Благоухание: сложные родственные связи
Опаленный лютик
в стакане воды
Благоухание.
Часть 1. Пестрые шатры в степи Перестук колес перестал восприниматься как посторонний шум на вторые сутки пути. На пятые трансмировой экспресс сделал последнюю остановку перед Нырком. Степняки, в это время года специально разбивающие свои кочевья вдоль адамантовых путей, встретили пассажиров по-королевски. Через пару недель в степь придет Циклон и накроет все пространство вокруг белым пеплом, словно снегом. И степь превратится в пустошь. А пока самые предприимчивые из ее обитателей спешили подзаработать на путешественниках между мирами. Лютеру эта остановка запомнилась режущей глаз пестротой шатров и многоголосьем. Каждый что-то продавал или спешил обменять. Прочие настойчиво предлагали воспользоваться уникальной услугой – массаж, иглоукалывание, приватные танцы и прочие радости, позволяющие почувствовать себя живым любому желающему. Предложений было так много, а спрос на них еще больше. Ведь каждый Нырок – это путь в никуда. Конечно, за последнее десятилетие твари хорошо поднаторели в межмировых перевозках, и больших аварий на адамантовой дороге давно не случалось. Но страх, липкий и вездесущий, тем больше пронизывал комфортабельные вагоны, чем сильнее в воздухе ощущался соленый запах прибоя. За степью раскинулось Кротовое море, именно в нем обрывались адамантовые пути этого мира и открывались кротовины в иные миры. Лютеру было не до развлечений. Конечно, как хороший старший брат он без понуканий со стороны матери выгулял вдоль шатров младших сестренок, пока она сама мелькала то тут, то там, что-то покупая и отчаянно торгуясь. Сам процесс доставлял ей неимоверное удовольствие и, судя по всему, помогал достичь гармонии с самой собой. Лесли и Алиса были еще слишком маленькими для взрослых развлечений, но и для девятилетней Лес, и шестилетней Исы предприимчивые степняки нашли что предложить. Старшая из сестер задержалась у шатра гадалки, младшая же в соседнем ряду увлеченно следила за представлением дрессированных степных собачек. Большинство представителей степной фауны обладали уникальным скилом изменять свой размер по желанию от огромного, до совсем крохотного, величиной с фалангу мизинца, – способностью, мысленно поправил себя Лютер, вспоминая особенности языка того мира, в который им только предстояло совершить Нырок. В языке иномирян было много условностей. Отец потратил немало усилий, чтобы добиться от Лютера правильного произношения и благозвучности речи. Хотя… какой он теперь отец? Скорее, опекун. А ведь еще неделю назад Лютер, впрочем, как и сестры, был убежден, что они все связаны родственными связями. Реальность ошеломила и не позволила опомниться. Известие о том, что он им и не сын, и не брат, наложилось на быстрые сборы. Лютер до сих пор не смог добиться от отца, в смысле, Флорана, почему они были вынуждены бежать из дома, в котором выросли. Мама… то есть, Сондра, тоже отказывалась что-либо пояснять, отсылая к старшему в семье. И это было невыносимо. Начать с того, что на днях ему должно было исполниться восемнадцать, а он только сейчас узнал, что его отец тварь, а не такой же человек, как и он сам. Зачем это вообще понадобилось скрывать? Ведь в их мире вполне добрососедски уживались и люди, и твари. Сондра, как и ее дочери, был ведьмой. Ведьмой болот, если быть точным, и на официальных мероприятиях к ней обращались с приставкой клевхин. О модусе скиллов (в новом языке “векторе развития способностей”) было еще рано судить. Но Лес в силу возраста очень интересовалась своей будущей судьбой, отсюда интерес к гаданиям и прорицаниям. Прежде, чем позволить сестре услышать очередное мало связанное с реальностью предсказание, Лютер, конечно, проверил эту гадалку. От последней исходило едва ощутимое благоухание розмарина и жженого топинамбура – небольшие магические способности есть, но явно без провидческого модуса. Лютер не считал чем-то особенным свой скилл определять уровень силы и опасность ее обладателя для него самого и его близких. Когда ты человек, обитающий в мире тварей, предотвращать возможные конфликты учишься быстро, иначе просто не выжить. Ведь еще недавно он ходил в самую обычную школу, где процентное соотношение людей, ведьм и тварей было приблизительно тридцать-двадцать-пятьдесят соответственно. Он закончил выпускной класс досрочно. Просто захотелось почувствовать себя, наконец, взрослым. Он устал быть умнее своих соучеников. И на следующий день после получения аттестата, действительно, ощутил, что такое новая, взрослая жизнь, застав утром мать за сборами. Сестры еще не проснулись, а отец… Флоран позвал его в сад и четко, по-деловому рассказал о тех эмоциях, которые когда-то двенадцать лет назад сподвигли его забрать себе Лютера. Больше они к этому разговору на протяжении почти дюжины дней не возвращались Вот и сейчас, пока Лютер выгуливал женскую половину их какой-никакой семьи, Флоран находился неизвестно где, и это просто бесило. Ведь сам же учил приемного сына, что раз уж решил высказаться, имей смелостью нести ответственность за свои слова. – Лютик! – Голос сестры заставил вздрогнуть всем телом. Он обернулся и привычным движением подхватил Лесли. – Она сказала, что я буду ведьмой пустоши! Можешь начинать называть меня клёврин! – Ты же знаешь, что она соврала, да? – А вот и не соврала! – Соврала. – Нет! Ты самый ужасный брат, между прочим, – произнесла она уже спокойнее и разжала объятья. Лютер видел, что Лес не злится, просто играет и это его немного развеселило. Но от игры в гляделки, сопровождающейся многообещающими улыбками их отвлекла одна из местных женщин. – Кулап, прошу вас, она не хочет отпускать нашего артиста. – Простите, – Лютер весь подобрался, – Я не эскулапус, это мой… отец, – да, посторонних можно было и не посвящать в тонкости их запутанных семейных связей. – Это мой отец. Просто скажите, что он не одобрит ее поведение и, как договаривались, приведите сестру ко мне. – Но… – Передайте ей мои слова. – Снова Иса требует домашнего любимца, – прокомментировала Лес, как только они снова остались вдвоем. – Все надеятся, что папа передумает. – Может быть, нелюбовь к питомцам как-то связана с его видом? – Нет, не думаю, – задумчиво пробормотала сестра, наблюдая как из загона с луговыми собачками выводят хмурящуюся Ису. – Постой, – Лютер сам не понял, когда схватил Лес за руку. – Мама сказала вам его вид? – Ой, – сестра тут же вырвалась и поспешила на встречу к младшенькой, оставив растерянного Лютера за спиной. Что это за тайна такая, о которой можно знать ведьмам, а ему, человеку, нельзя? Когда сестры подошли к нему и он расплатился с их провожатой, которая присматривала за Исой во время представления, Лютер открыл рот, чтобы спросить, но натолкнулся на одинаково виноватые лица сестер и смолчал. Он еще из разговоров с матерью понял, если спрашивать, то у отца. Точнее, у того, кто временно взял на себя его обязанности, и вот теперь, когда Лютер со дня на день должен стать совершеннолетним, решил, что больше не станет их исполнять. Возвращаться пришлось через вагон-ресторан, он оказался ближе к тому месту, где они с сестрами снова встретились. – Идите, я догоню, – сказал Лютер девочкам, заметив за дальним столиком Флорана. Ему все еще хотелось называть его отцом, пусть стоя рядом они скорее казались братьями. Но твари живучи, то есть живут и не стареют дольше людей. Слабое утешение. Флоран увлеченно читал газету, когда Лютер сел на свободное кресло напротив него. Стоило встретиться глазами поверх печатных листов, как навалились воспоминания. И Лютер инстинктивно отвернулся к окну, за которым все еще сновали туда-сюда степняки и спешили вернуться в свои вагоны пассажиры. – Мы уехали, потому что мама ведьма? – Технически, вы не кровные родственники. Ты можешь называть ее просто по имени, как она всегда хотела, – Флоран свернул газету и бросил на стол. – Вы с девочками тоже, но это не мешает быть семьей, – Лютеру пришлось прикладывать усилия, чтобы голос звучал бесцветно. – Да, – легко согласился его собеседник, – чтобы войти в семью необязательно быть братом или сыном. Можно и мужем… Ты хочешь вернуться к этому разговору сейчас? – Нам все равно придется к нему вернуться. Почему не сейчас? – Я рассчитывал, что говорить будет проще, когда мы вернемся в твой родной мир, и ты хоть что-то вспомнишь об обстоятельствах… – Стоп, – Лютер резко отвернулся от окна, – Родной мир? Мы разве не в Терру Скорпио едем? Там же только твари живут! – Разумеется, нет. Чем ты слушал, когда мы собирались? Это экспресс до Амстерлама, откуда мы направимся в Варсенолу – один из красивейших городов Терры Людос. – Ты как дешевый гид, – Лютеру захотелось уколоть его, хоть как-то, хоть чем-то. Потому что притворяться, что все хорошо, и не хочется разнести тут все, с каждым словом становилось все тяжелее. Флоран вздохнул и подался вперед, сложив ладони поверх свернутой газеты. Лютер засмотрелся на них. Узкие ладони, изящные, длинные пальцы. Не к месту вспомнилось, как он лет в двенадцать любовался ими, когда отец садился за клавикорд. Это случалось лишь по особым случаям, когда в доме четы Флорайт собирались гости. И еще красивее эти пальцы выглядели с иголкой и ниткой, прошивая живую, израненную плоть и завязывая крохотные узелки, стягивая нехорошие раны. В мире, в который они направлялись, эскулапов называли докторами или врачами. Лютер так и не понял, зачем два таких разных на слух названия для одной профессии, но исправно запомнил. Как еще тысячи и тысячи слов. Этот новый язык на удивление легко ему дался. Теперь стало понятно почему: он не учил новое, он вспоминал забытое. – Послушай, – начал Флоран, – я понимая, что тебе нужно время… – Нет. – Что нет? – опекун даже слегка отстранился, такая реакция откровенно его удивила. – Не нужно? Ты уверен, что готов принять мое предложение? – Какое предложение? – очнулся Лютер. Они несколько секунд смотрели друг на друга. Во взгляде рерраэскулапуса плескалась тайная надежда, в то время, как в глазах его подопечного, Лютер был уверен, можно было увидеть лишь недоумение. Младший из собеседников отвел взгляд первым. – Прости. Я про статью. Здесь написано “Скажем нет охоте на ведьм”. Я думал, мы поэтому уехали. – Нет. Даже если бы власти прислушались к фанатикам, Сондре и девочкам ничего бы не грозило. Мы уехали из-за меня. И из-за тебя, конечно. – То есть, если бы я согласился стать не сыном, а любовником, мы бы остались? – Лютик, я не насильник. Мы предназначены друг другу, и поверь мне, в нашем с тобой мире это не пустой звук. – Нашем? Но ты тварь! А я… я даже никогда не слышал про Терру Людос. – Это мир людей. – Но ты тварь. – Бог. То есть, один из богов, которых они себе сотворили. – Да как ты можешь серьезно о таком говорить? Ты же эскулап, ученый, в конце-то концов, – Лютер не хотел этого, но напряжение достигло апогея и он сорвался, повысив голос. На них начали оборачиваться и смотреть с неодобрением. – Вот поэтому я предлагаю вернуться к этому разговору тогда, когда нам никто не помешает. – Знаешь, – очень тихо отреагировал на это Лютер, – прямо сейчас я почти ненавижу тебя. – Могу тебя понять. Я тоже, почти ненавидел тебя, когда понял, что моя судьба еще недостаточно взрослая, чтобы быть со мной, как мне того хотелось с начала времен. – Это я? Я твоя судьба? – Кто знает, – загадочно обронил Флоран и лукаво улыбнулся. – Ты мне скажи? – Сейчас, точно нет. – А завтра? Послезавтра? Через пару лет? – Ты готов ждать годами? – Испытай меня, Лютоцвет, – обратившись таким странным именем, риррер эскулап просто встал и ушел, спрятав газету подмышкой. Через минуту перед Лютером, все еще слепо смотрящем в стол перед собой, возникла чашка крепкого чая с несколькими ложками мандариновой настойки. Его чувствительный нюх безошибочно ее распознал. Флоран продолжал заботиться о нем, хоть и не желал сохранять прежние родственные связи. И от этого становилось особенно грустно.