Гниль

Прежде всего, хочу извиниться перед всеми и каждым, кого я заставил ждать. По определенным причинам, с которыми мне было не справится, выход следующей главы откладывался раз за разом. Я никогда не смогу простить себе такого исхода, но, чтобы быть честным перед вами, я замораживаю проект. А чтобы быть честным до конца: я не думаю, что когда-либо возобновлю его. Мне больно осознавать, что добравшись так далеко, сумев заинтересовать таких вдумчивых и благодарных читателей, которые выказывали столько преданности, я не могу оправдать их надежд в ближайшее время, а возможно и вовсе. Но я прошу меня простить – все мы люди и есть вещи, которые нам не преодолеть из-за слабостей, страхов и душевных ран. Я не смогу найти слова, чтобы выразить всем вам свою признательность за ту поддержку, которую вы оказывали все это время. Это всего лишь фанфик в интернете, но я получил столько вдумчивых замечаний, сообщений, комментариев и столько добра. Даже если бы я сумел закончить эту вещь – это не было бы достойной платой за все ваши слова. Шестая глава должна была быть последней. Основная линия сюжета была продумана еще летом. Возможно, ее ждали бы какие-то усовершенствования в процессе работы, но этого не произошло. История мертва. Ниже – несколько написанных сцен из последней главы, над которой я начинал работать. Это не целая глава, а скорее фотография покойника на церемонии похорон. Но, эти сцены есть, и я не хочу их утаивать. Спасибо всем. Эйвори не сразу обращает внимание на стук. Четверть седьмого утра, среда. Он потирает левый глаз, хлопает дверцей микроволновки. Кому придет в голову стучаться в дверь в такую рань? Но, кажется, кому-то все-таки пришло. Эйвори выключает шумящую микроволновку и прислушивается. Несколько секунд пустой дом пребывает в прозрачной тишине, но ему не показалось – стук раздается снова. ​Он вытирает руки о футболку и шаркает в порванных тапках до прихожей. Кажется, он так долго не шел открывать, что человек на крыльце должен был уже уйти. Так и оказывается: Эйвори распахивает входную дверь, останавливаясь у летней, затянутой черной сеткой, а нежданный гость уже спускается с веранды. ​-Эй, - окликает Эйвори насторожено. ​Мужчина оборачивается. ​Лицо за сеткой плохо видно, но темный силуэт стоящего вполоборота человека сбивает сердце со спокойного ритма. Хватило одной только тени, чтобы Эйвори почувствовал, как пол под ногами накренился. Он делает непроизвольный шаг вперед, и носок правого тапка упирается в дверь. ​Сомнений быть не может. ​-Ты что тут делаешь? – Спрашивает Эйвори. Вопрос прозвучал грубее, чем хотелось, и Уинстон молчит. ​Эйвори чувствует, как от открытой двери веет осенним холодом. Но руки у него покрылись мурашками и волосы на затылке встали дыбом не от сквозняка. ​-Я не слышал, как ты приехал, - Эйвори смотрит за спину Уинстону, но нигде во дворе не видно машины. – Ты что, пешком пришел? ​-Да. ​Эйвори опускает глаза на ноги Уинстона. От станции до одинокого дома Саммерсов – чуть больше восьми километров по раскисшей от дождей дороге. Ботинки Уинстона покрывают сырые комья грязи, штанины забрызганы и промокли почти до самых колен. ​Повисает пауза. Эйвори поднимает глаза на лицо Уинстона. Уинстон по-прежнему молчит, смиренно ожидая решения. ​-Может, зайдешь? ​Уинстон кивает. Эйвори дергает в сторону задвижку на цепочке и распахивает дверь. Уинстон заходит внутрь. В прихожей он принимается снимать грязную обувь, стоя на коврике. Эйвори приходится отойти в сторону и прижаться к стене, чтобы не мешать. Он обхватывает плечи руками и смотрит, как Уинстон, согнувшись, стаскивает один, а потом второй ботинок. Куртка на спине натягивается. Оставшись в мокрых носках, он замирает, держа оба ботинка в левой руке. ​-Оставь здесь, - неопределенно махнув рукой, разрешает Эйвори. – Будешь кофе? ​Уинстон выглядит растерянным. Можно подумать, что он сам не знает, как оказался здесь этим ранним утром. ​-Да. ​-Сахар? Сливки? ​-Нет… Просто кофе. ​Эйвори уходит на кухню, шаркая по кафелю прихожей. Прозрачное молчание дома загустело, будто испорченное молоко. ​Они оказываются на кухне. Оранжевые лучи недавно вставшего солнца падают неровными полосами на старый стол и разные стулья. Эйвори ставит кофе, и украдкой, из-за плеча оглядывается на Уинстона. Тот садится за стол, кладет руки себе на колени и смотрит на следы от горячих тарелок, которые остались на столешнице. ​С тех пор, как они не виделись, он, кажется, стал еще тише. И старше – конечно, старше. Стал стричься по-другому, купил другую куртку. Но это был он – не подделка и не замена. ​-Так… - Эйвори наливает дымящийся горячий кофе в кружку. – Что ты тут делаешь? ​Уинстон не отвечает, но Эйвори чувствует взгляд у себя на спине. ​-Ты так и будешь молчать?.. ​-Я не успел придумать, что сказать, - тихо признается Уинстон. ​От того, насколько этот голос был хорошо знаком, но как легко забылся, у Эйвори на душе становится тяжело. Он оборачивается после этих слов и решает идти в наступление. ​-Что у тебя кончился кофе, - разводит он руками. – Или что ты мимо проходил. Ты шел от самой станции пешком – можно было придумать хотя бы дурацкий вариант. – Он сглатывает и бессильно опускает руки. – Мы не общались года три, а ты пришел, как будто бы… Будто… Не знаю… ​-Четыре. ​-Что? ​-Мы не общались четыре года. ​Уинстон поднял глаза. Взгляд у него стал еще печальнее, чем был. Эйвори ставит перед ним кофе, садится напротив и пьет. Уинстон греет руки о кружку. ​-Ты ушибся? – Вдруг спрашивает он, кивнув подбородком на перебинтованный палец Эйвори. ​-Не, прошиб степлером. ​-Чем ты занимаешься? ​-Я работаю у отца в мастерской. ​Уинстон какое-то время шарит взглядом по поверхности стола, а потом спрашивает: ​-Продолжаешь играть? ​-Нет. Была травма, а потом… - Эйвори мотнул плечом, не желая продолжать тему. Он до сих пор не уверен, что поступил правильно, бросив баскетбол. Но говорить сейчас об этом было бы глупо. – А ты что делаешь? ​-По-прежнему. ​И, несмотря на все узнавание, это лицо кажется ему странно незнакомым. Словно бы не Эйвори, а кто-то другой, видел когда-то Уинстона так близко. Ему достались только тени этих воспоминаний. Все случилось несколько жизней назад. ​-И как, много заказов? ​-Когда как. ​-И не жалко тебе их всех? – Старается пошутить Эйвори. ​Уинстон недоуменно улыбается, сдвинув брови, словно его спросили о какой-то глупости. Эйвори ерзает на стуле, ему неуютно сидеть на этой кухне. ​-Знаешь, - Он откидывается на спинку стула. – Мне следовало… Мне надо было позвонить или… Не знаю. Извиниться. Плохо получилось это все. Наверное, ты все еще в обиде на меня. ​Могло показаться, что Уинстон снова удивился. Он нахмурился и посмотрел в лицо Эйвори. Но тот решил, что угадал, поэтому продолжил говорить: ​-Вообще, ты же понимаешь, наверное… Черт. – Эйвори усмехается, стараясь скрыть волнение. Он чувствует, краснеет лицо. – Этот разговор должен был состояться как-то пораньше. Но, знаешь, он так распсиховался, я… Я подумал, что меня он вообще убьет. ​Эйвори сжимает и разжимает кулаки, стараясь найти слова. Хоть бы предупредил, что нагрянет – нельзя же так заставать людей врасплох. И ведь он совсем не против был извиниться – особенно спустя столько лет. Но как-то никогда не думал, что это будет так непросто. ​-Я был… ​Вдруг Уинстон серьезно прерывает его: ​-Все. ​Странно, но Эйвори чувствует себя намного лучше после этой фразы. Он смотрит на Уинстона, но тот не сердится. ​-Хорошо… Ведь это все было давно, а? Проехали? – Он улыбается, ища поддержки. Ведь все было очень давно. Для человека, жившего на свете всего двадцать лет – четыре года срок довольный. Эйвори молчит какое-то время. Но какой-то надоедливый зуд в горле, какое-то низкое желание поставить все точки на i, побуждает его сказать: – Знаешь, я встретил девушку в том году. Мы хотим пожениться. Она необыкновенная. А ты? Ты встречаешься с кем-нибудь? ​Уинстон молчит. Что-то неясное светится в его глазах. Наконец, Уинстон кладет обе руки на стол и, прочистив горло, говорит тихо: ​-Эйвори, я хочу кое-что рассказать тебе. Это очень важно. Несмотря на то, что Кац, в связи со своими новыми временными обязанностями, была разгружена, она все равно пошла вместе с Уиллом. Ей казалось, что если Уилл гостеприимно угощал ее ужинами уже пару дежурств, то она тоже может предпринять что-то выходящее за рамки предписаний. Поэтому она поднялась на четвертый этаж «Блу Скайвейл» вслед за ним и даже старалась не говорить лишнего. А ему было все равно. -Доктор Римболл, - перешел к делу Уилл. – Мы можем посмотреть журнал посещений? У миссис Римболл в настоящее время девять пациентов. До недавнего времени было десять. Она не знакома лично с миссис Пэрревел, но знает, что специалист под такой фамилией сидит в кабинете на первом этаже. Миссис Пэрревел психолог, поэтому ей приходится иногда перенаправлять своих пациентов на этажи выше. Не всем может помочь треннинг или диск с расслабляющей музыкой. В случаях, когда пациент нуждается в медикаментозном лечении, ему предстоит пользовать лифтом. -Да, конечно, - Римболл встает и отправляется за журналом в другой конец кабинета. Уилл сидит на кресле напротив ее стола, Кац устроилась на софе. – А знаете, я ведь о Вас наслышана. Уилл словно не слышит. Кац готова поклясться, что он даже не пошевелился. -Мой отец лежит сейчас на длительном лечении в больнице и просит меня приносить ему статьи, где бы упоминали Вас. Признаюсь, в среде нашей специальности – мой отец тоже психоаналитик – Вы крайне популярны последнее время. Вы знали? Кац кусает нижнюю губу и смотрит на Уилла. Проходит пара секунд прежде чем он так же, не изменяясь в лице и не шевелясь, сообщает: -Да, мне это известно. -Доктор, - Кац подает голос. – До нашего визита Вы не считали, что кто-то из Ваших пациентов мог быть подвержен заболеванию, аналогичному или хотя бы схожему с тем, что у Кукольника? Римболл возвращается за стол, на ходу отдавая Уиллу журнал. Грэм принимает его, будто очнувшись ото сна. -Я предполагаю, что так называемый Кукольник страдает шизофренией. И нет, признаться, это мне в голову не приходило, что кто-то именно из моих подопечных может оказаться знаменитым серийным убийцей. Иначе я бы сразу предприняла необходимые действия, - она мягко улыбнулась, как бы прощая Кац ее глупый вопрос. – Правда, я слышала, что у моего коллеги – он в соседнем кабинете – двое пациентов признались на той неделе, что иногда фантазируют о контакте с мертвыми. Грэм поднимает голову: -В соседнем кабинете? -Но, мистер Грэм, - Римболл изящно поводит рукой. – Оба пациента настолько напуганы этими признаниями, что бессмысленно считать их замешанными в чем-то. Один из них предпринимал две попытки самоубийства. Второй находится в глубокой депрессии и не способен на какую-либо деятельность, особенно преступную. Уилл слушал, глядя на Римболл. Кац не без неприязни решила, что почему-то только психоаналитикам удается удерживать взгляд Грэма на своем лице. Уилл упирается глазами в журнал. Кац встает с места и подходит к нему. -Вот, - она тыкает пальцем в запись Левински. – Это последний его визит. -Да. – Уилл листает журнал назад, зажав пальцем последнюю страницу. Кац понимает, что он сверяет порядок следования фамилий. – Последний раз перед Левински был мистер Джонс, а после – мисс Вудс. – Он перелистывает страницу и спрашивает у Римболл, не поднимая на нее глаз. – Но на той неделе и на предыдущей перед Левински был мистер Амори, а после… Все еще мисс Вудс. -Да. Мистер Амори попросил в тот раз перенести свой визит, по личным делам. -Джонс? – Кац смотрит на закорючки в журнале. – Ты думаешь, он мог взять и просто так подцепить Левински? -Не знаю. -Ведь Левински выходит – и очередь следующего, - Кац опирается о плечо Уилла и водит пальцем по записям. – Сколько они видятся в приемном покое? Две минуты? Три? -Я не знаю, - повторяет Уилл. – Миссис Римболл, вы не знаете… -К сожалению, я не могу сказать. Я не выхожу из кабинета. Мои пациенты сами приглашают друг друга… - Римболл приглаживает и без того идеально гладкую прическу, а потом вдруг хмурится: - Но, знаете… Я не помню, было ли это так в тот день… Иногда мне нужна пара минут между пациентами. И я прошу уходящего пригласить следующего пациента, но через пять-десять минут. Уилл кивает. -То есть теоретически Джонс и Левински могли оказаться в приемной вместе? -Несомненно, - кивает Римболл. Кац хочет скрипнуть зубами, но сдерживается. – Знаете, это, конечно, не мое дело… Но Джонс очень спокойный человек. У него нет никаких склонностей к насилию. -То, что надо, - бросает Уилл, собираясь подняться. -Он испытывает некоторые затруднения в общении, но, уверяю, что этот человек исключительно спокойный. К слову, мистер Грэм, - Римболл принимает из его рук журнал. – Мистер Джонс тоже интересовался Вами. Уилл осекается. -Что? -Я говорила, что Вы довольно популярны в кругах… -Что Вы сказали? Спина под ладонью Кац словно одеревенела. -Мистер Джонс как-то раз видел распечатки статей для моего отца, - Римболл сбита с толку резким тоном Уилла. – Его тоже очень заинтересовала… Ваше… Ваша… Личность. -Беверли, набери Кроуфорда, - тихо просит Уилл. Он просил звонить ему в любом случае. Кац в последние дни стала кем-то вроде посыльного между Уиллом и Джеком. Напрямую после того случая в кабинете они больше ни разу не говорили. Кац отходит в сторону и пускает быстрый набор. После трех гудков в трубку раздается грозное «алло». -Джек, это Кац. Тон Кроуфорда меняется: -Что случилось? -Все хорошо. У нас есть подозреваемый. В трубке раздается копошение. -Отлично. – Она диктует адрес, Джек записывает. – Думаете, это он? -Наверное. Похоже на то. -Хорошо. – Кроуфорд говорит что-то в сторону, а потом снова возвращается. – Скажи Уиллу, что у нас новое убийство. У Кац что-то неприятно вздрогнуло в груди, словно кто-то пришиб мухобойкой мотылька. Она косится на Уилла. -Джек, может, мы съездим лучше к этому Джонсу… -Он нужен мне здесь. Кое-что новое. Адрес скину ему на телефон. Жду. Кац хочет сказать что-то, но Кроуфорд вешает трубку. Она убирает телефон и думает о том, как сказать Уиллу, что Кроуфорду требуется очередная порция подношений. Она старается, чтобы тон звучал как можно более обыденно: -Кроуфорд ждет нас. Еще одна жертва, Уилл. Впервые за все утро у глаз Грэма появилось выражение. Несчастнее взгляда она не видела. ​Мистер Саммерс опирался обеими руками об ограждения веранды. Краска облезала хлопьями с каждой балясины. Кроуфорд стоял рядом и смотрел на то, как Саммерс скребет ногтями по дереву. Кадык на красной шее то и дело подрагивал, хотя Роберт Саммерс не произносил ни слова. ​-Послушайте, мистер Саммерс. В другой ситуации я не был бы так настойчив, но нам необходимо получить всю информацию незамедлительно. Чем быстрее Вы сумеете вспомнить все, что может иметь значение, тем быстрее мы сможем действовать. ​-Откуда мне… Откуда мне знать, что имеет значение? ​-Вы должны рассказать мне все, что только можете, - вкрадчиво произносит Джек, словно заклинатель проговаривает каждое слово. Никого не было на веранде. Джек строго запретил команде, работающей в доме выходить в ближайшие полчаса. – Вы вернулись со смены? ​-Да. ​-Вы подъехали к дому и не заметили ничего необычного? Следы другой машины? ​Земля вокруг дома была массой сырой грязи, уже истоптанной следователями. Если бы Джек знал, он бы взял с собой сапоги. ​-Нет. Все было обычно. ​-Вы вошли в дом. Отправились на кухню? ​-Да. Нет. Сначала я зашел в туалет. Потом пошел на кухню. ​-Эйвори должен был быть в это время дома? ​-Нет, он должен был уехать два часа назад. ​Джек смотрит в сторону дороги. Пустые лысые поля с редкими порослями чахлых кустов тянуться во все стороны. На западе – грязный городок у станции. Джек думает, что прошло уже достаточно времени, чтобы приехать из Балтимора даже по электронному навигатору. ​-Уехать? – Переспрашивает Джек. – На чем, мистер Саммерс? ​-На велосипеде. Он… У Эйвори велосипед. ​-Хорошо. Вы решили, что он уехал? ​-Да. ​Джек помолчал. Затем он задал вопрос, от которого мистер Саммерс содрогнулся. ​-Почему тогда вы решили заглянуть в его комнату? ​-Я увидел две кружки на столе. Это… ​-Это смутило Вас? – Джек видит вдали машину. ​-У нас не должно было быть гостей. Я удивился. А потом вернулся в прихожую… Там висела его куртка. ​-Куртка Эйвори? ​-Д-да. Тогда я поднялся наверх. ​Джек щурится от блеклого солнца, стараясь рассмотреть, кто за рулем приближающегося автомобиля. ​-Мистер Саммерс, я отдаю себе отчет о том, в каком Вы сейчас состоянии, однако постарайтесь подумать. Эйвори не впустил бы в дом кого-то незнакомого, как и любой сознательный человек. Тем более, не угощал бы кофе. Кто мог приехать к нему, кого бы он впустил? ​Мистер Саммерс морщится и неловко трет лицо рукой, в глазах у него дрожат слезы. Рот его искажает страдание. ​-Я не знаю! У него мало друзей! ​-Назовите их всех. ​-Но я работаю с одним из них, он был со мной на смене. А Дик Деймон… Он в Калифорнии сейчас… ​-Подумайте хорошо. ​-Я не знаю! ​Кроуфорд удовлетворенно замечает, что машина притормаживает у поворота и направляется к дому. За рулем Кац. ​Джек оставляет Саммерса дозревать, а сам доходит до ступеней с веранды. Машина останавливается, выходят Кац и Грэм. Уилл зябко втягивает голову в плечи, пробираясь по грязи к дому. Кроуфорд сверху следит за тем, как они неловко скользят и переступают глубокие лужи. ​-Я попросил проверить адрес, пока ничего, - вместо приветствия кивает он Кац. Кац неопределенно хмыкает. – Уилл, мы уже закончили. Дело за тобой. ​Грэм смотрит на Саммерса в стороне, потом переводит взгляд на Кроуфорда. ​-Джек, я сильно сомневаюсь, что это даст какие-то результаты. ​-А я не сомневаюсь. ​Кроуфорд видит, как у Грэма на лице заиграли желваки. ​-Я схожу внутрь, - вставляет Кац и спешит убраться. ​-Этот дом как-то связан с убийцей, Грэм. Парень сам впустил его и напоил кофе, прежде чем стать новым экспонатом. ​Уилл обращается к верхней пуговице на пальто Джека: ​-Мы уже нашли подозреваемого. Я уверен, что это он, Джек. ​Кроуфорд сжимает кулаки в карманах пальто. ​-Пока что нам это неизвестно. ​-Я не скажу уже ничего нового, Джек. Тем более что главное отличие ты сам выявил: дом ему знаком. Это механическая работа. ​-Хочешь сказать, справимся и без тебя? – Скептически приподняв брови спрашивает Джек. ​Уилл понимает сарказм, но в ответ нехотя пожимает плечами: может, и справитесь. ​Кроуфорд втягивает холодный воздух носом. Ему непонятны эти пререкания. ​-Уилл, я похож на воспитателя детского сада? ​Грэм морщится и отворачивается в сторону. ​-Я похож на воспитателя детского сада? ​-Нет. ​-Тогда я не обязан уговаривать тебя. ​Кроуфорду очень не хочется, чтобы Саммерс услышал этот диалог. Он знает, что Уилл сейчас сдастся и поднимется наверх по узкой и крутой лестнице. Он знает, что все будет так, как должно быть. Грэм стоит на месте, словно увязнув намертво в густой слякоти. Но вдруг он слышит: ​-Джек, пожалуйста. ​Кроуфорд моргает. Уилл медленно поднимает на него глаза. Впервые за долгое время Джек чувствует себя так неуютно. Уилл мог позвонить и сказать, что не приедет. Джек бы взбесился, ругался бы, раздал бы всем вокруг тумаки, но вытерпел бы. Потом ругался бы с самим Уиллом. Но зачем было приезжать сюда, если он собирался отказаться от своих обязанностей? Он уже на поле – что может теперь сделать Джек? Стоит коснуться фигуры на шахматной доске – пути назад нет. Это очевидно для Джека, но Уилл продолжает смотреть на Кроуфорда влажными, как у собаки, глазами. ​Кроуфорд удерживается, чтобы не сморщиться. Он спускается до последней ступени и, встав рядом с Уиллом, чувствуя плечом, как он дрожит то ли от холода, то ли от чего-то другого в своей тонкой куртке, говорит тихо: ​-По лестнице на второй этаж. Левая дверь. ​Он рад не видеть лица Уилла в этот момент. ​ ​К обеду поднимается ветер. В городе на станции хлопают рекламные растяжки, покачиваются дорожные знаки. Кроуфорду уже звонили: никаких незнакомых машин сегодня с утра не проезжало через переезд. Глухое, всеми забытое место. Край земли. ​Ветер остервенело носится по двору. Джек мог бы посидеть в машине, но сидеть он не может – слишком сильно он нервничает. ​Хлопает дверь и из дома выходит Уилл. Не останавливаясь, он проходит мимо. Джек ждет пару секунд, потом медленно направляется следом. Когда он добирается до машины Кац, Уилл уже сидит на пассажирском сиденье, распахнув дверь и упираясь ногами в неглубокую грязную лужу. ​Джек оказывается рядом. В ушах гудит ветер. С неба срываются жалящие снежинки, похожие на осколки стекла. ​Уилл устало привалился плечом к спинке сиденья. На какое-то мгновение Джек даже чувствует прилив жалости. ​-Что скажешь? ​Грэм морщится как от боли. ​-Эйвори Саммерс, - начинает Грэм бесцветно. – Знал человека, который его убил. ​Джек был готов к очередному капризу и принял это заявление спокойно. ​-Вероятно. Он угостил его кофе. ​-И пошел с ним в спальню. ​Кроуфорд хмурится, глядя как Уилл прикрывает глаза: ​-Ты считаешь, он пошел туда добровольно? ​-Почему нет? Если впустил в дом? – Ни в одном слове Уилла нет ни оттенка эмоции. – Только если это все не ложь. ​-Что? – Джек обещал себе держаться, но вид Уилла раздражает. Он старается не смотреть на синяки у того под глазами и не замечать потрескавшиеся губы. ​Уилл как-то равнодушно замечает: ​-А почему вы не допускаете мысль, что кухня – часть экспозиции? ​-Ты хочешь сказать, что он поставил все на кухне уже после убийства? ​Повисает пауза. Уилл трет лицо двумя руками. ​-Я не знаю. ​Хватит этой тягомотины. Джек коротко смотрит по сторонам, обходит открытую дверь и, опершись в крышу машины, нависает над Уиллом. ​-Послушай, - говорит он тихо. – Я вижу, что тебе тяжело, но скажи мне хоть что-нибудь. Мне нужно хоть что-нибудь. Уилл? – Грэм поднимает голову и кивает, глядя в сторону. – Уилл, не зря же ты туда ходил и смотрел. ​-Ты говорил с Саммерсом? Он никого не вспомнил? ​-Он перечислил всех своих коллег из мастерской, - разочарованно морщится Кроуфорд. – Считает, что это мог сделать каждый. У тебя есть мысли, кто это мог быть? ​-Да, - Грэм прислоняется головой к сиденью и смотрит на Джека. ​Кроуфорд выпрямляется, ищет глазами Саммерса. Тот сидит на веранде, закутанный в плед и смотрит на свои руки. Джек громко его окликает. В другой ситуации это недопустимо, конечно. Но по всему видно, что Уилла доставить на веранду будет труднее. ​-Мистер Саммерс! ​Роберт Саммерс послушно встает и бредет к машине. Джек всегда считал, что есть некоторая польза от шока. ​-Агент Грэм хотел бы кое-что у Вас уточнить, сэр, - Джек сдерживается, чтобы не поморщится, когда представляет их друг другу. Агент Грэм представляет собой жалкое зрелище, неспособное, видимо, даже сесть прямо. ​-Да, конечно… ​-Мистер Сандерс… ​-Саммерс, - машинально поправляет тот. ​-Ваш сын был очень дорог тому человеку, который убил его. ​Джек отворачивается от них обоих, будто закрываясь от ветра. На самом деле он сердито корчится. ​-Ч-что? – Мистер Саммерс хлопает глазами. – Это абсурд какой-то. ​-Этот человек дорожил Эйвори. Возможно, он был в него влюблен. Эйвори был когда-то увлечен этим человеком. Они не виделись давно, несколько лет. Вы знаете, о ком я говорю? ​-Как… Что? – Саммерс вертит головой от Уилла к Кроуфорду. Но Джек молчит и терпит. – О чем Вы вообще? ​-Сэр, - Уилл скользит пустым взглядом по рубашке Саммерса. – Вашего сына убил человек, который был с ним знаком и был долгое время влюблен в него. ​-Это что… Мужчина? ​-Да. Вам кто-нибудь приходит на ум? ​-Послушайте, мой сын не был педиком и все это просто какой-то бред. ​-Был или не был, но умер он во время гомосексуального контакта. ​-Уилл! – Рявкает Джек. ​-Да вы все… - Саммерс краснеет, словно рак, и поджимает губы, собираясь высказаться. ​-Мистер Саммерс, - Джек давно разучился краснеть. – Скажите, это чрезвычайно важно… ​-Я не собираюсь говорить с этим… - Саммерс весь ожил. Пропала апатия, глаза засверкали. ​Но Уилл не дал ему договорить: ​-Хотите Вы это признавать или нет, мне это все известно. Так что если Вам есть, чем дополнить мой рассказ – было бы очень кстати, если, конечно, Вы не предпочитаете утаивать факты от следствия. ​Джек мог бы засчитать это как очко, но успел заметить выражение глаз Уилла. Совершенно стеклянные глаза поглощали солнечный свет, как черные дыры. ​Саммерс помолчал, сверкающим взглядом буравя лицо Уиллу. ​-Это кто-то старше. Кто-то, с кем Ваш сын был знаком. ​Поначалу Саммерс ничем не выдавал мыслительного процесса. Он продолжал пялиться на Уилла так, словно собирался избить его. Но вот взгляд его стал отрешенным. Джек стоял молча и скрежетал зубами. Вдруг лицо Саммерса изменилось: он приоткрыл рот, как бы в удивлении, а потом уставился на Джека. Об Уилле он будто забыл. ​-Когда Эйвори было пятнадцать, он сдружился с моим троюродным братом из Балтимора. – Заговорил Саммерс так, словно удивлялся каждому слову, вылетавшему из собственного рта. – Ну знаете, как это бывает – встретились на тухлом дне рождения прабабки, узнали о существовании друг друга. ​Джек не мог поверить своим ушам. Видит Бог, у Грэма, действительно, дар. ​-Мы-то с ним не общались, моя жена… Она умерла шесть лет назад… Она никогда не любила все эти семейные посиделки… Когда незнакомые и не общающиеся в течение года люди собираются вместе и делают вид, ну знаете, что сильно друг друга любят и им не плевать… В общем, но мне тогда было плохо после ее смерти. И я взял парня, съездил развеяться или типа того. Оказалось потом, что Эйвори крепко сдружился с ним. Ну и зачастил он к нам, хотя даже не знал раньше, что есть у него троюродный племянник. ​Джек молча слушал, стараясь не выдать своего ликования. Ни с чем не сравнимое ощущение особого, горючего как бензин, торжества разбежалось по его венам. Очередное дело почти закрыто, он уже чувствует на языке вкус красного сухого вина, которое разольет по бокалам, когда закончит всю документацию… ​-Вы должны понять, - продолжает Саммерс. – Я никогда не думал, что между ними… Ну… Было что-то противоестественное. А то, что я разругался с ним… Это было из-за травки всего-то. Я сказал Эйвори тогда, что не потерплю такого в моем доме. Он сказал, что ему это дал брат. Он сам пришел к нам тем вечером, в гости, мы поругались, я выгнал его… Ну знаете, я ведь отец… А косяки – это все пусть остается в больших городах. Пусть увозит с собой эту дрянь. С тех пор я запретил им видится. Эйвори… Он и… - Саммерс осекается, будто имя сына причиняет боль. – С тех пор они не виделись. ​Саммерс растеряно замолкает. Кроуфорд кивает и, поймав паузу, спрашивает тихо и торжественно: ​-Мистер Саммерс, как зовут вашего троюродного брата, и где мы можем его найти? ​-Уинстон Джонс, если не ошибаюсь с фамилией. ​Джек замечает, что Уилл сидит с закрытыми глазами. ​Уинстон включает воду в ванной на полную силу и замирает, глядя на песок, который медленно смывает со дна. Он держит тщательно вымытые ботинки в правой руке. Он случайно намочил пластырь, но не собирается его менять – рука почти не болит. Всю грязь утянуло в сток, но Уинстону не хочется двигаться. Пожалуй, ему бы самому хотелось стать песком и тоже исчезнуть где-нибудь в трубе. У него болит горло. Сырые ноги – он не успел еще переодеть носки – гудят от усталости. Он стоит посреди ванной, когда раздается звонок в дверь. Уинстон оборачивается. Закрыв воду, сняв отвратительные мокрые носки и швырнув их к коту на диван, Уинстон тихо добирается до двери, чувствуя, как испуг стискивает голову. Очень тихо он крадется к двери. Кто это может быть? Они все ушли. Он никого не ждет. Все ушли. -Кто это? Он отмахивается от навязчивого жужжания крыльев в голове. Осторожно прильнув к глазку, Уинстон выдыхает, когда видит незнакомого человека. -Мистер Джонс? Офицер полиции Скотт. Могу я задавать Вам несколько вопросов? Уинстон отодвигается от глазка и переминается с ноги на ногу. Он открывает дверь и настороженно смотрит на офицера. Это невысокий мужчина, лет на двадцать пять старше самого Уинстона. -Конечно. Вы насчет кражи напротив? Я уже давал показания… ​-Нет, сэр. Могу я войти? ​Уинстон вздрагивает и отступает в сторону, приглашая офицера: ​-Конечно, пожалуйста.