Танец Хаоса. Одинокие тропы

Ее сны были тревожными, темными, давящими, полными ощущения надвигающейся угрозы. Но на этот раз они хотя бы были снами, а не размытой горячей дремотой, в которой ни тело, ни сознание не отдыхали до конца. Странное дело, но Гаярвион совершенно четко осознавала, что спит. И потому почти что и не удивилась, когда ладонь Миланы вдруг накрыла ее рот и крепко зажала его, а над ухом прозвучало ее предупреждающее шипение. Тяжелые обручи сна мигом слетели прочь, оставив после себя усталость и слабость. Гаярвион встрепенулась, инстинктивно хватаясь за зажавшую ей рот ладонь Миланы, но даже и вздохнуть не осмелилась, потому что рядом с ними кто-то был. Звук шел сверху и справа от них, и она скосила глаза, боясь даже шелохнуться и пытаясь рассмотреть хоть что-то в кромешной темноте. В ней едва-едва намечались острые очертания гребня холма, под которым они укрывались, а за ним начиналось более светлое небо. И там что-то двигалось, какая-то тень мелькнула, направляясь в сторону, прочь от них. Неуклюжая, переливающаяся с боку на бок низкорослая тень с чересчур длинными руками, движущаяся вприпрыжку, почти как зверь. Онд. Он двигался в другую сторону и их, судя по всему, не заметил. Но Гаярвион все равно старалась не дышать, вжаться всем телом в склон под ними, чувствуя на себе твердую тяжесть тела Миланы. Потому что онды никогда не ходили поодиночке, словно мелкие трусливые хищники предпочитая охотиться стаей. И раз они увидели одного, значит, неподалеку были и его сородичи. Так и оказалось. Вслед за первой тенью над гребнем холма мелькнуло еще несколько силуэтов, раздался негромкий гортанный возглас на грубом языке, больше похожем на неразборчивое ворчание зверя, которому ответили еще несколько голосов. Гаярвион ощутила, как лоб медленно покрывается ледяными каплями пота. Онды шли в другую сторону, да и в их переговорах ни напряжения, ни тревоги не слышалось, значит, след они не взяли. Но это еще ничего не означало, потому что нюх и зрение у них были такими же острыми, как и у Миланы. Что еще взять с созданий, которые живут глубоко во тьме под горами и не терпят солнечного света? Тут поневоле научишься видеть и слышать чутче волка. Милана не шевелилась, так и продолжая зажимать ей рот, и взгляд Гаярвион лихорадочно скользнул по ее плечам. Обычно она носила белую форму Спутницы, но сейчас на ней было что-то темное, какое-то странно расплывчатое по краям, будто четких очертаний у него не было. Вчера ей было не до того, чтобы разглядывать наряды ненавистной Спутницы, но сейчас подобная мелочь могла стоить им жизни. Гаярвион пришлось вглядываться несколько долгих мгновений, чтобы все-таки углядеть ткань плаща и понять, что она, скорее всего, эльфийская. Что еще могло так хорошо сливаться с окружающей средой, делая человеческий силуэт похожим на камень или обрывок ночи, как не плащи разведчиков Лесного Дома? А значит, у Хрустального Короля она забрала не только паек. Раздражение вновь взметнулось внутри, и на этот раз стыдить себя Гаярвион не стала. Да, все эти вещи спасали им жизни сейчас, но это не отменяло факта мародерства. А за подобные вещи по законам Бреготта полагалось тяжелое наказание. Дермаки все-таки не заметили их, прошли мимо, и только когда их голоса затихли вдали, Милана осторожно отняла ладонь от губ Гаярвион. Будто та была полной идиоткой и могла заорать им вслед, привлекая внимание. Слезая с нее, волчица умудрилась больно задеть ее колено, но Гаяра и не пискнула, мученически перетерпев вспышку боли. Она не собиралась доставлять проклятой женщине удовольствие демонстрацией собственной слабости. Но нужно было признать: сегодня ноги болели слабее, чем вчера - сказывалась сытная чистая пища и спокойный отдых. И пока Милана в темноте карабкалась вверх по склону следом за дермаками, чтобы высмотреть, куда они направляются, Гаярвион самостоятельно села и внимательно ощупала собственные кости, стараясь не обращать внимание на боль. Что ж, судя по всему, сломаны они все-таки не были, и это уже радовало. Впрочем, вряд ли она смогла бы сейчас идти без посторонней помощи. Совсем скоро Милана вернулась, бесшумно сбежав по склону и направляясь к ней. - Ну и что там? – понизив голос, поинтересовалась Гаярвион, поднимая бровь. Анай ничего не ответила ей, присев возле нее на корточки и принимаясь рыться в своем вещмешке. Несколько секунд Гаяра еще с недоверием наблюдала за ней, просто не веря в то, что можно быть такой упертой дурой, а потом спросила, чувствуя, как раздражение поднимается внутри с новой силой: - И долго ты еще намереваешься молчать? Учитывая все обстоятельства, это просто верх глупости. Милана саркастически усмехнулась, бросив на нее короткий взгляд, а затем забросила вещмешок за плечи и протянула Гаярвион кусочек эльфийской лепешки. Та нарочито неторопливо приняла его из ее рук, заставив анай подождать и красноречиво глядя на нее самым холодным взглядом из всех, на какие только была способна. Но на нее это, кажется, не подействовало. Она просто уселась на землю и принялась методично расправляться со своей порцией, то и дело поглядывая по сторонам и шумно принюхиваясь к воздуху. В темноте Гаярвион видела ее с трудом, только глаза у женщины слегка светились, будто бы втягивая в себя из окружающей тьмы последние остатки света. Дождавшись, когда Гаярвион поест, Милана, все также молча, бесцеремонно подхватила ее под плечи и подняла на ноги. Гаяра зашипела в ответ, всем своим видом демонстрируя неудовольствие. Она была наследницей Бреготта, а не портовой девкой! Никто не смел обращаться с ней вот так, будто с каким-то бесполезным мешком, который нужно перетащить с места на место! Но Милана и это самым возмутительным образом проигнорировала и уверенно направилась вперед вдоль по дну теснины, в ту сторону, в которую ушли дермаки, будто собиралась их догнать. - Ты совсем ума лишилась или вообще не имела его? – раздраженно осведомилась у нее Гаярвион, вынужденная опираться на нее и ковылять рядом. – Нам бы лучше в противоположную сторону двигаться, а не следом за ними! А что, если кто-нибудь из них обернется? Ты настолько храбра и сильна, что забьешь их всех в одиночку? Она сопроводила свои слова многозначительным фырканьем, чтобы Милана уж точно поняла, что она думает по поводу такой возможности. Анай просто молчала рядом, продолжая нюхать воздух и вертя головой, будто что-то рассматривала. Вид у нее был напряженным, сосредоточенным до предела, как у зверя, почуявшего погоню. Скрипнув зубами, Гаярвион придержала свои комментарии, хоть их у нее нашлось бы предостаточно. А потом теснина резко вильнула вправо, и они поковыляли в другую от ушедших ондов сторону. Милана даже не улыбнулась, ни единым жестом не намекнула на то, что знала об этом повороте заранее, что так все и задумала с самого начала, и это только еще сильнее разозлило Гаяру. И почему она всегда была такой раздражающе спокойной, такой демонстративно благородной? Саму-то не тошнило от этого? Вчера у Гаярвион просто не было ни сил, ни самочувствия для того, чтобы думать об этом, но после долгой ночи отдыха и хорошей еды старое раздражение вернулось, вновь напомнив о себе. Милана ужасно не нравилась ей, так не нравилась, что аж с души воротило при одном ее виде. Наверное, никто еще за всю ее жизнь так не раздражал ее одним своим присутствием. И угораздило же именно ее найти Гаярвион посреди Страны Мрака! Говори, да не заговаривайся! Скажи спасибо, тебя вообще кто-то нашел. Это милость Грозара и удача Его Величества Случая, и под их взглядом тебе не стоило бы кочевряжиться. Раз за разом Гаярвион уговаривала себя, увещевала этим, успокаивала, да только все было напрасно. Милана дышала рядом, и от этого Гаяре уже хотелось плеваться ядом во все стороны, что уж говорить про ее поступки или молчание. В полной тишине они ковыляли вперед, петляя между обрывистых склонов холмов, то и дело останавливаясь и пережидая что-то, о чем Гаярвион понятия не имела. Милана в такие моменты усаживала ее на землю, а сама карабкалась вверх по склону, осторожно выглядывая за его край и рассматривая что-то, одной ей видимое. А затем быстро спускалась вниз, подхватывала ее под плечи, и они снова как могли быстро шли вперед. На все расспросы Гаярвион она или отмалчивалась, или шикала, прикладывая палец к губам и кивая головой вверх, на темные силуэты гряд. В конце концов, ярость Гаярвион достигла того предела, после которого ее уже не могло остановить ничто. Почему она участвовала в этой глупости? Почему позволяла этой женщине так нахально и по-дурацки себя вести с ней? Она ведь была королевной Бреготта, наследницей огромного государства, представительницей одного из древнейших людских родов Этлана Срединного! А эта девка – безродной шавкой откуда-то с гор, дочерью грязных грубых варваров. И она не имела никакого права так с ней обращаться! Пришло время положить этому конец. Гаярвион резко остановилась, решительно сбрасывая с себя руку Миланы. Анай вопросительно изогнула бровь, с легким удивлением взглянув на нее, но тоже остановилась. - Я и шагу дальше не сделаю, пока ты не объяснишь мне, где мы и что происходит, - очень тихо и предельно спокойно сообщила ей Гаярвион, чувствуя, как ярость застыла внутри острым ледяным копьем, направленным наконечником прямо в сердце Миланы. А та, - проклятая всеми богами невыносимая стерва! – только нетерпеливо нахмурилась, будто Гаярвион попусту отнимала ее время, и бросила тревожный взгляд в сторону ближайшей гряды. С затаенным наслаждением представляя, как хлещет ее по щекам перчатками для верховой езды, как делали с самыми глупыми и нерадивыми слугами, посмевшими ослушаться воли правителя, Гаярвион зашипела, исторгая из себя всю свою ярость: - Ты можешь кривиться столько, сколько тебе вздумается, Спутница Милана. Полагаю, ты считаешь, что в связи с этим выглядишь умнее, что ж, это твое право. Но я требую ответов и с места не сдвинусь, пока их не получу. Почему вчера мы летели по небу, а сегодня крадемся по теснине? Как ты меня нашла? В какой стороне Островерхие горы? Милана только с укором поглядела в ответ. С укором! Вздохнув, Гаярвион вновь предприняла попытку, самую последнюю попытку воззвать к бледной тени того, что у нормальных людей называлось разумом. - Принципы – это прекрасно, госпожа Спутница, и я сама очень уважаю их наличие. Но когда взрослая разумная женщина из принципа ведет себя глупее деревенского дурачка на подпитии, это уже даже не весело. Мне, возможно, было бы жаль тебя в других обстоятельствах, ведь вряд ли в твоих дикарских горах хоть кто-то удосужился обучить тебя принятым в обществе манерам. Вполне возможно, именно так вы оказываете друг другу знаки внимания, что ж, я очень рада за вас. Но ты была бы мне не интересна даже в том случае, если бы оказалась самым последним человеком во всем мире. Ваши скотские забавы, с позволения сказать, не вызывают у меня ничего, кроме омерзения. Так что будь добра, верни свои мозги на место и потрудись объяснить мне хоть какие-то свои действия из череды всех этих бессмысленных телодвижений. Иначе участвовать в них я просто не буду. Вот на этот раз она действительно зацепила ее, это Гаярвион прекрасно видела. Стоило помянуть ее дом, как эта бхара сразу же напрягалась и ощетинивалась, неуловимо меняясь в лице, будто почуявший опасность хищник. Вот и сейчас глаза ее резко похолодели, лицо заострилось, взгляд стал тяжелее скалы, а рука на рукояти поясного кинжала едва слышно хрустнула костяшками пальцев. Гаярвион торжествующе вскинула голову, глядя на нее из-под полуопущенных век и не отводя глаз. Пусть, пусть помучается! За любую глупость… Она даже не успела вскрикнуть. И, если уж по чести, не совсем поняла, что случилось. Только Милана каким-то образом оказалась у нее за спиной, железной хваткой перехватив ее корпус, а второй рукой затыкая рот, и с силой поволокла ее назад. Гаярвион попыталась было замычать, вырваться из ее рук, да не тут-то было, анай держала крепко. А ее губы вдруг приникли к самому уху Гаярвион и едва слышно произнесли: - Молчи! Дермаки! Всплеск торжества от того, что она-таки вынудила анай нарушить свое слово и заговорить, почти сразу же исчез, сменившись липким холодным страхом. Глаза сами нашли того, кто привлек внимание Миланы. Черная длиннорукая фигура застыла на ближайшем гребне, высоко вскинув голову и принюхиваясь к окружающему воздуху. Онд смотрел в их сторону, и глаза его в темноте поблескивали. Гаярвион всем телом ощущала его взгляд, направленный, казалось, прямо на нее. Они стояли в теснине, в самой темной ее части, укрытые мраком, но надежно ли? Да и волосы у нее, хоть и перепачканные в пыли, были светлыми, а значит, ярким пятном должны были выделяться на фоне темных скал. Часто сглатывая ставшую внезапно липкой слюну, Гаярвион не отрывала ответного взгляда от онда, лишенная всех мыслей до единой. Отвратительно медленно тянулись мгновения, а сердце в груди стучало так быстро, словно готово было вырваться наружу. Дермак что-то неразборчиво проворчал, отвернулся от них и потрусил прочь. Не моргая, Гаярвион проводила его взглядом, пока он не скрылся за силуэтом холма, а затем вспомнила, как дышать. Ладонь Миланы исчезла с ее губ. - На запад движется большой отряд дермаков, - приглушенно проговорила Милана, отступая от нее и глядя сердито. – Я задремала и заметила его приближение слишком поздно, когда боевое охранение уже почти вышло на нас. Одно хорошо: они у себя дома, потому не слишком внимательно смотрят по сторонам. Я рассчитывала двигаться вместе с охранением, оставаясь на равном расстоянии между ним и войском, но теперь вряд ли это уже получится. - И что, не развалилась ведь? – не удержалась от ухмылки Гаярвион, и когда Милана вопросительно взглянула на нее, добавила: - Не так уж и сложно – говорить? - Гораздо проще, чем тебе – думать, королевна, - взгляд женщины посуровел, глаза недовольно блеснули. – Если бы ты не отослала меня прочь по глупому поводу, ничего этого не случилось бы. - Если бы ты не вела себя как последняя бхара, я бы тебя не отослала, - отбрила Гаярвион, вздергивая подбородок и глядя на нее со всем возможным презрением. – Тебе нужно научиться вести себя с теми, кто выше тебя, Милана. Нужно научиться знать свое место. - О, я прекрасно знаю его! – в раздражении прорычала та, обходя Гаярвион и направляясь к склону, за которым исчез дермак. – И оно совершенно точно не здесь. Но я дала слово твоему отцу и отказываться от него не намерена. - Да уж как же, - скривилась ей в спину Гаярвион, придержав ядовитое замечание по поводу другого слова, которое Милана только что с легкостью нарушила. Просто потому, что это была ее победа, и унижать побежденного врага было ниже ее достоинства. Она проводила мрачным взглядом волчицу, которая быстро и бесшумно вскарабкалась по крутому склону, придерживаясь рукой и заставляя тонкие струйки сухой почвы осыпаться вниз. Вообще-то Гаярвион самой следовало бы посмотреть на движущуюся на запад армию дермаков. Прикинуть количество солдат, скорость передвижения, постараться углядеть, из каких именно дермаков она состояла. Но отбитая нога вряд ли позволила бы ей это сделать, напрягать ее лишний раз не хотелось. Гаярвион нужно было восстановиться как можно скорее, чтобы перестать зависеть от Миланы. Она терпеть не могла чего-то не мочь и еще больше не любила принимать чужую помощь. Ей служили, а не помогали, ее волю исполняли, а не снисходительно соглашались только потому, что другого выхода нет. Милана могла быть Спутницей кого угодно, но в Бреготте у нее не было никакого права и никаких привилегий. Во всяком случае, в том Бреготте, которым однажды будет править Гаярвион. И упрямая крылатая бхара должна была это на носу себе зарубить. Пока же приходилось унизительно ожидать, пока она спустится и расскажет о том, что видела. Это уязвляло, но Гаярвион приказала себе сосредоточиться на уже одержанной победе. Она заговорила, нарушив слово, вынуждена была пойти навстречу Гаярвион, уступить ей. А где одна уступка, там и другая. Так объезжали диких и норовистых лошадей, раз за разом демонстрируя им собственную власть, заставляя отступать и подчиняться ровно до тех пор, пока вчерашние бунтари уже с радостью не бежали навстречу хозяйской руке, так и не поняв, как произошла в них перемена. Милана тоже будет ходить по струнке, нужно лишь время. Гаярвион любила объезжать, укрощать, переламывать чужой норов, находя в этом процессе особое удовольствие. И по большому счету, эта упрямая женщина не так уж и сильно отличалась от бессловесной тупой скотины. Даже глазами сверкала также, да зубы скалила. Она вернулась бесшумно и быстро, легко сбежав с холма на пружинистых ногах. И отрывисто проговорила: - Этот дермак был из тылового охранения, они прошли. Можем остановиться здесь и дождаться сумерек, а там уже полетим. - Сколько их? – бесцветным голосом поинтересовалась Гаярвион. - Думаю, тысяч шесть, не меньше, - Милана сбросила с плеч вещмешок, небрежно уронив его на землю, сама опустилась рядом. - Какие кланы? – вновь спросила Гаярвион. На нее поднялись два недовольных глаза: - Что? - Я спрашиваю, какие кланы в этом отряде? Ты ведь не знаешь, не так ли? – Милана набычилась, и Гаярвион не сдержала торжествующей улыбки, с мнимой жалостью глядя на нее и расстроено поцокав языком. – Ай-ай, как неудачно-то вышло! Миллион дермаков победили, а детей их различать не научили! - Меня учили их убивать, а не глазки им строить, - грубо проворчала Милана, зыркнув на нее. – И если бы я этого не умела, ты бы сейчас уже верещала в пыточной Остол Горгота. Так что закрой рот, королевна, и смотри в оба. Твоя очередь дежурить. - Да как ты смеешь так со мной разговаривать? – задохнулась от возмущения Гаярвион, но Милана прервала ее, не дав продолжить: - Смею, потому что ты этого заслуживаешь. Ты попалась, как зеленая девчонка, у которой в заднице так и свербит поискать себе приключений. Что ж, ты их нашла и поставила этим под угрозу будущее своей страны. Так что скажи спасибо, что хоть кто-то пришел за тобой, а потом закрой рот и покарауль, пока я отдохну. Мне придется нести тебя еще Роксана знает сколько времени, а ты не самая легкая ноша. – С этими словами, бросив на Гаярвион обвиняющий взгляд, она завернулась в свой плащ и растянулась на земле, пробормотав напоследок: - Как светать начнет, буди. Несколько секунд оглушенная Гаярвион просто таращилась на нее хлопая глазами, а затем от ярости даже кулаки сжала за неимением ножа, за который можно было бы схватиться. С какой радостью она бы удавила ее прямо сейчас, во сне! Бросила бы ее на растерзание дермакам! Сама бы ее же собственным ритуальным ножом прирезала, раз он так для нее ценен! Успокойся! Сейчас не время для ярости! Головой нужно думать. С огромным трудом она выдохнула и вдохнула, сосредотачиваясь на том, чтобы взять себя в руки. Эта женщина была просто невыносима, но Гаярвион была дочерью своего отца и наследницей великого Бреготта. И она не даст какой-то выскочке из богами забытой дыры довести себя до банальной базарной брани, будто какую-нибудь горластую торговку рыбой. Кое-как усевшись на землю неподалеку от анай, Гаярвион железным усилием воли приказала себе успокоиться и занялась своими ногами. На левую уже вообще можно было не обращать внимания: опухоль спала, и на ее месте разросся огромный фиолетовый синяк, а значит, дело шло на поправку. Правая тоже была уже не такой горячей и распухшей, как вчера, да и согнуть ее Гаярвион теперь могла, пусть и с трудом. Глотая стоны и стискивая зубы, она принялась разминать ее, мягкими легкими движениями проминая отбитые мышцы, растирать потихоньку, чтобы хоть немного прогнать боль. Пока это вызвало лишь обратный эффект, но в долгосрочной перспективе могло пойти в плюс. Тем более, делать все равно было нечего. Милана спала тихо, укрывшись эльфийским плащом почти что с головой, только короткостриженная макушка наружу торчала. Она даже перевязь с катанами со спины не сняла, свернувшись в жесткий клубок и подтянув ноги к груди. И этим вновь напомнила Гаярвион волка, вызвав прилив раздражения. И откуда только сальвагам было взяться в Данарских горах? Купцы да менестрели порой приносили с собой байки о том, что якобы кто-то видел сальвагов в необжитых диких предгорьях Эрванского кряжа, но Гаярвион не слишком верила тому. Да и сальваги были почти что мифическими зверями. Они ушли много тысяч лет назад, когда империя Короля Солнце развалилась, и одна за другой провозглашали независимость ранее входившие в ее состав провинции. А может, их просто истребили постепенно распространившиеся по материку смертные? Гаярвион слышала и другую, более мрачную версию, в которую ей верилось гораздо сильнее. Что большая часть сальвагов добровольно перешла на сторону Врага, позволив ему производить над собой эксперименты по улучшению звериной природы. И что именно они дали начало тому, что сейчас звалось Сворой. Но несмотря на всю свою неприязнь к Милане, в то, что она на стороне Сета, Гаярвион не верила. Даже мысли такой не допускала. Отец бы почуял, если бы она врала, он видел людей насквозь, будто какой-нибудь заправский колдун, сразу чувствовал ложь даже за самыми правдоподобными речами. Он бы не позволил себя обмануть такой, как она. И уж тем более не доверил бы ей жизнь своей дочери, если бы даже тень сомнения промелькнула в его мозгу. Но это не отменяло неприязни, которую Гаярвион испытывала к Милане. Наверное, ничто не могло отменить эту неприязнь. Она растирала больную ногу долго и упорно, пока ткани не стали мягкими, а боль слегка притупилась. Возможно, теперь она смогла бы уже стоять без посторонней помощи. Рисковать и проверять Гаярвион не стала, предпочтя оставить мышцы в покое, чтобы каждую проведенную в этой теснине минутку потратить на заживление ран. Ничего, потерпит еще немного Милана, потаскает ее на руках, не развалится. Она же только и делала, что демонстрировала, как ей все это легко дается. Да, приходилось признать, что она очень физически сильна, гораздо сильнее всех женщин, которых Гаярвион встречала на своем веку, и неудивительно, в общем-то, при таком-то росте. Но это еще не означало, что в связи с этим она становилась лучше остальных, скорее уж наоборот. Какой смысл женщине быть сильной, словно мужчина? Ее удел в другом, в хитрости, ловкости и быстроте, в умении одурачить и обвести вокруг пальца, а не переломать, задействовав лишь тупую мощь. Этого-то Милане и не доставало. Я слишком много думаю о ней, внезапно поняла Гаярвион, и эта мысль вызвала внутри раздражение. Она вообще хотела забыть о Милане раз и навсегда. Внезапно какое-то движение привлекло ее внимание, заставив вскинуть глаза. А в следующий миг темнота бросилась на Гаярвион, расцвела алой болью в правом виске. На мгновение перед глазами помутилось, и она поняла, что проваливается куда-то… Нет! Только не отключаться! Каким усилием воли она заставила себя вернуться в сознание, Гаярвион так и не поняла. В голове звенело после удара, уши заложило, и звук доносился до нее сквозь толстый слой ваты, глухой и какой-то раскатистый. Перед глазами крутились белые мухи, сквозь которые она видела расплывчатые силуэты Миланы и еще кого-то, кажется, бардуга. Они катались по земле в нескольких метрах от Гаярвион, сцепившись в рычащий клубок, и кто одерживал верх, она все никак не могла понять. Она упала, Гаярвион поняла это только сейчас, попытавшись пошевелиться. Тело тоже ощущалось совершенно чужим, но она заставила себя опереться руками о твердую пыльную землю, привстать, неловко волоча за собой больные ноги, вскинуть голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как бардуг отшвыривает от себя Милану, и она отлетает на несколько метров в сторону, с силой врезается спиной в склон холма и безвольным кулем падает вниз. Гаярвион услышала собственное сиплое дыхание, вырывающееся из одеревеневшего горла, попыталась отползти, как-то спрятаться, когда бардуг повернулся к ней. Сейчас он стоял на четвереньках, припадая к земле, и впрямь больше всего напоминающий богомола. Тело его было худым и длинным, состоящим из тонких костей и сухожилий с крупными головешками суставов, руки и ноги непропорционально длинными, заканчивающимися крючкообразными кистями с острыми когтями. На тонкой сухой шее болталась крупная лысая голова с двумя огромными глазами, будто у стрекозы, слегка светящимися в темноте. Узкий рот твари раздвинулся в хищном оскале, обнажая тонкие иглы-зубы, он неторопливо двинулся навстречу к Гаярвион, опираясь на кулаки и подтягивая следом за корпусом ноги рваными короткими прыжками. Кроме кинжала на поясе, оружия у него не было, да оно ему и не требовалось. Длинные руки с кривыми острыми когтями, крепкими, будто металл, были его лучшим оружием. Рано ты понадеялась на спасение. Гаярвион ощутила укол сожаления, пятясь по земле назад и тяжело дыша, все еще надеясь, надеясь на какое-нибудь чудо. Только в отдалении по склону уже спускался, будто паук, второй бардуг, еще две фигуры застыли на фоне неба на гребне, наблюдая за происходящим. Видимо, они уже понимали, что игра закончена, и не собирались тратить лишние силы, которые понадобятся для долгого перехода к Остол Горготу. Гаярвион закрыла глаза, мысленно прося прощения у отца. Впрочем, сразу же их и распахнула, заслышав низкий звериный рык и ответившее ему верещание бардуга. Это Милана каким-то чудом прыгнула вперед, приземлившись ему на спину и вбив катаны крест-накрест в худую шею. Голова бардуга резко упала вперед, повиснув на полоске кожи, тело подломилось, обваливаясь под весом анай. Милана рванулась вперед, и на этот раз Гаярвион сама протянула руки к ней навстречу. В следующий миг рывок поднял ее в воздух, огненные всполохи ослепили глаза. Мимо рванулась отвесная стена холма, застывшие в стороне фигуры бардугов, которые разразились пронзительными высокими воплями. Милана подхватила ее на руки как успела, как ребенка, прижав к себе, и Гаярвион вцепилась в нее обеими руками, обвила ногами, широко раскрытыми глазами глядя ей за плечо. Потому успела увидеть, как одна из тварей швырнула им вслед метательный нож, и в следующий миг анай ощутимо дернулась, провисая в воздухе. - Бхара! Куда он попал?! – едва не взвизгнула в панике Гаярвион, неосознанно прикидывая, как далеко им падать. - В ногу! – проскрежетала Милана, продолжая тяжелыми рывками подниматься все выше и выше. Крылья несли ее быстро, бардуги остались далеко внизу, мечась среди темных очертаний холмов, и почти сразу же пропали из виду. Гаярвион внезапно задохнулась, когда ледяная вода обхватила тело, но на этот раз она уже знала, что это значит – они влетели в облака. А раз так, то бардуги совсем скоро потеряют их из виду, и будет шанс уйти. Но для этого у Миланы должны быть силы. - Нужно вытащить кинжал и перевязать рану, - проговорила Гаярвион, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие. Вообще-то висеть, обнимая Милану ногами и руками, прижавшись к ней всем телом, было совершенно неудобно, да к тому же еще и донельзя неприлично. И сложно было в такой ситуации кому-то что-то серьезно высказывать, но Гаярвион все равно попыталась звучать как можно более уверенно: - Нам надо отлететь подальше и приземлиться где-нибудь, чтобы я смогла перевязать твою рану. - В такой темноте с моими крыльями нас будет видно за версту, - голос Миланы звучал напряженно, а это уже о многом говорило, и Гаярвион вновь ощутила неприятный липкий голосок паники, принявшийся шептать на ухо, что дела плохи. Впрочем, следующие слова волчицы настолько огорошили ее, что она забыла обо всем сразу же: - Мы взлетим над облаками, а потом я тебя переверну, и ты вытащишь кинжал. - Что?! – не удержавшись взвизгнула Гаярвион. – Ты меня перевернешь?! - Да, вниз головой, чтобы ты могла дотянуться до моих ног, - с трудом отозвалась Милана. - Грозар! – вскрикнула Гаярвион, всем телом переживая приступ ослепительно паники. - Это безумие! Ты невменяемая! - Другого выхода нет! Вчера я лишилась сил и недостаточно отдохнула, чтобы долго тебя тащить. А с большой кровопотерей дело пойдет еще хуже, - напряженно проворчала Милана. Судя по голосу, ей и впрямь сейчас было очень тяжко. - Бхара проклятая! – взвыла Гаяра, с потрясающей остротой понимая всю правоту этой женщины, понимая, что она действительно сделает то, о чем говорила. На высоте нескольких сотен метров над землей. Без хоть какой-либо подстраховки. – Грозар, защити! Ох, защити меня! - Держись! – приказала в ответ Милана, а затем они резко вынырнули из серого влажного марева в ослепительную серебристую черноту осенней ночи. Гаярвион услышала стук собственных зубов во рту, ощутила пробежавшую по рукам и ногам судорогу. Впрочем, ей было так жарко сейчас, что она и посреди сугроба бы не замерзла. Безумие! Эта женщина задумала нечто уж совсем безумное. Каждый рывок огненных крыльев поднимал их все выше и выше, и Гаярвион в ужасе смотрела вниз через плечо Миланы, на то, как отдаляется от них молочно-серебристая, щедро политая звездным светом подушка облаков. Она выглядела такой мягкой и прочной, если смотреть на нее сверху, но Гаярвион прекрасно осознавала, как быстро пролетит ее насквозь, стоит только Милане не удержать ее. - Так, - зазвучал над ухом напряженный голос волчицы, и Гаярвион зажмурилась, всем существом осознавая, что прямо сейчас все и начнется. Вот прямо в следующую секунду, по-настоящему, без каких-либо шуток. – Я буду держать тебя за пояс, он у тебя крепкий, из кожи. А ты отпустишь меня сейчас и просто расслабишься, договорились? Я удержу тебя и разверну лицом вниз. - Ох, господи! – простонала она, инстинктивно еще сильнее вцепляясь в Милану и изо всех сил зажмуриваясь. – Боги мои пресветлые, защитите меня! - Гаяра! Гаяра, слышишь меня? – голос Миланы звучал очень настойчиво. Ее руки легли на пояс на пояснице Гаярвион, пальцы пролезли между кожаной полосой и спиной, крепко взялись за нее, больно прижимая кожу. – Слушай меня! Я удержу тебя, я не дам тебе упасть, понимаешь? Но ты должна довериться мне! - Бхара ты проклятая! – позорно взвыла Гаярвион, все еще не решаясь даже глаз открыть, чтобы посмотреть на мягкую кудель облаков под ними. – Грозар! - Отпускай, Гаярвион! Я долго не продержусь! Что-то такое прозвучало в ее голосе, что Гаяра поняла – Милана говорила абсолютно серьезно. Сердце в груди пропустило удар, и ледяная пустота разлилась внутри. Зажмурившись, Гаярвион разжала хватку на Милане. Она завопила, ощутив на мгновение свободный полет, а затем резкий рывок. Живот резануло болью, когда железная пряжка ремня врезалась прямо в мясо. Руки и ноги инстинктивно поймали пустоту, Гаярвион широко раскрытыми глазами уставилась на облака под собой, которые дрожали вверх-вниз, задергалась всем телом, визжа в голос. - Не дергайся! – рыкнула откуда-то сверху Милана не своим голосом. – Я держу тебя! Успокойся! Легко ей было говорить! Гаярвион едва пополам не переламывало проклятым ремнем. В голову сразу же полезли леденящие душу мысли о том, что будет, если пряжка сейчас не выдержит и разогнется, если разорвутся нитки, которыми она пришита. Гаярвион услышала собственный тоненький вой, такой жалкий, что уж точно никак не вязался с наследницей трона Бреготта. Впрочем, вряд ли хоть одна наследница Бреготта хоть единожды вот также болталась между небом и землей головой вниз. - Слушай меня! – рявкнула Милана, и голос ее звенел таким напряжением, что Гаярвион невольно захлопнула рот, боясь пропустить хоть слово. Видимо, силы у волчицы были на исходе. – Сейчас я аккуратно подниму тебя, перехвачу тебя за ноги. А ты вытащишь из меня кинжал. Поняла? - Да, сожги тебя Грозар! – заорала в ответ Гаярвион, не узнавая свой голос и чувствуя, как пальцы Миланы на ее поясе выворачиваются из-под ремня, ослабляя хватку. Она вновь закричала, когда на одно единственное мгновение рука Миланы отпустила ее, меняя положение. За ней то же сделала и другая рука, а затем Гаяру развернуло в воздухе в противоположную сторону, отчего желудок внутри почти что вывалился у нее из горла. Милана тяжело судорожно сипела, крылья ее бились трудно и неравномерно, из-за чего они то и дело проседали в воздухе на несколько метров. Широко распахнутые глаза Гаяры видели подушку облаков, которая неумолимо приближалась к ней раз за разом. - Выпрями ноги! Подними их над головой! – приказала Милана. - Как я сделаю это, мать твою?! – заголосила в ответ Гаярвион, вновь поддаваясь накатившему приступу паники. – Как?! - Молча! – железный тон волчицы не терпел возражений. – И быстро! Иначе мы упадем и разобьемся. Давай! Вниз головой! Проклиная ее, себя, дермаков и весь мир самыми распоследними грязными проклятьями, которые только могла вспомнить, Гаярвион вытянулась в струну, напрягая тело и поднимая ноги вверх. Пятки врезались во что-то мягкое, и следом за этим раздался приглушенный стон. Впрочем, Гаярвион инстинктивно сразу же обхватила Милану коленками, сдавив ее тело мертвой хваткой. Стало самою чуточку спокойнее. Хотя как вообще могло стать спокойнее, когда висишь головой вниз прямо над облаками? - Боже, Грозар, помоги, помоги! – шептала Гаяра, зажмурившись изо всех сил и вытягивая тело вверх. Так, чтобы голова смотрела четко в землю. От одной этой мысли ее буквально перетрясло всем телом. - Отлично! – хрипло буркнула Милана. – Я сейчас подниму тебя! Не держись за меня! Истеричный смех сорвался с губ Гаярвион. Впрочем, удивляться, говорить или спорить она уже просто не могла. Молясь, повторяя и повторяя про себя имя Громовержца, она очень медленно, буквально по волоску, разжала колени, сжавшие бедра Миланы. В следующий миг сильнейший рывок вверх едва не порвал ее туловище пополам. Ремень хрустнул, до крови врезаясь в кожу на косточках бедер, Гаярвион вскрикнула, взмахивая руками и пытаясь уцепиться за что-то. Руки сомкнулись на сапогах Миланы, непонятно каким образом взявшихся у нее перед глазами, и сверху прозвучал громкий звериный рык, полный боли, когда Гаярвион задела прошивший насквозь левую икру вместе с сапогом кинжал. От страха у нее помутнело перед глазами, и она сразу же разжала руки, выгибаясь в спине и стараясь держаться как можно дальше от раны Миланы, одновременно с этим вновь изо всех силы стискивая ее тело коленями. Если анай сейчас потеряет сознание, им не жить. А от боли она запросто могла отрубиться. Гаярвион показалось, что сердце в ее груди сейчас просто разорвется на мелкие клочки. - Вынимай! – прохрипела Милана. – Рывком! Дальше я сама. Стуча зубами и стараясь не смотреть на то, как к ним медленно, но неуклонно приближается толща облаков, Гаярвион ухватилась левой рукой за здоровую ногу Миланы, а правой нащупала рукоять кинжала. Хвала Богам, лезвие у него было прямым и тонким, не толще пальца в самом широком месте у рукояти. Но зато оно было четырехгранным, а значит, и рана от него – широкой и крупной. И какой чудовищной мощи оказался удар, раз прошиб насквозь сапог, мясо и вышел с другой стороны. Не думай ни о чем! Просто делай! Ох, Грозар! Судорожно выдохнув и обращая все свои молитвы к Громовержцу, Гаярвион с силой дернула, одним движением вырывая из ноги Миланы вражеский клинок. Звериный рык разорвал ночь пополам, и на мгновение Гаярвион показалось, что ее и впрямь держит волк. Впрочем, мысль исчезла так же быстро, как и возникла, когда они рухнули вниз, в одно мгновение пролетев оставшиеся десятки метров до полных воды облаков. Гаярвион еще успела заорать во всю глотку, захлебнувшись собственным воплем, а затем натужно крякнула Милана, и падение остановилось, а по поверхности облаков буквально в метре под ними побежали огненные всполохи от ее крыльев. Хватка на поясе Гаярвион была мертвой, пальцы волчицы буквально окаменели. Ноги ее болтались перед глазами Гаяры, и кровь медленно капала с левого сапога вниз крупными красными градинами. Гаярвион понадобилось несколько невыносимо долгих секунд на то, чтобы вспомнить, как дышать. И еще столько же – чтобы заговорить. - Ты как? – это все, что она сейчас смогла из себя выдавить. - Жить буду, - прохрипела в ответ Милана, дыша также тяжело и рвано. Она внезапно напряглась всем телом, и Гаярвион с удивлением ощутила пережавшими ее ногами, как ее тело… раздувается? У нее как будто раздалась в стороны грудная клетка, став тверже и больше, будто Милана вдохнула в себя очень много воздуха. И что самое странное – обратно не сдувалась. Но разве такое могло быть? - Что ты делаешь? – лихорадочно выпалила Гаярвион, бессмысленно таращась на ее сапог. Кровь так и продолжала капать с него вниз. Алые градины, чем-то похожие на крупные спелые вишни, срывались с ее подошвы и устремлялись вниз, насквозь пронзая пушистые облака. - Заращиваю рану, - ответил напряженный голос волчицы. - Как? – выдохнула Гаярвион, поражаясь тому, что все еще способна испытывать удивление. Сколько еще в этой женщине было тайн? Сколько сюрпризов скрывалось за ее непроницаемыми разноцветными глазами? - С помощью сальважьей крови. Что ж, в этом была логика. Наверное. Гаярвион сейчас просто не могла размышлять ни о чем, пережившая слишком много страха за один короткий промежуток времени. Вот теперь с нее точно было слишком, теперь и впрямь край ее терпения переполнился. Она закрыла глаза, расслабляясь в хватке Миланы и чувствуя, как ледяные капли срываются с кончика носа и капают вниз. Одного только не понимала: это была осевшая на лице вода с облаков или холодный пот? Через несколько невыносимо долгих минут Милана наконец вдруг как-то странно встряхнулась, поудобнее перехватила ремень на спине Гаярвион, совсем по-хозяйски, что в любое другое время унизило бы ее, но сейчас у нее просто не было сил ни на что реагировать. - Можем лететь, - невозмутимо сообщила анай. Внезапно голос ее стал ехидным. – Тебя перевернуть или так нести? - Я тебя зарежу, если попытаешься меня перевернуть, - тихо пообещала ей Гаярвион, всем своим существом ощущая правдивость этого замечания. - Что ж, значит, придется любоваться твоей задницей до самого рассвета, королевна, - хмыкнула Милана. – Не сказала бы, что всю жизнь мечтала об этом, но ману всегда говорила, что в любой, даже самой плохой, ситуации самое главное - уметь видеть плюсы. Гаярвион внезапно вспомнила, что она в тунике. И что прямо сейчас эта туника задралась, потому что она, наследница Бреготта, висит между небом и землей, лучшей своей частью повернутая к звездам и лицу Миланы, крепко обхватив ее грудь ногами. Если в этой ситуации и были какие-то плюсы, то сама Гаярвион в данный момент была просто не в состоянии их разглядеть. А Милану поклялась убить самым изощренным и зверским способом при первой же подвернувшейся возможности.