***
— …но потом я понял, что Дазай-сан просто слишком уважает себя и окружающих, чтобы вываливать на них свои мысли и чувства, у него может быть кромешный ад в душе, но он никогда не попросит помощи. Ему ничего не нужно от других, но он готов помогать другим. Дазай-сан потрясающий человек. «Потрясающий человек» за ширмой удивленно моргнул. Может, Ацуши-кун и повзрослел за последнее время, но он все так же склонен переоценивать своего семпая. И многое преувеличивать. Кромешный ад в душе разглядел, надо же. Не такой уж и ад, не такой уж и кромешный, только иногда накрывает. — Может быть, ты и прав, тигренок-кун. «Тигренок», ну просто здорово. — Ой, ну, это всего лишь мое мнение, но вам, конечно, виднее, Чуя-сан… На несколько секунд стало очень тихо. А потом Чуя вздохнул: — Эй, Дазай, харе уши греть, тащи уже сюда свою ж… мм… свою пятую точку. — Да, да, — пробормотал Дазай, вытаскивая из шкафа еще одно домашнее кимоно — старое и линялое, хорошо, не успел выкинуть. — Доброе утро, Ацуши-кун. Чуя и Ацуши обнаружились за кухонным столом — они гоняли чаи и, кажется, даже что-то ели. Во всяком случае, посередине стола стояло блюдо с чем-то, судя по запаху, яблочно-коричным. Дазай потянул носом, и Ацуши немедленно пояснил: — Это пирог! Мы с Кёкой-чан вчера пекли шарлотку, но теста случайно получилось слишком много, и мы сделали еще одну, а ее нужно быстро съесть, пока не зачерствела… Дазай покосился на Чую — судя по паскудной ухмылке, тот тоже уловил это «случайно». Но… пирог — это было так мило. И так вовремя. — Ох, спасибо, Ацуши-кун! Надеюсь, она отравлена? — Дазай-сан… — Шучу-шучу. Правда, спасибо, ты меня просто балуешь. — Ну что вы, Дазай-сан, мне совсем нетрудно, — просиял Ацуши, покосился на часы и состроил преувеличенно испуганную мордашку. — Ох, я что-то засиделся. Кёка-чан, должно быть, меня потеряла, я пойду. Дазай снова посмотрел на Чую — чего этот рыжий там наплел, пока он спал? — и вышел за Ацуши в прихожую, чтобы проводить. Тигр выглядел еще более взволнованным, чем обычно. — Если сегодня появится срочная работа, я вас отмажу, Дазай-сан! — решительно сказал он. — Удачи вам! — Эм, — растерянно отозвался Дазай. — Спасибо? Ацуши подмигнул и выскочил за дверь. — Так блэт, — Дазай уселся за стол, налил себе кофе и отрезал кусок пирога.— Давай колись. — Что? — Чуя немедленно включился в игру и невинно захлопал ресницами — все как положено. — Твой тигренок-кун притащил кофе и пирог, ну само собой, я позвал его на кофе, ну и мы немного поболтали. А что такого-то? — Во-первых, с каких пор ты называешь Ацуши тигренком. — А? — вот тут Чуя удивился по-настоящему, но сразу же гнусно заржал во весь голос. — Ты дебил, там «ко» как «мелкий», а не как «спиногрыз»*. Мелкий тигр-кун, и все. Гыыы. Приревновал? — Чуя, не пудри мозги ребенку, — дружелюбно посоветовал Дазай. — Или я твои кишки намотаю на колесо обозрения. Вместо иллюминации. Чуя закатил глаза — и, разумеется, нисколько не испугался. Хотя и точно знал, что угрожали ему абсолютно всерьез. Вот это в нем было хорошо — совершенно непрошибаемое бесстрашие. Хотя и совсем иной природы, нежели у самого Дазая. — Да, я заметил, что ты к нему очень привязан, мимими и все такое. — Ну конечно, — Дазай дожевал свой кусок шарлотки и потянулся за следующим. — А он тоже заметил, что ты ко мне очень привязан и все такое, да? — Не знаю, — Чуя нахмурился, — наверное. Ты же как-то спалил, еще раньше, чем я сказал. — Ой, да все просто. Ты все время орал, что убьешь меня, но ни разу толком не пытался. Все твои подъебы абсолютно беззубые, хотя у тебя обо мне достаточно информации. Ты прекрасно знал, чем меня можно задеть, но всегда обходил эту тему, и даже вчера было видно, что ты боишься сделать мне больно. Еще ты пошел в храм вчера, чтобы смешаться с толпой и потеряться, на случай, если за тобой следят свои. Чтобы не привести сюда хвост. А еще ты нарядился так, чтобы мои коллеги тебя не узнали со спины. Хотя, тебя и в лицо-то не все знают. Если сложить с этим все твои оговорки и недомолвки, сам факт, что ты пришел ко мне определенно с миром и притащил охуенный чай и вино, а также то, что ты, ну, довольно необычно на меня реагируешь и смотришь, получится, что ты ко мне неравнодушен со знаком плюс, а вовсе не минус. Фуф, устал говорить, — Дазай перевел дыхание и посмотрел в окно — на небе сгущались темные тучи, но иногда из-за них вдруг выглядывало солнце, такое яркое по контрасту.— Слушай, давай поедем в какой-нибудь маленький городок у моря — ну там, потупим на берегу, сходим на мацури в какой-нибудь храм, пожрем уличной еды, накатим и все такое? Чуя уронил голову на сложенные руки и издал неопределенный жалобный звук. — Ненавижу тебя. Давай.***
В поезде было совсем немного народа — как всегда утром воскресенья. Дазай вытащил телефон из рукава кимоно — парадного, за 540 йен, надетого по случаю мацури — и рассматривал карту побережья, а Чуя пытался заглянуть ему за плечо. — Чего ты там копаешься? — не выдержал он наконец. — До конечной же теперь, не? Ага, вон там. Блядь, только чур не в Камакуру! Как вспомню… Дазай покосился на него с некоторым любопытством, но тут же прижмурился и мечтательно протянул: — Я там когда-то пытался покончить с собой… — Вот редкость-то, — хмыкнул Чуя. — Но я там однажды тоже чуть кони не двинул, только естественным образом. — Ого, как так? — Да представляешь, меня туда пару лет назад сестрица Коё отправила отдыхать — ну там, полезный воздух, горы, море, хуе-мое. Все было нормально, и через пару дней я пошел к морю — подышать полезным, блядь, воздухом! — но на пляже была толпа копов. Сам понимаешь, связываться с ними я не стал, но местная бабка рассказала, что там только что утопилась какая-то парочка. Телка утонула, а мужика рыбаки вытащили…** — Ооо, какая романтичная и печальная история! — Да не то слово. Но это не всё. Я простудился, а в больницу пошел, только когда стало совсем плохо. И попал под дождь. Вымок, сука, до нитки! Так меня там часа два не могли принять. Оказалось, тот еблан, который давеча топился, подхватил воспаление легких и с ним как раз все носились. Когда его провозили мимо меня на каталке, я еле удержался, чтобы ему не втащить. Я там лежал потом неделю с температурой под сорок, но всё-таки поправился***. — А того еблана ты случайно не видел? — полюбопытствовал Дазай, с трудом сдерживая смех. — Ну видел, да, тощий обдрот, он был чем-то накрыт… эй, чего ты ржешь? — тут на лице Чуи отразилась напряженная работа мысли, а следом за ней и целая гамма эмоций. — О блядь, только не говори, что… — Ага. Я услышал, как ты с кем-то ругался в коридоре, и накрылся простыней, когда меня везли в палату, а вечером слинял из больницы. Дазай улыбнулся воспоминаниям — на какой-то момент он тогда даже подумал, что Чуя специально пришел по его душу. Но обошлось. Но долечиваться потом все равно пришлось долго и мучительно. — Да, охуенно весело, — Чуя, видимо, истолковал его улыбку по-своему. — И девчонку утопил, и меня чуть не уморил, зато сам как сраный огурчик, — потом помолчал и помрачнел. — Извини. Жаль, что так вышло. — Да ничего, ты прав. Лучше бы это я утонул. Дазай вздохнул и отвернулся к окну — и удивленно вздрогнул, когда Чуя взял его за полы кимоно и слегка встряхнул. — Не лучше. И не смей так говорить. Вот уже четверть часа Дазай восхищенно таращился на воду — ему казалось, что такое никогда не может надоесть. Море под предгрозовым небом переливалось темно-серым, нежно-зеленым и совсем немного — бледно-лиловым. Чуя, сидевший на куске бревна рядом, тоже смотрел на море. Дазай потянул ворот чужого кимоно на себя, отвел рыжие пряди в сторону и прижался губами к бледной коже, потом не удержался и медленно провел языком вверх, до уха, и обратно. Чуя вздрогнул. — Какого черта ты творишь. — У тебя шея как ванильное мороженое, — доверительно сообщил Осаму. — Черт! — Чуя вывернулся из объятия, запахнул кимоно поплотнее, пересел подальше и свирепо уставился на воду.— Ну тебя к дьяволу с твоими провокациями, еще не хватало, чтобы ты меня тут выебал на потеху публике. — Тогда давай рассказывать анекдоты, чур, я начинаю. Пошел как-то пьяный Чуя ночью на кладбище… ладно, ладно, — услышав тихое рычание сбоку, Дазай примирительно поднял руки, потом уронил их на колени и вздохнул.— Видишь, я плохой и только раздражаю тебя все время. — Ты хороший. — Когда сплю зубами к стенке, накрывшись одеялом с головой. Нет уж, хочешь себе милого молчащего Дазая — купи надувную куклу или подушку-обнимашку с моей рожей. После этой отповеди Осаму демонстративно нахмурился и снова уставился на волны. Какое-то время Чуя молчал, сначала просто мрачно, но потом на его лице начала выкристаллизовываться некая мысль — это было заметно даже боковым зрением, а потому очень любопытно. — Дазай. — А? — Хочешь, я куплю тебе дом у моря? — спросил Чуя и, пока Дазай растерянно хлопал глазами, тут же добавил: — Ты мог бы жить там со своими пездюками. Ишь ты, будет он мне тут давить на сентиментальность и чувство долга, подумал Осаму. — А что ты будешь делать, если я скажу «хочу», бедный, бедный Чуя? Тот не повел и бровью. — Куплю тебе чертов дом, разумеется. — Может, еще ожерелье из черных бриллиантов? — нарочито капризным голосом протянул Дазай. — Если хочешь. — А миллион алых роз? — Если тебе правда нужна такая ерунда, — Накахара казался озадаченным. — Шевроле Импала 67-го года выпуска? — Если ты пообещаешь не убиваться на ней. — Ммм. Оригинал «Звездной ночи» Ван Гога? — Займет некоторое время, но без проблем. — Подлинный меч Нобунаги Оды? Чуя недоверчиво приподнял брови: — А что, они родственники? **** — Понятия не имею, — пожал плечами Дазай и тут же не замедлил вернуть подколку. — А ты молодец, прямо-таки растешь над собой. Накахара лишь смиренно вздохнул. — Еще что-нибудь занятное? — Голову Мори на блюде? — А говна на лопате? — вежливо осведомился Чуя. — Нет, живого Мори на лопате не надо, спасибо, — так же вежливо отказался Дазай. Судя по лицу Чуи, он еще многое мог бы сказать, но благородно сдерживался — видимо, старался не выходить из образа трепетного влюбленного, ядовито подумал Осаму, интересно, надолго ли его хватит. — Голову, блядь. А ты мне что, стриптиз за это станцуешь, Саломея херова? Ути какие мы начитанные, умилился Дазай про себя, а вслух совершенно серьезно уточнил: — То есть ты все-таки готов отпилить башку своему боссу, просто чтобы посмотреть, как я неловко раздеваюсь под музыку? — Конечно, нет, урод. — Ну вот. А вчера говорил, что я красивый. — Мало ли что я вчера говорил… — «Мало ли что я на тебе обещал», да? — плаксивым голосом переспросил Дазай. — Под тобой, — машинально поправил Чуя и тут же покраснел. — Да черт! — Что, уже жалеешь, да? Я так и знал. Вот и вся твоя любовь, вам всем только одно и надо… — Да будь ты проклят, — обреченно выдохнул Чуя. — Ты что, издеваешься надо мной? Дазай пожал плечами. — Не то чтобы. Я всегда такой. Или ты забыл? Накахара нахмурился и вновь уставился вдаль. Тяжелый румянец все еще цвел на его скулах. — Если бы я мог хоть что-нибудь о тебе забыть, наверное, был бы самым счастливым человеком на свете. — Я бы очень хотел, чтобы ты был счастлив. — Что-то непохоже. — Ах да, конечно. Поведай же мне, как именно я должен желать тебе счастья и как о тебе заботиться, может, есть подробная инструкция? Я так боюсь не соответствовать твоим высоким стандартам, Чу-уя. Тот покраснел еще ярче и разозлился еще сильнее. — Гори в аду. — Все там будем, — Дазай пожал плечами, рассеянно думая о том, что вступление и так затянулось, а он давеча обещал драму. — Слушай, чего ты вообще от меня хочешь? У тебя же была какая-то идея, когда ты шел ко мне со своим чистосердечным признанием? — На самом деле я просто хотел, чтобы ты знал. — Ну, я узнал, легче стало? — в ответ Чуя покачал головой, и Дазай в который раз за сегодня устало вздохнул. — Ладно, а дальше-то что? — Не знаю. Это ты скажи, что мне дальше делать. Просто здорово. — Во-первых, перестань перекладывать с больной головы на здоровую. Во-вторых, ну попробуй, например, посмотреть объективно. Со стороны это просто смешно! Ты — молодой, красивый, опасный мужик, от которого половина японской мафии ссыт по ляжкам от страха, а вторая половина — от восхищения, у которого денег куры не клюют, практически мечта любой нормальной бабы и не только бабы. И вместо того чтобы одной рукой тискать жопу шикарной топ-модели в каком-нибудь распонтованном казино, а второй — жевать ананасы и рябчиков, ты делаешь что? — Что? — Жрешь стекло и подбираешь розовые слюни. — Жру… стекло? — завороженно повторил Чуя. — Ну конечно. Ты бегаешь за каким-то, как ты сам заметил, тощим обдротом, унылым, с совершенно среднестатистической внешностью, без гроша за душой, зато с суицидальными наклонностями. А еще он тебя бесит. А еще он, что более важно, ни во что тебя не ставит и готов разве что изредка, под настроение тебя поебывать, может быть, половинку потом. Зачем тебе это? Да ты спокойно можешь купить себе в рабство пучок таких же, как я, и делать с ними что хочешь, плюс они будут послушными нежными няшами. О, ты еще можешь сделать им пластику — ну, просто для полного сходства, конечно, я же не думаю, что ты правда тащишься от моей рожи… что? Чуя смотрел на него, широко раскрыв глаза и даже чуть приоткрыв рот — кажется, от ужаса. — Пиздец. Такого беспредельного цинизма я даже от тебя не ожидал. — Ну и как, — обрадовался Дазай, — ты наконец-то понял, что я отвратительное, недостойное тебя чудовище? — Да нихера. Чем более страшные и омерзительные вещи ты говоришь, тем отчетливее я понимаю, что люблю тебя больше жизни. Поэтому срочно скажи что-нибудь милое. — Когда ты кончаешь, у тебя дрожат ресницы — мне ужасно нравится их целовать, потому что это очень мило, а еще… Осаму хотел развить мысль и добавить еще каких-нибудь красочных подробностей, но у Чуи сделалось такое несчастное лицо, что он почти сжалился над ним — во всяком случае, тут же замолчал. — Ты нарочно, да? — Просто чтобы ты не расслаблялся… — Да я и так второй день как на гвоздях, чего тебе еще? Дазай встал, потянулся и отряхнул песок. — Еще ты обещал меня покормить, пошли уже в храм. ----------------------------------- * — в самом деле, употребленное здесь kotora можно записать и как 子虎 (тигренок), где ko — ребенок, и как 小虎 (маленький тигр), где ko — маленький; Чуя имеет в виду второй вариант, лишенный двусмысленных намеков ** — реальный Осаму Дазай пытался утопиться в Камакуре с девушкой, в итоге она утонула, а его спасли, и он потом лежал в больнице *** — реальный Чуя Накахара умер в Камакуре от менингита и связанных с ним осложнений **** — Ода — фамилия великого японского полководца Нобунаги Оды и писателя Сакуноске Оды пишется одинаково — 織田 — и это довольно редкое написание, однако неизвестно, состоят ли они в каком-то родстве