***
Дверь была заперта, однако Дазай почувствовал неладное сразу. Заходить не хотелось. Хотя какого черта вообще. — Hello shortness, my old friend, — пропел Осаму в прихожей, снимая ботинки один об другой, — you’ve come to talk with me again… — Да пошел ты, срань господня, — раздалось из комнаты. — Кому ты, блядь, нужен. — Тогда чего пришел? В ответ напряженно засопели. Дазай вымыл руки и подмигнул самому себе в зеркале, ощутив внезапный прилив хорошего настроения. Весь день он таскался по разным поручениям вместе с Ацуши и поэтому несколько часов подряд старательно сдерживал поток очень дурацких, очень пошлых и очень черных шуточек, чтобы не расстраивать кохая и не травмировать его неокрепшую психику. А тут наконец-то можно было дать себе волю, да еще и побесить давнего приятеля. Или неприятеля, какая разница. Последний сидел у кухонного стола, вытянув ноги и всем своим видом демонстрируя независимость. Почему-то он был одет в традиционный японский наряд, а не в традиционный Чуя-стайл-наряд, это озадачивало. — Что, уже на стакане? — кивнул Дазай на чашку в его руках, открыл холодильник и принялся гипнотизировать полки, смутно надеясь на то, что там внезапно материализуется какая-нибудь еда. — А? Нет, тебя ждал. И впрямь — бутылка с вином стояла на столе непочатой. — Тогда что ты пил все это время? — Чай. От удивления Осаму даже оторвался от своего увлекательного занятия. — У меня был чай?! — Теперь есть, — неохотно сообщил Чуя. В самом деле — на одной из полок появилась небольшая черная коробочка с затейливыми золотыми узорами, Дазай машинально взял ее в руки. — Дарджилинг, первый сбор… СФТГФОП какой-то… господи, Чуя, ты такой понтярщик. — Не буду же я пить эту твою пыль индийских дорог в говнопакетиках. — Конечно, зуб даю, у тебя и трусы от Версаче. — Да уж не из серии «100 йен за пачку»… — Подожди, откуда ты знаешь, что я покупал трусы в «Серии»? * — ошарашенно спросил Дазай. — Ты следишь за мной? — Сдался ты мне… — начал было Чуя, но тут же осекся и удивленно моргнул.— Подожди, ты реально покупал трусы в «Серии»? Осаму пожал плечами. — Я и кастрюлю там покупал, и ножи, и штопор, и полотенце, и, кстати, ту чашку, из который ты пил свой мажорский чай, тоже… Чуя подозрительно покосился на чашку и на всякий случай поставил ее на стол. Тем более что чай кончился. — Ну наливай. — Ну открывай. Пока Накахара возился с бутылкой и штопором — тем самым, за сто йен, — Дазай достал бокалы и теперь незаметно его разглядывал. В синем шелковом кимоно с тонкой бордовой отделкой он выглядел непривычно и как будто старше и серьезнее обычного. А еще он нервничал. И перчаток на руках у него не было. Кроме того, Чуя так и не сказал, зачем пришел. Если думает, что я спрошу, то хрен ему, злорадно подумал Дазай. Сам пусть распинается. А вслух сказал: — Пить на кухне — унылое мещанство, может, переберемся в гостиную? Будем считать, что ты гость, а не наглый взломщик… — Какая часть твоей халупы считается «гостиной»? — высокомерно уточнил Чуя, оглядывая небольшую, в самом деле, комнату-студию, разделенную кухонной стойкой в одном месте и высокой складной ширмой — в другом. — Ну вон там, где стол. И кресла! Правое — мое. — Это же просто ворох подушек, придурок. — Всегда знал, что ты напрочь лишен воображения, Чу-уя, — сладко улыбнулся Дазай и даже прижмурился от удовольствия, услышав, как его бывший напарник отчетливо скрипнул зубами.— Ладно-ладно, не злись. Твое здоровье! — И тебе долгих лет жизни, — оскалился Чуя. Так себе подколол, отметил про себя Дазай, но скроил кислую мину и тяжко вздохнул. — Какие долгие годы, ты меня напугал чуть не до инфаркта… притащился в каком-то халате… — Дебил. Это юката. Я был на мацури в храме Исеяма Котайдзингу. — Вот как? Не ближний свет. — Приятно пройтись по вечернему городу, — Чуя стиснул ножку бокала.— Очень бодрит. — Эй, эй, не ломай мой стакан за сто йен! А то будешь пить вино из чашки за сто йен, — на этом месте Дазай скрылся за ширмой, не в последнюю очередь для того, чтобы спрятать гнусную ухмылку. — И налей мне пока еще, а я переоденусь в домашнее кимоно из секонд-хенда за сто восемь йен… — Пошел ты нахер со своими подъебками! — взвился Чуя (но вино все-таки налил). — Сам виноват, что теперь последний хуй без соли доедаешь! У тебя же куча бабла была, чего тебе, сука, не хватало? Ага, кажется, мы приблизились к сути дела, подумал Дазай. Но такой благодатный момент для дурацкой шутки нельзя было упустить. Он наполовину высунулся из-за ширмы и сделал максимально постное лицо. — Большой и чистой любви! И скрылся обратно. — Блядь, чтооо?! Осаму не выдержал и захохотал. И вышел обратно в «гостиную». — Шучу, конечно. — А-а, я-то уж подумал… — тут Чуя резко умолк и даже закусил губу. — Черт. Короче, большой чистой не завезли, пей что дают. Это была очень интересная реакция. Очень странная. Очень нелогичная. Как будто он хотел сказать что-то очень обидное, но почему-то передумал. Но разве колкости и гадости не были их обычным стилем общения? — Да? И что ты подумал? — Да неважно… — Ну расскажиии… — Да что ты привязался, ну подумал и подумал, забудь. Да что же там такое-то ему в голову пришло. — Ну Чу-уя, я погибну от любопытства. — Вот и сбудется твоя мечта. — То есть что-то еще хуже, чем пожелание сдохнуть? — растерянно уточнил Дазай. — Я заинтригован. И я тогда не буду допивать с тобой вино и угощать тебя виски! Угроза, видимо, оказалась серьезной, потому что Чуя зыркнул исподлобья и разлил еще по бокалу. — Я со зла подумал. Хотел сказать, что, раз тебе не хватало любви, значит, это ты подставил Оду, из-за того что он тебе не дал. На этом месте Дазай чуть поперхнулся вином, но усилием воли взял себя в руки и не закашлялся, ему даже удалось сохранить почти невозмутимое лицо. Тем более Чуя смотрел с каким-то беспокойством, неужели боялся обидеть? Вот так новость. — Если бы Ода мне не дал, я бы не стал его подставлять. Ты же знаешь… — Да нихера я не знаю. Но догадываюсь. Ты все бросил и свалил, потому что наверняка твой драгоценный, никого не убивающий Ода завещал тебе продолжить его великое дело никогонеубивания. Дазай, разливающий вино по бокалам, покосился на Чую — тот выглядел напряженным, как будто готовился защищаться. Ну конечно. Только вот еще драки не хватало. — Примерно так и было, — подтвердил Осаму. — Но, прости, я бросил что? Это же ебаная Портовая мафия, убийства, мошенничество, коррупция, торговля органами и оружием, вот это вот все. А не всякая романтичная пурга из аниме. Мафия — преступная организация, а преступность — это плохо. Всякий преступник, осознавший это, обычно хочет завязать со своей деятельностью. Другое дело, что не всякий может себе это позволить. Я, к счастью, мог. — К счастью для тебя. — Зато к счастью для вас, Одасаку был совсем не интриган. По-хорошему, он должен был сразу просечь подставу, понять, кто все это устроил, а потом скооперироваться со мной и вынести к чертям собачьим и Жида с его кагалом, и эту вашу мафию, думаю, мы с ним преуспели бы, — совершенно ровным, бесцветным голосом сказал Дазай, наклонившись вперед. Видимо, что-то не то отразилось у него на лице, потому что Чуя вздрогнул и чуть отодвинулся. Но тут же взял себя в руки и подался Дазаю навстречу, чтобы упереться своим лбом в чужой. — Это ты готов втягивать всех подряд в свои больные затеи, гребаный психопат, — прошипел он злобно. — Ты думаешь, он потащил бы тебя, восемнадцатилетнего сопляка, против вооруженной до зубов толпы? Дазай вздохнул и отодвинулся. Ясное дело, Одасаку не стал бы вмешивать его в свои разборки. Он был таким гордым. Таким самостоятельным и независимым. Фактически, он был гуманным идеалом Дазая, и в этом было нисколько не стыдно признаваться. И тем не менее теперь Одасаку был мертв, а Чуя был прав, и на душе от этого было довольно паршиво. — Нет. Конечно, нет. Я и тогда это понимал. Знаешь, я даже, чтобы отвести душу, продумал четыре относительно несложных плана по уничтожению если не полного состава мафии, то как минимум основного костяка, — Дазай мечтательно улыбнулся, допивая вино и не без злорадства наблюдая за тем, как Чуя бледнеет от злости. — Благодарность для тебя совсем пустой звук, да? После того, что для тебя сделал Мори-сан… — После того как Мори отдал моего лучшего друга на заклание, да? Но, как видишь, благодарность для меня не совсем пустой звук. Я же просто ушел. Никого не убил, ничего не сломал, никому не продал сведения о вас, хотя мог бы на этом нехило навариться. Даже не обнес кассу напоследок! Ладно, никого не убил — это ради памяти Одасаку. Но все остальное ты можешь смело засчитать как мою благодарность. Чуя смотрел широко раскрытыми глазами и оторопело молчал. Было видно, что посмотреть на события с этой точки зрения он пока не пробовал. Дазаю даже показалось, что он слышит, как шевелятся шестеренки в голове бывшего напарника. — Подожди-ка. Ты пытался убить меня! Не делай бровями, ты же признал, что подсунул ту бомбу в мою тачку! — Ой, камон, как будто ты бы от такого помер. Если бы я правда хотел тебя убить, ты бы тут не сидел, — пожал плечами Дазай и, прежде чем Чуя успел возмутиться, добавил: — Так же как и наоборот, я полагаю. Ты ведь никогда на самом не хотел меня убить и не хотел, чтобы я умер, да, Чу-уя? На несколько секунд повисло неловкое молчание, а затем Накахара взорвался: — Да гори в аду, мудила грешный! Конечно, я хочу, чтоб ты наконец сдох! — Ладно, — легко согласился Осаму, вытаскивая из шкафа бутылку виски. — За это и выпьем.***
— Ишь ты, — недовольно фыркнул Чуя, отбирая у Дазая бутылку и вглядываясь в этикетку. — «Миягикё»** он пьет! Откуда у тебя это, ты, позёр-нищеброд? — А, — беспечно отмахнулся Осаму, — это я у Куникиды-кун выиграл! Он проспорил мне две бутылки… Чуя приподнял брови. — Вот как? Никогда бы не подумал, что этот очкарик настолько азартен… — Я его просто сначала хорошенько разозлил… — …могу себе представить… — …а потом развел на спор, и, представляешь, он принял пари! — Вы на твой суицид спорили, что ли? — развеселился Чуя. — Хотя нет, ты бы не поставил на неудачу… — Но ты почти угадал! Я сказал, что за целый день ни разу не упомяну суицид и никак не намекну на эту тему, а Куникида-кун не поверил. Я сказал — спорим? Он такой — на бутылку виски. А я такой — два дня и на две! Ну, он и согласился. Ха-ха-ха! — Ни разу за два дня! Вот ты алкаш… — Кто бы говорил! Я видел это твое вино, Романе-Конти 89-го, по которому ты всё угорал. Сука, оно полтора ляма стоит! — 64-го, но 89-й тоже должен быть ничего… Но всего полтора? — Чуя выглядел искренне удивленным. — Где это? — «Всего» полтора оно стоит в комиссионке***. Подозреваю, что эта квартира стоит примерно столько же, — с картинной печалью в голосе протянул Осаму. — Ну, как говорится, трудом праведным не наживешь палат каменных, — ехидно заметил Чуя. — Зато ты чист душой, утешай себя этим. — Да ну тебя. Только успел подумать, что с тобой приятно поболтать, когда ты не орешь, как ты тут же вот так по больному… — Чего? Сам же говорил, что терпеть меня не можешь. — Это потому, что ты на меня вызверяешься по любому поводу, обкладываешь хуями почем зря и пытаешься мне втащить. В остальном, поверь, я ничего против тебя не имею. Ну, вот разве что твоя шляпа, но сейчас ты без нее… — Я бы не вызверялся, как ты это называешь, если бы ты не доставал меня своими тупыми, блядь, подъебками! — заорал Чуя, вскакивая и упираясь ладонями в стол, но Дазай приложил палец к губам, показывая на стену, общую с другой квартирой, и тогда тот продолжил орать уже шепотом. — То я слишком рыжий, то у меня рост не тот, то вот до шляпы доебался! Какого хера вообще, ты можешь придумать хотя бы что-то поновее и поумнее?! — Но зачем? Ты отлично ведешься на старое и тупое. Как конфетку у ребенка отнять… — Ах ты мудила… Дазай понял, что немного перегнул, когда Накахара схватил его за горло, опрокинул и немного приложил головой об пол. И все-таки успел перехватить другую руку — правую — занесенную, очевидно, для впечатляющей затрещины. Запястье оказалось неожиданно узким, а кожа — неожиданно мягкой, и Осаму неосознанно провел пальцами вниз, а потом вверх, чтобы осторожно разогнуть чужие пальцы, сжатые в кулак. Какое-то время Чуя просто смотрел на него сверху вниз, бешено сверкая глазами, а потом вдруг пошел красными пятнами, вырвался и убежал, кажется, в ванную. Тем временем Дазай поправил одежду и наощупь пригладил растрепанные волосы. А также аккуратно сложил подушки обратно в подобия кресел, принес лед из морозилки и разлил по новой. Затылок немного болел, горло немного саднило, и он решил не начинать новый разговор с предложения сходить к Ацуши за успокоительным. Тем более в ответ Чуя неизбежно предположит, что человек-тигр пьет валерьянку не потому что он тигр, а потому что Дазай его довел, а потом непременно вспомнит про Акутагаву. Подумав об Акутагаве, Дазай тоскливо вздохнул. Как будто тут можно было что-то сделать. Ацуши пересказывал их разговор на падающем «Моби Дике», когда Акутагава с важным видом задвинул, мол, «твое прошлое больше не имеет к тебе отношения, глупый тигр». А вскоре после этой тирады сам Акутагава грохнулся в обморок, стоило Дазаю потрепать его по плечу и похвалить. Бедный Ацуши спросил потом — как это так, он же сам говорил, что..? На этом месте Дазай хотел непедагогично заржать и ответить что-нибудь вроде «лох — это судьба» или «инфантильный пездюк — до старости пездюк», но решил быть хорошим семпаем. И мудро заметил, что люди часто говорят одно, а делают другое, и даже добавил расхожую фразу про бревно и соринку. Пока Осаму улыбался своим воспоминаниям, Чуя вернулся из ванной — умытый, причесанный и очень бледный, но с нежным румянцем на скулах. Он аккуратно сложил руки на столе — пальцы верхней, правой, слегка подрагивали. Дазай смотрел на него с некоторым даже умилением, а потом тот сказал нечто совершенно невозможное. — Извини. Где-то внутри у Дазая отпала фантомная челюсть, но он не был бы самим собой, если бы не сохранил свой обычный улыбчивый покерфейс. — Нет, нет, это ты меня извини. Я правда доставал тебя всей этой херней только потому, что ты каждый раз так бурно реагировал. Мне просто нравилось тебя бесить, вот и все. В отличие от Дазая, Чуя не так хорошо владел выражением лица — и теперь на нем было написано чистое, незамутненное недоумение. — Но, блядь, зачем?! — Нуу, не знаю. Просто так. Иногда я думал, что тебе тоже весело и ты просто подыгрываешь. С перебором, конечно, но… — Подыгрываю?.. — Ну да. Вот как я сейчас. Ты делаешь вид, что вломился ко мне, как карающая рука мафии, чтобы воззвать к моей несуществующей совести, а я делаю вид, что растерян, шокирован и жду неизбежной расправы… Чуя недоверчиво покосился на него. — Да нихера ты не шокирован. Даже не делаешь вид! Ты, блядь, вообще нисколько не удивлен и ведешь себя так, будто мы каждый день видимся… то есть бухаем! — А ты хотел бы? — как бы мимоходом спросил Дазай, разливая новую порцию. — Ну, видеться каждый день… — Я… да иди ты к черту! — Чуя выхватил у него стакан и тут же отпил. — Кто вообще смог бы терпеть тебя постоянно! — Ладно, — снова покладисто кивнул Осаму, — ты прав. — Я всегда прав. — Конечно, конечно. И тем не менее ты после мацури совершенно случайно прошел изрядное расстояние, совершенно случайно свернул с центральных улиц в спальный квартал, у тебя совершенно случайно было с собой очередное коллекционное вино и чай стоимостью в половину моей зарплаты, ты совершенно случайно увидел довольно старый, облезлый дом с корпоративными квартирами и каким-то невероятным чутьем понял, что я здесь живу. Да, бывает. Обычное дело. И конечно, поскольку мы с тобой когда-то были большими друзьями, ты страшно по мне соскучился, а потому подумал — загляну-ка я к Осаму на огонек, наверняка он обрадуется! Правда, меня не было дома, но, к счастью, у тебя совершенно случайно оказалась с собой отмычка, и ты устроил заса… то есть сюрприз, конечно. О, и ты так удачно был без шляпы, да еще и одет необычно, что тебя было бы трудно узнать. — Ты придурок, я просто не хотел лишних проблем… — Да? И чем бы тебе грозило, если бы тебя здесь кто-то увидел? — Мне нет, а вот тебе… — Чуя осекся, болезненно зажмурился и устало уронил лицо в ладони. — Черт. Ну вот черт же, а! — Тише, тише, не расстраивайся, — Дазай осторожно взял его руки в свои и крепко сжал их, а потом прижался своей щекой к чужой. — Чу-уя. Ты очень меня любишь, да? Чуя какое-то время очень сосредоточенно молчал — может, считал до десяти, чтобы немного успокоиться? — а потом отчетливо и тихо ответил ему на ухо: — Я тебя ненавижу, урод. Осаму улыбнулся, прижал Чую к себе и успокаивающе погладил по волосам. В конце концов, у Чуи такие красивые, блестящие рыжие волосы. — Ну конечно ненавидишь, разве одно другому мешает. — Да будь ты проклят, — невнятно пробормотал Накахара, но потом поднял голову, и лицо у него было такое, словно он собирался сделать сеппуку. — Да, черт возьми, Дазай Осаму, я тебя люблю, просто пиздец как люблю, чтоб ты сдох. Что я должен сказать, лихорадочно думал Дазай, если я не могу просто ответить «я тоже»? Что в таких случаях говорят нормальные люди? «Поздравляю»? «Сочувствую»? «Извини»? «Давай останемся друзьями»? Вот блядство, мы же никогда ими не были. «Давай останемся врагами»? Может быть, нужно пожелать найти свою настоящую любовь? Или посоветовать попить антидепрессантов? Но вместо всего этого он глупо спросил: — И давно? — Чуя яростно дернулся, с явным намерением врезать локтем по носу, но Осаму снова удержал его руки.— Эй, я серьезно спрашиваю, просто пытаюсь понять. Накахара вздохнул. И опустил плечи, словно бы сдаваясь. — Да. Очень давно. — Как тебя угораздило? Я был довольно противный тогда. — Откуда я знаю? Говорят, любовь зла. — А чего сразу не сказал? Я бы, конечно, отвратительно с тобой обошелся, отравил бы твой мозг и растоптал бы твои эдельвейсы, зато у тебя бы все быстро прошло… — Не прошло бы. И теперь не пройдет. Дазай вздохнул. Он понимал, что спрашивает все это просто от растерянности — какая разница, что там было или не было несколько лет назад. — Ну, ну. Все пройдет, и это пройдет, ты еще найдешь свою настоящую… — Блядь, просто заткнись. — Я же пытаюсь тебя утешить! — Ну спасибо. Чуя наконец освободил одну руку, налил себе полстакана виски, выпил залпом, не поморщившись, и с громким стуком поставил стакан обратно на стол. Какое-то время Дазай просто смотрел на него — а потом резко дернул за руку, так что Чуя потерял равновесие и почти упал вперед, и так легко и естественно было подхватывать его, прижимать к себе, целовать его нахмуренные брови, а потом скулы, щеки и шею. В конце концов Чуя перестал отворачиваться и хмуриться и обнял его в ответ. ------------------------------- * — «Серия» — японская сеть магазинов «все за 100 йен», чего там только нет :) ** — Miyagikyo — довольно приличный, хоть и смешанный, виски, стоит около 3500 йен, так что далеко не самый дешевый *** — Дазай перепутал сорт и год, но Романе-Конти 89-го года и правда стоит в комиссионке 1,5 млн йен, то есть около 1 млн рублей; я аж сама пожалела, что в мафию не подалась Т__Т