«Секреты, что я хранил в своём сердце, Спрятать тяжелее, чем я думал»
Сеул, Южная Корея. 21:00 Бэкхён перед тем, как спрятаться в библиотеке, утаскивает с кафетерия булочку и по-быстрому хомячит ее, пока идёт к выходу из главного корпуса. Омега торопится, потому как брать в раздевалке верх было лень, и потому Бён буквально бежит к другому корпусу, потому что холодно ну жесть как, однако ветра нет, и это хоть немного спасает. Подбегая ко второму корпусу, Бэк чувствует себя ледышкой, у него зубы стучат в такт торопливым шагам, и он совсем не замечает за собой тени, метнувшейся за ним. Бэк приветливо кивает библиотекарю и прытко проскальзывает через небольшую группу людей, негромко обсуждавшую детали проекта. Омега забивается в один из самых дальних углов и пытается переварить полученную информацию, да только думать не может из-за забившегося под кожу холода. И говоря о холоде… Нужно позвонить Минсок-хёну. — Думаю, это может подождать, — звучит голос над ним. На стол опускается бумажный стакан с кофе, а на плечи омеги пиджак. Бэкхёну даже голову поднимать не нужно, он уже по запаху понял, что это Чанёль. — Что ты здесь делаешь? — шипит омега, скидывая с плеч пиджак, и тут же ёжится от холода. Чанёль возвращает пиджак на место и подтягивает стул поближе, так, чтобы падший оказался в ловушке. — Пей, совсем продрог, — альфа подталкивает стаканчик и смотрит пристально. Бэкхён хочет воспротивиться, хочет вдарить по лицу, груди, неважно куда, главное ударить с силой и так, чтобы самому больно стало, а Паку ещё хуже, но ангел чувствует от бывшего подопечного злобу, волнами исходящую из грудины, места, где раздаются мерные стуки сердца, отчего боится произнести и слова против. Бэкхён отпивает напиток осторожно, пробует на вкус, и мысленно кивает себе, мол, да, кофе и ничего больше, слава Богу. Пак на эти мысли усмехается. — Я бы добавил туда свежей крови, да только ты не оценишь такой жест. — Что тебе нужно, Пак? — омега решает не церемониться с ним и перейти к делу. Похоже, его не собираются оставлять одного. — Хочу предостеречь, — Бэк вскидывает брови, и усмешка сама слетает с губ, но парень молчит, глядя на Пака, подвинувшегося ближе. — Не лезь туда, Бэкхён. — Что? Ты о чём? — включает дурачка Бён и подаётся вперёд, склоняя голову вправо. — К хахалю своему не лезь, если хочешь жить. У нашего Генерала виды на него и, поверь, так просто он не оставит его. — Генерала? — мгновенно цепляется за слово Бён. — Генерал Лу? Лу Хань? Чанёль сузил веки. — Да, — осторожно говорит альфа. Откуда он его знает? И ладно бы если это было лишь имя, да только он видит четкий образ в голове падшего. — Генерал Лу. Лухан, если быть точным, — Бэкхён слышит доселе невиданную осторожность, с коей говорил Пак, отчего ему самому становится не по себе. Генерал Лу. Лухан. Бэкхен чувствует себя так, словно он прикасается к чему-то до дрожи опасному, но в то же время и прекрасному. «Лу Хань» — так звучало бы его имя на китайский манер. — Невероятно, — на выдохе произносит омега, сжимая в руках бумажный стаканчик. — Бэкхён… — предостерегающе произнёс альфа, медленно подаваясь вперёд. — Даже не смей, — страха в голосе Пака было столько же, сколько и угрозы. — Не сметь «что»? — заводится с полуоборота Бён, резко поднимаясь с места. — Не смей влезать в это дело! — взрывается Пак, и стул с грохотом падает на пол. — Не смей, блять, даже вмешиваться и вставать на его пути, Бэкхён! — С какой стати ты вообще взял, что я тебя буду слушать? — прошипел омега, поднимая рюкзак за его лямку. — Это для твоей безопасности! — орет как не в себе Пак, и темные, извилистые линии обвивают его лицо. — Я тоже так говорил, Чанёль, — сохраняя жалкие остатки спокойствия, проговорил Бён. — Вспомни, как я тебя просил, уговаривал не связываться с ними, а ты пошёл наперекор моим словам! — тоже перешёл на высокие тона Бэкхен. Пак поджал губы и склонил голову, не имея возможности ни уйти, ни ответить. Здесь Бэкхен был прав. — Так что мне мешает ослушаться тебя?! — поддавшись вперёд, спросил Бэк. «Мне ничего не мешает прямо сейчас схватить тебя и унести прямиком в Преисподнюю» — Ничего, — неожиданно даёт заднюю Пак и словно в подтверждение своим словам делает шаг в сторону, освобождая путь падшему. — Обожгись один раз. Может, поймёшь, что спасение своего хахаля — это пустое дело. «А я буду рядом, чтобы подстраховать, не дать сломаться, умереть» — Пусть я и упустил тебя, Чанёль, но это не означает, что я позволю ещё одному человеку отойти к ним.***
Деревня близ города Кэсон, Северная Корея. 21:00 Чунмён сидел на диване в гостиной словно в прострации. Он не двигался, держа идеально-ровную, карикатурную осанку. Омега был подобен античной статуе, являя собой поэта того времени. Чунмён слышит треск древесины в камине, он чувствует мягкий свет люстр на лице, омега слышит разговор альфы на улице, черт, он даже слышит, как тлеет сигарета в его руке, но Чунмён далеко не здесь. Он чувствует тепло дома, но ему оно кажется эфемерным, поверхностным и ненастоящим. Чунмён снова там. В ледяных водах Коцита. Сковывающий душу холод, что пробирается внутрь, прямиком по венозным веткам к сердцу, чтобы поразить его и остановить. Нужно контролировать себя. Он не должен терять над собой контроль. Чунмён прикрывает глаза, справляясь с дыханием, и буквально вталкивает в себя кислород, приказывая своему глубинному, темному и жадному остановиться. Иначе он потеряет контроль над этим монстром. Чунмён дышит глубоко, но не чувствует ничего, кроме скользящего змеёй в глотку холода. Обжигающего холода. Чунмён кашляет. Громко, долго, сгибаясь надвое, омега обнимает себя руками, пытаясь вернуться в реальность, но он чувствует воду. Нет никакого тепла. Лишь холодные воды Коцита. Вода заполняет нос, рот и уши, черт возьми, Чунмён чувствует, как вода, подобно кобре, обвивает его внутренности, клубком сворачиваясь вокруг сердца. Она готова вонзить свои ядовитые клыки в него, и лишь от ее милости зависит, как долго он ещё проживет. — Чунмён? Холодные руки опускаются на плечи, и омега крупно вздрагивает, тут же разворачиваясь. Ему казалось, что позади его будет ждать кобра. Но нет. Там его брат. Возникает острая боль в сердце, словно невидимая кобра действительно впилась в него клыками. И у неё взгляд до того похожий на минсоковский, что Чунмену на мгновение становится не по себе. — Не воспринимай это близко к сердцу, это прошлое. Прошлое — это скопище событий, набор фактов, о которых нужно знать, но которые не должны властвовать над тобой. Альфа слабо усмехается, обходя диван, и ему кажется, что все было бы проще, придерживайся он своих убеждений. — Не воспринимать? — сипло выдаёт старший, разворачиваясь к брату. — Ты хочешь, чтобы я это не воспринимал близко к сердцу?! — с искренним недоумением, граничащим с истерией, говорит Чунмён, стремительно вставая. — Да, родной, — альфа опускает руки на острые плечи брата и медленно ведёт руками вниз, словно желая забрать его ярость себе. — Это всего лишь воспоминания, события прошлого, это факт…. Чунмёну трудно контролировать себя, когда дело касается семьи. — Именно! Именно, Минсок! Это факт! Факт того, что он… прикоснулся к тебе! Сделал тебя своим! Относился к тебе так…. — розоватые губы искривились в гнилом презрении, — словно ты его омега. Сам факт того, что он метил тебя, омерзителен! Ты, альфа, и… — Скажи, я тебе противен? — так просто говорит в лоб альфа и смотрит внимательно из-под ресниц, чуть склонив голову. — Что? — старший мгновенно меняется в лице, и весь шквал эмоций сходит на нет. — Нет, конечно нет! Минсок, ты неправильно понял меня, — боже, стоит Чунмёну лишь раз позволить себе чувствовать, как он сталкивается с проблемой непонимания. Его эмоции очень часто не понимают и толкуют в ином ключе. — Я ни за что не стану ненавидеть тебя! Ты… ведь ты с Дженни — единственные, кто у меня есть. Мне противно, да, но мне противно от той мысли, что к моему младшему братишке прикасалась какая-то мразь, мне противно… что я, как старший, допустил подобную оплошность. Я ведь ответственен за вас, Минсок. Так ведь было всегда. Родители всегда спрашивали за вас обоих с меня, мне прилетало за ваши ошибки, и даже сейчас, когда родители не знают об этом, я чувствую себя виноватым. Виноватым за то, что допустил все это! Тот Ад, через который ты сейчас проходишь, все это по моей вине! Чунмён дрожит в его руках, Ким едва ли сдерживает слёзы, и омега держится, отчаянно цепляется за руки брата подобно утопающему. Признаться, он не понимает, почему водная стихия приняла его, ведь он не может контролировать эмоции как таковой. — Всё это, — Минсок обводит глазами гостиную, подразумевая ситуацию в целом, — как и то, через что я прохожу, — это результат моих действий, Чунмён. Это результат моих решений, в этом нет твоей вины. — Ты ведь с дома ушёл из-за меня… вёл такой образ жизни, скрывался, прятался. Ты ведь тогда не жил вовсе, ты выживал. И это… — Было моим выбором, — тихо, но твёрдо говорит альфа, глядя омега в глаза. — Значит, быть с ним — это тоже было твоим выбором? Минсок замирает. Отводит глаза отрешённо, словно пойманный на лжи, и не находится с ответом. Знает, что есть удобный для него ответ, обвинить ведь всегда можно, сейчас, находясь в позиции жертвы для Чунмена, для омеги все, сказанное альфой, будет истиной, но Ким чувствует, что это неправильно. — Да, — больше всего Минсок ненавидит ложь. Он ненавидит лгать и не любит, когда лгут ему, потому сейчас правда так легко срывается с уст. — Быть с ним было моим выбором, — говорит альфа, подтверждая самые страшные догадки старшего. Чунмён едва успевает сформулировать вопрос в голове, как за толстыми дверьми входной двери разносится яростное «стоять!» и следует автоматная очередь. Тишина последовавшая за ней оглушала. Но умеренный стук в дверь оглушил в два раза сильней.«Может, я просто хочу быть твоим, Хочу быть твоим, хочу быть твоим…» Arctic Monkeys — I wanna be yours