный среди собственных ощущений и чужой ласки, он чувствует, как на него скидывают одну бетонную плиту за другой, не позволяя поднять и головы. Ким откидывает голову назад, закрывает глаза, отдаваясь Лухану целиком, и расслабляется в надёжных руках альфы. Они проходили через это не раз — мягкие поцелуи остаются на шее острым покалыванием, и альфа спокоен ровно до того момента, когда губы Ханя накрывают его рёбра. Альфа инстинктивно дёргается, чувствуя, как в них живота ударяет волна возбуждения. Рваный, чуть более громкий вздох срывается с распухших губ, едва на тонкой коже смыкаются зубы. Лухан прекрасно знает, как именно нужно делать, удерживая человека на тонкой грани между болью и блаженством, и пользуется этим, отмечая более громкие вздохи альфы. Обрывки мыслей, витающих в комнате, забивают голову Ханя, затуманивая разум. Шелест мыслей, подобный шелесту листьев в середине сентября, не позволяет ему расслышать, разобрать хоть одну из них по кусочкам, однако самое отчетливое, что он мог понять среди этого вороха, было… Ещё. Эта мысль, навязчивая и ужасная вытеснила все остальные, лишая рассудка. Каждый поцелуй сопровождался «ещё». Каждый стон был под «ещё». И в какой-то миг Лухан не мог понять, кому принадлежало это «ещё»: ему или Мину? Выцеловывая твёрдые бёдра альфы, Лу понял, что все это были его собственные мысли, потому как в голове Кима была лишь одна-единственная мысль: Не останавливайся. То невысказанное, что крутилось на кончике языка и билось о стенки сознания, Лухан хотел услышать. Хотел услышать, как голос предательски поломается, сменившись хрипом. Мужчина стягивает с альфы боксеры, порядком испачканные в смазке, и давит большим пальцем на головку члена, слыша сдавленный стон. Альфа размазывает предэякулят по всей длине, сжимая его чуть сильнее положенного, и слышит удовлетворённый стон Кима, что медленно перетек в тихое рычание. Лухан создаёт из воздуха тюбик лубриканта, продолжая ласкать альфу, и крышка сама раскрывается, после чего альфа зачерпывает немного смазки. Мужчина осторожно касается прохода, накрывая указательным пальцем сжатое кольцо мышц, и после надавливает, проникая внутрь. Минсок сдавленно стонет, но ему кажется, что все не так уж и плохо, потому как ему не так больно, однако Хань вводит палец глубже, и, боже… Так плохо ему ещё не было никогда. Даже когда у него было сквозное ранение, было не так больно, в отличие от того, что сейчас, и Минсок чувствует себя просто ужасно, ведь это всего лишь один палец. Альфа зажмуривается, плотно сжимая губы, и не позволяет себе проронить и звука, изредка дыша. — Минсок, — мягко звучит со стороны Ханя. Альфа касается губами впадины на тазовой косточке и продолжает. — Сделай глубокий вдох и выдох. — Лухан и думать не мог, что его альфа настолько узкий, и потому боится дёрнуть пальцем, причинив Киму боль. — Ну же, — Минсок попытался выровнять своё дыхание, ему нужно лишь не много не мало — расслабиться, но сейчас это кажется невозможным. Это было очень эгоистично с его стороны, однако Лухан не мог перестать думать о том, что к его альфе никто не прикасался, только он один. Что даже сам Минсок не прикасался к себе, эта мысль ломает Лухана ещё сильнее. И, справившись с дыханием, альфа чувствует себя относительно привыкшим к новым ощущениям, после чего Хань осторожно вводит палец до самого конца. Больно, но не так сильно. С этой болью Минсок может справиться. — Минсок, — альфа целует напряженные бёдра, под которыми мышцы стали подобными стали. — Расслабься. Расслабь мышцы и не забывай дышать, — мужчина берет в другую руку член и облизывает набухшую головку. Минсок зажмуривается сильнее, запрокидывая голову назад, и ловит губами воздух, боясь взглянуть вниз. Минсок чувствует, как кончик языка проходится по всей длине, и сжимает простыни сильнее, дыша всё глубже и глубже. Лухан медленно двигает пальцем, почувствовав, что Мин неспешно разжимается и следует его указаниям. Лу обхватывает головку губами и втягивает щёки, беря альфу глубже. Минсок сдавленно стонет, раскрывая глаза, и взгляд невольно опускается вниз, где… Боже. Минсок чувствует, как к лицу приливает краска. Лухан, закрыв глаза, берёт альфу, вылизывая его внутри, и он делает это настолько самозабвенно, отчего Киму кажется, что лучшего удовольствия он не получал. Блять. Альфа выпускает его со рта, открывая глаза, и довольное, утробное рычание срывается с его уст, заставляя Мина дрожать. — Какой же ты вкусный. Глядя исключительно в глаза. Минсок не находит, чего сказать, и лишь тянет руку, чтобы откинуть челку назад, а Хань ластится о тёплую ладонь, растягивая губы в улыбке. Парень ведёт ладонью вдоль щеки, глядя на блестящие то ли от слюны, то ли от смазки губы, и чувствует, как волна возбуждения вновь бьет в низ живота, едва замечает тонкую белёсую полосу, рассекающую подбородок. Ким быстро моргает, и Хань замечает секундное замешательство, в котором пребывает альфа, отчего кривит уголок губ и вновь берет альфу, только уже глубже, и двигаясь внутри него. Минсок двигает бёдрами, чувствуя, как становится лучше, гораздо лучше, и стонет, выгибаясь, когда палец внутри сгибается. Это ненормально. Все это ненормально. Но им так хорошо. Минсоку не так больно, когда внутри оказывается второй палец, и он дышит, чувствуя, как стенки растягиваются. Ему все ещё больно, но Лухан перебивает дискомфорт лаской, беря альфу целиком. Минсок пытается не быть громким, но… Я хочу, чтобы ты был громким. Набатом в голове, отчего Ким плотнее сжимает губы, откидывая голову назад. Я хочу тебя слышать. Лухан берет его до основания и ритмично двигает головой, слыша тихий скулёж альфы. Хань совершенно случайно задевает некую точку в альфе, отчего тот громко вскрикивает, вскидывая бёдра. А вот и ты. Мужчина вновь касается пальцами простаты, и Минсок вбивается в Лухана глубже. Альфа выпускает его со рта, не давая Киму кончить, и двигается пальцами сильнее, слыша громкие стоны парня. Демон довольно облизывает губы и давит пальцами на простату, отчего Мин сам начинает двигать бёдрами, насаживаясь на пальцы. Третий палец входит совершенно легко, Минсок растянут, ему так хорошо, и кажется, что лучше не может быть. — Минсок, — парень закусывает губу. — Взгляни на меня. Парень стискивает челюсти и жмурится сильнее, чувствуя стыд. Ему хорошо и стыдно одновременно, он совершенно красный, и хотел бы, чтобы Хань не видел его в темноте, да только Лу прекрасно видит его. Всего. И он хочет посмотреть в его глаза, увидеть родную похоть, затопившую радужку. — Умина~, — мягко тянет альфа и грубее движет пальцами изнутри, намеренно двигаясь по простате. — Ну же, посмотри на меня, — и давит пальцами со всей силы на неё, выбивая из Мина воздух. Альфа кричит. Просит не останавливаться. И все это глядя в глаза. Влажные чёрные глаза бегают по лицу Ханя, задерживаясь на губах, распухших и красных, сам же Ким раскрасневшийся и жаркий, двигается бёдрами сильнее, кусая губы. — Хань, — скулит Ким, чувствуя, как внутри становится пусто, и ему совсем не нравится это чувство. — Пожалуйста… Я… Боже, как же… — не может сформировать предложение Мин, прерывисто дыша. — Минсок… — мужчина переворачивает альфу на живот и ободряюще целует в шею. Лухан стягивает с себя нижнее белье и прижимается к Минсоку всем телом, покрывая шею беспорядочными поцелуями. Альфа выгибается и движется бёдрами о бёдра Ханя, чувствуя, насколько тот твёрд. Колени предательски расходятся в стороны, и Лухан придерживает Минсока, целуя его лопатки. Альфа засасывает тонкую кожу, покрытую шрамами, и обводит языком позвонки, удерживая Кима на весу. Минсока трясёт. Каждое прикосновение отдаётся в теле дрожью, он чувствует Лухана так ярко, отчего инстинктивно жмётся к нему теснее. Его руки блуждают по телу, прижимая к себе парня как можно сильнее, Минсок же скулит от трения и хочет, до отвратительного сильно хочет Ханя в себе. Альфа давит в горле стоны, жмурясь изо всех сил, но мгновение… И он чувствует, как Лухан входит в него. Минсок вскрикивает, непроизвольно выгибаясь, и Лу едва не теряет голову от такого вида: тонкие лучи лунного света падают на его выгнутую спину, очерчивая каждую мышцу и косточку, и путаются в волосах, делая их иссиня чёрными. Мужчина сдавленно выдыхает, ощущая, насколько узок его альфа, а после накрывает губами шею, позволяя Мину привыкнуть к себе. Минсоку больно, но эту боль можно терпеть. — Минсок, — поцелуй в плечо. — Ты… — Всё в порядке, Хань, — он чувствует, как широкие ладони двигаются от его бёдер к рёбрам. — Я… Боже, как же стыдно. — Я просто не думал, что ты настолько большой, — завершает совершенно пунцовый альфа. — Ты чувствуешь дискомфорт? Мне… — Нет, — обрывает его на полуслове Ким. — Ты же знаешь, что я не хочу этого. Конечно, я знаю. Но мне нужно услышать это от тебя. Мужчина слабо улыбается, чувствуя, как альфа под ним растягивается, и с довольным рыком входит глубже, начиная медленно двигаться. У Минсока голова идёт кругом от ощущения альфы, ему все ещё больно, но она отходит на второй план, сменяясь странным чувством, словно тебя наполняют теплом изнутри. Он чувствует горячие пальцы Ханя везде и понимает, что после его прикосновений останутся синяки, обязательно останутся, ведь у Лу хватка крепкая. Все же, именно Лухан не даёт Мину растечься по всей кровати в безвольной звездочке. — Хань, — у Лухана едва сердце не останавливается от звука собственного имени, сказанного с таким трепетом. — Блять… Как же… хорошо, — шипит Ким, срываясь на хрипы, а после призывно выгибается. Дьявол. Его альфа такой гибкий. Лухан входит глубже, оказываясь наполовину в нем, и, не меняя ритма, выцеловывает каждый сантиметр чувствительной кожи. Только теперь это кажется издевательством, так медленно двигаться в нем. Минсок под ним скулит, хочет быстрее, глубже, но лишь дрожит в руках альфы, ловя губами кислород. — Хань, — едва слышное. — Пожалуйста… — Пожалуйста «что», лисёнок? Минсок совсем не соображает. — Войди… глубже, — хриплое срывается с уст. — Хочу тебя… всего тебя, — однако даже сейчас жадность даёт о себе знать. Лухан сжимает его бёдра и склоняется к уху, дабы произнести: — Скажи мое имя, — альфа сильнее сминает бёдра и закусывает кожу на шее, чтобы услышать: — Хань, — хрипло, но с таким придыханием, отчего у альфы перехватывает дух. Мужчина рычит буквально в ухо, чувствуя, как по коже идут мурашки, и толкается глубже, двигаясь сильнее. — Лухан! — срывается на крик Мин. Альфа теряет голову от восклицания, никто не произносил его имя с таким желанием, трепетом и любовью, отчего он боится потерять себя в голосе этого мальчишки. Да только он совсем не понимает, что уже потерял себя в этом человеке, а голос — единственное, что держит его здесь. — Лу Хань! На безупречном китайском, от которого кожа расходится по швам, а в грудине разливается болезненно-приятное тепло, заставляя разрываться на куски, а после собираться в одно целое. Мужчина глушит стон в ворохе чернильных волос и вбивается в парня сильнее. Он переходит на размашистые толчки, явственно ощущая, как дрожит под ним альфа. Лухан как нельзя ярко чувствует, как сильно нравится Минсоку этот ритм, и как тот движет бёдрами. Не от него, а к нему. — Миньшо, — тихо зовёт его альфа. Ким умолкает буквально на мгновение. — Миньшо, скажи, кто я? Ему необходимо услышать это. Однако мозг Минсока сейчас отказывается функционировать, он едва ли может вспомнить собственное имя, но одно Ким знает точно. — Мой альфа, — с прикрытыми веками и слабой улыбкой. — Кто я ещё? Лухан усмехается, меняя угол, и, кажется, задевает простату, совершенно случайно. Из Кима словно весь воздух выбили одним четким ударом, и он понять может, кто кричит, только мгновениями позже он осознаёт, что крик принадлежит ему. — Боже! — восклицает альфа, и у него темнеет в глазах от удовольствия. — Мх, совсем не то, — Лу движется по простате, чувствуя, как легко растягивается альфа. Он сменяет толчки на более грубые, и Минсок срывает собственный голос, теряя остатки совести и стыда. — Блядь, Лухан! — Ну же, лисёнок, не обижай меня, — старается держать себя в руках Хань, звуча непосредственно, но понимает, что теряет остатки самообладания. Он так хочет его. — Дьявол! — и, кажется, все восточное крыло замка слышит это восклицание. Именно этого Лухан и хотел. Мужчина закрывает глаза и отдаётся моменту, входя в Кима целиком. Минсок жмурится с силой, комкая в руках светлые простыни, и чувствует, как кожа на плечах и лопатках расходится от клыков альфы. Боже, как же сильно Минсок хочет вгрызться в горло своего альфы. От переполняющего изнутри запаха крови альфа внутри теряется, словно инстинкты дают сбой и сдаются под напором Ханя. На спине его альфы расцветают алые бутоны меток, и демон сходит с ума, упиваясь сладостным осознанием того, что этот альфа его. Целиком и полностью принадлежит ему. Тело, в котором скрыта природная сила альфы, оно его. Это бледное, разукрашенное алым тело его. Тело, на котором жизнь порезвилась, оставив после себя страшные шрамы и увечья, теперь его. Это тело принадлежит Лухану, и отныне никто не посмеет оставить на нем свой след, кроме Лухана. Ведь единственные шрамы, что будут на теле Минсока — это шрамы от его меток. Разум, что поддет одурманивающей пеленой похоти, теперь также его. Всё то скрытое и не высказанное, что Лухан желает услышать, ураганом мечется в разуме альфы. Лухан заменил собой всех остальных, стал для Кима всем, сделал себя, как бы это отвратительно и эгоистично не звучало, главным приоритетом в жизни молодого альфы. Он ведь просто хочет, чтобы его альфа ощутил то, в чем он горел прошедшие столетия. Это плохо? Плохо ли то, что он хочет эту запятнанную, чернильную душу себе? Осколки души древнего духа, что стар как мир, раскинуты прямо перед ним: очернённые и окроплённые кровью. Словно самое отвратительное и ужасное смогло найти второе дыхание, вторую жизнь в теле человеческого юноши. — Это всё… твоё… Хрип на грани помешательства срывается с уст Мина, и Лу не понимает с какого момента он начал говорить. Не может вспомнить собственное «моё», глубоко осевшее на подкорке Кима. Минсок чувствует, что Хань близится к разрядке, и он не хочет, чтобы альфа покидал его. Парень медленно сжимается вокруг альфы, именно сейчас ощущая, насколько он большой, и, боже… Минсок буквально чувствует, как альфа пульсирует в нём. — Минсок, — прерывисто срывает с уст Ханя. — Я сейчас… — альфа сжимается чуть сильнее вокруг него, и Лухан рычит, сминая бёдра Кима. Блять, какой же он горячий и узкий прямо сейчас. — Я… хочу почувствовать… твоё семя, — у Лухана крыша едет от того, что говорит его альфа. Ему кажется это чертовой галлюцинацией, собственным бредом. — Я хочу, чтобы ты кончил в меня, — чуть уверенней звучит снизу, и Мин постепенно разжимается, позволяя альфе вновь двигаться, и Лухан покрывает шею многочисленными поцелуями, прижимая к себе тело альфы. Мужчина двигается отрывисто, грубо, вбиваясь в альфу целиком, и мгновение… Темнота застилает взор альф, и тепло затапливает их обоих. У Минсока темнеет в глазах от удовольствия, от ощущения заполненности изнутри, горячее семя разливается внутри него, и альфа не держит в себе крик. Он теряет себя, свой голос и сознание, все рамки словно растворяются, делая его и Ханя одним целым, единым и неделимым. Это ощущение невероятно. Он слышит хлюпающий звук, с которым Хань вбивается в него, слышит довольные рыки его альфы, и, господи, он чувствует, как чужое семя течёт по бёдрам, пачкая их. Альфа выходит из него, все также удерживая хрупкое тело на весу, и осторожно переворачивает Мина на спину, тут же перехватывая чужие руки. — Хань, — умоляет его альфа, несильно дергая руками. Он должен удовлетворить себя. — Нет, — только и произносит альфа, заводя чужие за голову, и впивается голодным поцелуем в губы. Парень протестующе стонет, но момент, и он чувствует, как Лухан обвивает вокруг его запястий металл — часть узора кованной спинки кровати. Минсок ошарашено замирает, чувствуя холодный металл. — Я хочу удовлетворить тебя. Лухан не может перестать смотреть на Минсока — введённого в ступор, такого раскрасневшегося и возбуждённого. — Лисёнок, — альфа ведёт ладонями вдоль спины и закидывает бёдра себе на поясницу, вжимая Кима в кровать. — Я бы никогда не стал делать то, чего ты не хочешь, — мягкий поцелуй. — Более того, — он склоняется к уху парня и продолжает, — я знаю всё о твоих самых темных желаниях. — Лухан прикусывает мочку уха и вжимается бёдрами в бёдра альфы, явственно ощущая, насколько тот твёрд. — Признайся, тебя заводит, когда я беру над тобой контроль, — альфа обхватывает губами кожу, на которой уже не осталось места, не тронутого ни его метками, ни засосами. — Тебе нравится подчиняться мне. — Лухан чувствует, как член Мина дёргается, и довольно сжимает бёдра, спуская цепочку поцелуев к груди. — Да, — хриплое отражается от стен их покоев, и Ким вскидывает бёдра, чувствуя, как язык проходится по тазовым косточкам. — Как же я люблю это, — самозабвенно шепчет альфа, чувствуя тёплые руки, раскрывающие бёдра. Минсок разводит ноги в стороны, глядя на Ханя снизу вверх, и просит: — Поцелуй меня. Лухан не может воспротивиться. Альфа глубоко целует его, пока не чувствует жжение в легких, и делает это снова и снова, замечая, что Минсок полностью расслабился. Мужчина оглядывает своего альфу, довольствуясь абсолютной покорностью и подчинением, что мягким блеском переливались в чернильных глазах Мина. Лухан не может оторвать глаз от алых меток на шее и груди, они так красят его мальчика. Распухшие губы и раскрасневшееся лицо — он так прекрасен, словно был сделан исключительно для него, Лухана. Мужчина опускает взгляд ниже, цепляясь взглядом за блестящую смазку, что стекала вдоль члена, и эта мысль отвратительна, но… Он хочет когда-нибудь почувствовать альфу в себе. Мужчина выцеловывает красные коленки, поднимаясь выше, и собирает языком собственное семя с бёдер альфы. Минсок глубоко дышит и лишь шире раскрывает бёдра, глуша стоны в грудине. Боже, его ещё никто так не ласкал. Лухан обхватывает член рукой, массируя большим пальцем головку, отчего из неё вытекает ещё больше смазки. Минсок сдавленно стонет и сводит брови к переносице. Лухан накрывает член губами и после берет альфу в рот, медленно посасывая головку. — Лухан! Он чувствует язык, вылизывающий головку, и инстинктивно вскидывает бёдра. Мужчина же, в свою очередь, крепко удерживает его, не позволяя двигаться. Лухан чувствует, как альфа пульсирует, и вылизывает выступающие венки, ощущая, как смазка заполняет его рот. Мужчина прикрывает веки и выпускает альфу со рта, а после сглатывает смазку, смешавшуюся со слюной. Лухан издаёт гортанный рык, ему мало, господи, как же ему мало этого. Мужчина вновь берет альфу, закидывая бёдра себе на плечи, и он не может им насытиться. Лухан не может насытиться его стонами, ему мало, он хочет всего альфу. Демон расслабляет горло и вбивается целиком, издавая довольный стон. Больше, ему нужно больше. Лухан ритмично двигает головой, чувствуя, как губа начинает разрываться, а глаза заполняют слёзы. Он хочет, чтобы Минсок потерял голову от его ласок. Мужчина чувствует, как головка набухает, и он вновь слышит это чертово «ещё», отчего думает, что он окончательно рехнулся, однако… — Прошу, не останавливайся, — Минсок сдаётся и просит его, растеряв все остатки стыда. — Пожалуйста, Хань, я хочу ещё! Я так сильно хочу тебя, Хань, пожалуйста! Прошу тебя… Лухан чувствует, как тьма поглощает глаза, и позволяет теплу разлиться в груди. Минсок, наконец-то, раскололся и начал говорить все то, что держал в себе всю ночь. Стоны вперемешку со словами ласкали слух альфы, и в один миг Лухан почувствовал, что разрядка очень близка. — Боже, Хань, я сейчас кончу… — Я знаю, — произнёс альфа и обхватил ладонью член, переходя на более грубую ласку. — Лухань… я… ах! Мужчина почувствовал горячее семя, наполнившее рот, и проглотил чужую сперму, чувствуя, как Минсок расслабляется в его руках. Минсок резко дёргается, подскакивая на постели, и глубоко дышит, словно пребывал все это время под водой. Мужчина озирается по сторонам, отмечая знакомые очертания пентхауса в полутьме, и ведёт руками вдоль волос и шеи, желая разогнать тепло. Жарко. Как же ему, черт возьми, жарко. Мужчина вновь хочет почувствовать леденящий холод, от которого немеют пальцы, а кожа меняет цвет на серовато-голубой оттенок. Он буквально готов продать душу ради того, чтобы не чувствовать тепло. Только не сейчас. Не в тот момент, когда оно стало напрямую ассоциироваться с Луханем. Минсок растирает лицо ладонями, желая стереть образ демона, словно выбитый на сетчатке, он хочет забыть его, хочет, чтобы он ушёл, испарился. Минсок чувствует себя… Грязным? Совсем нет. Использованным? Альфа крутит головой. Желанным? Мужчина покрывается гусиной кожей и хочет смыть с себя чужие прикосновения, не желая признаваться даже самому себе, что… Таким желанным его ещё никто не заставлял чувствовать. Альфа поднимает голову, ощущая яркое желание выпить, нет, он не хочет помнить это, оно ему не нужно. Это лишь шквал ненужный эмоций, сильных и бесполезных, деструктивных и опасных, тех, что разорвут его идеально выверенную маску в клочья. Он должен от них избавиться, он должен забыться, в бутылке ли элитного или же в компании элитной совсем не важно, однако… Мужчина переводит взгляд на дверь и встречается со взглядом Генерала, внимательным, но таким же уставшим, как и у самого Минсока. Демон кривит уголок губ в улыбке, слабой и жалкой, отчего Минсок давит усмешку в грудине. Совсем не ту реакцию ждали, Генерал? Они оба молчат, они оба застигнуты врасплох внезапными воспоминаниями их первой ночи, и никто не решается заговорить первым. Они оба молчат, словно те сотни лет поисков друг друга ничего не значат. Они молчат, словно их чувства были мимолётны, эфемерны и быстры. Никто из них так и не решается заговорить, потому как оба боятся разрушить ту иллюзию неприступности, что создали вокруг себя. И лишь воспоминания, горящие в умах альф адским пламенем, говорят за них самих. Говорят, что чувства к друг другу у них не угасли, и что эти самые чувства уничтожат обоих, если они не подчинятся им.