Гниль

Уилл никогда не бывал в доме, где царил бы такой бардак. Стоит переступить порог, как ты оказываешься в какой-то берлоге. Он с сомнением осматривает коридор, уводящий вперед, почти непроходимый из-за завалов бесконечных непарных кед, старых журналов, нестиранной одежды, целых коробок с хлопьями и консервами, видимо, приобретенными в оптовых магазинах. Пол под вещами и коробками застелен дешевым светлым ковролином, кое-где подранным. Вешалок для одежды в коридоре нет, но есть пара дыр в стене – вероятно, два несчастных крючка не могли справиться с весом бесконечных курток и рубашек, теперь лежащих поверх коробок, банок и обуви. Уиллу очень неудобно придерживать Зака, чтобы он не упал, и пробираться в полумраке через этот хлам. Он спотыкается о какой-то ботинок, чуть не падает, Зак, висящий у него на шее, прыскает со смеху. -Где включается свет? -Там, - Закария дотягивается до включателя. Одна из двух лампочек блекло освещает коридор. Когда Уилл, наконец, втаскивает Зака в комнату, тот командует: -На диван! Аккуратней! Старый просевший диван из кожзаменителя пахнет чем-то неприятным. Подлокотники изодраны кошачьими когтями. Уилл усаживает Зака на диван и смотрит на него сверху вниз. Они еще говорят о чем-то обрывочными фразами, но Уилл даже не вдумывается. Его мысли заняты другим, все вокруг размыто и незначительно. Зак сидит на диване, широко расставив длинные ноги. У него разбито лицо. Джинсы порвались, он сильно хромал. Уилл хочет предложить ему умыться, но язык не слушается. Он просто стоит и смотрит на Зака в течение минуты, пока тот шевелит губами. Уилл не дослушивает. -Мне пора. -Да ладно, оставайся, - Зак махнул рукой. Уилл видит грязь у него под ногтями – когда ему удалось подняться с земли, он вцепился пальцами в слякоть. На его месте Уилл бы не был так спокоен и расслаблен, а вот Зак буквально расцвел. Костяшки сбиты до крови, а ему плевать. Уилл думает о том, что на чужих зубах слишком много микробов, чтобы не опасаться сильного воспаления. Но Зак не думает об этом. Он так улыбчив и весел, что Уилл словно смотрит в кривое зеркало. Чем легче на душе Заку, тем сильнее Уилл чувствует свою уязвимость. -Нет... Нет, мне лучше уйти. Я лучше лягу спать. Зак изворачивается, чтобы посмотреть на часы, висящие за диваном. Уилл не моргая смотрит на его шею. -Всего лишь час ночи! Но Уилл мотает головой и, больше не сказав ни слова, ныряет обратно в коридор. Когда за ним захлопывается дверь и он сбегает по ступенькам дома вниз, что-то неприятно жалит его под сердце. Он останавливается и прислушивается к тишине улицы. Как тихо здесь ночью. Как безлюдно и спокойно. Разве это не шанс? Трусость – родоначальница покорности. Ему становится стыдно за себя и свое малодушие. Он оборачивается на молчащий дом. В небольшом окошке на крыльце блеклый свет одинокой лампы. Внутри тепло и пахнет кошачьей мочой. Там слишком тепло, там жарко, как в печке. Уилл моргает. Он будет ненавидеть себя за слабость до конца дней, если не доведет начатое до конца. Дорогу осилит идущий. Когда он входит – Зак так и не встал, чтобы закрыть за Уиллом дверь – то старается двигаться тише. Он не знает почему, но ему не хочется, чтобы его увидели раньше того момента, когда он сам захочет показаться. Он бесшумно проходит прихожую, осторожно переступая через все препятствия. Мрачный коридор кажется ему тоннелем, будто Уилл спускается в яму, в нору, в могилу. В комнате Зака не оказывается. Вместо него на диване лежит пушистая толстая кошка, удивлено уставившаяся на вошедшего. Зак на кухне. Кухня совмещена со столовой и гостиной, границей комнат служит только разница напольных покрытий. Когда Уилл наступает на кафель, Зак оборачивается. -Все-таки вернулся? – Зак расплывается в улыбке, немного кривой из-за припухшего лица. Он вытягивает из безвкусной вазы небольшое зеленое яблоко. – Будешь? Надо придумать, что пожрать. Уилл отказывается. Зак пожимает плечами и осторожно, чуть припрыгивая, чтобы не наступать на больную ногу, добирается до холодильника. Открыв дверцу, Зак замирает, оглядывая содержимое. Он стоит так, что Уилл видит только здоровую половину лица – разбитая правая исчезла. Несмотря на напряжение Уилл задумывается, что, может, ее вовсе не существует. Зак фыркает: -Черт, ничего нет… Можно заказать пиццу. Ты, надеюсь, не вегетарианец? -Зак. -М? -Мне нужна твоя помощь. -Давай, конечно. Какая? – Спрашивает Зак, все еще кисло оглядывая полки. Уилл обходит стол, берет в руки вазу с одиноким яблоком, подходит к Заку сбоку и обрушивает на его голову тяжелый удар. Яблоко отлетает в сторону. Ваза раскалывается у него в руках на три крупных обломка. Зак неловко падает на кафель, пытаясь удержаться за дверь холодильника. Он сбивает рукой пару магнитов. Уилл роняет осколки вазы, они падают на кафель и разбиваются вдребезги. Грохот стихает и снова воцаряется тишина. Уилл утирает вспотевшее лицо. Он смотрит на Зака, и на то, как растекается по серому кафелю густая темная кровь. Он все уберет и поправит – не страшно. Главное, это дело. Эмоции оставь читателям газет. Но Зак начинает шевелиться. Уилл нервно вздрагивает. Он зло смотрит на осколки вазы, как будто они виноваты. Приходится опуститься на пол, сесть сверху на очнувшегося Зака и сдавить тому горло. -Пожалуйста, - просит Уилл, но голос у него дрожит. Зак хрипит, дергает ногами. Глаза наполнены недоумением и страхом. Уилл видит лопнувший сосуд в правом глазу. Зак ерзает головой по собственной крови, размазывая ее по светлому полу. -Пожалуйста, - снова просит Уилл. Вдруг Зак в отчаянье дотягивается до осколка вазы и, сжав его в пальцах, из последних сил бьет им в руку Уиллу. Осколок упирается в легкую куртку, но со вторым ударом ткань расходится и стекло вонзается чуть ниже локтевого сгиба. Уилл кричит от боли, разжимает руки. Он сваливается с Зака, со звериным рыком выдирает стекло из руки и в ужасе смотрит на собственную кровь. Зак слишком слаб, чтобы суметь предпринять что-то серьезное. Он только хрипит и кашляет, с трудом переворачиваясь на живот. Уилл стонет, зажимая рану на руке. Ему в голову приходит мысль, что стекло могло сломаться и в порезе остались осколки. И что тогда делать? Он рычит сквозь зубы, стараясь побороть боль и злость. Но рука будто вспыхивает огнем. Боль разливается по всему телу и добирается до самой головы. Он ведь попросил, дважды попросил. Уилл смотрит на то, как Зак старается отползти от него, сжимая порезанные осколком вазы пальцы. Уилл не хочет злиться, но рука так болит, что ярость охватывает его полностью, будто бы он с головой ушел под воду. Уилл поднимается, опершись о кухонный стол. Он переступает через Зака, наступив в его кровь, подходит к раковине и, выбрав самый большой нож, возвращается. Рука болит, и он чувствует, как кровь капает с пальцев. Уилл рывком переворачивает Зака на спину и четыре раза с силой вонзает нож: раз, два, три, четыре. На четвертый злость исчезает, Зак успокаивается. Фигура Джека Кроуфорда вырисовывается на фоне бледного фасада, будто статуя высеченная из гранита. Погода пасмурная и ветреная, но этот монумент не подточить ни дождям, ни ураганам, ни каверзным вопросам журналистской братии. У Джека Кроуфорда есть способность выглядеть победителем даже на эшафоте. -Нашими специалистами уже был создан фоторобот подозреваемого, - отвечает Джек. -Этот фоторобот похож скорее на отписку, мистер Кроуфорд. Возраст колеблется от двадцати пяти до сорока пяти, цвет волос от светлого до темно-каштанового, цвет глаз… -Я прекрасно знаю описание, его составляли в моем отделе, - прерывает его Кроуфорд. -Иными словами, - журналист улыбается. – Убийца выглядит как угодно. Уилл стоит в отдалении, в тени. Он видит Кроуфорда сбоку, а Кроуфорд Уилла не видит вовсе. Джека даже немного жаль сейчас. В конце концов, что они от него хотят? Описание давал подросток, который не посчитал нужным запоминать приветливого мужчину, оказавшего услугу. Эти люди, наверное, думают, что Кроуфорд должен был под пыткой выведать у парня, какие у подозреваемого ноздри и губы. -Мы не можем с уверенностью говорить, является ли человек, с которым видели Стивена Пэрревела, убийцей, - замечает Кроуфорд сдержано. От его уверенности веет чем-то театральным. -Мистер Кроуфорд! – Поднимает руку женщина в третьем ряду. -Да. -Джоан Стокс, еженедельник «Альтернатива». Третья жертва найдена в собственном доме. Джек коротко кивает, ожидая вопроса. Уилл даже отсюда видит, как Кроуфорд напряжен. Но это напряжение волка, окруженного сворой собак. Он не боится, он просто готов защищаться до последнего. Уилл и сам чувствует неприятную дрожь в груди, но ему скорее хочется припустить отсюда на всех парах и не оборачиваться. Но это значило бы вернуться домой и прозябать целый выходной в холодном доме. -Можно ли утверждать, что это место является и местом совершения убийства? -Это так. Убийство совершенно в том доме, где найден Закария Левински. Уилл не замечает, как сильнее сжимает стаканчик с остатками кофе, который держит в руках. Закарию нашли на третьи сутки после убийства, когда его сестра вернулась из Парижа. Его нашли на третьи сутки после того, как Уилл сжимал рукой телефонную трубку. Зак был убит на кухне. Кроуфорд хочет кивнуть другому журналисту, но Джоан Стокс еще не закончила. -В эту пятницу, третьего числа, в магазине нижнего белья известной марки найден труп молодого мужчины, одетый в женское белье. До этого, тридцатого, найден молодой человек в собственной машине, стоящей на перекрестке. Его задушили, но нашли его сидящим за рулем, было включено радио. -Я не слышу вопроса, мисс. -Эти две жертвы были убиты в другом месте, а инсценировка происходила позже, как и с Холловеем, Пэрревелом и Левински. Однако вы утверждаете, что… Уилл залпом допивает кофе. Объяснить им то, что этот человек не совсем серийный маньяк, любящий устоявшиеся схемы и получающий удовольствие от повторения одних и тех же действий – невозможно. И опасно. Серийные маньяки пугают, но всем известно, что они действуют по схеме. А убийца, который не придерживается плана? Как выследить такого человека? Нет, об этом говорить никто не собирался. Джек Кроуфорд держит оборону. Перед глазами Уилла мелькнула яркая фенька на запястье Левински. Ни на одном из перечисленных Стокс трупов, конечно, не было никаких браслетов. Только следы побоев, пыток и спермы. -Следствие не может разглашать эту информацию. Однако, я отвечу, что основания есть. Разница в характере убийств, при всей схожести… обстановки – весьма явная. Кроуфорд не собирается описывать различия, стараясь сыграть на обычной человеческой гордости. Кто не дурак – тот поймет. Джек кивает мужчине за Джоан. Он всегда спрашивает мужчин и женщин по очереди. -Учитывая разницу с предыдущими убийствами, можно ли говорить, что Кукольник становится опаснее? Ведь теперь он пробирается и в дома. Кроуфорд выжидает пару мгновений. Зрители затаили дыхание. Уиллу это все режет глаза. -Нет, это не так. Он становится все более неаккуратным и суетливым. -Неаккуратным? – Подхватывает журналист. – Он оставил следы? Отпечатки? Джек вскидывает брови и кивает: -Несколько отпечатков нами найдено. Так же мы знаем его группу крови и размер обуви. Раньше он был куда более кропотливым. Несколько отпечатков. Уилл смотрит на свои шнурки. Прайс чуть не лопнул от изобилия следов на всех возможных поверхностях в доме. Следы были найдены даже на кнопки спуска воды на унитазе. Единственное, что было вытерто начисто – это огромный разделочный нож. Уилл заметил, что нож чуть торчит из держателя. На нем не нашли отпечатков – никаких, даже отпечатков Зака. «Либо его, действительно, тщательно вытерли кухонным полотенцем, либо Закария не умеет им пользоваться» - сказал Кроуфорд, но Уилл видел, что он согласен. Проблема была только в том, что без отпечатков на орудии убийства, пусть это и очевидно, сложно будет что-то кому-то доказать. -…Но в базе этот человек не значится, - заканчивает Джек. -Эд Коллинс, электронный журнал «Поиск». Это правда, что на месте преступления было оставлено сообщение? Уилл не представляет, откуда Эду Коллинсу это известно. Но, конечно, кто-то что-то кому-то всегда готов взболтнуть за вознаграждение. Утечки постоянны. -Да. -И что же в нем было? -Некоторое очевидное утверждение. -Мистер Кроуфорд, мы можем узнать содержание этого послания или сразу попросите, чтобы мы написали, что вы уходили от ответа? -Теперь вы знаете. -Знаем что? -Это было в послании. -И что это значит? Уилл ясно видел аккуратную надпись на холодильнике, сделанную маркером. Буквы тесно лепились друг к другу, имели округлую форму и, несмотря на неудобную поверхность, строчка была идеально ровной. Он долго не мог отвести глаз от этих слов. Он знал, что они обязательно попадут в прессу. Удивительно только, что никто из этих ленивых журналистов не проник в дом этой или предыдущей ночью. Неужели все были так уверены, что им все расскажут? Теперь эта фраза станет коронной во всех статьях о Кеннете. Уилл почувствовал головокружение, но к такому он уже привык. Он почти перестал спать с той ночи. -Эмма Терк, еженедельник «Андерграунд Балтимор». Скажите, мистер Кроуфорд, участвует ли в расследование Уилл Грэм? У Грэма ёкнуло сердце. Он болезненно сморщился и посмотрел на Джека. С такого расстояния его никто не видел, да и мало кто знал, как он выглядит, но ему показалось, что на него смотрят десятки глаз. -Этим делом занимаются мои лучшие сотрудники высшей квалификации, - проговорил Джек медленно. – В их числе и Уилл Грэм. -Мистер Кроуфорд! -Прошу прощение, но наше время вышло. Пресс-конференция окончена. Спасибо всем. Уилл сам не понял, чему так сильно разозлился: тому, что кто-то спросил о нем, явно целясь в ту же мишень, что и когда-то Фрэдди Лаундс, или тому, как Джек свернул конференцию – быстро, коротко, стоило только кому-то задать неудобный вопрос. Он кинул пустой стаканчик в урну и зашагал в помещение. -Я не знал, что ты сегодня здесь, - удивляется Кроуфорд, когда Уилл без стука входит к нему в кабинет. – У тебя ведь выходной, Уилл? -Да. -Выпьешь кофе? -Нет, спасибо. Уилл остается стоять неподвижно, уставившись в сторону. Он явно хочет что-то сказать, но пока не знает как. Кроуфорд проявляет чудеса терпения и выжидает пару секунд. -Как прошла пресс-конференция? – Спрашивает Уилл. Джек уверен, что не это занимало мысли Грэма, но кивает и фыркает: -Неплохо. Припомнили жертву из Мэриленда. Присосались, как пиявки. -Ясно. Кроуфорд в некотором замешательстве смотрит сначала на Уилла, потом на свои руки, поправляет обручальное кольцо. -Ты что-то хотел сказать мне, Уилл? К раздражению Кроуфорда Уилл неуверенно поводит плечом. Джек молча смотрит в лицо Грэму, а тот убирает руки в карманы брюк и снова пожимает плечами. -В чем дело? – Медленно и строго спрашивает Джек. – Новые соображения? Или ты просто решил постоять посреди моего кабинета? Этот вопрос почему-то очень задевает Грэма. По его лицу скользит тень отвращения. -Новые соображения? – Презрительно выговаривает он. – Новые соображения, Джек? -Я просто спросил. -Нет у меня никаких новых соображений, - сердито бросает Уилл и отходит в сторону, потирая запястья. -Тогда в чем дело? – Спрашивает Джек, стремительно теряя терпение. -Когда ты снимешь конвой? Джек медленно кладет шариковую ручку на стол. С той ночи, когда в доме Грэма прозвенел телефон, Уилла сопровождают двое незаметных офицеров. Они провожают Уилла, куда бы он не направился. По личному приказу его, Джека. Едут в отдалении, когда он направляется на работу, дежурят по очереди в машине у его дома. У них строгие инструкции не подходить близко, не мозолить глаза. Джек Кроуфорд учитывает особенности характера Уилла. -Когда мы прижучим этого ублюдка – сразу сниму, Уилл. -Мне не нужна никакая охрана, - Уилл снова не смотрит на Кроуфорда. – Я уже говорил. -А я не послушаю и в этот раз, - замечает Джек, борясь с нотками раздражения в голосе. – При всей твой любви к спорам – не мог бы ты дать мне поработать? -Джек, я говорил тебе, он не будет пытаться искать меня. -Он уже нашел тебя. Мне вовсе не хочется, чтобы следующим подростки обнаружили в позе ласточки и со стаканом газировки в руках моего сотрудника. Уилл на мгновение прикрывает глаза, раздраженно стискивая зубы. Он сделал так же, когда вошел в дом последней жертвы. Закария Левински сидел перед включенным телевизором. Рядом лежала пицца. Из тех, которые продают замороженными в супермаркетах. -Сотрудника высшей квалификации, - брезгливо говорит Уилл. Джек хмурится. На него только что огрызнулись. Он сдерживается, чтобы не взорваться. Раздражение, накопившееся уже с самого утра, от всех вопросов, на которые пришлось выдумывать ответы, кипело где-то в самом горле. -Уилл, конвой я не сниму. Разговор можно считать закрытым. Езжай отдыхать. -Не могу я отдыхать! – Вдруг срывается Уилл. Джек сжимает кулаки. Уилл берет себя в руки и говорит тише: - Я не могу отдыхать, когда за мной следят, Джек! -То есть слежка психопата тебя не напрягает, а охрана – лишает сна? Уилл морщится, будто Кроуфорд его ударил, и разводит руками: -Что поделать, вот таких людей ты берешь на работу! -Я думаю, тебе надо успокоиться. -Я спущу собак на них, если увижу этой ночью хоть одного. Кеннет… -Теперь он Кеннет? – спрашивает Джек, глядя на Уилла исподлобья. -Я не собираюсь называть его дурацким прозвищем. Если он и заявится ко мне, Джек, то вряд ли будет пытаться сделать из меня чучело. Я пересказывал тебе, что он говорил. Неужели тебе не хватает… Терпение Джека лопнуло. -Ты поговорил с ним по телефону, - он поднимается на ноги. Серые глаза Уилла за стеклами очков распахнуты. – Ты поговорил с ним по телефону, и теперь вы стали лучшими друзьями? Что-то в фигуре Уилла меняется. Он становится ниже ростом, словно кто-то надавил ему на плечи. Джек знает, что пожалеет об этих словах, но они уже прозвучали и отступать некуда. Кроуфорд опирается кулаками о столешницу. -Если тебе плевать на собственную безопасность – это уже, действительно, твое дело, Уилл. – Продолжает он раскатисто. – Но я бы хотел напомнить тебе, что человек, на связь с которым вышел убийца, становится объектом постоянного наблюдения, потому что нет гарантий, что убийца не захочет поболтать с ним в другой раз, когда все службы будут готовы. И твое дело, Уилл, как такого человека, сидеть, не жаловаться и ждать звонка. Это понятно? Лицо Уилла застыло. Он не отвечал. -Отлично. Теперь, если у тебя нет ничего, что сказать по делу, я попрошу тебя покинуть мой кабинет и дать мне поработать. Джек постарался произнести последнюю фразу мягче, но, кажется, уже поздно. Уилл бросает на него последний взгляд и молча выходит. Джек тяжело опускается в кресло, берет ручку, но через секунду сердито кидает ее обратно на стол. Он сказал все правильно. Уилл это знает. Но почему-то легче от этих мыслей не становится. Кроуфорд остается наедине с поскуливающей совестью. Порывистый ветер треплет ее волосы. Пасмурное небо в обрывках облаков нависло достаточно низко, чтобы задевать колесо обозрения, похожее на гигантскую мельницу. Хлопает дверь машины. -Я не люблю ярмарки, - говорит она и оборачивается. Ганнибал Лектер закрывает машину. -А кто совсем недавно говорил, что поход в театр – это для снобов и стариков? – Лукаво приподняв брови, спрашивает Ганнибал в ответ. Они проходят сквозь арку из двух полосатых столбов, и Эбигейл отвечает: -Я говорила не так. Ярмарка во вторник днем не может похвастаться излишним весельем. Людей не много, в основном школьники, у которых уже кончились занятия, или взрослые женатые пары, поймавшие момент для отдыха. Серое небо, словно шерстяной плед, колет всех редкими каплями дождя. -Так… - Эбигейл уступает дорогу двум бегущим девочкам. – Что мы тут делаем? -Я посчитал, что должен извиниться перед тобой, - вдруг говорит Ганнибал, останавливаясь и придерживая Эбигейл за плечо. Рука легкая, словно он касается не человека, а клавиш пианино. – Я был чересчур требователен к тебе. Эбигейл от неожиданности теряет дар речи и краснеет. Ей кажется, что все смотрят на них – даже дремлющий продавец воздушных шаров. Она не была готова к такому. -Вовсе нет… - Мямлит она и готова ударить себя за то, как противно звучит ее голос. -Не нужно этого скрывать, - строго говорит Лектер. Она поднимает взгляд и смотрит на него. – В прошлый раз я слишком много на тебя взвалил. Я приношу тебе свои искренние извинения. Я бываю чересчур… Он помолчал, подыскивая слово. Эбигейл подсказывает с улыбкой: -Занудой? -Можно это назвать и так. Порой я могу быть излишне строг. Я не напугал тебя? Эбигейл сияет улыбкой: -Нет. -Хорошо, - он улыбается ей в ответ почти ласково, но она замечает, как пристален его взгляд. Рука на плече все еще была невесомой. Она кивнула, не переставая улыбаться и спросила, как можно непринужденнее: -Так что мы делаем на ярмарке? -О, я просто решил, что мне пора бы вспомнить о том, как развлекаются подростки в твоем возрасте. Если хочешь – мы можем уехать. Мне не слишком удаются сюрпризы. Эбигейл, действительно, не нравятся ярмарки. Но она продолжает улыбаться, и они не уезжают. Лектер покупает ей хот дог и вежливо отказывается от второго. Эбигейл с аппетитом ест, даже неловко капает кетчупом себе на шарф. Ганнибал галантно одалживает ей свой носовой платок, чтобы оттереть следы. Через какое-то время блужданий по ярмарке, Эбигейл готова поклясться, что и она, и Ганнибал – часть инсталляций и аттракционов, как если бы ярмарка втянула их в себя, будто омут, пахнущий жареным арахисом и попкорном. Она продолжает улыбаться и беседовать с ним, но в какой-то момент спрашивает себя: не сон ли это? Серое небо, тусклые краски шатров, навязчивые мелодии каруселей, блеклые огоньки – все будто нарисовано. Ганнибал рассказывает ей о ярмарках его детства, она слушает и улыбается, улыбается, улыбается... А сама ждет занавеса, антракта, перерыва – или пробуждения. Но так и не просыпается. Тягучее чувство тошноты не покидает ее даже после стакана молочного коктейля. Это не один из ее кошмаров, это не сон – это предчувствие ужаса никуда не денется, разрядка в виде мертвенно бледного Николаса Бойла с распоротым животом не наступит, и Эбигейл продолжает барахтаться в этом странном пестром болоте. Они гуляют между вагончиками и повозками, Эбигейл ищет хоть что-то, куда можно было бы заглянуть, чтобы выглядеть благодарной. Через какое-то время они находят небольшой зоопарк. Всего пара клеток, сильный запах и недостаток освещения. -Вы разбираетесь в животных? – Спрашивает она Лектера, чтобы хоть что-то спросить. -Весьма поверхностно. А ты? -Немного. Но не в таких. Лектер кивает, продолжая смотреть в клетку. За решеткой лежит старый худой лев. Грива у него свалялась и то тут, то там из колтунов торчит солома. -В тех, что водятся на территории Штатов? – Уточняет он. -Да. Мне нравилось читать книги о животных. Она смотрит на льва, но краем глаза следит за Лектером. Тот с каким-то особым вниманием всматривается в худую морду, будто пытается понять, знаком ли ему этот лев или нет, а потом отвечает: -Я могу немного рассказать тебе об этих, если хочешь. -Хорошо. -Это, - Лектер кивает на клетку. – Самый переоцененный зверь во всей природе. -Разве? -Его чрезвычайная популярность стала причиной создания бесконечного числа мифов, ошибочных представлений и идеализированных образов. Львы неаккуратны. Спят они более двадцати часов в сутки. Огромные зубы он использует лишь для охоты, а во время трапезы глотает огромные куски мяса, не прожевывая. По интеллекту львы отстают от многих других диких хищников. Не отличаются выносливостью и смелостью. Несмотря на большие размеры у льва маленькое сердце. – Ганнибал оборачивается к ней, но Эбигейл продолжает смотреть в клетку. – Он ленив. Всю грязную работу за него делают львицы. Именно они выслеживают, нападают, убивают по его прихоти. Но, конечно, именно самца изображали на гербах – ведь у львицы нет такой приметной гривы. Эбигейл смотрит в отекшие глаза старого льва. Тот потягивается, встряхивает жидкой гривой с плешью и лениво зевает, показывая желтые редкие зубы. Ей становится противно. -Я этого не знала, - говорит она Лектеру и уходит в сторону. Она проходит мимо клетки с приматами. Они провожают ее скучающими взглядами. Она не слышит, как Ганнибал движется следом, но уверена, что он не отстает. – Вы ко всем животным так строги? -Постой. Она останавливается. Ганнибал жестом приглашает ее подойти. -Вовсе нет. Только к тем, которых переоценивают. Он замер, и ей приходится сделать пару шагов назад. В темном углу шатра стоит клетка, раскрашенная в темно-синий цвет. На ее боковых стенках нарисованы звезды и месяц. Эбигейл на мгновение кажется, что клетка пустая, но что-то в полумраке изменяется, и вспыхивают два зеленых глаза. Эбигейл подходит ближе к Ганнибалу и теперь ей видно крупную пантеру, проснувшуюся и сердито смотрящую на пришельцев. -Лев – это по большей части выдумка людей, которым хочется приукрасить действительность, - Ганнибал опустил тяжелую руку Эбигейл на плечо. – Моя антипатия легко объяснима. -А пантера? -А ты как думаешь? -Они красивые, - глупо отвечает Эбигейл, но прощает себя. Ганнибал перебирает пальцами на ее плече, словно паук лапами. За решеткой пантера начинает бить хвостом. -Черная пантера – особь ягуара или леопарда, подвергшаяся генетическим изменениям. Это вариант окраса, хотя такой черный котенок вполне может родиться у обычных пятнистых родителей. -Зачем им эти изменения? – Пантера окончательно проснулась и смотрит на пришельцев горящими глазами. -Чтобы охотиться. Эбигейл становится неудобно – рука Ганнибала держит ее крепко, чуть наклоняя. Пантера дергает ухом, ее черный хвост раздраженно стучит по деревянному полу. -Кто может заподозрить, что в ночной темноте за ним следит такой крупный хищник? Такая расцветка делает пантеру незаметной. Жертва не различает опасность до последнего момента, когда уже поздно бежать. Зеленые глаза кошки словно желают выжечь лицо Эбигейл. -Пантеры невидимы, незаметны. Им удается обмануть любого зверя. – Ганнибал говорит негромко, чтобы не раздражать кошку еще больше. Но его тихий тон начинает раздражать Эбигейл. – Кроме того, они не боятся людей. Черная пантера потягивает носом воздух, не отрывая горящего взгляда от Эбигейл. В какой-то момент становится кристально ясно, что если бы не прутья решетки, кошка бросилась бы на них. Но клетка сдерживает ее, и Ганнибал не спешит уходить. -Античные авторы писали о том, что пантеры обладают особым специфическим запахом. Других животных этот аромат притягивает – и они сами идут в навстречу смерти. -Разве это не идеализация действительности? – Спрашивает Эбигейл, но ехидство в ее голосе выходит незаметным. Его словно утягивает на дно зеленых глаз пантеры – вместе с терпением и выдержкой. -Возможно. Однако, Эбигейл, согласись: эту кошку не грех приукрасить. Особая, отмеченная разновидность простого леопарда – созданная самой природой для того, чтобы быть идеальным хищником. Эбигейл не замечает, в какой момент кошка начинает бить хвостом с такой силой. Теперь она следит только за его кончиком, все больше желая скинуть руку Ганнибала со своего плеча. -Пантеру отличает особый тип охоты. Неравномерный стук тяжелого хвоста о доски отдается в голове. -И какой? – Спрашивает она. -Пантера убивает на земле, но затаскивает жертву на дерево, чтобы мясо не досталось падальщикам. Пантера в клетке прижимает аккуратные уши. Движения хвоста становятся короткими и резкими. -И, кроме того, черная пантера никогда не ест больше, чем ей надо. Она бережлива и, будучи сытой, никогда не убьет даже самую простую добычу. Черная бархатная морда пантеры искажается, зрачки ее глаз становятся не шире швейной иголки. Глубокий протяжный рык раздается из ее горла. -Вы разозлили ее, - тихо говорит Эбигейл. Ганнибал разочарованно хмурится и, повернувшись к Эбигейл, замечает с улыбкой: -Единственный недостаток этого зверя: совсем не терпит правды. Пойдем. Когда они выходят на улицу, Эбигейл долго не замечает, что с неба стали срываться мелкие снежинки. Она бредет, глядя в спину Ганнибалу, а в ушах все еще звучит грозное рычание побеспокоенной кошки. Голове жарко, в каком-то бреду она смотрит по сторонам. Цветастые клоуны завлекают прохожих в шатер гимнастов, их разукрашенные лица искажают нечеловеческие гримасы. Мальчишки стоят у измерителя силы, один из них ударяет молотом по кнопке. Все движется будто бы замедленно, как во сне или в кино, или за толстым стеклом аквариума. Все движется слишком медленно, по сравнению с ее мыслями. Мысли мчатся, летят как выпущенная пуля. Раздается выстрел. Эбигейл вскидывает взгляд и видит тир. Расцвеченный лампочками, увешенный игрушками. -Хочешь попробовать? – Слышит она голос Ганнибала. Эбигейл поворачивает к нему голову и внимательно смотрит в его спокойное дружелюбное лицо. Она чуть щурится и отвечает: -Иногда Вы напоминаете мне отца. Ганнибал не изменяется в лице. -Твоего отца? Эбигейл готова поклясться, что пуля достигла цели. Она легко пробила толстое стекло аквариума, а через пару секунд всю гладкую поверхность исчерчивают трещины. -Других у меня не было. Стекло осыпалось, ледяная вода хлынула на нее неудержимой массой. Эбигейл отчетливо видит, как в глазах Ганнибала проскальзывает что-то мгновенное. Но она видит. -Я уже говорил тебе, что я совсем не как твой отец, Эбигейл, - отвечает он спокойно. – Ты, возможно, устала. -Не больше, чем Вы. Она не отводит глаз, которым теперь открылось многое. Мощь потока готова сбить ее с ног, но Эбигейл не собирается падать. Они продолжают смотреть друг на друга какое-то время, замершие посреди оживленной центральной улицы ярмарки. -Тогда веди, куда ты хочешь? -На колесо. Она идет впереди, земля под кроссовками твердая и мерзлая. Она идет по самому дну, чувствуя на своей спине взгляд двух холодных глаз. Он у нее за спиной, всегда был там. Эбигейл добирается до кассы, девушка в окошке спрашивает ее о количестве билетов. Эбигейл хочет повернуться, но в какое-то мгновение ей кажется, что она не знает, кто именно стоит сзади – Ганнибал? Или Николас Бойл? Или ее отец? Все снова походит на ночной кошмар. Эбигейл находит в себе силы и оборачивается. Раздается звонок. Ганнибал достает мобильный телефон из внутреннего кармана пальто. Он хмурится, глядя на дисплей. -Алло. Здравствуй, Уилл. Эбигейл молча смотрит на него. Ей становится нечем дышать, но она продолжает смотреть. Он замечает ее взгляд и жестом показывает, чтобы она ехала одна. Эбигейл покупает билет, а когда хозяин колеса закрывает за ней крошечную дверцу кабинки, она видит, что Лектер отошел в сторону и стоит к ней спиной, все еще держа трубку у уха. Механизм начинает жужжать, и кабинка, качнувшись, начинает движение. Эбигейл хочет подняться как можно выше – в детстве ей казалось, что оказываясь наверху на колесе, можно поймать пролетающих птиц за крыло. Но сейчас колесо поднимает ее медленно и нехотя. Ей кажется, что пусть оно и крутится, но само уходит в землю, все глубже увязая в грязи. Она утешает себя, что еще не самая вершина, что еще надо потерпеть. Но когда она оказывается на самом верху, все еще видит внизу фигуру Ганнибала Лектера, говорящего по телефону. Эбигейл Хоббс больше всего на свете не хочет спускаться. Но колесо медленно возвращает ее вниз, опуская все ниже, до самого дна. -Смею предположить, что они сейчас ожидаю тебя внизу, не так ли? -Да. Ганнибал протягивает Уиллу чашку с горячим чаем. Ему нравится смотреть, как Уилл неловко держит чашку и блюдце, явно подыскивая место, куда бы поставить лишний предмет. -Каким образом они сумеют помочь тебе, находясь внизу, если маньяк позвонит сейчас? Грэм мотает головой и делает глоток. Ганнибал с удовольствием щурится, глядя как Уилл даже забывает о неудобном блюдце, ощутив пикантный вкус яблочного чая. Лектер сделал чайную смесь две недели назад, рассчитывая открыть ее на Рождество. Яблоки, корица, гвоздика, ароматный черный чай – можно было бы положить по небольшой коробочке с подобным сюрпризом в каждый подарочный пакет. «Меня скоро вырвет от кофе. У Вас наверняка есть что-нибудь получше». Налить Уиллу обычный «Assam» было бы невежливо. -Или как они смогут защитить тебя, - продолжает Лектер. – Если маньяк уже в этой комнате? Уилл поднимает глаза от кружки и криво усмехается, Ганнибал улыбается в ответ. -Джеку нравится показывать, что у него все под контролем, - отвечает Грэм. – Не важно, насколько это правда. -Уилл, ты считаешь, что не нуждаешься в постоянной охране потому, что уверен в Кукольнике? Грэм не отвечает сразу, будто не расслышал вопроса. Ганнибал знает ответ, но все же задал именно этот вопрос. Он внимательно рассматривает Уилла, пока тот собирается с мыслями. -Нет, - медленно проговаривает Грэм. Ганнибал чуть наклоняет голову в бок. На следующее утро после звонка Кукольника, Уилл приехал сразу, как его отпустил Кроуфорд. Долго говорил о том, что этот человек болен и невменяем, что он не понимает, что делает или понимает только часть, что он не может быть некрофилом, если не осознает, что убивает своих жертв, что он говорил с ним приветливо и доверительно… Лектер, пожалуй, никогда не забудет эту горькую смесь отчаянья, испуга, недоумения и какой-то безудержной, жутковатой радости, плескавшейся в глазах Грэма. -Нет, - повторяет Уилл. Он отвечает отрицательно, потому что положительный ответ его бы напугал сильнее любых угроз нападения. -Тогда скажи, что именно так оскорбляет тебя в решении Джека Кроуфорда? Уилл ставит чашку и блюдце себе на колено и кончиком указательного пальца поглаживает рисунок на белоснежном боку. Лектер видит, как повлияло на Уилла выбранное слово. Он всерьез задумался, что за оскорбление нанес ему его начальник. Лектер про себя считает морщины на лбу Грэма. -Сегодня с утра на пресс-конференции спросили, - говорит Уилл негромко. – Участвует ли Уилл Грэм в расследовании. -И что же ответил Джек? -Сказал, что я квалифицированный специалист. -Мне кажется, в этом есть доля истины, - краем губ улыбается Лектер. -Не зря я получал диплом, - брюзгливо заметил Уилл, но его тон снова меняется. – Он свернул конференцию после этого вопроса. Ганнибал не считает нужным давать Уиллу самому заканчивать рассказ. Он встает с места, забирает у него пустую чашку и блюдце и направляется к столу. -Ты посчитал, что ему неудобно говорить о тебе? – Спрашивает Ганнибал, не оборачиваясь. Чашка и блюдце оказываются на столе, Лектер аккуратно поворачивает чашку так, чтобы расположение узора на ней совпало с узором, вьющимся по краю блюдца. -Думаете, я не прав? -Я думаю, - Ганнибал разворачивается и направляется к своему креслу. – Что напряжение последнего месяца сделало тебя чересчур мнительным. Уилл недовольно фыркает и отворачивается. Он молчит какое-то время. Ганнибал успевает удобно устроиться в кресле, прежде чем Грэм снова открывает рот: -Я могу за себя постоять. А шансов, что Кеннет позвонит еще раз – нет никаких. Он пока не собирается попадаться. Ганнибал отмечает, что Уилл назвал Кукольника по имени, но предпочитает не делать на этом акцент. Он перекидывает ногу на ногу и говорит, чуть приподняв брови: -Несмотря на все эти вопиюще неаккуратные следы, которые он оставил? -Да. Он… - Взгляд Уилла снова становится непроницаемым. – Он поддался эмоциям. В конце концов, по внутреннему складу – он очень эмоционален. Его первый раз ранили, он был зол и потерял контроль. Ганнибал смотрит, как Уилл бессознательно потирает левую руку чуть ниже локтя. -Уилл, - прерывает Ганнибал Грэма и возвращает его в кабинет. – Тебе не кажется, что Джек Кроуфорд приставил к тебе охрану не для того, чтобы оскорбить тебя или по причине твоего бессилия? -А зачем тогда? – С горькой усмешкой спрашивает Уилл. У него потрескались губы. Губы трескаются при понижении иммунитета. Иммунитет понижается вследствие сильного и постоянного стресса. Лектер удерживается, чтобы не поморщиться. -Что если Джек Кроуфорд приставил к тебе охрану, чтобы уберечь тебя от твоей собственной силы? Уилл вскидывает на него взгляд и серьезно смотрит в течение нескольких секунд. Ганнибал продолжает примирительным тоном: -Все мы помним, что ты способен действовать решительно. Но разве ты будешь отрицать, что твоя собственная сила пугает тебя? Уилл молчит и смотрит на него. Наконец он выдавливает из себя подобие улыбки и напоминает Ганнибалу: -Раньше Вы считали, что меня это разочаровывает. -Сейчас куда важнее твое собственное мнение. Но, как бы там не было, согласись, тебе бы не хотелось пережить похожую ситуацию еще раз. Слова прозвучали тяжело, будто удары набата. Ганнибал не мог оторвать взгляд от этой саморазрушающейся оболочки. Уилл на глазах покрывался трещинами, которые уходили все глубже. -В конце концов, мы еще не разобрались с последствиями предыдущего случая, не так ли? Уилл вдыхает ртом и в нерешительности медлит. Потом он встает с места и отходит в сторону. Ганнибал не шевелится. Уилл проходит пару шагов в сторону, потом оборачивается. Ганнибалу кажется, что еще одна трещина сейчас пробегает по серому лицу. -Не думаю, что с этим возможно разобраться. -Отчаянье – опасная вещь, Уилл. Уилл морщится и мотает головой: -Это не отчаянье, а правда. Она никогда не подпустит меня и не даст такому, как я ни единого шанса. Уилл доходит до окна и выглядывает. На улице идет дождь. Это ясно и отсюда – по шуму за стеклом. -Уилл, ты не замечаешь, как каждый раз говоря об Эбигейл, принижаешь собственное «я». Эбигейл идеальна. И чем лучше она, тем хуже Уилл. Этот чудесный механизм, построенный в голове Грэма, работает с точностью швейцарских часов. Ганнибал иногда чувствует себя ребенком, которому подарили электрическую железную дорогу. -Тебе не кажется, что этим ты сам лишаешь себя возможности решить проблему? -Эбигейл – моя проблема? – Спрашивает Уилл бесцветно, все еще глядя на улицу. Ганнибал не отвечает. Он уже слышал этот вопрос. Через какое-то время Уилл сам оборачивается и смотрит через все помещение на доктора. -Да, наверное, это так, - признается Грэм. -Чем, по-твоему, она лучше тебя? – Ганнибал щурится, чтобы не пропустить ни единой детали. Уилл стоит далеко, у темного окна. Это совсем не располагающее место для откровений, но годы практики научили Лектера, что именно так, в неподходящее время и неподходящих местах можно услышать главные истины о человеческой душе. Уилл усмехается, делает пару шагов вдоль окна, беспокоя рукой занавески. Он немного сутулится. Когда Грэм начинает говорить, Ганнибал видит только половину его лица – Уилл стоит боком и смотрит на узкий книжный шкаф. -Она всю жизнь жила так близко от всей грязи, на которую способен человек. Ей приходилось жить рядом с убийцей, социопатом, серийный маньяком с самого детства. Тут я ее вполне могу понять, - Грэм сверкнул зубами, словно оскалился. – Но, несмотря на эту близость безумия… Она так и не превратилась в монстра. Повисло молчание. Ганнибал мог слышать, как щелкают шестеренки того замысловатого механизма, по чьим законам теперь живет Уилл Грэм. -Эбигейл Хоббс не знала, чем именно занимается ее отец, Уилл. -Жестокость заразна, доктор. Кому если не Вам должно быть известно, что ребенок, которого растит человек, промышляющий убийствами раз в месяц-два, будет знать о смерти гораздо раньше сверстников и гораздо больше. Это как зараза в воздухе. Ганнибал согласно качнул головой, вспомнив подарок Хоббса пятилетней дочери – пластиковый нож и объяснения насчет того, что такое «смертельно» и на каком расстоянии от пупа находится печень. Лектер избегает прямой формулировки вопроса, естественно напрашивающейся после объяснений Уилла. Он спрашивает иначе: -Ты считаешь, что тебе не хватает иммунитета? Уиллу будто кто-то сдавил горло. Он вдыхает, но голос все равно звучит сдавленно. -В доме Закарии… -Да? -Я не сказал Вам этого раньше. В доме Левински… Я был им. Я был Кеннетом. – Уилл хмурится, а потом добавляет: - Я видел этот дом и кухню, и осколки, и нож, и диван раньше. Это все было… Воспоминанием. Ганнибал молчит несколько секунд, наслаждаясь замершей фигурой Грэма. Уилл стоит ссутулившись, глядя в другую сторону. Шестеренки механизма поскрипывают и трещат. Проговаривая вслух свои страхи, люди нуждаются в утешении. Лектер прячет улыбку и спрашивает: -Уилл, известно ли тебе что такое deja-vu? -Вы серьезно? -Совершенно серьезно. Плохо исследованное явление, сопровождающееся деперсонолизацией и потерей реальности на несколько мгновений. Оно часто возникает у людей совершенно здоровых и несколько чаще у эпилептиков. Насколько я знаю, ты эпилепсией не страдаешь. – Уилл пристально смотрел на Лектера. – Это чувство, дежавю, возникает на почве бессознательной обработки информации. Ты предположил, что Кукольник звонил тебе после убийства… -Так и оказалось, - горько соглашается Уилл. -Дежавю – не больше, чем нарушение границ времени. Ты назвал воспоминанием то, что видел впервые. Но я едва ли считаю такое заключение отклонением, - Ганнибал щурится и смотрит, как глаза Уилла меняют оттенок, когда он поворачивает голову к свету. – Всего лишь свидетельство твоего переутомления. -Я понимаю его, - бесцветно говорит Уилл. -Ты понимаешь многих. Уилл, ты сочувствуешь Кукольнику? Уилл чуть морщится. Ганнибал повторяет вопрос: -Ты сочувствуешь Кеннету? -Он болен. -Это значит да? -Что Вы хотите услышать? – Грэм вдруг весь подбирается. Из всех тех трещин вырывается этот совсем другой Уилл – тот, которого Ганнибал ждет каждую встречу. – Я прекрасно понимаю, что Кукольник и тот, кто позвонил мне домой – один человек. Я понимаю это! Но он не знает, что творит. Он мыслит и видит все не так, как Вы или… Или я. Он другой. Он болен и не осознает, какие ужасы творит. Он отказывается признать, что имеет дело с мертвецами. – Уилл выдохнул. – И все попытки показать аморальность его поступков заканчиваются тем, что он убивает еще одного человека – спросите всех бумагомарателей, называющих его Кукольником. Убивает, чтобы показать, что в его голове – это нормально. Он не понимает границ допустимого, поэтому будет пытаться изменить мир, и каждый раз, по неясным для него причинам, будет терпеть поражение. Мне жаль его – ровно настолько, насколько может быть жаль невменяемого идеалиста. Ганнибал удовлетворенно смотрит в пылающие глаза. Уилл стоит все еще так же далеко, но даже отсюда видно, что его серое лицо приобрело краски. Лектер отпускает себя и улыбается. -Чему Вы улыбаетесь? – Резко спрашивает Уилл. Ганнибал втягивает носом воздух, наэлектризованный Грэмом и врет: -Лишь твоей человечности, Уилл. Следующим утром Грэм ведет лекцию, борясь с зевотой. Кофе в обычных дозах действовать на него, видно, перестал. Уилл щелкает пультом, сменяя слайды. -Причина смерти: четыре ножевых ранения в грудь. Отличительная черта этого убийства. Первые две жертвы погибали сразу, но Левински пришлось добивать, используя нож. Уилл не оборачивается, чтобы посмотреть на фото. У него за спиной – очередной экспонат галереи Кеннета-Кукольника. Именно так. Это для убийцы там продолжает сидеть Закария Левински. Для Уилла Грэма на диване сидит труп. Он старается не забывать об этом и не проявлять лишнего внимания к деталям лекции. Это не сложно, поскольку Уилл давно не чувствовал себя более рассеянным. -Выключите телефоны, пожалуйста, - устало просит он, когда раздается короткий звонок. Студенты озираются. Через пару секунд Уилл понимает, что звонил его собственный телефон. -Побои на теле жертвы нанесены раньше ран, послуживших причиной смерти. – Продолжает он, потерев лоб. – Вероятно, Левински ввязался в драку, произошедшую вечером накануне убийства на юге у кафе «Уикенд севен». Насколько нам известно, он вообще не отличался спокойным нравом. Несколько штрафов за нарушения общественного порядка, проблемы с наркотиками. Год назад Левински проходил курс лечения в клинике, в данный момент посещал психотерапевта. Грэм заглядывает в записи, чтобы вспомнить, о чем пойдет речь дальше. Глаза натыкаются на выдержки из дела, которые он только что кратко озвучил. Все утро Уилл существует как-то заторможено, так что до него даже не сразу доходит осознание, что он кое-что заметил. Когда лекция заканчивается – он умудряется скомкать окончание и отпустить всех раньше на десять минут – Уилл неловко собирает бумаги со стола. Поразительно, что никто раньше не обратил внимания. Неужели все ждали пока неуравновешенный неврастеник вдруг заметит такой очевидный факт? Уилл выходит из аудитории и почти сталкивается лбом с Катц. -Ох, попался, - улыбается она. -Ты водишь, - буркнул Уилл и, обойдя ее, пошел дальше. Но Катц снова выросла рядом. -Уилл, постой. -Не могу. Мне надо к Кроуфорду. -Ладно, я провожу. -Я знаю дорогу. – Он морщится от собственной грубости и обращается к Катц уже мягче: - У тебя что-то срочное? -Я думаю, бесполезно тебя просить плясать, - улыбается она. – Но у меня хорошая новость для тебя. -Какая же? -Джек Кроуфорд назначил меня вместо Донована и Уорта. Уилл хмурится и оборачивается к ней. Катц хитро вскидывает брови. -Он не мог… Ты же… -Он решил, что Зеллера просить нецелесообразно. Скорее ты спустишь на него своих собак. А со мной ты дружишь. -Я что? В этот момент они доходят до кабинета Джека. Уилл замирает перед дверью, глядя на Катц. Ее лицо чуть скривилось в приступе скепсиса. -Уилл, я сама вызвалась. Ведь со мной ты не будешь испытывать такого напряжения. -Я не испытывал никакого напряжения от Донована и Уорта, - сухо отвечает Уилл. – Мне вообще не нужен никакой конвой, я не знаю, что это вздумал Джек... -Да… - Задумчиво глядя на него протягивает Катц. – Я слышала, что ты так и заявил Кроуфорду. Уилл раздраженно снимает очки и засовывает их в карман рубашки. Он хочет сказать ей еще что-то, но в голову ничего сразу не приходит. Катц победно улыбается ему и стучит в дверь Кроуфорда. -Входите. К удивлению Уилла Катц входит следом. Он готов повернуться и попросить ее выйти самым прямым текстом, но начинает говорить она. -Джек, доброе утро. Кроуфорд ставит пустой стакан рядом с кулером и кивает. Уилл с неприязнью замечает, что Джек не смотрит на него. -Уже сообщила Уиллу об изменениях в карауле? -Да. -Джек, - Уилл подается вперед. – Ты не можешь приставить ее ко мне. -Уже, - равнодушно пожимает плечами Джек и направляется к столу. -У нее другие обязанности! -Придется постараться. -Джек! Теперь женщина? -Эй! – Возмущенно оборачивается к Уиллу Катц. -Не обижайся, Беверли, - Уилл кивает ей вместо извинений. – Джек… Но Уилл осекается. Джек стоит за столом, глядя на Уилла взглядом побеспокоенного быка. Вдруг вся усталость, о которой Грэм на минуту забыл, наваливается на него с новой силой. -Джек, - Уилл опускает глаза. – Я хотел сказать кое-что. -Мне выйти? – Катц задает вопрос Джеку, а не Грэму, но его это не обижает. -Нет, можешь остаться, - говорит он. – Я хотел спросить… Вдруг дверь без стука открывается и на всех парах влетает Зеллер. Увидев столько народу в кабинете Джека, он замирает и открывает рот: -Мне, наверное… Джек раздраженно повышает голос: -Сколько раз мне нужно сказать тебе, что надо стучать! Подожди за дверью! -У меня срочно. Джек медленно проговаривает каждое слово: -Выйди и зайди, когда я позову. Зеллер выходит и закрывает дверь. Уилл хочет сесть, но знает, что если сядет, то не сумеет встать в ближайшие лет сто. -Да, Уилл. – Кроуфорд опускается в кресло. – Я слушаю. -Джек, Левински проходил курс психологической поддержки в «Блу Скайвейл», верно? -Насколько я помню. -Миссис Пэревелл, когда я ездил к ней, упоминала, что работает в… -Погоди, ладно? – Прерывает Кроуфорд и громко рявкает: - Зайди. Дверь тут же открывается, Зеллер входит внутрь. Джек поясняет: -В таком случае здесь не хватает только Прайса. Говори, раз по делу. Зеллер мотает головой от Кроуфорда к Уиллу. Грэм касается переносицы, в которую отдает головная боль. -Левински посещал «Блу Скайвейл». Миссис Пэревелл работала в центре психологической помощи, как сказала мне во время нашей встречи. У нас есть название этого центра? -Я понял тебя, - Кроуфорд снимает телефонную трубку и набирает пару цифр. Когда его переключают, он кладет трубку. – Зи, у тебя что? -Новое убийство. -Браслет есть? – Спрашивает Катц, опережая Уилла. -Нет, но… Телефон подпрыгивает от звонка. Кроуфорд срывает трубку и коротко излагает просьбу. Пока он ждет, Зеллер изгибает брови: -Там сейчас полиция. Говорят, что никаких ранений и увечий нет, только следы совокупления. Мужика задушили и… Уилл вспоминает о прозвеневшем на лекции телефоне и лезет в карман: -Если нет браслета, то это не Кукольник. -Черт, да ты даже не видел, что там. -Ты тоже. Уилл достает телефон и видит сообщение. Телефон незнакомый – и сердце Уилла делает сальто. Пару мгновений смс-сообщение открывается, но Грэму кажется, что проходит несколько минут. «Мистер Грэм, мы с Ганнибалом приглашаем Вас на ужин завтра в шесть вечера. Пожалуйста, приезжайте. Будем рады. Э.Х.» -«Блу Скайвейл»? – Кроуфорд кладет трубку. -Да ладно? – Зеллер весело хмыкает. – Обалдеть. Уилл перечитывает сообщение еще раз, в каком-то лихорадочном сомнении, что его разыгрывают. Краем уха он слышит, что оказался прав. Сердце колотится бешено, шум раздражает. -Наш любитель мертвячины бывал там, - подытоживает Джек. – Он мог видеть Пэревелла или его мать или еще что. Так же он выбрал и Левински. -Надо поговорить с врачом Левински, - предлагает Катц. -Молодец, Уилл, - замечает Джек как бы вскользь. Уилл поднимает глаза. Зеллер хлопает его по плечу: -Надо же, ты все-таки следователь, а не фокусник. -Брайан, - сердито рыкает Катц. Но Уилл стряхивает его руку со своего плеча и, поддавшись какому-то невероятному безумию, берет Зеллера одной рукой за лацкан куртки. Уилл не знает, что он хочет сделать. Ему даже сказать нечего. Улыбка исчезает с лица Зеллера, он поднимает одну руку в знак мира, второй упирается в грудь Грэму, но Уилл и сквозь пелену гнева видит все тот же отвратительный самоуверенный огонек в его глазах: ну давай, попробуй. -Ну-ка хватит! – Раскатисто рычит Кроуфорд. – Уилл! Неимоверным усилием воли Грэм разжимает пальцы и отпихивает от себя руку Зеллера. -Ты совсем спятил? – Гремит Джек. – Я… Уилл оборачивается к нему. В голове проносится мысль кинуть Джеку в лицо чем-нибудь, поэтому Уилл просто выходит. Ему становится все равно, что там, в этом кабинете осталось и что происходит. Широкими шагами он направляется прочь, слыша, как следом идет Катц. Он оказывается на улице, идет до парковки. -Уилл! Грэм добирается до своей машины, открывает ее, швыряет портфель внутрь и захлопывает дверь перед самым носом у Катц. Она стучит в стекло, ему слышен ее голос. Больше всего на свете ему хочется, чтобы у нее под ногами был люк, в который бы она сейчас провалилась. Уилл смотрит перед собой, пока она не уходит. К счастью, ей не понадобилось много времени, чтобы понять – внутрь он ее не пустит. Уилл сидит так довольно долго. В голове бесконечно повторяется все то, что произошло в кабинете. Наконец, он достает телефон и перечитывает сообщение еще раз. «Будем рады». Он так долго мечтал о том, что однажды она сама ему позвонит, что теперь чувствует себя отвратительным слюнтяем. Она сама написала ему, пригласив на ужин. Он не сделал ничего, чтобы как-то загладить свою вину перед ней, а она пишет ему «будем рады». Она первая сделала этот шаг, а он? Он трусил все эти месяцы. Уиллу становится так противно и тошно от самого себя, что он с силой стукает рукой по рулю, отшибая пальцы. Яичница подгорела. Уинстон ничего не имеет против чуть подсушенного завтрака, но настроение портит корочка на сковороде, которую придется в скором времени отмывать. Он ненавидит грязную посуду. Завтрак кажется ему безвкусным, несмотря на то, что он делает яичницу по одному и тому же рецепту уже лет пятнадцать. Помидоры, лук, бекон, желтки смешены с белком. Но Уинстона мутит от этого запаха. Он съедает половину, а все остальное выбрасывает, выбрав немного бекона и положив его в кошачью миску. Сковороду он заливает водой и уходит с кухни. Он добирается до гостиной, садится на диван и достает ноутбук. Большую часть ночи ему не спалось, потому что слишком громко тикали настенные часы. Он нетерпеливо дергает ногой, пока ноутбук включается. Наконец, Уинстон выходит в интернет, загружает сразу несколько сайтов в соседних вкладках и пару секунд смотрит на каждый. На одном сайте пока все без изменений, Уинстон безжалостно щелкает на клавишу и закрывает окно. Зато главная страница «Альтернативы» вспыхивает фотографией, на которой изображен глава отдела поведенческого анализа Джек Кроуфорд. Подпись под фотографией сообщает, что снимок сделан во вторник, на пресс-конференции. Уинстон щелкает на заголовок: «Игры в угадайки» и за несколько секунд читает статью. «Отсутствие каких-либо сведений об убийце маскируется пышными фразами», «удалось узнать, что на месте преступления теперь найдены отпечатки и кровь убийцы, однако этих сведений не хватит для того, чтобы предотвратить следующее убийство». Уинстон нервно улыбается, сам не зная чему. «К сожалению, на данный момент ФБР и Кукольник играют в собственные игры, которые похожи скорее на «угадайки», чем на преследование или хотя бы прятки». «Волна похожих убийств прокатилась по всему Мэриленду за прошедший месяц. Каким образом удается Джеку Кроуфорду отсеивать жертв Кукольника (на момент выхода этой статьи – три человека) от жертв, убитых другими некрофилами – тоже относится к сфере загадок. Ясно только одно – у Кукольника полно подражателей». Уинстону кажется, что от экрана исходит жар. Его лицо горит. Он закрывает «Альтернативу» и щелкает на сайт «Поиска». Но там в разделе криминальных новостей находит еще более странный текст. «Теперь вы знаете» - такое сообщение оставил Кукольник. Можно предположить, что это тонкий юмор, относящийся к тому, что маньяк оставил даже свои отпечатки на месте преступления, видно, чувствуя вину перед горе-криминалистами, не способными ни на какие действия. Или это сообщение адресовано всем…». Уинстон хотел прокрутить страницу ниже, но нервно сбил курсов и вздернул текст выше. Наконец, ему удалось прочитать продолжение. «…Всем нам как предупреждение? Что именно мы теперь знаем? Что в этой стране никто не может быть уверен в собственной безопасности? Что чувствует Кукольник при этих словах? Как вообще может чувствовать себя человек…». Уинстон пробежал глазами глупые размышления. Внизу была фотография из личных архивов Зака. На фото Закария сидел у какого-то фонтана вместе с друзьями. «Напомним, что Кукольник не отличается последовательностью, что ставит ФБР в тупик. Лишь с двумя жертвами из трех убийца…». Уинстон с силой захлопывает ноутбук. Ему не удается сразу взять себя в руки, он какое-то время сидит на диване, растеряно оглядывая помещение, словно в поисках ответа. Столько лжи… Как они называют его? Кукольник-некрофил? Две жертвы? Уинстона начинает тошнить, он прижимает ладонь к груди. Он не тронул Закарию. Он был слишком сердит на него. Он позволил себе лишь вымыть его, стараясь не замечать ничего, что бы могло пробудить в нем воспоминания. Не получалось. Но расставались они хорошо. Уинстон поцеловал его в лоб, оставляя на диване. Но он не тронул его, не посмел. Он не трогал и Томаса. От этой мысли Уинстон стонет в голос и сжимает руку, комкая футболку. Неужели они не понимают? Том остался там, в глубине. Он больше не нуждался в Уинстоне. Он исчез, превратился в ничто. Ничто, которое иногда снится ему и пугает звуком жужжания маленьких крыльев. Уинстон обнимает себя за плечи и утыкается лбом в собственные колени. Он всего лишь просил его остаться, просто попросил его остаться. Он сделал им дом, похожий на домик на дереве. Как они не понимают, что он не посмел касаться его там? Это другое. Уинстон никогда не знал чувства более невинного. Ему хотелось только сидеть рядом. Что они пишут? Что они говорят о нем? Неужели они не видят? Он хотел только одного. Но это уже неосуществимо. Том бросил его и исчез. Все, что Уинстон хочет теперь – показать и рассказать. Рассказать то, как все было, а не так, как видят люди. Он всегда хотел. Уинстону кажется, что еще немного и его голова взорвется от боли. Ему никогда не переубедить их. Но в тот момент, когда он готов сдаться, вдруг что-то с силой электрического заряда пронзает насквозь. Он выпрямляется. Руки судорожно цепляются за колени, слезы капают с подбородка. Томас… Он хотел, чтобы Томас остался. Боже, как он хотел, чтобы Томас остался. Потому что больше не мог терпеть расставаний. Он не мог больше смотреть в спину. Уинстон утирает рукой лицо и зачем-то встает с дивана. Боль от оскорблений все еще горит в груди гудящим пламенем, но он лихорадочно осматривается. Ему плевать, что напишут дальше. Уинстон повторяет это вслух, стараясь убедить себя. Он оставил все следы в доме Закарии, потому что был уверен, что теперь они все поймут. Ведь Закария пустил его в свой дом – незнакомого человека. Ведь они провели вместе вечер и могли провести вместе ночь. Уинстон судорожно собирает осколки пазла в голове. Решение есть, он уже чувствует. Когда, наконец, он находит его, проходит минута, чтобы Уинстон понял: это решение, но не выход. У него нет выхода. Есть только один путь до цели. Он уже признался Уиллу Грэму: это все оказалось намного тяжелее, чем он думал сначала. Невозможно изменить мир, не отплатив собственной кровью. Если ему хватит сил, если он решится – это будет последнее, что он может сделать ради Томаса. Уинстон находит слово. Как чувствует себя Кукольник? Он чувствует себя в западне.