***
Нету сил эти муки выносить,
Я давно отпустил все разумные мечты
Остался я, остался ты,
Кто меня жрёт изнутри*
Деревня близ города Кэсон, Северная Корея. 23:00 — Значит, быть с ним — это тоже было твоим выбором? Минсок замирает. Отводит глаза отрешённо, словно пойманный на лжи, и не находится с ответом. Знает, что есть удобный для него ответ, обвинить ведь всегда можно. Сейчас, находясь в позиции жертвы для Чунмена, для омеги все, сказанное альфой, будет истиной, но Ким чувствует, что это неправильно. — Да, — больше всего Минсок ненавидит ложь. Он ненавидит лгать и не любит, когда лгут ему, потому сейчас правда так легко срывается с уст. — Быть с ним было моим выбором, — говорит альфа, подтверждая самые страшные догадки старшего. Чунмён едва успевает сформулировать вопрос в голове, как за толстыми дверьми парадного входа разносится яростное «стоять!» и следует автоматная очередь. Тишина последовавшая за ней оглушала. Но умеренный стук в дверь оглушил в разы сильней. — Сядь, — тут же звучит приказ, Минсок даже не оборачивается на Чунмёна, только бесшумно ступает к входной двери. — Я кому сказал стоять?! — орут там, на улице, и вновь звучит автоматная очередь, однако даже это не останавливает альфу. В дверь продолжают настойчиво стучать. Чунмён сверлит взглядом дверь, но не может произнести и заклинания: Мин может услышать, будут вопросы, а ему в последнюю очередь нужны расспросы. Омега не видит ни души, ни ауры демона за дверьми, нет даже отголосков мыслей, вся его магия бессильна перед защитой демона. У этого беты (?), Чунмён не чувствует никаких запахов, очень сильный покровитель, настолько, что смог скрыть его сущность за магическом щитом. Судя по всему, его покровитель очень дорожит своими подчинёнными. А младший же Ким буквально преображается на глазах в эти секунды: он чувствует опасность, чувствует ее всей своей сутью, как и Чунмён, отчего мрачнеет с каждым мгновением все сильнее. И походка становится более похожей на звериную: он подбирается, мышцы напрягаются в теле, Минсок в своём классическом чёрном костюме похож на пуму перед самым ее броском. Чунмёну на мгновение кажется, что Мин и вправду вгрызётся в шею того, кто посмеет пересечь порог их дома. Его движения настолько плавные, Чунмён даже не успевает заметить скользнувший в руке пистолет, она словно дополнение его, Минсокова, тела. Альфа снимает пистолет с предохранителя, открывая дверь одновременно, — эти звуки так хорошо ложатся друг на друга, отчего в скрипе входной двери даже не слышно пистолет. — Доброй ночи, господин Ким, — мгновенно склоняется в почтительном поклоне незнакомец. — Доброй, — глухо выдаёт альфа, внимательно разглядывая мужчину средних лет перед собой. Обычный, ничем не примечательный, да только в него спустили порядка трёх сотен пуль, а на нем нет даже пятнышка крови. Чего нельзя сказать о двери — та буквально держится на добром слове. Этот мужчина буквально пропустил пули сквозь себя, —Минсок запоминает это, принимает это как факт. Возможно, в будущем ему пригодятся эти знания. — Позвольте передать вам приглашение на званый ужин, — мужчина вытягивает руку, и во всполохах пламени возникает приглашение. — Владыка желает видеть вас, ваше присутствие очень важно для нас, — благожелательно улыбается мужчина, и Ким выхватывает приглашение. — И когда же будет ужин? — В пятницу, господин, — охотно отвечает бета и продолжает. — Что касается транспортировки, то мы можем забрать вас откуда угодно. У вас будут какие-то пожелания? — Пожеланий нет, — кратко отвечает мужчина, чувствуя нарастающую смуту внутри. — Ах, да, мой господин, вы можете привести с собой спутника или же спутницу, мы будем только рады познакомиться с близким вам человеком. — Я подумаю над этим, — честно говорит Ким, все больше погружаясь в безрадостные мысли. Альфа прощается с мужчиной фактически на автомате. Он смотрит на удаляющуюся фигуру статного мужчины, что скрылась среди ветвей величественных елей, и почти рычит: — Хвана ко мне, сейчас же! Потому что это провал. Недопустимая, непоправимая ошибка со стороны Кима, а с их стороны…. Альфа усмехается, кидая приглашение на журнальный столик, и зарывается пальцами в залаченные волосы. А с их стороны это невероятно барский, хозяйский жест. Он ведь один из сынов Преисподней, верно? Ад не намерен отдавать своих сынов кому-либо, и Минсоку это показали наглядно. Такой маленький, на первый взгляд, незначительный жест так много в себе таил. Они смогли найти его даже здесь, в самой закрытой стане мира, в стране, где нельзя отследить передвижения по спутнику, в стране с неразвитой инфраструктурой, среди лесов и дикой местности. — Блядь, — шумно ругается альфа, стягивая с себя пиджак. Чунмён не двигается. Парализовано смотрит на такие знакомые вензеля и боится прикоснуться к письму, словно то отравлено. Словно бы бумага пропиталось чужим ядом и желчью. Некий Хван — вероятно, ответственный за безопасность — приходит, и Минсок выводит его на задний двор. Альфа перед этим успевает бросить подчинённым, чтобы те заменили дверь сейчас же, и есть в его движениях что-то, что отдаленно напоминает Ифаня. Через шум разбушевавшейся вьюги Чунмён слышит, как Минсок избивает своего подчинённого. Хруст рёбер. Чунмён отчётливо слышит хруст рёбер. Он чувствует запах крови, сгустками сплевываемой подчинённым, и отчего ему самому хочется блевать. Дальше будет только веселее. Ледяной прикрывает веки, глубоко вдыхает и свыкается с этой мыслью. Будет определённо весело.***
Тем же вечером. Сеул, Южная Корея. 23:00 Бэкхён возвращался домой крайне удрученным. Не замечая дороги, он шёл, погружённый в собственные мысли, терзаемый тревогами и сомнениями. Он был встревоженным, но, какая ирония, никакую из существующих проблем он не может решить. Ведь он недостаточно силён, чтобы повлиять на исход событий. Всё, что ему оставалось, так это быть молчаливым наблюдателем, смотрящим на то, как жизни его знакомых и приятелей рушатся. Как же это всё-таки противно. Бэкхёну противно от самого себя. От такого жалкого, ущербного себя. Потерянного. Падшего. А ты ведь можешь стать сильнее. Бён трясёт головой, прогоняя ненужные мысли, и ускоряет шаг, поддерживая сумку на плече. Раньше ты чувствовал тяжесть крыльев за спиной, а сейчас? Сумка предательски сползает с плеча, и омега упрямо закидывает ее обратно на плечо, чувствуя лишь от неё одной невероятно сильную тяжесть. Словно в ней лежат кирпичи, а не библиотечные книги. Взгляни на себя, кто ты? Действительно, а кто он? Сумка вновь падает с плеча, но теперь Бэкхен не успевает схватить её, и она тихо плюхается в подмерзшую лужу. Блять. Как же он устал. Бэкхен накрывает дрожащими руками лицо и медленно оседает на холодную, промозглую землю, где ещё даже лёд не успел покрыть сырую почву. «Запачкаешься», мелькает где-то в черепушке, и от этой мысли Бэкхен заходится тихим смехом. Злым, отчаянным смехом, полным бессилия. Он уже итак запачкан. Он уже давно пал, вымазался в этой грязи. Бывший некогда ангел тихо плачет, пачкая колени сырой землёй, и не находит в себе сил подняться. Ему нужны силы. Бэкхен тянет рюкзак к себе, намереваясь достать оттуда телефон, но… он не может. Тело словно деревенеет от подступившего холода, температура воздуха будто в один миг становится аномально низкой, и Бэкхен только сейчас осознаёт, насколько ненормальна эта ситуация. Ему нужны силы. И здесь к горлу подступает невероятная паника, Бэк чувствует присутствие чужака, здесь кто-то есть. Кто-то очень сильный, сильнее Чанеля с его красным пламенем, блять, неужели это кто-то из ледяных? Омега медленно поднимает голову, глядя на собственное отражение в грязной луже, и видит позади себя всполохи голубого пламени. Ему нужны… Омега теряет сознание посреди ночной улицы, и тело парня заваливается вперёд, прямо в лужу в минус двадцать.***
Сеул, Южная Корея. 23:00 Ёнсан всегда считала себя сильной женщиной. Ее мерилом силы был Минсок, ведь подле себя альфа держал лишь поистине сильных и волевых людей. Готовых бороться до конца. Готовых отдать жизнь за идею. Он держал подле себя людей, походивших на него самого, и Ёнсан заслуженно находилась ближе всех. Ближе Исина, ближе того мальчишки Тена, ближе кого бы то ни было. Ёнсан никогда не проявляла слабости. Это, пожалуй, и любил в ней Минсок, как и непоколебимую верность. Верность и сила — качества, глубоко почитаемые мужчиной, и люди с такими качествами в избытке для Минсока всегда были на вес золота. — Дорогая, — женщина коротко улыбается, не поворачиваясь к мужчине. Гамма не обращает внимания на обращение, Минсок прежде никогда не называл ее «дорогой», несмотря на то, что он дорожит ей. Собственное имя в устах мужчины приятнее слышать, но да ладно. Альфа подходит к женщине со спины и мягко целует острое плечо, не скрытое тканью чёрного платья. — Как ты? Повидал братца? Женщина оборачивается и смотрит расслабленно, держа в руке бокал вина. Альфа обнимает женщину за талию и прижимается губами к шее, неторопливо целуя каждый ее сантиметр. Руки альфы на удивление тёплые. Хотя нет, не так. Они горячие, гамма буквально чувствует тепло ладоней даже сквозь плотную ткань платья-футляра. Альфа слово собой источает самый настоящий жар, потому как гамма даже не прижалась к нему, но она даже сквозь это малое расстояние чувствует жар чужого тела. — Да, с Чунмёном все в порядке, — нехотя оторвавшись от бархатной кожи, говорит альфа, притягивая к себе женщину ближе. — Знаешь, встретившись с ним, я понял, что мне необходимо было поговорить с кем-то, кто не замешан во всем этом, —умиротворенно говорит мужчина, касаясь губами ее виска. Признаться, Ёнсан рада. Рада тому, что альфа решился хоть кому-то отпустить душу, ведь последние два месяца он был сам не свой. Видеть его расслабленным и, в некоторой степени, игривым приятно. Наконец-то все постепенно возвращается в норму. С того срыва прошло совсем немного времени, но альфа быстро пришел в норму. Сравнивая его состояние до отбытия на Север, Ёнсан сказала бы, что даже слишком быстро. Сколько прошло времени? Около двух ночей. Чтобы избавиться от проклятой дрожи в ладонях и беспричинного холода в конечностях, Минсоку понадобилось всего лишь пара ночей, пара бутылок и пара рук. Поразительно. Поцелуй в изгиб шеи вырывает гамму из раздумий, и она выворачивается в кольце крепких рук. Альфа притягивает к себе женщину для поцелуя, и бокал выскальзывает с рук гаммы, с тихим стуком приземляясь на ворсистый ковер. Но это сейчас неважно, это мелочи. Минсок целует ее настойчиво, требовательно, с силой сжимая женщину в своих руках. Гамма же удивляется такому неожиданному напору, и не успевает среагировать, как Ким вжимает женщину в стену и вновь целует ее. Что-то животное и ненормальное заметно в его действиях, и Ёнсан впервые становится некомфортно от их близости. Но Минсок целует ее до того самозабвенно, что страхи попросту исчезают. Альфа с силой срывает с женщины жемчужный чокер, и перламутровые бусины устилают собой пол. Мужчина с оголодавшим стоном вгрызается в тонкую и до того аппетитную шею, что даже не слышит болезненного вскрика. Или слышит? — Минсок! — Не совсем, дорогая, — мужчина нехотя отрывается от бархатистой кожи и зализывает рану, дабы женщина не умерла от потери крови. Она умрет, но не сегодня, ее время еще придет. Ёнсан напугана. Тварь с глазами Минсока поднимает на нее глаза и хищно облизывается. Альфа с интересом наблюдает за переменой в глазах напротив, сморит, как страх меняется отвращением, а после и яростью. Эта девчушка берет на себя слишком много. — А ты вкусная, — довольно подмечает мужчина, до неприличного близко склонившись. — Теперь понятно, почему мой мальчик выбрал тебя. Чернь затапливает глаза монстра и словно выходит за ее пределы, растягиваясь кустистыми ветвями по лицу. Существо тянет его, Минсоковы, губы в довольной усмешке, и смотрит, напитывается чужим страхом. Мой мальчик. «— Твой запах изменился. Тебя… будто пометили. Это тяжелый запах, слишком тяжелый для омеги, но для альфы в самый раз. Металлический запах, запах свежей крови, знаешь, отдает легкой сладостью. А еще запах жженой древесины. Но преобладает запах крови» Ёнсан узнала этот запах. — Хах, смышленая, однако. — Ты? — и когда существо начинает тихо смеяться, гамма чувствует, как пальцы рук начинают леденеть. — Ты… — почти рычит женщина и рывком вытаскивает стилет из разреза платья, но когтистая ладонь перехватывает ее за запястье и вжимает в стенку с глухим стуком. — Ну-ну, дорогая, не заставляй меня разочаровываться в тебе. Мой мальчик не стал бы окружать себя глупцами, верно? — мимика, до того чуждая, выглядела так непривычно на лице Кима. — Поэтому давай выкинем эту безделушку, она тебе не поможет. — Чего ты хочешь? Как видишь, Минсока здесь нет, — ядовито выплевывает вопрос женщина, дергаясь в крепкой хватке. — А я не за ним пришел. Я бы хотел взглянуть на его окружение. Ты ведь одна из немногих, кого он так сильно любит. Что? Ёнсан хочет рассмеяться. Понятия Минсок и любовь никогда не стояли вместе и не будут. Альфа не способен на это. Он может быть преданным, искренним и заботливым, но никак не любящим. Минсок попросту не способен любить. Женщина смеется. Злобно смеется. Загнанно и отчаянно. — Ким Минсок, — демону противно от того, что какая-то девчушка произносит имя его альфы, — не способен любить, — буквально дробит на слоги такую простую истину. Все его подчиненные знают об этом. Альфа запретил себе любить и чувствовать хоть что-то после потери дома и семьи. — И ты его еще зовешь своим? — смотрит исподлобья, растягивая красные губы в торжествующей усмешке. Если она сегодня умрет, то в могилу она заберет свою гордость. Она не позволит себе опуститься перед кем-то, вроде него. — Ты хоть знаешь его настоящего? Простые, до одури простые слова так хлестко бьют, и те малые крохи терпения теряются в смертоносном вихре ярости. — Дорогая, — широкая ладонь смыкается на шее, и демон рывком подымает гамму в воздух. — Тебе стоит быть осмотрительнее в словах. И Ёнсан понимает, как сильно это задело демона. — Он н-никогда не б-будет т-твоим, — выплевывает в лицо демону эти слова Ёнсан. Смесь из приглушенного вопля и хрипа разрывает гнетущую тишину. Ёнсан действительно стоило быть аккуратной в словах, ведь Лухан ей только что сломал руку. Руку, которой она хотела его заколоть. Болевой шок настигает ее быстро, но гамма молчит. В оцепенении смотрит на альфу, цепляясь еще целой рукой за запястье. Гамма забывает, как дышать. Гамма даже не чувствует нехватку кислорода, ведь… Демон сбрасывает личину Минсока, являя женщине свой истинный облик. В тишине гостиной слышится хруст рвущейся ткани, и кожистые крылья раскрываются за спиной. Но Ёнсан не может отвести взгляда от лица инкуба. Боже… Женщина не думала, что демоны могут быть такими… неземными. Ёнсан узнала о демонах относительно недавно, когда Джено попытался напасть на нее. Перекошенное от ярости лицо, серая кожа и обнаженные клыки — Ёнсан представляла подобные образы, когда речь заходила о демонах. Подобные существа походили на людей, но этот… Он совсем не был похож на человека. Ёнсан в жизни не поверила бы в то, что существо такой красоты способно на убийство, но еще свежая, ее кровь блестит на губах и подбородке, молчаливо говоря, что он не только убивает людей. Он питается ими. — Минсок способен на любовь, — легко срывается с окровавленных уст Лухана. Абсолютное спокойствие и умиротворенность на лице выглядят карикатурно, фальшиво. С предшествовавшей ей яростью, такой живой и яркой, все это выглядит слишком наигранно. Но следом мелькает мысль, от которой Ёнсан становится действительно страшно: и ярость, и спокойствие настоящие, такие перепады бывают у тех, кто находится в невменяемом состоянии. — Пусти, — тихо шипит гамма, дергаясь в руках демона, но тот словно не слышит ее. — Также ему нравится, когда любят его… как ты там подумала? Ах, да, по-животному, — словно невзначай произносит альфа, наблюдая за тем, как глаза наливаются кровью. — Я полагал, дать ему немного свободы будет полезным, он чах там, в стенах моего дворца, — Ёнсан презирает слабость. Она презирает себя за то, что обессиленной пташкой бьется в руках демона, и ничего не может сделать с этим. — Однако… люди дуреют от свободы. Полагаю, самое время напомнить ему о том, кому он принадлежит, — гамма теряет сознание, безвольно повисая в чужих руках. А Лухан даже не замечает этого. Отбрасывает от себя тело небрежно, выглядя до ненормального спокойно.