Танец Хаоса. Одинокие тропы

Мирван шел впереди, и Эвари скорее чувствовала его, чем видела. Странное это было ощущение – упорядоченность посреди хаоса, твердость в центре расплывающихся форм. Словно золотое сгущенное солнце он проходил сквозь колеблющуюся реальность сна, самый пресуществленный из всех объектов вокруг, самый существующий, и эта реальность изгибалась, пропуская его сквозь свое тело, шла волнами, когда он заставлял ее расступаться. Эвари еще издалека научилась узнавать его именно по этому ощущению – чего-то краеугольного и очень важного, очень стабильного, в мире, где все текло и менялось с потрясающей легкостью. Мир по ту сторону сна вообще больше походил на полотно художника, изрисованное вдоль и поперек, размазанное и вновь изрисованное. Как краски, упавшие в воду, обретали в нем свою форму и вид объекты, которые создавало сознание спящего, и также легко исчезали, бесследно стираясь из его памяти, существуя даже меньше и невнятнее весеннего мотылька, что живет на свете лишь один то ли слишком короткий, то ли невыносимо долгий день. И очень просто было погрузиться в дремотную пелену сменяющихся образов, разнящихся лишь силой и цветами ровно до тех пор, пока породившее их сознание не выходило за собственные рамки. Когда оно все же осмеливалось это сделать, все преображалось. Мирван уже давно учил ее находиться здесь, бродить, искать, создавать, и с каждым днем это давалось Эвари все легче. Порой она задумывалась, что каждый мог проделывать нечто подобное, по крайней мере, ничего тому не препятствовало. Да только обычно мало кто даже подозревал о том, что по ту сторону сна для него открывали свои двери миры гораздо более разнообразные, богатые и многоцветные, чем те, которые он видел своими собственными глазами в короткие часы бодрствования. Не подозревала о том и Эвари, пока не потеряла все свои силы, а вместе с ними – уверенность в себе. Пока не вернулась в ту точку, из которой и начала: к себе самой и границам самой себя. Здесь же границ не было. Только золотое зерно, упавшее в море ртути, которая бережно и ласково обнимала его со всех сторон, щедро раскрывая перед ним все свои тайны, податливо изгибаясь под мимолетным касанием его сознания и создавая все новые и новые формы. Зачем? Чтобы помочь? У всего в мире существовала цель, ради которой оно и присутствовало в мироздании, ради которой развертывалось во всей своей красоте. Не для того ли в таком случае существовали предшествующие реальности тонкие миры? Чтобы в них можно было перехватывать камень до того, как он упадет в воду? Чтобы в них можно было пережить собственные кошмары лицом к лицу до того, как они осуществятся в реальности? Чтобы быть готовым, а иногда – чтобы остановить. Это они задумали и сейчас, хоть Эвари сложно было все это осмыслить в своей голове. Мирван без конца твердил о вертикальных потоках, о ритмах пространства-времени, об аномалиях, что возникали в мироздании, закручивая его в вихрь, как ураган – тучи. Для него все эти совершенно безумные вещи были так же реальны, как забившийся в ботинок камешек, который, если его не вытрясти, будет колоться и раздражать. Эвари же обычно игнорировала его россказни, считая их пустозвонством и бессмысленными идеалистскими рассуждениями, не имеющими под собой никакого практического основания. Что ж, она ошиблась в этом точно так же, как и во многом другом. И теперь чувствовала себя поднявшимся со смертного одра человеком, который заново учится не только ходить, но и вообще взаимодействовать со всем окружающим миром. Мирван двигался впереди, и мир по ту сторону сна изгибался вокруг него, меняя очертания, краски, будто расплывшееся по воде масляное пятно. Эвари не отставала от него, ориентируясь на знакомое ощущение Мирвана, сделав его маркером и целью своего движения. А может, мир сам двигался им навстречу, крутился с безумной быстротой, а они просто стояли на месте и ждали, когда нужная им точка окажется вокруг них? По ту сторону сна это не имело особого значения. Еще один шаг вперед или, быть может, навстречу, и Мирван остановился. Эвари тоже остановилась, и со следующим взмахом ресниц мир вокруг них обрел форму и очертания. Она знала это место, и от одного взгляда вокруг, сердце на миг сжалось от грусти, что она больше ему не принадлежит. А следом за этим гнетущее ощущение угрозы смыло прочь ее переживания. Они стояли на холме на берегу реки Варгаир и смотрели вперед, туда, где на противоположном берегу излучины поднимался к небу мраморный холм, весь изрезанный ровными ступенчатыми террасами. С трех сторон подбирался к нему, почти нахлестывал на него черный ельник, угрюмый и острый, с оставшейся стороны самые стены облизывала своими ледяными серебряными языками река. Далеко за ним вставали в дымке криворогие горы, на которых отдыхало серое предзимнее небо. А сам он походил на муравейник без единой уязвимости в монолите конструкции, только на этот раз назвать этот муравейник домом у Эвари язык бы не повернулся. Само ощущение от этого места изменилось, она всем телом считывала его сейчас. Даже кончики пальцев покалывало, и Эвари растерла ладони друг о друга, чтобы хоть как-то унять зуд. Город больше всего напоминал могильник, со всех сторон обтянутый паутиной, в центре которого их поджидал огромный черный паук. - Смотри туда, - Мирван указал ей вперед. Вообще он даже ни слова не произнес, да и рукой не шевельнул, но Эвари ощутила внутри себя его голос и движение, направление, которое он указывал ей. И впрямь, первое ее ощущение было верным – как он и говорил. По ту сторону сна следовало доверять только ощущениям, отбросив прочь мысли и привычные законы, и это давалось Эвари тяжелее всего остального. Но она всегда была упорной. Чтобы видеть здесь отдаленные объекты не требовалось подзорной трубы или увеличительных стекол, достаточно было лишь сконцентрироваться на том, что увидеть хотелось. Она пригляделась к городу: и впрямь, его ступенчатую структуру со всех сторон затягивала тонкая серебристая паутина. Стоило на миг ослабить контроль, и паутина исчезла, но Эвари вновь сконцентрировалась, и снова сумела разглядеть серебристые нити. - Что это? – спросила она, адресуя свой вопрос Мирвану. Это тоже было очень важно: адресность послания. Из-за их пресуществленности в мире по ту сторону сна любой мыслеобраз обретал настоящую мощь, создавая колебания по всему пространству, как круги на воде, способные разбегаться во все стороны. Невинный вопрос мог стать громоподобным ревом, раздробившимся о стенки узкого ущелья и породившим еще более громкое эхо. Чтобы избежать этого, нужно было передавать мысли непосредственно тому, кому они предназначались. - Не знаю, - ответил Мирван. – Но уверен, что это дело рук нашего врага. Здесь он выглядел иначе, не так, как в реальной жизни. Если уж по чести, то Эвари лучше всего видела его глаза – темные, пытливые, очень знакомые. По ним она и узнавала Мирвана, по ощущению от его глаз, которые здесь становились единственным способом истинного общения. По крайней мере, в тех слоях тонких миров, что относились к ментальному уровню сознания. В нижних, витальных слоях, а за ними и в физических все обстояло несколько иначе, хоть общий набор законов и сохранялся везде. Строго говоря, в каждом из уровней имелась возможность предотвратить определенные события, но именно здесь, на ментальном уровне, можно было добиться самых надежных результатов. Здесь конструировалась реальность, порожденная мыслью. А внизу она обрастала силой и формой, отчего и изменить ее становилось гораздо сложнее. Именно поэтому они пришли сюда – подготовить почву для атаки. Так выразился Йордани’Кан, и если поначалу Эвари только фыркала да глаза закатывала, не веря ни единому его слову, то теперь уже придерживалась иного мнения. Тонкие миры и впрямь лепились, будто размокшая голубая глина под пальцами гончара, и лишь от жара его сознания, в котором он закалял свою работу, зависело то, как долго она просуществует. Здесь можно было создать такую мыслеформу, которая вынуждена будет осуществиться в реальности. Мирван настаивал на этом, и чем больше Эвари видела, тем сильнее склонялась к тому, чтобы поверить в его правоту. Только вот в голове все равно не укладывалось, как такое могло быть. Мирван утверждал, что здесь можно создать причины для любых событий, вне зависимости от их величины, разница состояла лишь в том, как скоро они осуществятся. Даже для победы над Сетом, хоть на это потребуется и больше времени, чем на простое уклонение от упавшего на голову камня, как в случае с Бесноватым Вао. И позволь ему Йордани’Кан и время, он бы тем и занялся, да только, хвала Создателю, они оба не позволили. Потому что всегда существовали последствия, которые просчитать не представлялось возможным. В отличие от своего наставника, Мирван об этом даже не задумывался, и это значительно увеличивало уважение Эвари к легендарному Йордани’Кану. Не настолько, чтобы она перестала кривить нос от его запаха, но достаточно, чтобы слушать его. - Пойдем, - Мирван первым двинулся вперед, на этот раз уже медленнее, не перекручивая вокруг себя едва ли не половину известного им мира. Эвари ступила следом за ним, и ощущение угрозы усилилось. Себя саму она ощущала в полной безопасности – этому Мирван научил ее прежде всего. В мире, где мысль становилась единственно реальной силой, даже одно мимолетное сомнение в собственной неуязвимости могло привести к вещам гораздо более худшим, чем сама смерть. Потому Эвари твердо держалась за то, что с ней здесь ровным счетом ничего не случится, и чем сильнее держалась за это, тем более уверенно себя чувствовала, а вместе с собой и окружающую реальность, буквально уплотняющуюся вокруг нее коконом безопасности. Но вплотную к этому кокону подступало теперь резкое ощущение тревоги. Колкое, острое, заставляющее держаться в напряжении, в каждое мгновение ожидая удара. Мирван остановился, и теперь они стояли вплотную к первому ярусу мраморных стен Дома Ночей. Объекты стали четче, Эвари смогла разглядеть запыленную, потемневшую от времени и дождей породу, толстый слой насыпанной на нее земли, на которой выращивали рис для прокорма обитателей. Только ростков не было видно, и земля стояла пустая и мертвая, бурая, без единого следа жизни. Эвари нахмурилась: это казалось странным. В реальном мире там успешно поспевал второй за год урожай, накрытый плотным энергетическим полем, хорошо прогревающим землю и конденсирующим влагу внутри своих границ. А здесь перед ней лежала иссушенная, изодранная глубокими трещинами земля без единого признака жизни. - Осторожно, - предупредил Мирван, и Эвари сосредоточилась на том, что он делал прямо сейчас. Напарник подступил к самой сети, поднимая обе руки и держа их вплотную к ней, но не дотрагиваясь до мелких серебристых ячеек. Издали они казались достаточно крупными, чтобы в них и человек пролез, но вблизи оказались мельче, чем в бредне для мелкой рыбешки. И чем дольше Эвари вглядывалась, тем мельче они становились: и волоса меж них не просунуть. - Это точно он, - подтвердил Мирван, и Эвари ощутила его сосредоточенность и тревожность. – Он что-то сделал с Домом Ночей. Вчера ночью, когда я осматривал здесь все, этого еще не было. Пояснять, кого именно имел в виду Мирван, не имело никакого смысла, Эвари и так прекрасно это понимала. В этом мире у каждой вещи, не порожденной сбивчивыми переливами сознания спящего, было Имя, и по этому имени она приходила, приближалась, осуществлялась. Нужно было лишь подумать о ком-то, и он слышал этот зов, чувствовал, что к нему обращались. Потому Эвари не спешила размышлять об Эвилид и уж точно не рискнула бы поминать имя Прахаба. Не хватало еще призвать его сюда и открыться ему по собственной глупости. К своему неудовольствию и гневу она все же вынуждена была признать, что Мирван изучил миры по ту сторону сна гораздо лучше ее самой. Он действительно прекрасно ориентировался здесь и соображал, что к чему. Йордани’Кан только и делал, что нахваливал его и на этот раз вполне заслуженно. А вот Эвари еще не до конца освоилась, училась медленно, с трудом осознавала разницу между обычным сном и снами по ту сторону, между уровнями этих снов и уровнями собственных возможностей в них. Еще горше было признавать, что Мирван взял ее с собой сейчас только потому, что сжалился: в подготовке атаки на Дом Ночей от нее пока что не было никакого прока. Брать ее с собой не хотели, чтобы не создавать риска захвата Фаишаля Прахабом и его прихлебателями, а значит, она не могла выполнить даже единственной оставшейся в ее распоряжении задачи - стать кладнем силы для остальных заговорщиков. И если бы не Мирван, вариант у нее оставался лишь один - грустно сидеть в одиночестве в покинутом лагере и ждать, пока остальные вернутся с победой и триумфом. Или не вернутся вообще. Не то, чтобы ей так уж сильно хотелось сражаться; Эвари никогда не интересовалась боевой частью рисунков, но и остаться в стороне она тоже не могла. Потому и торчала сейчас тут, сопровождая Мирвана. Но лучше уж так, чем совсем ничего не делать. Мирван, правда, утверждал, что ее присутствие может помочь ему, наверное, потому она и ухватилась за его предложение, как за спасительную соломинку. План их, одобренный Йордани’Каном, состоял в том, чтобы создать условия для освобождения бывшей Матери Ночей Хайтари’Кан: сконструировать такую модель реальности, при которой ничто не помешает им вывести ее из Дома Ночей, пока остальные Анкана будут отвлекать на себя внимание, штурмуя стены. Эвари, правда, невдомек было, зачем тогда вообще нужен отвлекающий маневр в виде штурма, если есть возможность создать обстоятельства побега напрямую. - Слишком велик риск, что мы не сможем до конца просчитать все варианты, - пояснил Йордани’Кан, задумчиво сдвинув к носу мохнатые седые брови. – Каждое ключевое событие порождает тысячи тысяч последствий, и чем больше ключевых событий – тем больше и последствий, разумеется. Это то же самое, как управлять марионеткой, к рукам которой привязаны другие марионетки, а к их рукам все новые и новые и так без конца. Ты еще сможешь что-то сделать с той из них, что непосредственно привязана к твоим пальцам. Но чем дальше от тебя, тем тяжелее просчитать, тем легче ошибиться. А уж когда речь идет не просто о предметах, но о людях, то тут все усложняется в разы. В отличие от камней и палок, послушных руке, у людей есть свобода воли, а значит, вынудить их что-то сделать так, как надо тебе, задача не из легких. Так что расслабься, птичка, и займись своим делом. А штурм предоставь мне. Тут уж вряд ли помогут какие угодно ухищрения. Эти слова не слишком-то обнадежили Эвари. На ее взгляд, Йордани’Кан чересчур полагался на удачу и слишком многое пускал на самотек как раз тогда, когда этого делать совсем не стоило. Впрочем, в их плане самой важной деталью действительно было освобождение Хайтари’Кан. Сам штурм имел меньшее значение, а значит, его последствиями можно было пренебречь. Только у Эвари от этого мурашки по телу бежали. Штурм означал, что жертвы все равно будут. Жертвы среди Анкана, которых с каждым годом становилось все меньше, жертвы среди тех, что всегда были одним единым монолитом, сохраняющим целостность при любом внешнем давлении. Но вряд ли могло быть иначе, коль скоро Дом Ночей захватил один из Эвилид. И теперь, глядя на эту серебристую сеть, Эвари осознала, что этот самый Эвилид опередил их. Эмоций эта мысль у нее не вызвала – на ментальном уровне им неоткуда было взяться, потому что здесь эмоции были еще лишь идеей, не обросшей плотью и силой. Но ровно также она понимала, что сложившуюся ситуацию необходимо исправить как можно скорее. - Что будем делать? – спросила она у Мирвана, здраво рассудив, что ему-то этот мир, его законы и возможности были знакомы гораздо лучше, чем ей. Некоторое время Мирван колебался, и Эвари ощущала его неуверенность, будто задрожавший на ветру фитилек свечи. Затем дрожание прекратилось, и напарник ответил ей: - Времени что-либо менять нет. Будем действовать, как задумали. Я попробую пройти сквозь эту сеть. Что ж, в чем-то он действительно был прав. За прошедшие недели Йордани’Кан тщательно все подготовил для осуществления своего плана. План атаки был проработан до мелочей, все собравшиеся в долине отшельники четко знали, где им быть и что делать. Ночи напролет Йордани’Кан с Мирваном пропадали в тонких мирах, пытаясь высмотреть и выяснить в смутных тенях еще не сложившегося будущего возможные ловушки, которые будут поджидать их во время атаки. Там им удалось связаться с Гатал’Каном, тем самым Сыном Ночи, который помог Мирвану и Эвари сбежать из Дома Ночей. Подробностями их разговора Йордани’Кан поделился с остальными весьма неохотно, и из этого Эвари сделала вывод, что особо дружеских чувств Гатал’Кан к нему не питал. Как один из Хранителей Покоя, Гатал’Кан был в курсе системы охраны, времени смены дежурств, уязвимых мест обороны Дома Ночей, и это помогло разработать наиболее эффективный план атаки по позициям Прахаба. Но любой, даже самый удачный план, все равно оставался лишь мысленной химерой, способной осуществиться с более-менее точной мерой приближения. Особенно, когда речь шла об атаке на одного из Эвилид. Судя по скупому рассказу Йордани’Кана, дела в Доме Ночей шли неважно. Смотрящие были отозваны обратно со своих постов и вернулись в пределы города, который теперь запрещено было покидать его обитателям под угрозой объявления изменниками. Отозвали даже тех, кого отправили на поиски Эвари и Мирвана – их возвращение больше не было первоочередной задачей. Их самих Прахаб во всеуслышание обвинил в пособничестве Сету и переходе на его сторону, что, в общем-то, было вполне ожидаемо, но все равно заставило Эвари скрежетать зубами. Мать Ночей заточили в одной из тюремных келий, объявив, что это делается исключительно для ее безопасности, а Дарун’Кан, под именем которого и скрывался Прахаб, самолично возложил на себя обязанности Защитника Трона Ночей до тех пор, пока не будет принято решение о переизбрании новых Отца и Матери Ночей. А оно, в свою очередь, могло состояться только после расследования всех обстоятельств гибели Айяван’Кана и наказания виновных. Кое-кто был этим недоволен, по словам Гатал’Кана, кое-кто из молодых. Йордани’Кан упомянул, что несколько Анкана было наказано за резкие высказывания в адрес Защитника удалением в принудительное уединение. Попросту брошено в ту же тюрьму, где находилась Хайтари’Кан. На этом все сопротивление и закончилось: никто из Детей Ночи больше не желал подавать голос и противиться воле Защитника, что донельзя разозлило Эвари. Она даже не представляла, что ее соратники останутся равнодушными к такому резкому и нахальному захвату власти. Ей всегда казалось, что Анкана высоко ценили свободу воли и выбора, равенство меж собой и перед законом. По итогу вышло, что это не совсем так. Но сейчас у них действительно был шанс переменить положение, и это заставило ее скрепя сердце согласиться на безумный план Йордани’Кана. И именно поэтому сейчас она была здесь, подле своего напарника, а там, в мире твердых форм, Йордани’Кан и остальные отшельники только и ждали, что их возвращения, чтобы начать операцию по освобождению Матери Ночей. А в Доме Ночей ждал и Гатал’Кан, обещавший задержать пересменок стражи возле ее камеры в строго определенный период времени и дать им несколько минут на то, чтобы увести ее. Одним словом: второго шанса у них уже не было, как и возможности повернуть назад. И как бы Эвари ни любила просчитывать все до мелочей тщательно и скрупулезно, без спешки и лишних эмоций, а сейчас уже времени на это у них не осталось. Мирван знал миры по ту сторону сна куда лучше нее, а она должна была доверять своему напарнику точно так же безраздельно, как и верить в собственную неуязвимость здесь. Повторив это еще раз для самой себя, Эвари положила ладонь на плечо Мирвана. Странное дело, здесь даже прикосновение казалось иным – почти что сливающим их в одно целое, дающим ей возможность ощутить его тело как продолжение своего собственного. - Давай. Я с тобой, - проговорила Эвари, неотрывно глядя на сеть перед ними. – У тебя все получится. Это тоже ставило ее в тупик в мире по ту сторону сна. Достаточно было простой мыслеформы, чтобы изменить окружающие ее объекты. Если человек был в чем-то непоколебимо уверен, то он становился не только неуязвимым, но и всесильным. Этот урок стал для нее самым трудным и при этом – самым желанным. Трудным, потому что она привыкла подвергать сомнению каждое утверждение, будучи ученым, доверяющим исключительно научному методу. Желанным – потому что уверенность в самой себе она потеряла вместе со способностью Соединяться с Источниками, и теперь вопрос ее возвращения встал перед ней непробиваемой стеной, краев у которой не было. И если она хотела через нее перебраться, ей нужно было просто поверить, что это возможно. Вдвоем с Мирваном они сосредоточились на том, что сеть не помешает им пройти внутрь. На всякий случай Эвари добавила еще и уверенность в том, что она не причинит им никакого вреда. Поддержание такой мыслеформы требовало концентрации и напоминало вторую кожу, обхватившую все ее тело и сдавившую его плотно и сильно. В то же время ничего не стоило упустить эту концентрацию. По чести сказать, любая мелочь могла легко разбить ее, как крохотный камешек стекло в лютый мороз. Ощущение опасности стало сильным и острым, вплотную подступив к Эвари и сверля ее взглядом колючих глаз. Но Мирван шагнул вперед, и она шагнула следом за ним, не снимая руки с его плеча, не сомневаясь ни на миг. И ничего не случилось. Эвари не ощутила никакого сопротивления, никакой трудности, вообще ничего. Только чувство опасности внутри как-то отодвинулось прочь, слегка померкло. Странное дело, она ощущала опасность, всем телом ее переживала, но при этом, будто не контролировала саму себя, не могла остановить себя от того, чтобы идти этой опасности навстречу. Что-то неуловимо переменилось, и это тоже уже нельзя было отменить. Они стояли по ту сторону сети, на шаг ближе к мраморным стенам Дома Ночей, но когда Эвари обернулась, сети за своей спиной она уже не разглядела, словно та рассыпалась от прикосновения их сознаний. - Ты уничтожил ее? – уточнила она у Мирвана. Тот, поколебавшись, отозвался: - Не знаю. Мы прошли ее, я больше не вижу ничего. И, кажется, ничего не изменилось. - Я не уверена в этом, - сообщила ему Эвари. Что-то совершенно точно переменилось, но так неуловимо, что она не смогла бы описать, что. И Мирван эхом повторил ее мысли, проговорив: - В любом случае, уже поздно отступать. Пойдем. Нужно закончить дело. Они двинулись вперед, и мир вновь закрутился вокруг них калейдоскопом красок и форм, податливо разливаясь им навстречу. На этот раз движение закончилось почти сразу же, и Эвари обнаружила себя в коридоре, который уже видела однажды, в тот самый день, когда стала Фаишалем. Как и все помещения в Доме Ночей, тюремный коридор был строг и прост. Лампы с не отбрасывающим тени светом стояли вдоль стен, но горели они или нет, Эвари сказать бы не смогла, потому что свет здесь заполнял все, и конкретного его источника она не видела. Мраморные полы и стены были отшлифованы до глянцевой ровности, отражающей их с Мирваном силуэты, неточные и расплывчатые. Два ряда дверей тянулись вдоль стен, расположенные в шахматном порядке на равном расстоянии друг от друга. В коридоре не было ни души. Эвари сосредоточилась, как учил ее Мирван, попыталась ощутить вокруг них кого-то живого. Чужое сознание чем-то напоминало крохотные пузырьки воздуха внутри однородной поверхности стекла, его можно было нащупать, найти, если слушать очень-очень внимательно. Вот и сейчас, отбросив прочь лишние мысли и сомнения, она искала в гладком пространстве, бугрящемся вокруг них с Мирваном, еще возмущения, еще водовороты, точки повышенной плотности, одной из которых могла быть Хайтари’Кан. Йордани’Кан утверждал, что она будет ждать их здесь, в мире по ту сторону сна, чтобы помочь создать условия для собственного освобождения изнутри. Он говорил, это похоже на то, как дробить скалу: можно бить с одной стороны и бить очень и очень долго. Но когда кто-то начнет прорубаться с обратной стороны тебе навстречу, дело пойдет вдвойне быстрее. Проблема оставалась лишь в том, как не промахнуться и не разминуться в слепой скале. Да только вот ничего-то она не чувствовала. Снова и снова Эвари прослушивала, прощупывала окружающую реальность светом своего сознания, но не ощущала ничего, кроме смутной ледяной угрозы, присутствующей где-то на заднем плане. Ничего не найдя, она взглянула на Мирвана. Он ведь гораздо лучше разбирался в этих мирах, может, нашел что-то, чего не обнаружила она. Да вот только напарник, почувствовав ее взгляд, проговорил в ответ: - Что-то не так. Хайтари’Кан здесь нет. - Но ведь Йордани’Кан уверял, что она будет ждать нас здесь, - заметила Эвари, оглядываясь по сторонам. Коридор был пуст и тих, никакого движения, никакого присутствия, ничего вообще. – Быть может, это все связано с появлением сети? Быть может, они догадались? Мирван молчал, глядя только вперед, и от него расходились волны сосредоточенной концентрации. Можно было бы, конечно, позвать Мать Ночей по имени, воспользовавшись им, как маркером, который призовет ее сюда, но этот зов мог услышать и кто-то другой, достаточно искушенный в мирах по ту сторону сна. Смутная тревога зашевелилась внутри, и Эвари силой отбросила ее прочь от себя. Позволь здесь эмоции завладеть тобой, и прощай ментальный уровень – она с легкостью вытянет тебя на витальный, даже не заметишь. Мирван не единожды повторял ей это, и на этот раз Эвари предпочла не проверять правоту его слов на собственной шкуре, приняв их, как есть. - Что мы будем делать? – вновь спросила она его, старательно поддерживая концентрацию на собственной уверенности. Все сейчас шло не по плану, с самого начала уже, хоть она надеялась, что это все начнется намного позже. - Сделаем, что сможем, - принял решение Мирван, и атмосфера вокруг него неуловимо изменилась, став твердой и собранной. – Будем придерживаться плана. Она могла не успеть заснуть или не выйти из тела из-за истощения или других причин. Мы могли не совпасть по времени. Что угодно могло случиться. Но это не имеет значения, потому что у нас есть задача. Эвари кивнула ему, принимая его выбор. С какой-то точки зрения ментальный уровень был даже приятен ей: здесь не существовало колебаний, потому что не существовало эмоций, способных их вызвать. Здесь можно было только сделать выбор и следовать к его исполнению, а волноваться из-за правильности или неправильности было попросту невозможно. - Теперь сосредоточься и повторяй то, что буду делать я, - скомандовал Мирван, и Эвари утвердительно кивнула из-за его плеча. В теории она примерно представляла себе, что делать, Мирван не единожды объяснил это в мире твердых форм, проговорив все подробности по несколько раз. И все же, сейчас все происходило совершенно иначе. Это было подобно тому, будто вытаскиваешь самого себя за волосы из вязкой трясины. Так возвращались к полному сознанию, обретая власть над ментальными мирами, увеличивая свое присутствие в них. Нужно было сделать себя как можно более вещественным в мире по ту сторону сна, чтобы иметь возможность подчинить его себе. По ниточке Эвари подтягивала к себе себя саму, собирала себя, концентрировала, ощущая, как то же самое рядом с ней проделывает Мирван, только гораздо быстрее и легче. Фокус состоял еще и в том, чтобы сделать это как можно быстрее, иначе Прахаб мог почувствовать их присутствие и заинтересоваться тем, что они делают. Спеша как только могла, Эвари наконец утвердилась в себе, ощущая себя саму теперь совершенно иначе – кристально-твердой, будто прозрачная гладкая льдина или поверхность зеркала. Или острое лезвие клинка. Изменение было неуловимым, но вокруг как будто стало светлее. Теперь она буквально всей собой ощущала собственную власть над всем, что окружало ее. Как под протянутой рукой, зависшей над шкурой животного, которое ощущает эту руку и подчиняется ей, реальность замерла, притихнув и ожидая ее приказа. - Первая форма: коридор пуст, - скомандовал Мирван, и его воля была так сильна, что Эвари даже содрогнулась от того, как прозвучали эти слова. А вместе с ней содрогнулось и окружающее пространство. Они заранее условились о форме, в которой будет происходить закладывание будущего – так Мирван назвал этот процесс. Со стороны могло показаться, что ничего ровным счетом не происходило. Они с Мирваном просто стояли в коридоре, глядя на двери и раз за разом повторяя про себя одну и ту же мысль: коридор пуст, в нем ни души. Никто не зайдет в этот коридор, никто не нарушит его пустоты. Коридор есть и останется пустым. Слой за слоем воля ложилась на объекты вокруг, пропитывала их, формировала. С каждым мигом Эвари ощущала это изменение все сильнее: пространство вокруг них двоих как будто очищалось, становясь их собственным, ими самими, заполнявшими его. Оно больше не чувствовалось отличным от них, теперь этот кусочек вселенной безраздельно принадлежал их воле. Вот только ничто никогда не было простым. Мирван предупреждал ее, что так будет, как только они начнут, и Эвари почти что не удивилась, когда это произошло. Одна из дверей внезапно распахнулась, и фигура в темном балахоне, прозрачная и кажущаяся какой-то ненастоящей, неживой, шагнула в коридор, поколебав наложенную на него волю. - Смотри, это призрак будущего, - напряженно проговорил Мирван, и фигура застыла, будто замороженная, на самом краю их сферы влияния. – Я поймал его в тиски воли. Сейчас я прослежу его назад во времени по нити, которую он оставил за собой. И сделаю так, чтобы он не смог дойти до этого коридора. Чтобы обстоятельства не позволили ему это сделать. Здесь Эвари не ощущала удивления, здесь она могла только наблюдать, но даже так что-то в ней все равно заворожено глядело, поражаясь возможностям одной единственной мысли. Только мысли и ничего кроме нее. Бледная серая нить связывала тень фигуры с чем-то за дверью. Чем дольше Эвари на нее смотрела, тем острее понимала, что эта нить – след из миллионов едва видимых очертаний той же самой фигуры, каждое из которых было ею самой в отдельное мгновение вселенной. Мирван двинулся следом за нитью из фигур, отслеживая ее за прямоугольником открывшейся двери. Фактически – оборачивая время вспять, хоть такое действие нарушало все возможные законы бытия хотя бы потому, что это время даже еще не наступило. Фигура отступала спиной вперед, возвращаясь во время до мгновения выхода в коридор, а Мирван шел следом за ней, внимательно наблюдая за каждым ее движением. Стоял в коридоре возле Эвари и при этом – шел следом за тенью в ее прошлое, отматывая мгновения ее проявления в реальности назад, выискивая что-то, одному ему ведомое. Тень пятилась вверх по ступеням связывающей уровни Дома Ночей лестницы, потом прочь по коридору, в одно из помещений жилого яруса. Дверь за ней закрылась, опустилась рука, поднятая, чтобы открыть ее. Тень прошла вдоль стола, двигаясь все медленнее, медленнее. В какой-то момент она замерла возле столешницы, и кисть ее правой руки зависла над чернильницей, стоящей на этом самом краю, едва не зацепившись за торчащее из нее перо. Время замерло, остановившись, Мирван подступил вплотную к тени, а затем заставил ее переместить руку на несколько сантиметров влево. Он не дотрагивался до нее, не толкал ее, он просто смотрел, и Эвари ощущала, как изменяется реальность, нехотя, с трудом, поддаваясь тяжело и недовольно. Сопротивление ощущалось в пространстве еще несколько мгновений, а затем что-то сместилось, и рука фигуры тоже сместилась вбок, зависнув над чернильницей. И странное дело: при этом нить из блеклых отражений фигуры, что вела наружу из комнаты, в тот же миг исчезла без следа, будто ее и не существовало. Впрочем, теперь ее и впрямь больше не существовало. Мирван отступил назад и проговорил, обращаясь к Эвари: - А теперь поглядим, что из этого выйдет. Он разжал хватку воли, и время мягко вернулось в свое русло, поплыв вперед с обычной скоростью. Расплывчатая фигура двинулась в сторону двери, неловко задев рукой перо в чернильнице и опрокинув ее. Она резко остановилась, всплеснув руками, согнулась пополам, пытаясь подхватить ее до того, как чернила расплескались по полу, но вместо этого толкнула и стол, с которого посыпались вниз белые листки бумаги, прилипая к черной луже чернил на полу, пачкаясь. Фигура засуетилась вокруг стола, увлеченная попытками спасти свои труды. Больше к двери в коридор она двигаться не торопилась. - Первое ответвление изменили, - подытожил Мирван, и Эвари взглянула на него, вновь стоящего в коридоре рядом с ней. – Этот человек не выйдет из своей кельи ровно столько, сколько нам понадобится для исполнения нашего плана. Ты ухватила суть? - Да, - кивнула Эвари. - Тогда давай займемся остальными. Разделим усилия, чтобы быстрее закончить. Сказать, естественно, было гораздо легче, чем сделать. Пусть даже и процессу закладывания пустоты коридора за все время помешало лишь четверо, включая того, кого только что отвлек разбившейся чернильницей Мирван. Одного из оставшихся троих взяла на себя Эвари и провозилась с ним так долго, что Мирван успел уже и своих двоих закончить, и ей, в конце концов, помочь. Она и сама не знала, чего именно ей не хватало в этой ситуации, да только сосредоточение отнимало у нее очень много сил. Держать под контролем еще не сложившееся будущее одного единственного человека в короткий промежуток времени было подобно тому, как удерживать ладонями свергающийся с небес водопад. А уж найти лазейку для того, чтобы изменить его поведение и таким образом скорректировать будущее, оказалось для нее почти что непосильной задачей. И если бы Мирван не подключился к процессу, она бы совершенно точно не справилась. Вдвоем они с грехом пополам заставили еще одну смутную темную фигуру запнуться о ступеньку на лестнице и растянуть лодыжку, после чего фигура, сильно хромая, направилась куда-то в сторону лазарета. К этому моменту Эвари уже настолько вымоталась, что чувствовала себя совершенно изможденной и какой-то болезненно прозрачной, почти что сливающейся с окружающей реальностью. - Вторая форма: охранная сфера, - сообщил ей Мирван. От него тоже шло ощущение усталости. Менять реальность, пусть даже отдаленного будущего, оказалось задачей на редкость трудной. Эвари даже думать не хотела, что было бы, если бы они пытались сделать то же самое на витальном уровне, там, где мысль обрастала еще и первой энергетической оболочкой – силой. – Нам нужна последняя дверь справа от начала коридора. Вся сложность данной задачи состояла в том, что воспользоваться энергией Источников для этого в реальном мире они не могли. Гатал’Кан передал, что Мать Ночей держат в келье для особо опасных преступников. По словам Йордани’Кана, она представляла собой комнату, в центре которой размещался непробиваемый энергетический щит, поддерживаемый одновременно двумя сторожами. Этих самых сторожей пообещал взять на себя Гатал’Кан, задержав их пересменок, и раз Эвари с Мирваном их в коридоре не видели, значит, слово свое он сдержит. Это в свою очередь означало, что в момент своей отлучки сторожа поставят вокруг помещения второй барьер, не позволяющий войти сквозь дверь или переместиться внутрь. Эту проблему должен будет решить Бесноватый Вао, проведя Мирвана и Эвари внутрь помещения при помощи Тени. У Эвари от одной мысли об этом мурашки по спине бежали. Она в своей жизни не единожды уже контактировала с Тенями и прекрасно знала, насколько опасен может быть подобный контакт. Тем более – учитывая, что внутри Вао жил почти неконтролируемый паразит высокого уровня, о котором их предупреждал Йордани’Кан. И что этот паразит сделает, оказавшись посреди Дома Ночей, насквозь пропитанного энергией Источников, оставалось только гадать. Они с Мирваном специально условились не продумывать и не закладывать эту линию перемещения в создаваемый ими рисунок. Мир по ту сторону сна был вотчиной тонких сущностей, а уж они были гораздо чувствительнее к Именам и мыслеобразам, чем обитатели мира твердых форм. Одним словом: достаточно было просто подумать здесь о паразите Бесноватого Вао, чтобы он услышал и заинтересовался ими. Мирван направился к концу коридора, и Эвари двинулась следом за ним, продолжая внутри себя поддерживать и укреплять уже созданные мыслеобразы. От этого тоже зависело многое: чем дольше они удержат в своем сознании созданный вариант будущего, тем выше вероятность того, что именно так и сложатся события. Стопроцентной гарантии не мог дать никто. Йордани’Кан постоянно повторял, что для изменения заложенной формы будущего достаточно всего лишь более сильной воли. Именно поэтому сейчас нужно было действовать тихо и не привлекать внимания Прахаба, чтобы тот в их отсутствие не смог разрушить все их усилия. Дверь распахнулась перед ними сама: сейчас они находились в созданной ими самими реальности, а значит, охранных рисунков на двери попросту не существовало. За ней открылась большая просторная комната, совершенно пустая. Эвари внимательно оглядела ее, пытаясь еще раз ощутить присутствие Матери Ночей, но вновь ничего не нашла. Нужно было просто верить в то, что Хайтари по каким-то причинам не смогла сейчас очутиться здесь. Возможно, они просто разминулись во времени. - Сосредоточься и постарайся увидеть сферу в тот момент, когда мы сюда войдем, - скомандовал Мирван. Эвари чувствовала себя совершенно иссушенной и уже ни на что не способной, но все равно кивнула и собрала остатки сил, подтягивая к себе пространство так же, как в первый раз, в коридоре. Медленно-медленно перед глазами начало проявляться светящееся дрожащее нечто, а ощущение от комнаты стало более прямым, более чистым. Они брали пространство под контроль, и с каждым мгновением щит становился все виднее. Сфера диаметром около трех метров, застывшая между потолком и полом. Она светилась равномерным серым светом, и за ней виднелись смутные очертания человеческой фигуры. Вот только это была не сама Хайтари, а то, какой она будет в тот момент, когда они придут сюда вызволять ее из плена. И помощи от этого блеклого отражения будущего можно было не ждать. Одно было хорошо: теперь они убедились, что она будет здесь, когда они за ней придут. Это немного развеяло тревогу Эвари оттого, что Мать Ночей не явилась на оговоренную встречу с ними сегодня. Впрочем, сейчас ей нужно было заниматься сферой, а не гаданием, что с ней случилось. Она сосредоточилась, внимательно разглядывая каждую энергетическую нить рисунка перед ними, запоминая их расположение, структуру. Стражи создали поистине сложный барьер, несколько раз ввернутый сам в себя для надежности, перевитый изнутри наружу скрепляющими нитями из Духа в несколько слоев. Такой щит почти невозможно было разбить, на это требовалась немыслимая мощь, которой вряд ли обладал даже сам Прахаб. По крайней мере, без помощи Эвари. Этот вариант они оставили на самый крайний случай и не обсуждали ни с кем, кроме Мирвана. Йордани’Кан сразу же наотрез отказался брать Эвари с собой, чтобы она, не приведи Создатель, не попала в руки Прахаба. Но Мирвана ей почти удалось убедить, во всяком случае, он признал, что ее помощь будет не лишней, если окажется, что разрушить или хотя бы расшатать щит со стороны мира по ту сторону сна не получится. Правда, все равно продолжал твердить, что это слишком опасно. Потому Эвари настояла на своем присутствии здесь и сейчас: своими глазами хотела убедиться в мощи щита, чтобы потом легче было уломать Мирвана. И судя по тому, что она видела, расчет оказался верным. - Это сложнее, чем я рассчитывал, - после продолжительной паузы сообщил ей Мирван. Эвари не испытала торжества и удовлетворения оттого, что ее расчет оправдался. Только сосредоточенность на цели. - Но ты справишься? – спросила она, и напарник без колебаний кивнул. - Справлюсь. Мне нужно только время. Сосредоточься на том, что никто за пределами этой комнаты не сможет ощутить, что я соединился. Поддерживай эту мыслеформу, пока я буду работать. - Хорошо. Строго говоря, соединение с Источниками вне физического тела считалось невозможным среди Анкана, но и здесь Йордани’Кан умудрился опровергнуть все известные законы и постулаты. Мир по ту сторону сна конструировался сознательной волей спящего, а следовательно, именно он устанавливал возможность или невозможность каких-либо явлений и законов по ту сторону. Тела здесь не было, и соединяться без него действительно было невозможно. Но ровно до тех пор, пока спящий был в этом уверен. Наверное, Эвари до последнего сомневалась, что у Мирвана получится, потому что, когда его окружило серое свечение соединения, испытала легкую-легкую, призрачную тень удивления. Только поддаваться этой эмоции она не могла, потому сосредоточилась на своей задаче, раз за разом закладывая сиюминутную мыслеформу: невозможность для кого-либо чужого ощутить то, что напарник сейчас начнет делать. А он, тем временем, наполнил себя энергией Источников куда мощнее, чем позволял в реальном мире его энергетический канал. Странное дело, здесь это выглядело несколько иначе. В мире твердых форм на его коже танцевало бы серое энергетическое пламя, а белки глаз засветились бы серебром. Здесь Мирван засиял весь целиком, будто прямо под его кожу кто-то упрятал серо-серебристое солнце. Энергетические жгуты отделились от него и поплыли к проекции сферы под потолком, застыв над ней на мгновение. Мирван сосредоточился еще больше, Эвари почти ощутила, как пространство вокруг него концентрируется, едва не звенит от напряжения. - Нужно создать маркер реальности, - негромко пояснил он, поднимая руку. – Чтобы та форма, которую я создам сейчас, возникла именно в тот момент, когда нам это будет нужно. Я щелкну пальцами, завязав время на этот жест. Когда мы придем сюда завтра, я сделаю то же самое, и созданная мною здесь энергетическая сфера проявится в реальности. Он объяснял ей этот принцип: в отличие от материи, для энергии не существовало барьера между мирами тонким и твердым, потому она могла проникнуть в него даже сквозь сон. Теоретически. Йордани’Кан не подтвердил этого умозаключения Мирвана, засомневавшись в возможности его реализовать. Именно поэтому он должен был взять с собой Бесноватого Вао, чтобы тот, в случае необходимости, воспользовался помощью своего паразита. А Эвари настаивала и на своем присутствии – если и этот план не сработает, и сферу придется ломать обычным способом. Она глядела на его руку, зависшую в воздухе, глядела пристально. Пальцы Мирвана щелкнули, и пространство как будто впитало этот звук, поглотило его, безвозвратно сделав своей частью. А в следующий миг жгуты энергии начали формировать вторую сферу над первой защитной сферой щита. Весь фокус состоял в том, чтобы уничтожить щит, не касаясь Источников в реальности. Поначалу Мирван предлагал просто распустить рисунок; у него был талант к подобным вещам в отличие от той же Эвари, он не раз при ней проделывал подобные эксперименты, хоть они и считались довольно опасными в среде Анкана. Любой энергетический рисунок имел определенное древо усиления: добавления в него тех или иных нитей, которые корректировали изначальную задумку, не меняя при этом ключа. Но и у этих усилений имелись свои законы, и любая попытка иного вмешательства обычно заканчивалась неконтролируемыми последствиями для ведуна. Особенно в том случае, если отдельные энергетические жгуты удалялись из уже готового рисунка – это было делать строжайше запрещено. Однако на этот раз рисунок был настолько сложен, что вряд ли развязать его смог бы даже его создатель. Щит, да еще и усиленный до максимального уровня щит, с привлечением возможностей не одного, но нескольких ведунов. С таким Мирван уже не мог справиться, а это означало, что придется использовать второй вариант – инвертированные потоки. Любой рисунок можно было уничтожить, наложив на него его зеркальную копию: тогда оба рисунка просто исчезали бесследно. А это означало, что Мирван сейчас должен был создать вывернутую копию щита, вернее его будущей проекции, висящей перед ними. Энергетические жгуты заплясали над сферой, создавая сложнейший рисунок, и Эвари напряженно следила за ними, холодно и совершенно ясно осознавая, что ничем помочь своему напарнику она сейчас не в силах. Наступала самая опасная часть их плана, самый опасный момент. В реальном мире Мирван был недостаточно силен для того, чтобы создать подобный рисунок, даже объединив усилия с Эвари, коли у нее остался бы еще ее дар соединяться. Но здесь, в мире по ту сторону сна, он мог представить себя насколько угодно сильным, а значит, преодолеть ограничения ширины собственного энергетического канала, не прибегая к помощи внешних средств – то есть кладня. Потому и потоки, которые сейчас плясали посередине комнаты, были грандиозными: жгуты толщиной с тело человека, нестерпимо сверкающие, как солнце на снегу, пускающие по пространству вокруг них рябь, сотрясая его, как полощет штормовой ветер забытое на веревках во дворе белье. Эвари изо всех сил сосредоточилась, удерживая мыслеформу и не позволяя этим колебаниям выйти за пределы комнаты, в которой они находились. Это было единственное, что она сейчас могла сделать, и самое главное, без чего у них ничего бы не вышло. Очень странный дар преподнес ей мир по ту сторону сна: ощущение собственной всесильности на фоне тотальной слабости. Неотвратимость и неуязвимость при полной бесполезности. Сложно было держать мыслеформу, но она старалась изо всех сил, концентрируясь до предела собственных возможностей. Сколько это заняло времени, Эвари не знала: здесь оно вообще вело себя весьма странно, двигаясь, кажется, лишь по собственной прихоти. Она лишь наблюдала за тем, как Мирван, не шевелясь и не отрываясь, создает сложнейшую, инвертированную в себя сферу щита, с поразительной точностью повторяющую защитную сферу вокруг Матери Ночей, которые они увидят завтра во время штурма. Лишь в один миг что-то пошло не так, и он оступился, едва не выронив потоки, но сразу же вновь продолжив создавать рисунок. Наверное, от усталости ноги подкашивались, да и немудрено. Работа, которую он проделал, в реальном мире далась бы в руки разве что трем-четырем очень сильным ведунам, объединившим свои усилия. Возможно даже, двум соединенным парам. К тому моменту, как Мирван наложил последний жгут и вновь щелкнул пальцами, фиксируя мыслеформу, Эвари уже и сама едва держалась на ногах. Концентрация отняла у нее практически все силы, но стоило гордиться собой: вряд ли кто-то почувствовал энергетические колебания в этом помещении. Она ощущала пространство своим – чистым и полным ее самой, отделенным от мира непроницаемой стеной. Да и никто не явился поглядеть, что они здесь делали, значит, фокус удался. Напарник повернулся к ней и устало проговорил: - Все, можем уходить. Возвращайся в свое тело и постарайся проснуться. Нам нужно переговорить обо всем с остальными. Сейчас это казалось самой легкой вещью из всех возможных: после немыслимой концентрации сознание требовало вернуться в привычный мир, чтобы оказаться как можно дальше от мира по ту сторону сна. Эвари едва ли не с облегчением кивнула напарнику, а затем шагнула прочь из сна. И открыла глаза в маленькой, скудно освещенной пещере.