Танец Хаоса. Одинокие тропы

- Я рада, что она ушла, - тихо, но твердо сказала Ильяни, сидя на камне и разглядывая то, как Нави просит благословения у воды. Она всегда так делала по утрам, так делали те из двуногих, что слышали Песню и наслаждались ею, посвящая небесному танцу свои дни. Как делали сородичи Ильяни тоже, приветствуя мир дружным воем, отдавая ему свои голоса взамен на Песню, которую он дарил им. Вот этих двуногих Ильяни понимала хорошо, потому что они жили правильно – в тишине и согласии с миром, что разворачивался вокруг них, естественные и полные жизни потому, что позволяли ей течь в себе. А не потому, что болезненно стремились слиться с тем, что было им недоступно, даже не понимая, что сами мешают себе это сделать. Широкая лента безымянной реки медленно тянулась куда-то прочь, за поворот, невозмутимо перекатываясь белыми гребешками волн на сильном ветру. Низкое осеннее солнце наполняло ее бирюзой, заставляло светиться изнутри диковинными переливами ледяной голубизны, какой в иное время и не увидишь никогда. В своей обычной шкуре Ильяни того никогда не замечала, небо было небом, а вода – водой, и они порой меняли цвет, потому что им так было надобно. Но глаза двуногой видели куда больше и совсем иначе, и теперь сердце порой замирало от восторга красоты, переполняющего так, что Ильяни начинала захлебываться своим колотящимся и стонущим сердцем. Вот как сейчас, например, и сделать с этим что-то было сложно. Осень разлилась в Роще так красиво, так мягко, так бережно, что хотелось плакать. Солнце заливало лучами последней нежности начавшие желтеть листья, высокие криптомерии пятнали землю разноцветной пляской теней и света. Холодок по утрам наполнял воздух, заставляя тонкую кожу двуногой покрываться мурашками и мерзнуть, и листья, первые опавшие листья плыли по воде в невиданную даль, как плыли тысячи тысяч лет до этого и как будут плыть вечно. Ильяни загляделась на один такой листок, совсем маленький и ярко-желтый, кажется, того дерева с белой кожей, каким-то чудом заплывший в каменную ямку у самого берега и теперь искрящий солнечными лучами, будто льдинка по весне. Поразительно, что в шкуре двуногих это доставляло ей такое удовольствие. - Ты имеешь в виду Вэйнэ? – мягким голосом спросила Нави. Она стояла на коленях возле самой черты воды, сложив руки перед грудью и то и дело нагибаясь низко-низко вперед, касаясь губами холодных барашков и шепча им что-то, что в своей обычной шкуре Ильяни не видела нужным понимать, а в этой, новой, просто не слышала. Рукава ее простого белого балахона промокли и обвисли, как и подол, но вряд ли ее это сильно беспокоило. Нави улыбалась волнам и играла с ними, будто щенок, впервые вышедший на мелководье и удивленный тем, как танцует вода. Она была влюблена в воду с самого детства, и это почему-то нравилось Ильяни. - Да, - кивнула она, наблюдая за тем, как Нави умывает лицо бирюзовыми водами и жмурит свои синие-синие глаза. Ресницы у нее намокли оттого и сделались совсем черными. – Она не принадлежала этому месту, оттого несла ему слишком много шума. Ей будет лучше там, где у нее не будет стен. - Ты только поэтому радуешься? – Нави испытующе поглядела на нее, настороженная, будто маленькая птичка. – Мне кажется, вы не очень ладили с ней. - Это правда, - согласилась Ильяни, подбирая слова, чтобы объяснить свои чувства. В обычной шкуре это было куда проще, чем вот так, с помощью рта и головы. – Не ладили, потому что она все время цеплялась ко мне. И потому я тоже рада, что ее сейчас здесь нет. Но она так цеплялась ко всем и потому, что ей тесно было. Как когда лисята подрастают и начинают мешать матери охотиться, зубы скалить, метить ее территорию. Она их кусает за то, и им лучше уйти, конечно, потому что всем вместе слишком тесно будет. Вот так и с Вэйнэ вышло. - Может быть, - задумчиво проговорила Нави, переливая из одной ладони в другую прозрачную воду и разглядывая это. Удивительно, что вода в ее руках была прозрачной, ведь река отливала глубокой бирюзой. Дело здесь тоже, наверное, было в странных глазах двуногих. - А что думаешь ты? – поглядела на нее Ильяни, с интересом ожидая ответа. Она слышала запах Нави, и в нем была тихая грусть, но за эти недели, проведенные в шкуре двуногой, Ильяни уже успела понять: двуногие не всегда думали и чувствовали одно и то же, хоть ей тоже было невдомек, как так получалось. И чтобы понять что-то о них, нужно было спросить. Нави несколько раз моргнула, глядя почти что сквозь Ильяни, будто не видя ее, а затем медленно ответила: - Мне очень жаль первого клинка. Она ведь потеряла не только дочь, но и друга сейчас. Ей очень трудно, и хоть ману рядом, поддерживает их с Найрин, а все равно боль же оттого никуда не уходит. И я тоже не знаю, чем помочь. Это двуногие тоже делали куда сильнее, чем сородичи Ильяни – грустили о тех, кто покидал их. Для сородичей смерти не существовало вовсе, она была лишь переходом, которым заканчивалась одна Песня и начиналась другая. Так жили деревья и птицы, так жили звери и даже камни, хоть они делали это очень и очень медленно. И в этом не было грусти, только закон. А вот двуногие плакали каждый раз, как кто-то уходил, туда ли, откуда не было возврата, как Лара, или просто куда-то далеко, как Вэйнэ. Им тяжело было расставаться друг с другом даже на время, и это удивляло Ильяни. У сородичей тоже так было – со стаей, которая всегда держалась вместе, но двуногих привязывала друг к другу не всегда только стая. И это она еще не до конца поняла. Знакомый запах внезапно появился в воздухе, и Ильяни вздрогнула, вскидывая нос вверх и шумно принюхиваясь. Пахло зимой, тяжелым сырым духом земли под корнями старого выворотня, молчаливой одинокой охотой среди снегов. Эней. Но что ей было делать здесь? Ильяни принялась оглядываться, шаря глазами по покрывшимся первыми мазками цвета прибрежным зарослям, и Нави следом за ней тоже втянула носом воздух, ловя запах. - Кто там? Кого ты ищешь? – слегка удивленно спросила она, наблюдая за реакцией Ильяни, и та ощутила смущение, сама не зная, почему. Слишком много чувств, непонятных и странных, вызывала у нее эта подраненная двуногая с сердитыми глазами. И больше всего – обиды за то, что от нее так сильно пахло Вэйнэ в последние дни. Стукнули друг о друга выглаженные водой и ветром галечные камушки, звук долетел со стороны, и Ильяни обернулась туда. Эней вывернула из-за поворота реки, бредя по самой ее кромке, мрачно глядя себе под ноги, ссутулив плечи и пряча ладони в карманах форменной куртки. Взгляд ее рассеяно мазнул по ним с Нави, и она вздрогнула, останавливаясь на месте. - Светлого утра тебе! – приветливо помахала ей рукой Нави, разбрызгивая вокруг капли воды с тонких пальцев. – Иди к нам, сестра! Эней поглядела на Ильяни с нерешительностью, поколебалась, но потом тяжело зашагала им навстречу. Отношения между двуногими продолжали ставить Ильяни в тупик, и она все никак не могла разобраться, почему у них все всегда так сложно. Нави очень тянулась к старшей сестре со стороны своей ману, и та тоже относилась к ней с теплом, но держалась настороженно, как молодой доросток, впервые почуявший сородича из чужой стаи. А на Ильяни и вовсе сейчас смотрела отрывисто, то и дело опуская глаза, и пахло от нее виной. Почему? Потому что она как-то чувствовала, что Ильяни не нравится запах Вэйнэ вокруг нее? Но разве такое могло быть, ведь общего сознания у них не было? Она остановилась в двух шагах от них с Нави и кивнула обеим как-то скованно, слишком резко. Тень от длинной челки падала ей на глаза, делая их темными, будто болотная вода, и запах у нее был таким же – тяжелым, густым. Он нравился Ильяни. - Молишься, Нави? Я не помешала? – неуклюже спросила она, и та в ответ только искренне улыбнулась, как умела делать только она, а затем похлопала по теплым кругляшам гальки возле себя и позвала: - Присядь с нами. Утро такое красивое! Запах Нави все объяснял: и желание вместе любоваться водой, и тишь, которую несло тепло сородичей, сгрудившихся вместе. И Ильяни понимала ее предложение, потому что его нашептала маленькой танцующей Песня. Но, должно быть, для ушей обычного двуногого фраза звучала странно, и от Эней сильно запахло замешательством. Но она все же села, помедлив несколько секунд, и так, чтобы держаться чуть в стороне от них с Нави. А потом, будто не могла выдержать ни мгновения тишины из-за грохота мыслей в собственной голове, бросила короткий взгляд на Ильяни и тихо проговорила: - Прими мои соболезнования, Ильяни. - Почему? – удивленно захлопала глазами та в ответ, не понимая, почему Эней так странно сказала. Та тоже явно удивилась и очень осторожно пояснила: - Твоя сестра пропала. Раздраженное рычание вырвалось вместо ответа между ее клыков, когда Ильяни поняла, что именно пытается ей сказать Эней. Нави рядом тихонько рассмеялась, играя с водяными струями, переливая их из ладони в ладонь. Конечно, ей было забавно, она вообще легко смеялась потому, что душа у нее была легкой, будто лепестки черемухи. Насуплено глянув на нее, Ильяни перевела взгляд на Эней. - Она ушла, потому что хотела того. Нечего тут жалеть. Несколько мгновений Эней смотрела на нее, будто изо всех сил старалась понять, а потом все-таки кивнула, поворачиваясь к воде: - Пожалуй. Нави улыбалась, искоса поглядывая на них обеих, и Ильяни все никак не могла понять, чего же ей так смешно. Сама она чувствовала себя как-то глупо, будто опрокинулась на спину лапами вверх и все никак не могла перевернуться, как жук какой-нибудь. В запахе Эней тоже читалось смятение и напряжение, она едва удерживалась на месте, готовая подняться и уйти прочь в любое мгновение. Может, оттого улыбалась Нави? Что они боялись друг друга, не зная, как подойти и что сказать? - Все во власти Аленны, - внезапно тихонько и радостно проговорила она, опуская обе ладони в воду и глядя на то, как играют на светлой коже преломленные водой танцующие солнечные лучи. – Все происходит так, как угодно Ей, льется и течет, будто воды этой реки. В этом нет дурного, потому что разве дурна ли вода, пусть даже она в ярости своей может рушить дома, ломать деревья и даже горы обваливать, пробивая себе путь? Конечно, нет, потому что такова ее природа, и коли она являет себя, разве есть в этом что-то неправильное? Двуногие задавали слишком много вопросов там, где и спрашивать уж совершенно точно не стоило, но Ильяни почему-то стало легче. Она взглянула на Эней, задумчиво замолчавшую подле маленькой Нави, и сразу же отвела взгляд. Но успела заметить на ее губах едва заметную ответную улыбку. Так они и сидели втроем на берегу безымянной реки, и сонное низкое солнце играло у их ног с белыми гребешками волн и разноцветными камешками в бирюзовой толще воды. Наступала осень.