И не согрешите ли Вы со мной?

Однажды вечером в дверь постучали. Он открыл и с порога прямо ему в ноги бросилась уродливая беззубая старуха и вцепившись в подол его сутаны скрипучим голосом запричитала: "Умоляю падре, она умирает, пойдемте скорее, скорее.... " Не удивленный ни столь поздним визитом, ни просьбой, он быстро собрался, взяв в руки молитвенник, вышел вслед за старухой для исполнения своего печального долга. Она долго вела его пустынном улицами, пока они не остановились у черного хода какого-то большого дома. "Сюда." - Она поманила его костлявой рукой внутрь. Он последовал за ней. Преодолев анфилладу пустых темных залов они поднялись на второй этаж и остановились перед массивной дубовой дверью . Падре вошел. За дверью оказалась внушительных размеров комната, которую едва едва освещали несколько свечей и тлеющие в камине угли. Когда глаза немного привыкли к темноте, он рассмотрел исполинских размеров кровать под балдахином и решив, что умирающая там двинулся к ней. "Не торопитесь, -за его спиной кто-то усмехнулся. -к сожалению или к счастью, для Вас все же к счастью, на этом ложе сегодня никто умирать, по крайней мере в Вашем понимании, не собирается". Падре резко обернулся на голос. Войдя, он не заметил, у стены рядом с дверью стояло высокое кожаное кресло с массивными резными ручками в виде оскалившихся медвежьих морд. В кресле в раскованной позе сидел человек. Он одним движением ноги захлопнул дверь и встал. Их взгляды пересеклись, и падре узнал эти глаза. Горький шоколад, который он украдкой хотел попробовать. В левой руке человек небрежно держал хрустальный бокал, в котором переливалось красное как кровь вино. -"Надеюсь падре простит мне этот невинный обман? - С нескрываемым ехидством продолжал он, елейным голосом. - Видит Бог, - падре передернуло от этих слов, "Как он смеет упоминать имя всевышнего!" - У меня не было другой возможности остаться с вами наедине... За Вами всегда следят. Вы не знали?!"он сделал шаг в сторону падре. Падре инстинктивно попятился назад. Полные чувственные губы изогнулись в хищной ухмылке и человек сделал еще несколько шагов в сторону священника. - "Мне не следует здесь оставаться" - сказал падре, пытаясь оставаться спокойным. Гневный румянец вспыхнул на его щеках, его била мелкая дрожь. Он шагнул вперед, но незнакомец в ту же секунду оказался рядом с ним и резким движением развернул падре и прижал к стене, сильные пальцы сжали шею. "А как же ваше хваленое милосердие?" С вызовом глядя прямо в черные горящие глаза падре прошептал: "А разве здесь есть кто-то, кто нуждается в милосердии?" Незнакомец негромко рассмеялся, показав белые красивые зубы. "Моя душа, падре, моя священная бессмертная душа... Она погибает под тяжестью моих грехов и пороков, неужели вы откажете ей в спасении и обречете вечно гореть в адском пламени?" С этими словами он медленно приближал свое лицо к лицу священника. И когда на последнем слове горячее дыхание коснулось его уха, падре что было силы оттолкнул его. "Молитесь, и вы спасете свою душу, Ваша Светлость! "- последние слова он с нескрываемой яростью выплюнул ему в лицо. Да он прекрасно знал, кто перед ним. Да, он прекрасно осознавал всю ответственность за свои слова. Но остановиться не смог. Глаза хозяина дома полыхнули огнем. В то же мгновение тяжелый хрустальный бокал разбился вдребезги о стену в нескольких сантиметрах от лица гостя. От неожиданности падре зажмурил глаза. А незнакомец в бешенстве подскочил к нему и уже занес руку для удара, но остановился... увидев как по матовой белой щеке из небольшой ранки чуть выше скулы катится алая капля. В его глазах вспыхнула жажда. Их взгляды снова встретились. Падре испуганно смотрел на него. Его Светлость расширившимися зрачками наблюдал за движением капельки крови. Грудь его шумно вздымалась и опускалась. Мгновения длились вечность. Внезапно Его Светлость наклонился и медленно, почти ласково слизал капельку и поцеловал... От такого неожиданного и нежного прикосновения у падре потемнело перед глазами, тело перестало слушаться, сердце сладко замерло в груди. Признаться, он в самых дерзких своих мечтах не раз представлял нечто подобное. Ему было стыдно и сладко. Но об этом он молчал, даже на исповеди. Об этом он врал, даже себе. Но сердце врать не умело. Он этого хотел. «Miserere mei, Deus…» – «Смилуйся надо мной, Господи…» выдохнул он прямо в губы Его Светлости, подставляя свои для горячего, жадного поцелуя. Долгожданного поцелуя.