Однажды в Австрии...

Утро было свежим. Проснувшийся Сальери невольно залюбовался зарёй, словно написанной нежно-розовой акварелью на глубоком синем небе, и дымкой, стелющейся по траве. «Сейчас бы нести какую-нибудь чушь про росистую травушку и щебечущих пташек, разгоняющих вместе с солнечными лучами утренний туман,» — в своей обычной циничной манере подумал он про себя. «Но надо набросить на себя учтивую улыбочку и ехать в город давать показания, чёрт бы их побрал. И с Терезией надо помириться, и чем быстрее, тем лучше. Не хватало ещё с ней проблем». Он решил, что выедет раньше, и до встречи с полицейскими нанесёт визит супруге. Композитор не любил чувствовать себя виноватым, и, хоть в создавшейся ситуации и виновата была больше вспыльчивая фрау Сальери, чем он сам, чувствовал вину. А тот, кто чувствует вину — зависим, так полагал Антонио. Ещё до семи утра он завершил все утренние дела и распорядился о завтраке. Невыспавшийся и недовольный Винсент принялся готовить овощной салат и омлет, а Сальери захотел проведать своего пленника. Он был почти уверен, что Моцарт не спит, слишком уж богатой на разного рода впечатления была предыдущая ночь. Но не настолько, чтобы юноша вымотался и спал до полудня. После того отпора, который дал Амадей, разгадав хитрые планы как детскую загадку, он ещё больше заинтересовался младшим коллегой. Интерес и примешивающееся к нему уважение притупили свербящее чувство зависти, и Антонио был уверен, что в ближайшее время пленнику он вреда не причинит. Если сам Моцарт, конечно, не станет нарываться. Сальери неспешно поднялся на второй этаж и постучался в дверь комнаты, занимаемой Вольфгангом. Не услышав ответа, он позвал его, но, видимо, Моцарт всё-таки спал. — В конце-концов, он не гость, а мой Вольфганг, так что церемониться не стоит, тем более, что я всего лишь хочу пригласить его на завтрак, — пробормотал он, словно самого себя пытаясь оправдать, и открыл дверь своим ключом. Сальери окинул комнату взглядом, и всё его существо затопила густая, жгучая тревога. Словно в неверии мужчина покачал головой, на дрожащих ногах пересёк комнату, заглянул в ванную. Мгновение Антонио соображал, что видит, а затем Винсент выронил от неожиданности содержимое яйца прямо на брюки, а не на сковородку, так как истошный вопль Сальери, раздающийся сверху, мало того, что был неожиданным, так ещё и не предвещал хорошего дня. — Ебанутые композиторы, ноты им в жопы, — выругался он и поспешил на второй этаж, полагая, что похититель и его пленник опять что-то учудили. — Шутка удалась, да? — хохочущий Вольфганг почти выпал из шкафа, в котором прятался. Сальери резко обернулся. Его лицо было достойно первого места в категории «Топ-10 самых охуевших ошеломлённых лиц 2019 года». — Да ты… так шутить… — сухими губами пролепетал он, глядя на целого и невредимого пленника. — Доброе-бодрое утречко! — всё ещё хохотал Вольфганг, сидя прямо на полу. — С тобой утро если и злое, то уж точно не вялое, — перевёл дух Сальери, дрожащей рукой утирая выступивший от ужаса холодный пот. — Ты, чёрт возьми, где краску нашёл? Я чуть не рехнулся от ужаса! — О, так ты крови боишься, а я то думал, это твой фетиш! — Я подумал, что ты вскрылся! Заперся в душевой, вскрылся, истёк кровью. Умер. Что тебя больше нет, — последние слова он произнёс тихо, содрогнувшись. — Я здесь, герр Сальери! — с боевым воплем ворвался в комнату Винсент. Композиторы, как по команде, уставились на него. Тот смутился от такого пристального внимания. Предполагалась потасовка, в которой он с радостью бы поучаствовал, но её не было, музыканты просто сидели на полу в нескольких метрах друг от друга. — А в чём, собственно, дело? — максимально напрягая наточенный на грубую и обсценную лексику мозг, спросил тогда он. — Я удачно подшутил над твоим герром, воспользовавшись фэйковой кровью из этого шкафа, — гордо сообщил Моцарт. — Там столько всяких интересных штук оказывается. А что у тебя… за пятно? На причинном то месте… — Яйцо разбил, — на автомате пояснил Винсент. — Больно, наверное? — участливо спросил Вольфганг и снова покатился со смеху. Сальери что-то крякнул, поднимаясь с пола, на который без сил опустился, когда увидел заляпанный «кровью» пол ванной комнаты. — Нет, — всё ещё не понимал прикола охранник. — Не больн… А… Ах ты с-сучонок! — Спокойнее, Винсент, он просто пошутил! — жестом остановил охранника Антонио. — Кто бы говорил, — буркнул в ответ мужчина и удалился спасать завтрак, наверняка омлет уже подгорал. — Так значит я дорог тебе? — подозрительно кокетливо спросил Моцарт, подмигнул и словно нарочно, а так оно и было, виляя бёдрами подошёл к Сальери. Последний никогда не догадался бы, каких трудов стоило Амадею вести себя развязно и непринуждённо после того, что с ним случилось в этом доме. Тем не менее, Моцарт был не только гениальным композитором, но и талантливым актёром. Антонио смутился и вновь ощутил досаду от нахальства молодого композитора, приблизившегося на расстояние вытянутой руки. Моцарт и без того выглядел вызывающе в зауженных чёрных брюках с какими-то цацками на поясе и расстёгнутой сверху аж на три пуговки белой рубашке, так ещё и ведёт себя провокационно. «Он знает, чёрт подери, знает, что я его желаю. Но раньше он этого боялся, а теперь использует против меня, малолетний паршивец!» — шипел Антонио про себя, как-то забывая, что «малолетний» младше его лишь на шесть лет, а игры с намёком на эротику он начал первый, ещё когда велел Вольфгангу стоять на коленях. — Я, может, сам хотел тебя… — Он не смог произнести фразу «лишить жизни», ведь он действительно не желал смерти композитора. Желал полного и беспрекословного подчинения, по крайней мере, того желала его тёмная сторона. — Верю, что хотел, — продолжал улыбаться Моцарт. — Что хотел верю, что хочешь, что будешь хотеть. И знаешь что, Антонио? — Он приблизился к нему настолько, что теперь Сальери чувствовал себя жертвой, прижатой к стене. Он невольно выдохнул, задержав взгляд на тонких пальчиках Моцарта, так филигранно, так невесомо прошедшимся по его запястью. Так цепко, но при этом нежно сомкнувшимся на его руке. Антонио вопросительно взглянул на Амадея, удивлённый таким поведением. Так быстро сменить гнев на милость, дерзость на нежность? Нет, тут что-то нечисто… Моцарт лишь улыбнулся, поймав его взгляд. Он и не думал отпускать руку, а вырвать её Сальери малодушничал. — Я дам тебе то, что ты хочешь, — продолжил юноша, почти прижимаясь грудью к груди Сальери. — Но ты пообещаешь, что сразу после отпустишь меня. Я сделаю, что ты хочешь. Встану на колени и всё такое… Сам. Только отпусти меня, пообещай, что отпустишь. Пообещай, Антонио… — Гадкий мальчишка! Амадей отпрянул, не ожидая такой реакции. Собственно, согласия он тоже не ожидал, его целью было смутить Сальери, сбить его с толку, но всё опять пошло не так. Антонио вырвал руку и замахнулся ею на своего пленника. Моцарт со вскриком увернулся от пощёчины, но в следующий миг был прижат к стене телом мужчины. Руки, которые он всего несколько мгновений назад ласкал своими пальцами, жестоко схватили его за запястья. — Вы забываетесь, герр Моцарт, — прошипел Антонио в лицо испуганному Амадею. — Ставите мне условия, мой дорогой? И как я сразу не догадался. Нет, радость моя, так просто ты не отделаешься. — Да что тебе нужно, ебанутая твоя натура?! — Мне нужен ты, — прошипел Сальери. Не больше десятка секунд потребовалось ему, чтобы взять себя в руки. Он вздохнул, отпустил Моцарта. Тот, как дикий зверёк, стремительно отскочил в сторону, с обиженным лицом растирал запястья. «Зачем я с ним так жёстко?» Ярость отступила, в конце-концов он мог понять свободолюбивого Вольфганга. Но чтоб тот так быстро сдался… Странно это. В любом случае, не стоит свирепствовать. Антонио вздохнул и продолжил уже спокойнее. — Мне нужен ты, а не твои одолжения. Твои мысли, чувства, тело, музыка, мне нужен весь ты. — Мои мысли ты не подчинишь никогда, а чужие чувства не дано подчинить никому на этом свете! — твёрдо ответил Моцарт. Юноша взял себя в руки, и теперь лишь с укором и жалостью смотрел на своего безумного пленителя. — Мне искренне жаль тебя, если ты думаешь, что я буду полностью твоим по своей воле. После всего, что ты сделал. Только дав мне свободу ты смог бы исправить своё положение. Задумайся над этим. Задумывался над этим Сальери всю дорогу до города. Завтракать вместе они не стали, Антонио боялся, что вновь сорвётся и причинит вред молодому композитору, не физический, моральный. Чтобы отвлечься от мыслей о пленнике он стал размышлять над подарком для Терезии. Ей наверняка понравится какой-нибудь романтичный сюрприз. Розы и ювелирные украшения подойдут. А ещё стоит лично сварить ей кофе и пожарить блинчики, даже если на диете, она от них не откажется. Было около девяти утра, а встреча с полицей была после полудня. Времени на примирение было предостаточно. Почему-то Антонио чувствовал, что ему срочно нужно получить расположение Терезии.

***

— Откупиться решил? — сухо спросила она, даже не взглянув на мужа. Терезия сидела на барном стуле и листала журнал. Рядом с ней стояла только чашка чая и френч-пресс — значит, опять диета. Или расстроилась так, что не хочет даже завтракать. Женщина подняла голову, укоризненно посмотрела на мужа, ожидая ответа. В большой и светлой кухне она показалась ему неожиданно юной и одинокой. Как обиженная девочка. Терезия в одном синем шёлковом халатике, без макияжа и укладки казалась ему гораздо милее, о чём он не преминул ей сообщить. — Комплименты говорить гораздо приятнее, чем колкости, правда? — ехидно поинтересовалась она, но было видно, что ей понравилось. — Я так виноват перед тобой, — сделал максимально сожалеющее выражение лица Антонио. — Прости меня, пожалуйста. Я устал и не соображал уже, что говорю. Впрочем, я не буду оправдывать себя, я в любом случае виноват перед тобой. Прими мои извинения, любимая. С этими слова он подошёл к жене и вручил ей цветы и подарочную коробочку известного ювелирного бренда. Терезия даже не посмотрела на украшение, скользнула по цветам равнодушным взглядом. — Розы? Как претенциозно, милый, — саркастично заметила она. — Меня бы больше обрадовало, если бы ты провёл со мной время. Согласись, так просто откупиться, когда вообще не стеснён в средствах! Гораздо более ценный подарок — время. — Я несомненно проведу с тобой этот день, только съезжу дам показания, и тут же к тебе, — покорно кивнул Антонио. — Я согласен, мы давно вместе никуда не выбирались… — Ох-х, Антонио, а давай съездим куда-нибудь! — глаза Терезии загорелись, взгляд Антонио потух. — А куда бы тебе хотелось? — спросил он, мысленно молясь, чтобы это был новый ресторан, а не Португалия, например. — Слетаем на недельку в Италию! Навестим твоих братьев и сестёр. Сальери выругался про себя. Судя по энтузиазму жены, отказ она воспримет более чем болезненно. Отговорка про работу не подействует — до премьеры оперы Антонио едва ли не полгода, сместить оперу Моцарта не получилось. Новых горящих проектов у Сальери не наблюдалось. Терезия и в загородный то дом по этой причине его неохотно отпустила: «Почему тебе дома не работается? Спешить ведь некуда!» Надо было что-то делать… В голову приходила только одна мысль, видимо, сказывалось давно неудовлетворённое, банальное и естественное желание. А ещё он хорошо знал Терезию, знал то, что её может отвлечь. — Давай мы устроим Италию прямо здесь, — прошептал он ей на ухо и привлёк к себе. — Я очень скучал, Джульетта. — Ого, не ожидала от тебя такого пыла, Ромео, — поддержала игру Терезия. Женщина ответила на поцелуй и повлекла Антонио за собой, к спальне. — Я, признаться, тоже извелась. И я была тако-о-ой плохой, что поиграла с собой, не дожидаясь тебя. Хочешь покажу, как я это делала? — Она остановилась, медленно развязала пояс халата, шёлковой змейкой тот лёг на пол, а за ним полетел и сам халатик. Терезия игриво поглядела на мужа, которому зрелище, как ни крути, нравилось: женщина была красива, и он, хоть испытывал к ней скорее нежность и дружеские чувства, не мог не возбудиться, глядя на подтянутое сексуальное тело. Несколько часов спустя очень удовлетворённая Терезия и очень измотанный, но довольный Антонио пили кофе. Об Италии Терезия не вспоминала: то ли передумала, то ли забыла. Это было вполне в её стиле — как легко внести радикальное предложение, так же легко и забыть о нём. В любом случае, Сальери был очень рад тому, что помирился с женой и что ему не придётся придумывать отговорки, чтобы не ехать на родину. А вот ехать давать показания надо… — Как жаль, что надо ехать, мне не хочется покидать тебя даже на пару часов, — почти искренне вздохнул Сальери. — Может быть, твои показания помогут полиции с поисками этого бедного мальчика, — заметила Терезия. — Как ты думаешь, Антонио, его найдут? — Он сам найдётся, полагаю. Ты что же, жалеешь его? — Его, и его семью. В новостях пишут о жене, сестре, отце. Они так переживают, Констанцию Моцарт видели полностью подавленной, а его отец и сестра приехали сюда из Зальцбурга… «А вот это интересно, — напрягся Сальери. — семейка Моцартов может наворотить дел гораздо больше, чем полиция».

***

В полицию Антонио прибыл в назначенное время. Мужчина совершенно не волновался: он заранее позаботился о том, чтобы на него не пали подозрения, а из-за «найденных» сигарет обвинять его слишком глупо. В вечер, когда он запланировал похищение, камеры были отключены всего на пару часов, а наблюдающий за исправностью камер человек тоже был отключён примерно на это же время сильным снотворным. Антонио вычислил, и отчасти подстроил ситуацию, чтобы Моцарт остался один в театре. Всё пошло немного не по плану, когда Амадей, вместо того, чтобы остаться в театре и ждать «благодушного» предложения Сальери погостить, сам прибежал к нему в машину, но так было даже лучше: не пришлось избегать встреч с персоналом театра. Никаких следов оставлено не было, даже не пришлось из машины выходить. Потому Сальери был полностью уверен в себе и вёл себя спокойно и естественно до одного момента. Он рассказал, что нашёл пачку под крышей специального помещения, в просторечии именуемого курилкой, на следующее утро после грозы, что был с простой целью побыть в одиночестве. Нарисовал схему, а когда ему показали несколько идентичных пачек, нашёл ту самую. Следователь задал последний вопрос. — Вы говорили, что в день исчезновения герра Моцарта вас не было в театре и на территории театра. Так? — Верно, — кивнул Сальери, уже желая поскорее выйти из кабинета. Он вдруг ощутил тревогу. — Тогда как вы объясните, что на парковке рядом с театром, вечером четырнадцатого июня этого года, примерно с 17:00 до 18:00 был припаркован автомобиль… — Дальше Сальери слышал всё как сквозь воду. Следователь описал его автомобиль: марку, цвет, номер. В ушах звенело. Как это возможно? Его «берут на понт»? — Так почему же ваш автомобиль был на территории театра? — Его не было, — пытаясь вести себя естественно ответил Антонио. Он так испугался разоблачения, того, что его гения отнимут, что страх открыл в нём какие-то скрытые актёрские резервы. Дальше мужчина словно смотрел на себя со стороны. — Почему вы решили, что если там и был некий автомобиль, он непременно мой? — Внезапно его охватил ужас. Возможно, уснувшего на рабочем месте заметили и заменили другим работником, а тот исправил неполадки с камерами и тогда… Тогда Сальери пропал. — Герр Сальери! — вывел его из оцепенения голос следователя. Тот оторвался от документов. — Всё в порядке? Не смущайтесь, никто вас не обвиняет. Мне необходимо было задать этот вопрос. — Но с чего вы решили, что там был мой автомобиль? — сглотнув, спросил Антонио. Горло сохло от страха. — Работник театра, который по нашим данным последним видел герра Моцарта, охранник, сказал, что герр задал ему вопрос, что вы делаете в театре, раз ваша машина была рядом с ним. «Чёртов Моцарт!» — хотелось истерично расхохотаться. Ничего, абсолютно ничего нельзя спланировать так, чтобы не вмешалась случайность. — Если вы и хотите меня в чём-то обвинить, это лишь косвенное доказательство, да ещё и полученное из третьих рук. Герр Моцарт мог ошибиться. — Автомобилей такой марки в городе не так уж и много, согласитесь. Мы вас ни в чём не обвиняем, но если бы вы были причастны, вы отреагировали бы… испугом, к примеру. Теперь вы понимаете, что задать такой вопрос было необходимо в интересах следствия. «Я и отреагировал. Да так, что чуть не перекосило. Никто не заберёт у меня Моцарта, никто!». — Вы больше ничего не хотите рассказать? — молодой уставший следователь даже не смотрел в его сторону, впрочем, так было на продолжении почти всего разговора, это то и спасло Сальери. Если бы юный следователь увидел, как изменилось лицо допрашиваемого после каверзного вопроса, даже неопытность не избавила бы его от подозрений. К счастью итальянца, никто и ничто не зафиксировало его кратковременной тревоги. Допрос записывался на диктофон, но изменения в голосе Сальери мог услышать, пожалуй, только человек вроде Моцарта. — Я очень волнуюсь за своего коллегу, и мне хотелось бы знать, есть ли положительные изменения, какие версии исчезновения. — Простите, но об этом я говорить не вправе, — с этими словами следователь выключил диктофон. — Не вправе, но я вас прекрасно понимаю. Его прежнее равнодушие, оказавшееся показным, исчезло без следа. Он вдруг слегка покраснел, осмотрелся по сторонам. Немного наклонился к Сальери и шёпотом произнёс: — Я расскажу, а вы за это дайте ваш автограф, пожалуйста, — он заалел ушами. — После выступления вас трудно поймать, простите, что пользуюсь такой возможностью, но… — Не стоит, — промурлыкал Сальери, как всегда крайне польщённый таким поведением. — Давайте ручку и то, что хотите подписать.

***

Практически ничего нового от следователя Антонио не узнал. Моцарта объявил в розыск Интерпол, искали добровольческие отряды, во всех газетах, от жёлтой прессы до официальных изданий, было как минимум две статьи о пропавшем великом композиторе. Также следователь рассказал, что автомобиль нельзя оставлять без внимания, на что Сальери поинтересовался, как его будут искать. Крайне довольный общением со звездой следователь рассказал, что будут смотреть другие камеры в этом районе. Это было самой важной информацией для Антонио. В голове уже сложился паззл: он недаром так хотел помириться с Терезией. В случае чего, она прикроет его. — Они серьёзно озаботились этим делом, — покачала головой женщина. — Но ведь если я скажу, что думала, что ты в театре и заехала за тобой… Это ведь помешает найти настоящего преступника. Почему ты опасаешься? У него же наверняка другие номера. Хоть одна уличная камера да зафиксировала их. Никто не обвинит тебя только потому, что у тебя инфинити синего цвета. — Не хотелось бы быть крайним и идти ещё на один допрос, — поморщился Антонио. Ему очень хотелось верить, что ни одна камера в том оживлённом районе, да ещё и в потоке машин, не отобразила номер его автомобиля. Дело было вечером, в будний день, оживлённая трасса… Но подстраховаться стоило. — Вообще не факт, что его увезли в этой машине, — поморщился Антонио. — Мне кажется, скоро Моцарт даст о себе знать. А мне просто не хочется в случае чего возвращаться в полицию и оправдываться. Ты же не хочешь, чтобы твой муж был подозреваемым? — О, конечно же нет! — всплеснула руками эмоциональная Терезия. — Ладно, так уж и быть, если что, то это я заехала за тобой на пять минуток… И никакого Моцарта там не видела. И всё-таки, мне кажется, это зря. Вдруг его и правда похитили?

***

Похищенный Моцарт материл одного из соучастников похищения, а именно Винсента, на чём свет стоит. После отъезда Сальери охранник дал композитору швабру и чистящее средство, а затем втолкнул недоумевающего Вольфганга в ванную и заставил её отмывать. Пригрозил кулаком размером с кирпич и прислонился спиной к двери с обратной стороны. В общем, Моцарту пришлось испытать на себе все радости общения с уборкой. Сам пошутил — сам расхлёбывай. — Хрен с тобой, Винсент, я закончил! — пнул дверь ногой Амадей. Белоснежная ванная комната была теперь слегка нежно-розовая, но что поделать. — Ты достал так со мной разговаривать, — процедил сквозь зубы мужчина, не слишком довольный результатом работы. Вольфганг проскочил мимо мощной фигуры и с удовольствием растянулся на кресле. Спина ныла после непривычной работы по дому. — А вы с Сальери достали меня в этом доме держать! — скрестил он руки на груди. — Хоть бы погулять отпускали. — Помыл бы хорошо, отпустил бы под присмотром, — злорадно улыбнулся Винсент. — Я композитор, а не поломойка! — А я охранник, а не нянька. — Слушай, Винсент, — заискивающе обратился Амадей, ошеломив тем самым похитителя. — А как ты вообще ступил на этот скользкий путь? Зачем ты помогаешь Сальери? — Не твоё музыкантовское… музыкантье… Короче, не твоё собачье дело! Он словно погрустнел, уши покраснели. Не говоря ни слова, мужчина забрал швабру и чистящее средство и покинул комнату. Даже дверь запирать не стал. Впрочем, как тут убежишь, если ворота заперты. Вольфганг, похоже, вполне свободно мог ходить по всему дому. Моцарт не оставил без внимания странное поведение сообщника Сальери. Прежде стресс мешал ему задуматься о прошлом похитителя, но теперь ему стало интересно и прошлое, и мотивы мужчины. Сальери ему платит? Или охранник чем-то ему обязан? Эту загадку предстояло разгадать. Вольфганг Амадей Моцарт загадки любил. Но он даже не мог предположить, что таким образом несчастный матрос Винсент, проигравший несколько лет назад в карты всё, что имел, и едва ли не свою жизнь и честь, отрабатывал долг выручившему его клану итальянской мафии, с которой сам Сальери тоже был поневоле связан. И с которой всем троим по воле Судьбы вскоре придётся столкнуться.