И не согрешите ли Вы со мной?

Он пел в церковном хоре. Его Путь только начинался и совсем еще маленького мальчика, взяли послушником в главный собор... Он пел в церковном хоре. Настоятель храма был против, и он помнил, как в тот день его буравили темно серые глаза, но когда он запел... даже каменное сердце Настоятеля прониклось теплом к маленькому ангелу, и его взяли под покровительство. О таком он мог только мечтать... Беззаботно шли годы, он пел в церковном хоре, затем поступил в семинарию. Уроки приносили только радость. Он легко усваивал все знания, за что неоднократно получал похвалу Настоятеля... Завистников у него не было... Разве можно было ненавидеть ангела... Шли годы. Вот уже окрепший и сформировавшийся юноша, он с отличием окончил семинарию и его с радостью и нескрываемой гордостью взяли в главный храм... Он пел в церковном хоре. Был адвент, почти сочельник. В церкви было многолюдно, обычно для этого времени года, но что-то был не так как обычно... Он пел в церковном хоре, а на него из толпы смотрели глаза, безумные глаза, безумно красивые глаза. Он испугался своей мысли и спрятал глаза. Именно с того самого дня, каждый вечер эти дьявольские огоньки смотрели на него, ищущим, изучающим, ненасытным взглядом, прожигая свои пламенем насквозь, а он не мог поднять глаз, чтобы разглядеть, кому они принадлежат. Он пел в церковном хоре. А глаза, цвета шоколада смотрели на него из толпы, разжигая неведомое пламя. Когда как ему казалось на него никто не обращает внимания, спрятавшись за колонной он смел робко поднять глаза на того кто смущал его покой. На его широкие плечи, на красиво посаженную голову, на гордый профиль, на красивые пухлые губы... в его манящие шоколадные глаза, в которых хотелось утонуть или сгинуть навсегда. Юношу очень смущали и особо пугали его мысли, но противится им он не мог. Он старался. Но не мог. Иногда их взгляды встречались и тогда юноша резко опускал глаза и прятался за колонной, а щеки вспыхивали предательским румянцем. Он боялся, что кто-то откроет его секрет. Его тайну.