Танец Хаоса. Одинокие тропы

Тишина стояла над городом, глубокая, ленивая, пыльная и горячая тишина. Солнце нещадно палило с неба, заливая своими лучами искривленные, взбирающиеся вверх по склону горы улицы Асфея, нагревая их, будто камни в парилке, пока воздух над ними не начинал дрожать. Ни дуновения ветерка, даже на высоте, ни облачка на небе, огромном и высоком, накрывшем весь мир голубовато-белым от жара шатром. Легче становилось только к полудню, когда солнце уползало за гору, и ее черная тень накрывала город, уберегая его в самые жаркие часы. Но даже тогда дышать было нечем, и пот градом скатывался по лицу, а вскоре, уже под вечер, и безжалостное солнце возвращалось вновь, словно нарочно не позволяя улицам остыть даже к ночи. И как только местные умудрялись жить в таком пекле, да еще и урожай растить такой, что по всему Этлану Ишмаил называли житницей Срединного Материка? Сама Китари с удивлением осознала, что впервые в жизни лучи щита Роксаны не наполняют ее сердце восторгом и воодушевлением, ощущением близости и заботы Богини. В Данарских горах было значительно холоднее даже в разгар лета, и там солнце никогда не было столь жестоким, как здесь. - Хоть бы какой самый малый дождичек! - пробормотала, наверное, прочитав ее мысли, Ула дель анай, жилистая темноволосая Лунный Танцор, одетая в белую форму Рощи, почти что обвисая на древке упертой в пол нагинаты, словно отяжелевшие от жары и безветрия знамена на крыше над их головами. – Хоть пыль бы прибило, уже было бы хорошо! - Аленна не заглядывает в эти места, - мрачновато отозвалась Далия дель анай, из-под насупленных почти черных бровей поглядывая на окно, сквозь которое в коридор раскаленными волнами дышал жар. Глаза у нее были такими же синими, как небо, только гораздо холоднее, а взгляд казался Китари колючим. – А даже если и заглянет, вряд ли будет милостива к ним. Китари ничего не сказала, только тихонько вздохнула, окинув их обеих коротким взглядом. Обе ее сестры по воинскому сообществу были молоды, максимум лет на семь старше ее, выросли в Роще под взглядом сияющих глаз Держащей Щит, но и их тоже переполняло предубеждение. Они твердо верили, что прилетели в край низинников, и в их устах это слово несло в себе все возможное презрение, которое только можно было наскрести. И никакие объяснения, уговоры и бесконечные рассказы не могли убедить их в обратном. Давно ли ты сама была такой, моя дорогая? Не припомнишь, как смотрела на все пару месяцев тому назад? Как шарахалась от всех и без конца повторяла о том, что у низинников нет чести? Ну что, понимаешь теперь, какой дурой была? Что ж, я никогда этого и не отрицала. Это не слишком ее успокоило, внутри все равно продолжало скрестись неприятное чувство. Китари повела плечами под тонкой белой формой, поморщилась, чувствуя, как повлажнела облепившая тело ткань. Жара вытапливала из нее всю воду вместе с силами. Хорошо хоть, воды в городе было в достатке. Впрочем, теперь всего было в достатке, и после долгих месяцев лишений это казалось Китари странным. И жутким, учитывая обстоятельства, которые этому способствовали. После методичного и безжалостного уничтожения дермаков и полной зачистки города по приказу цариц анай быстро осмотрели и облазили весь Асфей сверху донизу. И не нашли в нем ни единого человека за исключением той группки наемников, что почти сразу же во время штурма сложила оружие и перешла на их сторону и нескольких сотен слуг жрецов, укрывающихся в Верхнем Городе. Ответ на вопрос, куда делись остальные жители, отыскался в подземельях Небесного Дворца, и Китари дорого заплатила бы за то, чтобы не знать его. Дермаки нуждались в мясе, их нужно было кормить. Это просто не укладывалось в ее голове, как бы она ни думала о том, просто не укладывалось. Особенно учитывая тот факт, что для сохранения мяса подчинившиеся Ярадану жрецы Церкви Молодых Богов накладывали на это самое мясо какие-то особые рисунки, замораживающие его в камень. Но они же должны были видеть, ЧТО именно они замораживают? Они же должны были понимать это! Царица Лэйк после увиденного не стала разбираться и приказала казнить всех захваченных в Асфее жрецов, а тела его жителей предать огню. После непродолжительного совещания решено было даже не выносить их из Небесного Дворца. Все равно после штурма от него остались руины, обожженными костями торчащие в небо. Боевые Целительницы окружили его со всех сторон и призвали на помощь свою силу. Пламя объяло когда-то белоснежное здание, взлетающее к небу с одинокого плато над городом. Всю ночь горело это пламя, и они с Крол почти до самого рассвета сидели у окна, молча глядя на оранжевые отсветы на фоне черной скалы и держась за руки. Китари даже не могла плакать, ощущая лишь опустошение. Ничто в ее жизни не подготовило ее к подобному, к тому, что могла существовать под этим безмятежным небом такая ужасающая жестокость. Она лишь только молилась Милосердной, молилась без конца, благодарила за то, что Та позволила ей бороться против всего этого. Я ведь могла бы стать Ремесленницей или Жрицей и тогда лишь со стороны наблюдала бы все это, не имея права вмешаться. О хвала Тебе за то, что Ты дала силы моим рукам и дорогу положила под мои ноги! К утру от дворца осталась лишь груда дымящихся обломков, которой теперь суждено было стать вечным напоминанием о том, куда заводила людей идея невмешательства и отказ сопротивляться злу. Жутким и красноречивым напоминанием. На анай оно тоже произвело сильное впечатление. Город теперь принадлежал им, но никакого ликования от победы над одним из Эвилид не было и в помине. Не слышалось пения и смеха, громких голосов. Провозглашенный очнувшейся Вольторэ траур анай встретили молчаливым одобрением, и Асфей теперь казался совсем пустым и вымершим, погруженным в молчание. Впрочем, на город он сейчас походил меньше всего, во всяком случае, на город в том понимании, к которому привыкли по эту сторону Эрванского кряжа. Рыночные площади пустовали, как и лавки на первых этажах домов, как и сами дома, пустыми черными глазами окон таращившиеся наружу. Не слышалось оживленного гомона толпы на улицах, из таверн не звучала музыка и громкие голоса, не свешивалось на веревках из окон мокрое белье, не грохотали по мощеным улицам подводы. Анай разместились лагерем за городскими стенами по собственному желанию, предпочтя свежий воздух и простор душным каменным стенам, и Вольторэ не препятствовала этому. Потому город оставался пустым и покинутым, и зрелище это даже по прошествии многих дней не переставало удивлять Китари. Обитаемым сейчас был только Верхний ярус города. Здесь разместилось командование анай и вельдов, немногочисленная выжившая после бойни прислуга жрецов да сдавшиеся на милость победителей наемники большей частью из сообщества Джен Итур Вануэль. Гайда Хатор была из того же сообщества, потому добровольно взяла на себя все заботы об их размещении, и насмотревшиеся дурного во время последних недель правления Эвилид люди держались тише воды, ниже травы, и носа не показывая из выделенного им квартала. Потому на пустынных улицах Асфея очень редко можно было заметить одинокую человеческую фигуру, спешащую по своим делам. Время замерло в нем, обратившись раскаленным маревом душного летнего дня, которое все не желало сменяться прохладой, и вместе со временем замер и сам город, будто пытался зарастить нанесенную ему Эвилид страшную рану. Но пока еще это получалось не слишком хорошо. Сейчас Китари особенно остро ощущала перемены, произошедшие с этим чудным городом, с ними самими, со всем миром после прихода Аватар, даже не смотря на то, что время, казалось, и вовсе прекратило свое движение. Может, как раз на фоне этой растянувшейся в вечность бесконечной жары перемены теперь так разительно бросались в глаза. И главной из них были анай, что бродили по пустым улицам вымершего города, который еще пару месяцев назад во время ее первого визита сюда показался Китари самым душным и густонаселенным местом на всем свете. Они так странно смотрелись на фоне пыльных улиц, многоэтажных домов, золоченых фасадов с вычурными завитушками лепнины! Будто два совершенно разных мира столкнулись, вынужденные теперь сосуществовать друг с другом. Эта разность проявлялась в самых крохотных мелочах, настойчиво лезла в глаза, демонстрируя себя во всей красе, не позволяя позабыть о себе. Даже с учетом того, что пока еще анай имели дело только с Вольторэ и ее немногочисленным окружением в пустом городе, где не было ни одного жителя. Первый же приказ Вольторэ - не мародерствовать в захваченном городе – был встречен молчаливым недоумением со стороны цариц. Судя по всему, никому из них и в голову не приходило грабить оставленные жителями дома или запертые торговые лавки. Вель тоже выглядела сбитой с толку, не встретив в ответ на свои слова ничего, кроме удивления. Зато против подобного ее решения неожиданно выступила Гайда Хатор, здраво рассудив, что прибывшие войска нужно кормить и содержать, а значит, неплохо было бы взять под свой контроль зернохранилища и городские склады. Посовещавшись, царицы выделили группу сестер, которые теперь занимались тщательной переписью и перемещением имущества купцов из лавок в городские хранилища. И судя по разговорам, больше всего анай удивлял как раз тот факт, что все эти товары раньше принадлежали купцам, а отнюдь не городу. Их ставил в ступор сам факт наличия частной торговли, ровно так же, как ставило в ступор Вольторэ ее отсутствие у анай. Это было бы даже забавно, если бы Китари сама не испытывала чего-то подобного некоторое время назад. С вельдами было проще. Они на протяжении долгих лет торговали с эльфами, поддерживали тесный союз с кортами, их общество делилось на родовитых и простых горожан. Поэтому сейчас они стали чем-то вроде промежуточного звена между анай и жителями Срединного Этлана. Тьярд взял на себя большую часть организационной работы по городу, его люди начали приводить в порядок разбитые во время штурма стены, разбирать завалы. Да и на переговорах с царицами он незаметно и деликатно занял место посредника между Вольторэ и царицами, принялся смягчать острые углы, улаживать споры, снимать разногласия. И даже Магара дель Лаэрт прислушивалась к его словам, хоть обычно бессовестно пререкалась со всеми почем зря. На всех сейчас давила странная атмосфера опустошения, установившаяся в Асфее. - А что говорит Вольторэ? – с интересом поглядела на Китари Ула, лениво опираясь на свое копье. Кит вздрогнула, вырываясь из своих мыслей и рассеяно глядя в ответ. – Тут всегда такая жара? Когда нам ждать прохлады? - Ничего не говорит, - пожала плечами Китари, отводя глаза и чувствуя себя не слишком уютно под заинтересованными взглядами обеих анай. – Я ее об этом не спрашивала. Они таращились на нее, словно на какого-то диковинного зверя, и это тоже было новым, тем самым, к чему она все никак не могла привыкнуть. Она удрала из Рощи задолго до последней инициации, но ее никто не наказал за это. Она присягнула Аватарам Создателя, став их Спутницей, и вроде бы теперь подчинялась только им, а не своим наставницам и первым. Она теперь постоянно присутствовала за плечом Вольторэ на всех советах цариц в качестве ее охранницы, а потому была в курсе всех принятых решений и планов высшего командования. Естественно, теперь окружающие ее сестры смотрели на нее с любопытством и интересом, а сама Китари понятия не имела, как ей себя вести под этими взглядами. Но самым важным было, конечно, вовсе не это. А тот факт, что она уничтожила одного из Гротан Кравор, само Отчаянье, сбросив его в Белый Источник. Тот факт, что Крол вырвала ее нить из-под ножниц Марн, вырвала ее жизнь у самой смерти. Они не слишком-то многим рассказали об этом, но как-то так само получилось, что совсем скоро прознали все. И теперь без конца пересказывали истории об этом друг другу с жаром, как когда-то истории о путешествии Лэйк в Кренен и ее Последней Епитимье. А еще анай подходили к ней и говорили слова благодарности, смотрели в глаза, жали руку, желали доброго. Кто-то обнимал и благодарил ее, кто-то просто улыбался и хлопал по плечу. Сложнее всего, конечно, было привыкнуть к мысли о том, что теперь ее знали все анай, что сейчас прибыли в Асфей, все шестьдесят тысяч Воинов всех четырех кланов и немногочисленные воины Рощи. Из-за этого она чувствовала себя неловко, словно выставленное на всеобщее обозрение пугало, которому, к тому же, еще и имя придумали. Очнувшийся после удара Отчаянья Царь Небо Тьярд назвал ее Навитайэ, что с эльфийского переводилось, как Одна, Вставшая за Всех. И это имя все чаще повторяли улыбающиеся сестры, когда Китари проходила мимо них, даже убеленные сединами ветераны, что сражались задолго до ее рождения в Великой Войне. И это было очень странно. Сама Китари не слишком хорошо помнила, что тогда произошло. Воспоминания об этом остались расплывчатыми и туманными и угнездились как будто на самом донышке ее души, так глубоко, что выудить их оттуда обычным способом не получалось. Она помнила свое падение сквозь бесконечность туманностей и миров, помнила темноту и холод, золотую нить под ножницами и самые надежные в мире руки, которые эту нить держали. Но это воспоминание было скорее памятью ее тела, одним длинным глубоким ощущением, переживанием, которое словами описать никак не получалось. Переживанием, которое изменило все, оставив позади все, чем она была раньше. Китари и сама пока не до конца понимала, чем она стала теперь для окружающих ее людей, для своего народа. Зато она твердо знала, чем стала для самой себя, - женой Крол, ее вечной обрученной, и это знание было таким трепетным и дорогим, что каждый раз, когда она вспоминала об этом, сердце в груди ёкало и сжималось крохотной птичкой, грозя в любой миг сорваться в бешеный бег. Это произошло тихо и просто, так быстро и вместе с тем – так правильно. Почти сразу же, как очнулась Вольторэ, - Китари хотелось, чтобы она была рядом во время церемонии, - в ее покоях под светом серебряных звезд за окном. Ночь накрыла Асфей темно-синим, бархатным платком, расшитым звездами, тихим. Он улегся на пустые улицы и черепичные крыши домов, на отяжелевшие от летнего зноя темно-зеленые шапки деревьев за окнами, он укрыл разбитые стены и обломки ставшего братской могилой Небесного Дворца, сгладил все раны города, смирил боль. И лишь золотые огоньки костров объединенной армии анай и вельдов загадочно мерцали далеко внизу за городскими стенами, будто перемигивались с серебристыми булавками звезд на небе. В покоях Вольторэ тоже горел свет – танцующий в большой круглой чаше огонь Роксаны, зажженный Боевой Целительницей Найрин. Она улыбалась, стоя над ним и заунывно пропевая бессловесные мантры, водила над огнем руками, и глаза ее светились серебром. Наверное, она заплетала в огонь их счастье с Крол, чтобы тот всю жизнь согревал и хранил их дом? Китари очень хотелось верить, что это так. Улыбалась и высокая, сухопарая, широкоплечая царица Каэрос, легендарная Волчица Лэйк, которая теперь становилась частью семьи Китари. Китари совсем заробела, не зная, куда себя деть, когда Крол подвела ее за руку к своей ману и срывающимся голосом попросила у нее благословения. А Лэйк дель Каэрос только улыбнулась в ответ, и теплые лучики морщин собрались в уголке ее льдисто-синего глаза, совершенно такого же, как у ее дочери. А потом она обняла Китари, осторожно заключив ее в кольцо своих железных рук, расцеловала в обе щеки, назвала дочерью и пожелала им счастья. И это было так трепетно, так дорого и так… невероятно, что слезы двумя ручьями хлынули из глаз Китари. Мани самой Кит тоже была здесь, прилетела вместе с войском. Нэйко дель Нуэргос была женщиной смешливой, легкой и отходчивой, не в пример своей супруге Гаюр дель Раэрн, но безмерно вспыльчивой при этом. Встреча их прошла бурно, с криками и оплеухами за самовольный побег без предупреждения, перемежающимися слезами, причитаниями и объятиями, когда мани прижимала ее к своей груди и шептала благодарности всем Небесным Сестрам и Их Великой Мани за то, что уберегли ее девочку. Да и Крол она тоже приняла сразу, заключив ее в объятия и так же обильно заливая слезами, как и собственную дочь. И сокрушалась лишь о том, что Гаюр осталась в Роще при Великой Царице и не могла разделить с ними этот счастливый момент. О том же самом грустила и сама Китари, как и об отсутствии Мефнут и Данки. Всю жизнь они были вместе, росли рядом, радовались и плакали, совершали глупости и терпели порку за них. И теперь, когда Меф ушла вместе с Данкой и Первой Жрицей Авьен в Мелонию, Китари чувствовала себя донельзя одинокой и безмерно скучала по ним. По Мефнут даже больше, ну так оно и понятно, они ведь проводили вместе все-таки больше времени, чем с Данкой, которая светлую половину года жила в землях Каэрос. Оставалось только уговаривать себя, что с Меф все будет хорошо. Уж она-то была достаточно уравновешенной и смекалистой, чтобы пройти все испытания бок о бок с Аватарой, самой не пострадать и ее уберечь, о ней Китари беспокоилась меньше, чем о Данке, которую тоже донельзя хотела бы видеть здесь и сейчас. Но время не ждало их, и перемены пришли, не спрашивая, чего бы им хотелось. И Китари чувствовала глубокую торжественную правильность и горячее желание двигаться с этими переменами в одном направлении. Зато здесь и сейчас рядом с ней была Вель, деля с ней самое заветное и самое странное, неожиданное и столь долгожданное счастье, которое только могло случиться в жизни Китари. Вель, из-за которой все это, по большому счету, и случилось, Вель, без которой Китари уже и не было бы на свете. Исхудавшая, слабая, как котенок, она сидела на своей постели, привалившись к спинке кровати, и тоже улыбалась ей, глядя в глаза открыто и чисто, и Китари улыбалась в ответ сквозь пелену счастливых слез. Что-то особенное теперь связывало их с Вель, что-то очень, очень важное, очень тихое и сокровенное, принадлежащее только им двоим. И, кажется, они обе еще не до конца поняли, как им с этим уживаться. А напротив нее стояла Крол, держа ее руки в своих, и это было… неописуемо. Высокая, черноволосая, разноглазая, будто зверь, с острыми чертами лица и какой-то странно привлекательной дикой вольностью в том, как держала голову, как смотрела на мир, как взаимодействовала с ним. Крол, краше которой теперь не было никого во всем белом свете для Китари. Крол, в чьих ставших золотыми руках и вправду теперь билось все сердце Китари, отданное без остатка и с таким ослепительным чистым счастьем, которого она не ощущала никогда в своей жизни. Крол, которая не отдала ее самой Смерти, вырвав из ее рук. Слезы все-таки вылились из ее глаз и потекли по щекам, и Китари смеялась, совсем не стесняясь этого, даже не пытаясь сдержать их. И глаза Крол напротив нее горели такой всепоглощающей, такой яростной, такой ослепительной любовью, что само солнце бы, увидев их, застеснялось бы и поспешило скрыться, чтобы никто больше не увидел его бледного и слабого света. Китари уже приходилось присутствовать на свадебных церемониях Рощи, они проводились дважды в год по большим праздникам солнечного цикла, да и в другое время тоже, пусть и были более скромными. И не раз она смотрела со стороны на то, как Держащая Щит проговаривает положенные благословения, как жрицы танцуют, славя Богиню, как Способные Слышать выплетают им счастливую судьбу в пламени ритуального костра. Но сейчас все это происходило с ней самой, и Китари затаила дыхание, чувствуя, как безумно колотится в груди совершенно сумасшедшее сердце, рожденное для того, чтобы лечь в мозолистые ладони Крол, чтобы быть согретым ее дыханием. Самое счастливое сердце на свете. - Солнцеликая, Яростная, Дарящая Жизнь и Жизнь Отнимающая, - тихо заговорила царица Лэйк, и на этот раз в ее голосе не было торжественности, пафоса и силы, как когда она обращалась ко всему клану сразу. Сейчас он звучал тихо, правильно и так мягко, что заполнил все распахнутое наружу сердце Китари и заставил его рыдать от счастья. – Сегодня Твои дочери просят у Тебя благословения. Просят тепла и света, которые посылаешь только Ты, просят дочерей, которых посылаешь только Ты. Взгляни на Своих дочерей, Роксана! Пошли счастья их сердцам и процветания их дому! Золотое сияние поднялось от рук Первой Боевой Целительницы Найрин, от чаши с огнем Богини, обнимая Китари нежнее рук мани, легче прикосновения перышка к щекам. Все ее существо, каждая клетка ее тела переживала трепет сейчас, сокровенный и бездонный, почти такой же, какой она пережила во время погружения в Белый Источник. Переживала его вместе с Крол, соединенная с ней отныне и навсегда могучими руками Огненной Богини под Ее взглядом и с Ее благословения. И это было неописуемо. - Роксана принимает вас, дочери анай. Благословенен ваш союз и благословенны ваши дочери, что будут рождены в нем, - тихо проговорила царица Каэрос, и улыбка смягчила ее черты, сделав их нежными и удивительно мирными, так странно не вязавшимися с ней и при этом – очень подходящими. – И я тоже благословляю вас, - добавила она, кладя руки им на плечи. – Любите друг друга и будьте счастливы. И пусть тих будет ваш дом. Как пьяная Китари ходила с тех пор, поражаясь тому, почему мир под ее ногами не накренился, перевернувшись вверх тормашками, потому что саму себя она именно так сейчас и ощущала. Совершенно лишившейся способности соображать от счастья, а еще – мягкой, новой, какой-то удивительно ранимой и при этом всесильной. Ничто не поменялось в мире, кроме его самого разом и целиком, и Китари все никак не могла понять, что же случилось. Сердце в груди шептало ей, что случилось счастье, и, наверное, оно было совершенно право. Сейчас же ее счастье было подле Вольторэ: та пока еще с трудом могла передвигаться без посторонней помощи и выполнять даже самые простые вещи, потому Спутницы находились возле нее большую часть времени. Крол помогала ей одеваться, отчего-то именно ее Вель попросила это делать, не подпуская к себе больше никого. По связи с ней Кит ощущала, что она стесняется других женщин, и это было так странно и так непонятно для нее. Впрочем, Вель вообще была другой, и невозможно было оценивать по ней, насколько сильно низинники отличались от анай, потому что от них она тоже очень сильно отличалась. Иногда Китари казалось, что на самом деле Вель гораздо больше анай, чем ишмаилка, слишком уж много знакомого упрямства, непоколебимости и стремления было в ней. И она верила, что анай скоро увидят это, искренне переживая, когда взаимопонимание давалось им с трудом. Анай смотрели очень внимательно, молчаливо и любопытно, и Китари молилась Великой Мани, чтобы та дала им зоркости, дала силы разглядеть правильно. - А что насчет того, что мы будем делать дальше? – вновь задала вопрос Ула. – Сколько еще нам сидеть в этом душном становище без дела? Она не говорила ничего об этом? Далия тоже с интересом взглянула на Китари, ожидая ответа на этот вопрос. Все анай ждали его, изнывая под раскаленным солнцем в далеком от дома краю и желая одного – действия. Это было еще одним отличием между ними и низинниками, которое теперь так ярко бросалось Китари в глаза. Анай стремились к действию, они не привыкли сидеть сложа руки и ждать. В отличие от тех же южан – андозабарцев и ишмаильцев, - которые, наоборот, обыкновенно никуда не торопились. Не спешила и Вель, отмалчиваясь и пока не торопясь озвучивать своих мысли и планы, и Китари считала, что это сейчас правильнее всего. Аватара еще не пришла в себя после недельного голода и почти полного изнеможения в казематах Небесного Дворца. Ей требовалось время встать на ноги, и торопить ее было не самым лучшим решением сейчас. - Пока мы ждем, когда сюда прибудет армия Спутников, - тщательно подбирая слова, ответила на их вопрос Китари. – Вольторэ хочет убедиться, что в Ишмаиле не осталось больше дермаков. О своих дальнейших планах она ничего не говорила. - Мы могли бы проверить все для нее, - заявила Ула, улыбаясь и вскидывая вверх подбородок. В голосе ее звучало презрение. – Пока низинники доедут по земле, мы могли бы уже трижды облететь все по небу. Да и вряд ли вообще кто-то из этих тварей еще уцелел. Ты убила их предводителя, так за кем им еще идти? - Его убил Марл Кот, - поправила Китари, отводя глаза и вновь чувствуя себя не в своей тарелке. - Да брось! – закатила глаза Ула. - Низинник сразил марионетку, истинным кукловодом был Гротан Кравор. Учитывая это, Вольторэ могла бы прислушаться к твоему мнению. Попроси ее разрешить нам осмотреть окрестности. Так ведь будет быстрее, согласись. Далия только кивнула с мрачноватой улыбкой на губах, ее холодный взгляд слегка смягчился, когда она взглянула на Китари. А той нечего было сказать, да и не хотелось ничего говорить. Хотелось исчезнуть с их глаз поскорее, чтобы закончились эти неудобные вопросы и разговоры, которых она вовсе не хотела слышать. Анай почему-то думали, что раз она стала Спутницей Вель, то могла влиять на ее мнение и решения. Не раз и не два уже окружающие просили ее что-то передать Аватаре, и Китари чувствовала себя вдвойне идиоткой из-за этого. Ула открыла было рот, чтобы сказать что-то еще, но в этот момент тяжелая дубовая дверь в покои Вель распахнулась, и обе Лунных Танцора выпрямились по ее сторонам, вытягиваясь в струнку и глядя прямо перед собой. А на пороге показалась жена, и утро буквально засияло для Китари, наполнившись жизнью, красотой и смыслом. Наполнившись ею. Она была высокой и сухопарой, как и ее ману, не такой широкоплечей, но зато хлесткой, будто хлыст. Белая форма Спутницы невероятно шла ей, оттеняя бронзовый загар на лице и шее, подчеркивая смоль коротких на висках волос и длинного хвостика на затылке. Долор ее теперь вновь висел в ножнах у нее на поясе, найденный в казематах Небесного Дворца сразу после его освобождения, как и долор Китари, и широкий кожаный ремень перехватывал ее узкую талию, созданную для того, чтобы руки Кит всю жизнь обнимали ее. Разноцветные глаза Крол взглянули на нее, и на миг все ее существо наполнила ослепительная радость. А еще жар. Ее жена была так хороша и так желанна, что находиться подле нее и не целовать ее сладких губ было настоящим испытанием. Китари сглотнула, улыбаясь ей в ответ и на миг забываясь в череде картинок, проносящихся водоворотом перед глазами. Светлый квадрат окна, за которым просыпался бледно-розовый рассвет, смуглые ключицы Крол, покрытые капельками пота. Ее откинутая назад голова, выгнутая шея с набухшими от стонов наслаждения жилами. Ее золотые руки, что прижимали к себе голову Китари, путаясь в ее волосах так властно и так горячо! Ноги под ней ощутимо дрогнули от слабости, но Кит устояла, постаравшись взять себя в руки. Сейчас для этого было не время. Крол улыбнулась ей, а затем отступила на шаг, пропуская мимо себя в открывшуюся дверь Вольторэ и поддерживая ее под локоть. Сразу же сосредоточившись на этом, Кит выбросила из головы глупые мысли и подалась вперед, тоже подхватывая Аватару. Та была невысокой по меркам анай, темноволосой, широкоплечей, с твердой линией челюсти и прямым взглядом темных глаз. Чем-то она даже походила на анай, может как раз этим самым взглядом, привычкой слегка нагибать голову, смотреть немного исподлобья, закладывать руки за спину и расправлять плечи в несгибаемую прямую линию. Правда, сейчас ничего этого не было, как и сил у самой Вель. Бледная и исхудавшая, она с трудом передвигала ноги, вынужденная опираться на руку Крол и морщась при этом. - Светлого утра, нерожденная! – поприветствовала ее Китари, стараясь придерживаться этикета. И без того окружающие думали, что Кит имеет большое влияние на нее, хоть это и не было правдой. Не стоило давать очередного повода для обсуждения их близких отношений, особенно Уле, у которой язык был, что мельничное колесо: так и вертелся без конца целыми днями, да молол чушь. - Светлого, - буркнула в ответ Вель, кивая ей и опираясь на ее руку. Обернувшись через плечо, она проговорила, обращаясь к Крол. – Если тебе несложно, найди Идиль, скажи, что я жду ее через час у себя в покоях, а потом можешь быть свободна. Думаю, к тому времени мы уже вернемся. - Как скажешь, Аватара, - склонила голову Крол, наградила Китари еще одним долгим взглядом, от которого под ней вновь дрогнули ноги, а затем быстро ушла, даже и не обернувшись на ходу. Зато Кит не смогла отказать себе в удовольствии проводить взглядом ее упругие бедра, так соблазнительно покачивающиеся на ходу. - Не захлебнись, - неожиданно посоветовала ей Вель, и Китари даже вздрогнула, глядя на посмеивающуюся Аватару. И сразу же залилась краской, запоздало припоминая, что все ее чувства та читала как раскрытую книгу в собственной груди. Потупившись, она выругалась на себя, пытаясь справиться со смущением. Вель только посмеивалась, ухватив ее под руку и направившись нетвердым шагом в сторону лестницы, ведущей на первый этаж. По утрам они теперь понемногу гуляли, каждый день чуть-чуть увеличивая время прогулки, в маленьком саду, разбитом за имением, которое Вольторэ выбрала в качестве своей резиденции на время. Там имелись лавочки, на которых Вель могла передохнуть, да и среди старых тенистых кленов было хоть немного, но прохладнее. Постаравшись сгладить неловкость, Китари взглянула на Аватару и спросила: - Как ты себя чувствуешь? Получше? - Не особо, - поморщилась Вель, вздыхая. Она терпеть не могла собственной слабости, и в этом тоже очень сильно напоминала Китари анай. – Силы возвращаются, конечно, но не так быстро, как мне хотелось бы. Найрин, правда, без конца твердит, что это и так чрезмерно быстро происходит, и что скорее бы подняться никто не смог без звериной крови в жилах, но мне оттого не легче как-то. - А сны? – спросила Китари, старательно гоня от себя воспоминания о звериной крови в жилах Крол, которое было сейчас как никогда лишним. – Как спала сегодня? - Пока все в порядке, благодарю тебя, - отозвалась Вель, не добавив больше ничего, но тревоги или желания уклониться от разговора в ее голосе не слышалось. И это уже было хорошо. Кошмары изводили ее с того времени, как они с Китари только познакомились, не раз и не два она кричала по ночам, вскакивала в ледяном поту, хватаясь за горло. И после ухода Данки ситуация только ухудшилась. Это казалось Китари ужасно несправедливым: что ей не давали отдыха даже ночью, что и в это время ее тоже терзали и испытывали. Неужели же у Милосердной не находилось даже капельки жалости для Своей дочери? Китари очень просила за нее, особенно в те ночи, когда дежурила на пороге ее комнаты и слышала ее тяжелое дыхание и всхлипы. И, кажется, в последнее время молитвы начали давать свои плоды. Они осторожно спустились с лестницы: Вель держалась за перила и за Китари, потихоньку переступая со ступени на ступень. Двигалась она и впрямь как очень больной человек, в теле которого почти не осталось силы, и Китари ощущала странную сопричастность с ней, горячее желание ей помочь. Ведь Вель спасла ее, когда Китари сама едва могла передвигать ноги, спасла ее, удержав и не отдав смерти. Они вместе держали ее, Крол и Аватара, и никто из них троих до сих пор так до конца и не понял, как оно все получилось. Но зато теперь это связало их прочнее стальных канатов. Пройдя сквозь широкий изукрашенный лепниной и золочеными люстрами коридор, они оказались возле ведущей в сад полностью стеклянной двери. Китари распахнула ее перед Вель, придержала, пока та неловко ковыляла мимо. Раскаленный воздух молотом ударил после относительной прохлады каменных стен усадьбы, пусть даже сейчас и стояло раннее утро, да и густые кроны старых кленов уложили свою резную тень на выложенные речным камнем дорожки. Над городом стояла тишина зноя, и Китари на один короткий миг подумалось, что они вообще остались одни в целом мире, и никого больше них совсем-совсем не было на земле. - Я видела кого-то сегодня во сне, - неожиданно заговорила Вель, и голос ее звучал задумчиво. Китари с интересом взглянула на нее, ожидая продолжения, и поддерживая под руку, пока они медленно маленькими шажками шагали по дорожке. – Мне показалось, что это женщина, но я не уверена до конца. От нее шла такая сила, такое немыслимое ощущение мощи, застывшей белоснежной вечности, солнечного луча, пронизывающего темноту, что я не могла разглядеть за ним тело. Но ощущение было, очень слабое. - И что она делала? – спросила удивленная Китари, глядя на Вель. Обычно та была немногословной и больше отмалчивалась или говорила об отвлеченных вещах, не связанных с ней самой. Не то, чтобы что-то скрывала, но и особенно откровенной тоже не была. Должно быть, сейчас этот сон действительно много для нее значил. - Просто смотрела на меня, - отозвалась Вель. – У нее глаза странные были, прозрачные и полные такой силы, что я под их взглядом онемела, как муха в янтаре. Это был очень короткий сон, всего несколько секунд, и снился он мне где-то в середине ночи. Но ощущение от него не померкло даже спустя несколько часов сна и сейчас тоже не оставляет меня. - И как ты думаешь, кто это был? – уточнила Китари. - Не знаю, - призналась Вель. – Никогда не видела ее раньше. Но это не что-то дурное. - Может, это была Великая Царица? – предположила Китари, глядя на Вель. – У меня тоже в ее присутствии было вот это ощущение: белой вечности, застывшего луча света. И она очень сильна и может делать множество невозможных вещей. - Как ходить по чужим снам? – улыбнулась Вель самым уголком губ, но без насмешки. – Что ж, может, это была и она. Только не понимаю, что ей здесь делать. И если она хотела что-то мне сказать, то почему этого не сделала? - Может, она ищет Данку? – предположила Китари и сразу же осеклась, прикусила язык, выругав себя за несдержанность. Вель и без того было несладко, чтобы в очередной раз напоминать ей, как давно не было вестей от маленькой кучерявой Аватары. Она тосковала, хоть тоска и перестала быть острой, как в первые дни, превратившись в глубокую глухую боль, пульсирующую на дне ее сердца. И Китари совсем не хотелось в очередной раз бередить эту рану. Впрочем, к ее оговорке Вель отнеслась довольно легко, пожав похудевшими костистыми плечами. - Может быть и так, я не знаю. Я рада буду любой помощи, от кого бы она ни пришла. – Заметив сконфуженный вид Китари, она ободряюще улыбнулась. – И не бойся упоминать при мне Данку. Вы все ходите на цыпочках и с таким видом, словно дышать в мою сторону боитесь. Я в порядке, правда. Она в моей груди, я чувствую каждый удар ее сердца и знаю, что с ней все хорошо. Нет нужды бояться повредить мне, напоминая о ней. - Ладно, - кивнула Китари, облегченно улыбнувшись. – Я рада, что так. И очень рада, что с ней все в порядке. – Помолчав, она осторожно спросила: - Ты и впрямь чувствуешь, как бьется ее сердце? - Да, - кивнула ей Вель и дотронулась до груди, улыбаясь как-то очень мягко. – Вот здесь, чуть выше сердца. Если хочешь, можешь послушать его. Оно там. Китари колебалась лишь пару мгновений, уж больно любопытно все это было, а потом и впрямь нагнулась, прижимаясь ухом к груди Вель. Мягкая ткань формы Спутницы щекотала ей кожу. Почему-то Вольторэ сейчас даже не расстегнула наглухо застегнутую куртку, хоть сама Китари от жары почти что плавилась. Видать, ей было не особенно жарко, учитывая многолетнюю привычку. - Я ничего не слышу, кроме твоего сердца, - сообщила она Вель, отстраняясь от нее и с любопытством глядя ей в глаза. - Да? Странно, - Вель рассеяно провела пальцами по белой ткани, глядя в пространство перед собой. – Я даже чувствую вибрацию от его ударов. Как будто эхо ударов моего сердца. Должно быть, это что-то глубже, чем тело, поэтому так. - А что еще ты можешь? Ну, если мне можно спросить, - уточнила с любопытством Китари. – Понятное дело, что все мы чувствуем эмоции друг друга, но ведь вам двоим должно быть открыто что-то большее? Вы ведь одна душа в двух телах. Это больше совсем не казалось ей странным, хоть раньше Китари подолгу размышляла о том, как такое может быть, и все никак не могла уместить это в своей голове. После всего произошедшего Вель сильно изменилась, что-то внутри нее как будто вышло вперед, и этим чем-то была Данка. Во всяком случае, теперь от нее исходило очень знакомое Китари ощущение: мягкости, тишины, уютного нежного покоя, в котором было так хорошо греть свое усталое сердце. Да, у Вель оно было все-таки чуть-чуть иным, более твердым, более плотным, более тяжелым и непоколебимым, в то время, как Данка всегда чувствовалась легким-легким тихим перышком, неотвратимой нежностью, излечивающей все самые глубокие раны, самую сильную боль. Но все же Китари узнавала ее, как будто Данка прорастала из груди Вель наружу. И это казалось ей чудным и волшебным, но больше не невозможным. Вель помедлила, задумавшись, а затем отозвалась, звуча немного рассеяно: - Иногда мне кажется, что я слышу отголоски ее мыслей. Это бывает уже под вечер, в тишине, когда я остаюсь одна и очищаю мысли перед сном, как научила меня делать Идиль. Тогда приходит какое-то ощущение… сопричастности, что ли? Будто что-то дрожит внутри, совсем рядом, что-то живое и очень знакомое, и стоит мне только позволить этому войти, как оно раскроется внутри меня образом. Отчего-то мне кажется, что это ее мысли. Но я не могу сказать, правда это или нет. Возможно, я просто слишком сильно тоскую по ней, оттого и надумываю невесть что. - Она скоро вернется, Вель, - твердо проговорила Китари так искренно, как только могла. – Совершенно точно скоро вернется к тебе. Просто ей нужно сейчас сделать то, что должно быть сделано. - Я знаю, - устало вздохнула Вель, покорно склоняя плечи. – Но это же не означает того, что я меньше по ней скучаю, правда? – она печально улыбнулась, а затем мотнула головой, будто прогоняя прочь тоскливые мысли. И лукаво взглянула на Китари. – Ну а ты? Каково это – быть женатой? Не жалеешь о потерянной свободе? - Не жалею, конечно! – фыркнула Китари со смехом, чувствуя, как в груди легчает, словно груз тоски отступает прочь. – А чувствую себя как-то странно, честно говоря. Чудно так! Я ведь даже инициации еще не прошла по всем правилам, и коли была бы дома, училась бы летать, да рта не раскрывала бы даже о свадьбе, во всяком случае, пока не забеременела бы. Так что сейчас случилось то, чего я уж точно совсем не ожидала. - Вот как, - усмехнулась Вель, с теплом глядя на нее. Любопытство поднялось внутри Китари, и она будто невзначай поинтересовалась: - А что Крол говорит? Ты спрашивала ее? - Крол ничего не говорит, только смотрит на дверь голодными глазами, и мне постоянно хочется крепко выпить, чтобы всего этого не ощущать. - Китари почувствовала, как полыхнули щеки, и пожалела, что не может прямо сейчас провалиться сквозь землю, чтобы не видеть этого вот хитрого взгляда Вольторэ, когда та вдруг посмотрела иначе, очень тепло и мягко, прямо в самое сердце Китари, и тихо проговорила: - Я очень рада за вас, Кит. По-настоящему. Она любит тебя всем своим сердцем, и нет чуда красивее этого. Будьте счастливы, я желаю вам этого от всей души. И пусть это счастье никогда не покидает вашего дома. - Ох, спасибо, Велька! – Китари подалась вперед и обняла ее, а Вель засмеялась, отвечая на ее объятия, а затем шутливо пожурила: - Только, пожалуйста, держите себя в руках в моем присутствии, хорошо? Достаточно и того, что я до рассвета ворочаюсь, уснуть не могу. А у меня и так сейчас сил маловато. - Прости! – выпалила Китари, сгорая со стыда. – Я научусь это как-то экранировать, правда! Видимо, просто у нас с тобой связь очень прочная стала после того, что случилось у Источника, поэтому все так! Но я уверена, что со временем мы сможем с этим что-нибудь сделать! - Конечно, сможем, - улыбнулась в ответ Вель, и в глазах ее вновь загорелось лукавство. – А пока что мне только остается гадать, что же такого делает Крол, что… - Хватит! – выпалила Китари, отчаянно зажмуриваясь и не давая ей закончить фразу под громкий смех Аватары. – Я не хочу об этом говорить! Прекрати! - Вольторэ! – громкий окрик со стороны заставил их обеих обернуться. Китари сразу же ощутила изменение настроения Вель. В один момент она посерьезнела, окаменела внутри, превращаясь в базальт без единой уязвимости. Непоколебимая скала, на которую всегда можно опереться. Словно что-то, упрятанное в ней глубоко-глубоко, вышло вперед, заслоняя их всех непробиваемой стеной. Она и раньше была такой, но после произошедших событий это чувствовалось сильнее теперь. Кит поискала глазами того, кто звал их, и нашла его не сразу, вскинув голову на звук рассекающих небо крыльев. А потом сквозь зелень сада на землю опустился Царь Небо Тьярд, и Китари поспешно склонила голову перед ним, продолжая поддерживать под руку Вольторэ. Он был высок, того же роста, что и царица Лэйк, крепок и силен, с благородными, внушающими расположение чертами лица, с прямым взглядом темно-зеленых, поблескивающих словно изумруды глаз. Его черные волосы с проседью на висках были завязаны в диковинный узел на затылке, сухие плечи обтягивала простая черная кожаная куртка, какие носили все наездники на макто вельдов. Штаны на нем тоже были простыми, кожаными, и на ремне в ножнах поблескивала костяная рукоять долора – символ вечного мира между анай и вельдами. Единственным отличием от простых наездников служил длинный красный кушак, концы которого волочились за Тьярдом по земле, символ царской власти. Не считая, разумеется, двух огромных орлиных крыльев за спиной, коричневых с черным окаемом, полученных им и Лэйк на развалинах Кренена накануне Великой Войны. Приземлившись и закрыв крылья, Царь Небо торопливо кивнул Аватаре, что было ему несвойственно: обычно он держался сдержанно и предпочитал соблюдать в общении этикет. Но сейчас глаза его полнились тревогой, морщина залегла между двух темных бровей, да и движения были резкими, слишком торопливыми и взволнованными. - Что случилось, первый? – без обиняков спросила Вольторэ, отбрасывая формальности. - Прилетел гонец из лагеря у Эрванского кряжа, - отрывисто отозвался Тьярд, и желваки играли на его щеках, а взгляд был тяжелым. – Они сами до конца не понимают, что произошло. Взрыв огромной силы снес ущелье, по которому на восток маршировали войска кортов, как будто его и не было. Потери огромны. Как минимум десять тысяч человек просто исчезло, а на месте ущелья теперь пустошь шириной в полкилометра и длиной почти что до самого противоположного конца кряжа. Ведуны говорят, что всему виной может быть тот рисунок, что создала молодая ведьма анай, ввернув его в самое себя. Китари закусила губу, чувствуя тревогу. Она слышала о Вэйнэ, дочери Боевой Целительницы Найрин и первого клинка Каэрос Торн, даже видела ее как-то раз в Роще во время второй инициации и принятия крыльев, слышала, что она пропала некоторое время назад в одной из аномалий Эвранского кряжа, и пока еще ее следов не могли найти. А сейчас ее действия вызвали вот это. Крол считала Найрин частью своей семьи, относилась к ней, как к родной тетке, и должно быть ей будет тяжело все это услышать… Ты вообще осознаешь, что сейчас произошло? – тихо спросил ее внутренний голос. Погибло десять тысяч человек в один миг. Десять тысяч. - Нужно созвать Совет, - голос Вель звучал сухо, и внутри Китари разлилось ее онемение, которое то и дело вспарывали тонкие острые молнии боли. – Немедленно. Я хочу услышать все в подробностях, да и царицы анай должны знать. Тьярд кивнул, и они втроем направились обратно в сторону дома по тенистой дорожке, но на этот раз Вель шла быстрее, хоть это и давалось ей с трудом. А Китари чувствовала себя сейчас совершенно оглушенной, будто кто-то огрел ее по голове тяжелым предметом. Десять тысяч человек погибли в один миг, да смилостивится Милосердная над их душами.