Наследники и дети

Гарри Джеймс Поттер тяжело вздохнул и привычно проверил заклинание, запирающее тяжелую стальную дверь. Его дом, с улицы ничем не отличавшийся от своих приземистых и неказистых соседей, изнутри больше напоминал бункер. Дверь была тяжелой, стальной, с особым замком, открыть который можно было лишь оригинальным ключом, окна защищали узорчатые решетки, дымоход был зачарован; каминной связи в доме не существовало. Шел четвертый год осадного положения. Не то что бы Гарри находился в бесчеловечных условиях – он спокойно общался с магглами, не привлекая к себе излишнего внимания, сперва ходил в старшую школу, а после – в колледж, периодически прогуливал занятия и казался обычным молодым парнем. Вот только магический мир теперь существовал параллельно с ним. То немногое, что оставалось для Гарри доступным, составляли зелья да окклюменция, в которой юноша практиковался от безысходности. С тех пор, как ему исполнилось семнадцать, к этому списку прибавились еще и защитные заклинания небольшой силы. Защиту на дом ставил директор лично и регулярно обновлял её, не пропуская ни единого месяца. Причина всей этой неясной ситуации, граничащей с абсурдом, была крайне проста. Звали её Алехандро Поттер. Алехандро был сыном Гарри, рожденным в результате чудовищного насильственного союза и ритуала черной магии, предназначенного для возвращения Тому Риддлу – Волдеморту - его человеческой внешности. Гарри вспоминал эту ночь с ужасом и отвращением, вспоминал всякий раз, когда смотрел на сына – и изо всех сил старался не ненавидеть ни в чем не виноватого ребенка. Алехандро был милым. Это утверждали все – и миссис Уизли, порой заглядывающая в его дом в нарушение всех правил, и пожилые соседки, умиленно смотрящие на молодого отца с ребенком на руках, и детский врач, наблюдавшая ребенка почти с момента рождения. Гарри врал, что Алехандро был сыном его подружки, зачатым случайно – в пьяном угаре, и ему верили. Ребенок рос удивительно милым – и похожим одновременно и на Гарри, и на молодого Тома Риддла – такого, какого видел Поттер на втором курсе Хогвартса. Он шел на ручки, звал Гарри папой и улыбался ему почти беззубой детской улыбкой; но каждый раз Гарри хотелось наорать на сына, обвинить его в том, в чем он не был и не мог быть виноват. Он сдерживался. Шло время, медленные и однообразные дни перетекали в недели, недели растягивались на месяцы, пока не случилось того, что перевернуло магический мир с ног на голову. Министр магии, Корнелиус Фадж, был зверски убит. Сделали это Упивающиеся Смертью. Гарри сообщила об этом растерянная и уставшая миссис Уизли в один из своих визитов. А еще через несколько дней, наполненных треволнениями, в его дом ворвалась Нимфадора Тонкс и скомандовала собирать вещи. Как-то сам собой Алехандро оказался у неё на руках, и она принялась играть с ребенком в незатейливые игры. Сын смеялся, вертелся и весело что-то щебетал на своем детском языке, не всегда понятном взрослому. - Мы остаемся, - глухо сказал Гарри, вынимая ребенка из её рук и прижимая к себе. Алехандро посмотрел на него с наивной детской обидой, но не захныкал, а уцепился ручками за шею. Тонкс возмутилась. - Почему, Гарри? – воскликнула она. – Ты же знаешь: тебя ищут, ты в опасности! - В опасности? - Ты не знаешь, - констатировала она. – У Упивающихся – прямой приказ схватить тебя живым и доставить к Сам-знаешь-кому. Черте-что творится, все заняты борьбой за министерское кресло – неудивительно, что он может делать, что захочет. Так ты остаешься? - Да, - кивнул Гарри. - Ну, тогда счастливо, - улыбнулась она, пряча печаль в уголках глаз, и, легко распахнув дверь, бросилась прочь, оставив Гарри стоять в дверях, прислонившись плечом к косяку. Четыре долгих года он прятался от Волдеморта, ждущего его смерти, и вот, кажется его время все-таки пришло. Гарри поставил ребенка на ноги и наглухо закрыл дверь.