«Чем страсть сильнее, тем печальнее бывает у нее конец» Уильям Шекспир
Из ночной дрёмы его выдернуло копошение, доносившееся из глубин лачуги. Bloede. Как же нервирует. Звук этот задел невидимый оголённый нерв, сковал живот колючим сгустком раздражения и почти отчаянного страдания. Несколько минут скоя’таэль пялился во тьму, ища нарушительницу покоя. Свернувшаяся в крохотный комочек девушка отогревалась у едва пылающего очага. Блёклый свет огня обступал её со всех сторон, очерчивая невнятные линии фигуры. Маленькие босые ступни и воробьиные плечики подёргивало заметной дрожью. Сцепив зубы, Иорвет привстал с места, собрал в охапку лежащие неподалёку тряпки и кинул ими в девушку. Его это совсем не трогало. Да нет же. Эльф давно привык обращаться с людьми как со зверьём, а с ней и того хуже. Но отчего-то теперь он сидел, вжавшись лопатками в стену, вглядываясь во вновь завозившуюся фигуру. Когда же это кончится? Унеси её всадники Бурь, bloede dh’oine. Но девчонка, все еще погруженная в глубокий сон, лишь схватилась за край старого потрепанного гамбезона, потянула его на себя вместе с остальными вещами, а затем юркнула в них, как накер в свою нору. Расслабленный разум эльфа с медлительной отрешённостью отметил: до чего же живучее существо. Дышит с ним одним воздухом, жадно вбирая холод в лёгкие. Даже он, привыкший выживать в любых условиях, ощущал, как с каждым глотком внутренности обжигает калёным железом. До чего сильное и одновременно хрупкое создание. Достаточно только некрепко сжать, и можно услышать мерзкий хруст её тонких костей. При мыслях об этом Иорвет только сильнее стиснул челюсти, на его виске вздулась вена. Вынужденное соседство с человеческой женщиной вызывало неприятное ноющее чувство в желудке. Стоило эльфу отдалиться, как его мгновенно обуревало беспокойство. Как бы неприятно было это осознавать, он почти привык. Почти смирился с её присутствием, находя в нём… успокоение? Раздражение. Иорвет невольно сжал кулаки. Отросшими ногтями впился в кожу, будто пытаясь разодрать её до мяса. Попробовал успокоиться. Медленно втянул воздух, потом выпустил. Надо отвлечься. Что ему сейчас снилось? Ничего. Чёрная зияющая пустота. Снова, как всегда, стоило девчонке только оказаться рядом. Давай, dh’oine. Издай шорох, кашель, хотя бы сопение. Дай только повод. Пусть перевернётся ещё раз, и Иорвет клянётся, он… Девушка, будто услышав немую угрозу, застыла в одном положении. Командир отвёл взгляд. Чёртов-взгляд-который-возвращался-к-ней-снова-и-снова. Как же бесит. До её появления страх предстоящего кошмара леденил душу Иорвета, всеми силами отсрочивая отход ко сну. Как же не хотелось засыпать и снова видеть это. Переживать сущее безумие, раздирающее нутро склизкими когтями. Стоило закрыть глаза, и его душу тут же заполнял страх не пробудиться вовсе. Но именно с ней, к удивлению командира, с этой настоящей занозой в arse, он наконец-то обрёл покой во снах. Ночные кошмары покинули чертоги его разума, зато поселились в повседневной жизни. Стали преследовать каждый день, когда приходилось бок о бок сосуществовать с beanna. А затем и эти страхи отошли на задний план, когда Иорвет, взглянув на причину своих бед, не ощутил прежней ненависти. С каким бы усердием он ни отгонял прочь мысли о положительном влиянии девчонки, тревога и чувство загнанности из снов всё равно оставили на сердце след. И, сдаётся ему, рана эта неизлечима и будет кровоточить до конца его дней. Эльф, посмотрев на девушку, снова отвёл взгляд. Прикрыл веки. Постарался представить, как уходит далеко в Синие Горы и вновь чувствует себя легко и свободно. Вдруг воспоминания о прошлом помогут уснуть? Обратными шагами преодолеть весь путь, пройденный за жизнь, и вернуться в родные места… Но… чёрт. Всё кажется таким безвозвратно утерянным и… Как он может забыть? Иорвет резко выгнулся на спальнике, будто его с силой толкнули в спину. Застыл, сев и уставившись в пустоту, не до конца понимая, закончилось всё или это очередная смена декораций во сне. Весь мокрый от пота, он принялся прерывисто хватать ртом воздух. Руки затряслись, в глотку будто насыпали песка. Иорвета затошнило. Кромешную тьму вдруг прорезала огненная полоска света. Разросшись, она в конце концов заполнила собой палатку. В которую обеспокоенным вихрем влетела высокая фигура с факелом. — Que suecc’s, Iorveth? [Что случилось, Иорвет?] — Dwimme… [Сон…] — Aris. Te cierme. [Снова. Ты кричал] Командир тяжело поднялся с места, направившись к чаше со студёной водой. Сердце всё ещё неслось загнанной лошадью, стремясь вырваться наружу. Командир омыл лицо, обжигая ладони холодом, но ужас пережитого всё равно стоял перед глазами. В наступившей тишине послышалось негромкое: — Que te vel`s? Spel? [Что тебе снится? Расскажешь?] — Neen, Ciaran. [Нет, Киаран]. Правой руке Иорвета, бравому скоя’таэлю, и не нужен был ответ. Он не догадывался — о нет! — знал. Лицо Иорвета исказила кривая ухмылка. Которую, к счастью, никто и не увидел. Очередная идиотская попытка вытащить его из дерьма, заполнившего голову. Киаран молча пялился, а в его глазах — Иорвет знал — пылала неутихающая тревога. Несмотря на заносчивый характер Киарана, они определённо ладили. И не только как лидер и правая рука. Молодой эльф умел держать язык за зубами, и в его молчании отчётливо слышалось сердечное участие. Казалось, на тебя раболепно таращится верный пёс, ждущий команды. Который, задавая глупые вопросы, на самом деле всё понимает. Даже если не получает ответ. Несколько секунд они упрямо смотрели друг на друга в душной и от этого будто тяжелой темноте. Иорвет ощущал ненужное понимание. Благодать молчаливой поддержки, которая, мать её, просто бессильна. После каждого пробуждения душу его охватывала смрадная гниль. Которая мучительно долго стекала по гортани, не давая полноценно вдохнуть. Иорвет чувствовал себя помешанным. Больным безумным уродом. Сумасшествие было под стать ему самому. Как же он устал от этого опустошения, превращавшего его в выжатую тряпку. Как в нём умещается целое море отчаянной пустоты, откуда столько боли? Эльф зашёлся судорожным кашлем. Зарылся лицом в ладони. — Пойдём прогуляемся, тебе не помешает свежий воздух, — прозвучало на границах сознания столь отдалённо и глухо, что он не сразу разобрал слова. Друг коснулся тёплой ладонью его трясущегося плеча. — Iorveth [Иорвет], — Киаран заставил командира поднять голову и посмотреть ему в глаза. Тот лишь отвернулся. — Mo deireadh, Ciaran. Si mor a'baeth essea. [Мне конец, Киаран. Сама смерть поцеловала меня]. Он почувствовал, как рука на плече задрожала. И следом раздался несдерживаемый смех. — Esseath ver de`rvi dice. Minne te emer, Iorveth. [Ты каждый день это говоришь. Любишь ты всё драматизировать, Иорвет]. — D'yaebl, ve as arse [Дьявол, иди в задницу]. В ответ снова послышался смех. Конечно, он не обиделся — друг. Правая рука, которой так хотелось рассказать мысли, поделиться тревогами. Сбросить с плеч этот тяжкий груз, тянущий на дно. В глотке было чертовски много слов, застрявших горьким комом. Но он не мог. Это его вина. Его ноша. И ему предстоит нести своё бремя в одиночку. «Всего лишь сон, Иорвет. Не говори, что реальность лучше. Оглянись, посмотри. Где мы сейчас? Мы, великий старший народ, влачим жалкое существование, когда эти мерзкие людишки на нашей земле…» — послышался далёкий, глухой, ни на что не влияющий голос в голове. Иорвет не различал мысли. Их перебивало сплошное шипение и повторение заезженной мелодии, вышедшей словно из-под руки неумелого, раздражающего менестреля: «Всего лишь сон. Всего лишь сон. Всего лишь сон». Какой, bloede [блядь], просто сон?! — Ты ничего не понимаешь и не сможешь понять. Не говори мне о том, чего не знаешь. — Как же бесит! Так и врезал бы. На мгновение Киаран стал тем менестрелем, которому хотелось вывернуть руку и затолкать её в глотку по самый кишечник. Иорвет сделал шаг назад. Отвернулся. Порывистым движением схватил стёганку и направился к выходу, подставляя спину вопрошающему взгляду Киарана. Почти услышал раздосадованный вздох позади. Куда он пошёл? Неважно. Главное просто идти, иначе он сорвётся. Боль не отступала и разъедала сознание. По ногам и рукам расплывалась чёртова слабость. Гадко тянущая, мерзко назойливая. Тьма ночного леса обступала со всех сторон, принимала в себя, засасывала. Становилась его частью. Такая глубокая и обманчиво скрывающая всё, что кажется недосягаемым. Дьявол, как много таится в этой темноте? Как минимум — бездонная пропасть ужаса и отчаянья, упрямо вливающегося в уставшее тело. Иорвет чувствовал, как в нём просыпаются демоны. Вонзаются рогами в плоть, дырявя кожу. Царапают бритвенно-острыми когтями внутренности, наматывают их на раскалённый вертел. Ему стало холодно. Так холодно, что, казалось, сердце его покрылось слоем многовекового льда. Согреться бы. Вспомнить о чём-то по-настоящему светлом, чтобы прогнать преследующие образы. Что хорошего есть в его жизни? Что призвало бы тепло разлиться по телу? Но ничего не было. Всё давно утеряно. И он вновь в бессилии упал на колени, позволяя кошмарам вонзиться в воспалённый разум.Трек к отрывку: Ordo Rosarius Equilibrio Can You Hear the Devils Laughing (Or is it Just Me)
Пронзительный ветер ударил в лицо, и его томительные зазывания смешались с заунывным детским скулежом, переходящим в надрывный плач. Отчего внутри у эльфа болезненно заныло. Вокруг стояла темнота. С пугающе ясного неба смотрела грозная кровавая луна, придавливая эльфа к земле. Несмотря на то, что тот был в полном боевом обмундировании, на поясе болтались клинки, на спине висел верный лук. Но Иорвет больше не испытывал прежней уверенности, держа при себе оружие. Оно стало бесполезным. Плач увлекал за собой. Притягивал магнитом. И командир шёл. Мысленно отворачивался, пытался закрыться руками, повернуть назад. Тщетно. Голос отчаянно звал, становясь всё громче, всё отчётливее. Иорвет вышел к поляне, подсвеченной большим костром, в центре которой возвышался старый дуб. Языки пламени то и дело пытались дотянуться до голых ветвей, облизать их. Под ними, искаженными то ли полутьмой, то ли собственным воображением командира, сидела маленькая девочка. Взгляд эльфа тут же зацепился за крохотные заостренные ушки. Она медленно повернула к нему заплаканное личико и тут же затихла. В тёмных карих глазах читались страх и потерянность. В памяти тут же вспыхнул чей-то образ, но кому он принадлежал — было не разобрать. Кого-то эта девочка ему напомнила… — Дядя… — она всхлипнула. — Мне так страшно. Умоляю, помогите. — Что случилось, дитя? Почему ты здесь одна? — он не узнал собственный голос, словно кто-то говорил за него. — Мой папа. Папа, папочка… Я потеряла его, — девочка снова затряслась в горьких рыданиях, её узкие плечики свело судорогой. И сердце эльфа беспокойно сжалось. От этого жалобного голоса Иорвета невольно передёрнуло. С каждым её словом ему всё сильнее хотелось повернуть назад. — Мы найдём его, — пообещал эльф. — Где ты видела отца в последний раз? В глазах девочки читались одновременно и волнение, и надежда. — Недалеко. У храма. Это вверху, если идти по извилистой тропинке. «У храма. У храма. У храма», — отдавалось эхом в его голове. — Ну, а как же ты здесь оказалась? Взгляд девочки застыл. Обхватив колени, она, как умалишённая, начала раскачиваться вперёд-назад. — Я искала его. Не нашла и вернулась сюда, где всё началось. — Что началось? — Ты сам всё увидишь, — холодным голосом заверил ребёнок. Она медленно поднялась с места, и в её движениях проскользнуло что-то до боли знакомое. Будто он видел это каждый день. Девочка уверенно схватила его за руку и потянула в сторону, уводя за собой. — Идём. Я покажу. При её прикосновении по коже Иорвета пробежал мороз. Медленно выпустив воздух из лёгких, эльф выдохнул облачко пара. Девочка ухватилась всего за три его пальца, но так крепко, что было не отцепить. От костлявой детской фигурки веяло холодом, леденящим душу. Он нехотя следовал за ребёнком, предчувствуя, что надвигается что-то ужасное. Нечто такое, с чем ему не по силам справиться. Тёмная чаща редела, наполняясь густым белёсым туманом. Создавалось ощущение, что вокруг были не деревья, а покорёженные надгробия. А сам лес превращался в немое кладбище. Безысходность, больно дёргающая за нервы, заполонила его разум. Схваченная ладонь эльфа дрожала от соприкосновения с чем-то склизким. Куда подевались перчатки? Он хотел вывернуться, посмотреть, что не так, но сопротивляться упорству маленькой эльфки казалось невозможным. — Почти пришли, — прошептала она пустым голосом, цепляясь за его запястье. Спустя несколько мучительных минут, проведённых в гробовом молчании, Иорвету открылись истлевшие остовы деревянного строения. Груды почерневших досок, торчавшие заострёнными зубьями из разрушенного каменного фундамента. Кажется, он начал вспоминать. И от этих мыслей по коже пробежали мурашки. — А когда ты убивал меня, то так не нервничал. Что, проснулась совесть? — с издёвкой произнесла его спутница не своим, грубым, скрипящим голосом. Ужас врезался в грудь, заставляя единственный глаз в испуге округлиться. Командир судорожно вдохнул. Язык его обдало холодом. А затем Иорветом завладело поднявшееся из глубин сознания праведное возмущение: — Что за вздор ты несешь? Я никогда не убивал детей! Он повернул голову в её сторону и отпрянул, неосторожным движением освобождаясь из чужой хватки. Запястье девочки хрустнуло и с влажным причмокиванием оторвалось. Ее пальцы, по-прежнему сжавшиеся, продолжали впиваться в кожу Иорвета. Его замутило. Он пошатнулся и, едва держась на ногах, попытался стряхнуть эту мерзость с руки. В нос ударил смрад разлагающейся плоти. В пустых глазницах маленькой эльфки загорелись языки адского пламени. Казалось, ещё немного — и они опалят душу командира. В ошметках серой, изуродованной надрывами и струпьями коже копошились желтоватые трупные черви. Они ползали друг по другу, переваливаясь и оставляя за собой влажные полосы слизи. — Вздор? Ты убил моего отца, а тем самым и меня. Так и не родившуюся, отвергнутую собственной матерью. Когда она узнала, что стало с её любимым, она избавилась от меня, не желая оставить в живых. Потому что она знала, Иорвет, — голос её стал пронзительным, укоряющим, — знала, что такой командир ведёт только на смерть. Эльф задохнулся от возмущения, несдержанно выпалив: — Это ложь! Ты лжёшь! Я не знал! Я не хотел! — Ты узнал меня, командир. Узнал во мне моего отца. Подойди, посмотри, что с ним стало из-за тебя, — уже голый, обтянутый свисающими лоскутами кожи скелет повёл головой в сторону, предлагая ему окунуться в ужас последствий от совершённых поступков. Безжизненные тела двух скоя’таэлей вдруг заскрипели суставами. Грудные клетки начали вздыматься, словно эльфы дышали, но они не открывали ртов, не втягивали носами воздух. Черты стали болезненно заостренными. Кожа посерела. Они гнили. Он мог поклясться, что чувствовал, как из их тел постепенно утекало тепло, как коченели мышцы. Командир не раз видел смерть, но скорость происходящего приводила его в оцепенение. Прямо на глазах тела бледнели, покрываясь зеленовато-черными пятнами, наполняя воздух тошнотворно-сладким запахом, мгновенно проникшим в его лёгкие, отчего в глотке встал горький ком. На открытых участках тел уже проявлялись нарывы, кожа отделялась и повисала лоскутами, едва держась на распадающейся плоти. С губ командира сорвалось несдержанное ругательство. Скелет ответил на него ухмылкой. Забродившее содержимое кишечника, заставившее взбухнуть размякшие ткани животов, уже сочилось вместе с газами из всех отверстий. Помутневшие глаза выпирали вздувшимися шарами, разбухшие языки вываливались наружу. Трупные мухи облепили тела, садясь на мертвецов и откладывая яйца. Из которых тут же начали выводиться маленькие личинки. Пожирая гниющее мясо, они росли, набухали, у них появлялись крылья. Тела умерших скрипели и стонали, заставляя оцепеневшего Иорвета сжать зубы. Насытившись, мелкие твари отползали в сторону, чтобы, тут же окуклившись, вылупиться новыми мухами и вернуться к недоеденному блюду. С жадностью они обгладывали каждый участок разлагающихся тел. Некоторые из них стали пищей для птиц, прилетевших на вид и запах расплодившихся червей. Мухи привлекли хищников: жуков, клещей, муравьев, ос и пауков, которые стремились полакомиться мушиными яйцами и личинками. И повторялось это отвратительное зрелище до тех пор, пока на месте трупа не оставались одни кости. На Иорвета будто бы наслали чары, и, как он ни старался отвернуться, сдвинуться с места, — все его попытки оставались безуспешными. И кости, долго не залёживаясь, стали стремительно рассыпаться в прах, подхватываемый порывами ветра. На земле, где прежде лежали трупы, показались образовавшиеся после смерти коричневые пятна, которые принялись торопливо наполняться жизнью, зарастая травой и лесными цветами. Из оцепенения его вырвала новая насмешка девочки: — Понравилось? Смотри ещё. Иорвет вздрогнул и обернулся, пьяным взглядом встретив надвигающиеся тени. Они окружили эльфа, приняв образы людей, краснолюдов и эльфов. То близких, то едва знакомых. Тени медленно брели в его сторону, укоризненно тыча пальцами, и, растворяясь на ходу, выкрикивали безжалостные обвинения. — Ты послал нас на смерть, командир, — эхом укоряли распадающиеся на куски скоя’таэли и краснолюды. — Ты убил нас из-за своей слепой ненависти, эльф! — Что мы тебе сделали? Встретились на пути? — кричали вздувающиеся изуродованные люди. — Мои дети передохли с голоду, как мыши в запертом пустом погребе, из-за тебя, урод! — Ты забрал даже последние две кроны, что у нас были! — Ты не оставил после нас ничего! — Я должна была жить! — Мы верили тебе, командир! Ты подвёл нас! — Ты весь в нашей крови! Посмотри! Иорвет поднял по локоть обагрённые руки, в ужасе уставившись на них. — Мои родители были совсем старыми! Как у тебя поднялась рука, недоносок? — Ты просто чудовище! — Чудовище! — вопили со всех сторон. — Безжалостная, бесчувственная, бездушная и бессердечная скотина! — чахлая старуха, с неестественной прытью добравшаяся до него, с чувством плюнула в лицо. — Нет! Нет! Не приближайтесь! — кричал Иорвет, отступая. Людей, эльфов и краснолюдов становилось всё больше. Одни, рассыпаясь в прах, уступали место новоприбывшим, и постепенно кольцо вокруг Иорвета сузилось и стало совсем ничтожным. Его сердце и голова разрывались от криков, от боли, сквозившей в голосах призраков. Не владея собой, он закрывался руками, качая головой из стороны в сторону в надежде отстраниться, но его жертвы всё наступали и наступали. В бессилии Иорвет рухнул на колени, сжался, огласив поляну звериным утробным криком, полным отчаяния, скорби и вины. Мертвецы навалились сверху, придавив командира к земле. Он срывал голос, который тонул под натиском разлагающихся тел. Воздуха катастрофически не хватало, а тот, что оставался, смешивался с запахом грязи, крови и гнили, щипал глаза солью невыплаканных слёз. Казалось, нестерпимая смесь скребущих душу звуков, тошнотворных запахов и жестоких слов, пробивающих сердце, могла длиться вечность. С каждым днём время, проводимое в кошмарах, увеличивалось вдвое. И эльф всё сильнее сомневался в том, проснётся ли на этот раз. В окно резко ворвался ветер. Девчонка распахнула глаза и с непониманием уставилась в лицо эльфскому атаману. Иорвет смотрел прямо на неё. Отведя взгляд, он с раздражением вздёрнул подбородок. Глупо. Она простуженно шмыгнула носом. — Лучше места поспать не нашлось? Ответом ему была лишь тишина, которую неожиданно нарушил простуженный чих. — Эй, чахоточная. Я к тебе обращаюсь. — Спасибо. Эльф недоуменно вскинул бровь. — Что ты там бормочешь? — Вы пожелали мне здоровья, я ответила благодарностью. — Я не желал тебе здоровья. — А? — безучастно протянула девушка. — Ты ещё и оглохла. Прекрасно. Эльф поднялся с места, разминая мышцы. Этим утром нужно было продолжить путь, но погода за окном откровенно не радовала. Иорвет окинул скептичным взглядом небо и недовольно цыкнул. Горизонт заволокло чёрными грозовыми тучами, которые сгущались над верхушками деревьев. Прогремел гром, и за домом послышалось испуганное лошадиное ржание. Beanna уставилась на тряпки, которыми была укрыта. Подтянула их поближе к подбородку и зарылась носом в грубую ткань. Дура. — Вставай уже, dh’oine. Хватит валяться. Она закатила глаза, выглянула из-под тряпья и чуть ли не показала Иорвету кончик языка. — Только попробуй. Что за глупая dh’oine? Разве, зная его характер, трудно догадаться, что шалости могут выйти боком? Сейчас настроение совсем ни к чёрту. — Что это? Откуда этот запах? От тебя несёт? Девчонка вздрогнула. Испуганным взглядом забегала по комнате, будто пытаясь найти выход. Bloede. Похоже, точно в чём-то провинилась. Едва уловимый цветочный аромат, тянувшийся от неё тонкими невидимыми нитями, неимоверно бесил эльфа. В замкнутом пространстве однокомнатной лачужки не было других запахов. Девушка до блеска вычистила пыльные полки, скрупулёзно отмыла с пола следы крови. Всякий раз она тщательно прибиралась, вылизывая каждую щёлочку чуть ли не языком. Внутри неё с первого дня проснулась дёрганная Золушка, которая заботилась обо всех мелочах. Как говорила сама девушка, слишком силён был страх, что Иорвет с ослабшим иммунитетом подцепит какую-то инфекцию, или, хуже того, произойдёт заражение крови. — Что? В свободное от «спасения» время бегала обмазываться цветочками? Она подобралась и выскользнула из своего укрытия, опасливо обойдя эльфа со спины. Предупредительно отпихнув босой ногой сумку подальше под стол. Вот сучка. Серьёзно надеется, что он не заметил? — Это не цветы. Иорвет мысленно закатил глаза. Но решил подыграть. — А что тогда? — Всего лишь мыло. — Откуда оно у тебя? Нашла где-то здесь? Не похоже, чтобы отшельники намывали arse каждый день. — Тебе не понравится то, что я скажу. Иорвет плавно развернулся, с нарочитой хищной медлительностью сделал шаг вперёд. В голубых глазах девушки отразилась его злость. Или это был отблеск света от удара молнии, озаривший комнату? — Почему же? — растянул он слова, отсрочивая допрос, догадываясь о происхождении предмета. — Ты запретил произносить его имя вслух. В комнате на затянувшееся мгновение повисла тишина. И в следующую секунду эльф бросился вперёд. Но в последний момент жертва, испуганно взвизгнув, успела увернуться, с разбегу налетев на дверь. Сейчас убежит. Но она… Остановилась? Эльф тут же настиг её, преградив пути к отступлению. Дышалось тяжело, повязки жгли, но он стоял, упёршись в почерневшие доски. — Тебе нельзя перенапря… — Как ты посмела? От него? От этого зазнавшегося человечишки? — Я тоже человек. — Я тебя предупреждал, — прорычал эльф ей прямо в лицо. — Мы это не обсуждали, — нагло возразила девчонка, задрав голову. — Да ты и не вправе требовать. Собрался играть в ревнивого папашу? Так поздно. А вот с тебя кое-что причитается, между прочим. Я о нашем договоре. Отойди от меня. И оба на мгновение сжались от этого «мы», слишком резанувшего слух. Она всё равно прикусила губу и закрыла глаза, будто готовясь получить удар. Но Иорвет молчал. Спустя пару секунд едва заметно кивнул. Опустил голову, отступил. Она права. Чёрт, с каких это пор он прислушивается к человеку? Опасливо пробравшись в глубь комнаты, девушка стала собирать немногочисленные пожитки. Дверь резко захлопнулась, выпустив наружу едва сдерживающего ярость эльфа. И командир закатил глаза, когда услышал вдогонку: — Псих ненормальный. Все эти дни привязанная и лишенная движения лошадь была недовольна. И, когда ее стали седлать, снова показала возмущение. Потёртости на спине хоть и прошли, но, стоило нажать на них, и кобыла опять принималась нервничать. К неприятностям также добавился так не вовремя начавшийся дождь. Иорвет вернулся к многострадальному животному, заботливо укрыв его найденной в доме тканью из джута. Если дождь не разыграется, кобыла пройдёт предстоящий путь в тепле и сухости. В противном случае никакая импровизированная попона не спасёт. Он всегда любил животных. Будучи ещё низкорослым, розовощёким мальцом, эльф не упускал возможности притащить в дом встретившуюся по дороге зверюшку. Отец от этого был, мягко говоря, не в восторге, а потому несчастные животные, едва обретя кров, немилосердно выставлялись за порог. Чувства расстроенного маленького Иорвета давно скрылись за болью утраты и ненависти, потому что совсем скоро он сам узнал, каково это — быть выброшенным на улицу. Родители не прикладывали к этому руку — жизнь выкинула его сама. Так, лишённое дома и семьи несчастное юное существо скиталось по миру, пока не обрело силу защищать тех, кто в этом нуждался. Повзрослев, Иорвет стал считать, что спасения достойны лишь старшие народы и животные. И, судя по всему, маленькие белочки-dh’oine, в последнее время слишком часто вгрызающиеся в его мозг. Эльф и вправду стал ассоциировать ненавистную beanna с белкой. Так было легче. Проще терпеть присутствие человека, считая его за животное, нежели принимать реальность как есть. А действительность была такова, что из несмышлёного запуганного бельчонка в итоге получился осмелевший грызун-подросток. Что будет, когда питомец совсем повзрослеет? Дверь хижины отворилась и невольно притянула его взгляд. На пороге показалась взлохмаченная девчонка, медные волосы которой ещё сильнее завились и распушились от влажности. Стукнув ладонью по стене, она громко чихнула, по привычке морща нос. В её движениях стало проглядываться подобие уверенности и решительной осознанности, а внезапно наступившая простуда придавала ей нелепый вид. От увиденного он бы засмеялся, если бы внутренний голос скептично не отметил: «И давно ты стал замечать dh’oine?» Иорвет сцепил зубы. Помотал головой, отвёл взгляд. Отчего же так паскудно на душе? От того, что стал смотреть и замечать, или из-за чего-то другого? Он не мог понять. Девушка заглянула в дом. Нахмурилась, будто что-то вспоминая. Напоследок захватила мешок с вещами покрепче, шепнула убежищу и покойному хозяину слова благодарности — гораздо громче, чем, видимо, рассчитывала — и направилась к лошади. Путь оказался мерзким. Причин на то было много: мокрые одежды прилипали друг к другу, в глаза ударяли косые дождевые струи, а лошадь не шла — скользила. В некоторые моменты, когда кобыла оступалась на влажной дороге, в воспоминаниях Гретты пролетала вся жизнь. В иные возникало предчувствие, что скоро она полетит в овраг. Которое отзывалось затягивающимся холодным узлом внизу живота, и оттого появлялось странное, прежде незнакомое желание вцепиться в Иорвета мёртвой хваткой. А его всё устраивало. У командира, как всегда, всё шло по плану. Если у этого эльфа находилась цель, то переубедить его было невозможно. Гретте только и оставалось многозначительно вздыхать, поднимать глаза к небу и цыкать. Ливень, к счастью, пока обходил их стороной, и вдали виднелась предстоящая дорога. Накрапывал противный дождь, ветер продувал Иорвету спину. Они ехали молча, потому что снова поссорились. «Рыжеволосая бестия», как недавно он её окрестил, отказывалась ехать впереди. Ну, а Иорвет не горел желанием чувствовать за спиной dh’oine. Он аргументировал это тем, что так проще всё контролировать. Гретта была честнее и призналась: не хотела, чтобы он вдобавок ко всему ещё и простыл. Эльфа же на прямоту в тот момент как всегда не тянуло. Дождь усилился, и на этот раз им пришлось искать убежище. Перед ними раскинула лапы гостеприимная ель, обещая защиту. Гретта соскользнула с лошади, вытащила из седельной сумки тряпку и стала ожесточённо тереть лицо. Иорвет последовал за ней, ослабляя подпругу. — Может, уже поговорим? — раздражённо бросила она, вгрызаясь в холодную заячью ножку. — О чём я должен с тобой говорить? Покрасневшее недовольное лицо Гретты сделалось пустым. — О проклятии. Это и моя проблема тоже, и мне хотелось бы знать, с чем я имею дело. Что это вообще такое? Как оно проявляется? Как его можно снять, в конце-то концов? — Твоя проблема? Beanna, не смеши. Из нас троих проблемы тут только у меня и лошади. Посмотри, — он провёл рукой по шее мирно жующей траву кобылы, — она совсем околела от холода. Тёмные брови «третьей лишней» сошлись на переносице. Девчонка скрестила руки на груди. — Может, хватит? Я серьёзно хочу знать. — В ответ Иорвет только усмехнулся, и она, приняв жалобный вид, попросила: — Пожалуйста… Эльф проигнорировал женские чары и опёрся спиной на ствол дерева. Повисло тягостное молчание. От дождя воздух, казалось, сделался влажным и текучим, смешивая скопившееся тепло и прохладу, идущую от земли. Всё вокруг полнилось разноголосицей, доносящейся из глубины леса. А переплетение сладостного цветочного аромата и свежести как-то по-особенному кружили голову. Шёл дождь, и вместе с ним текли мысли, свежие, омытые, мимолётно обнажённые… Всё было по-родному близко и хранило столько воспоминаний… Гретта подняла глаза на эльфа, отведшего хмурый взгляд в сторону. Эти чувства, когда она смотрит на них… Боже. Они так похожи. — Меня прокляла старуха. Настоятельница одного храма. — За что? — Гретта проморгалась, сбросив наваждение от любования эльфом и дождём. — Я просто сдержал данное ей слово. От этих слов Гретта поёжилась. Уж очень непривычно было слышать от него подобное. — Что ты ей пообещал? Похоже, нежное заострённое эльфское ухо обжёг этот настойчивый вопрос. — Просто согласился оставить жриц в храме. — В храме был кто-то из эльфов? Или с самим храмом что-то случилось? — Ты что, свечку держала, dh’oine? Он раздражённо уставился в лицо умолкнувшей Гретте, подозрительно щурясь. — Да. До этого мои бойцы подорвали храм. Всё загорелось и — о ужас! — эльф театрально закрыл рот ладонью, округляя глаза, — сгорело дотла. Гретта не оценила представления. Поджала губы и перевела взгляд на носки грязных сапог. — Выходит, ты не сдержал обещания, — еле слышно проговорила она. Но чуткий эльфский слух уловил каждое слово. Иорвет порывисто вскочил, активно жестикулируя и повышая голос: — Эта старая карга тоже так говорила. Вы, люди, тупой скот с однотипным бараньим мышлением! Я сказал, что оставлю их. Ос-та-влю! — по слогам отчеканил он. — И я выполнил своё обещание! — Но ты ведь знал, что случится. Жриц ждала неминуемая смерть! И ты об этом знал! Ты осознанно обрёк их на страдания. — Ещё раз так со мной заговоришь, dh’oine, — Иорвет зло указал пальцем на Гретту, будто хотел проткнуть воздух, — и я решу, что язык тебе ни к чему! Знай своё место… — он выплюнул очередное ругательство, но тут ливень усилился, заглушив его голос. Лошадь занервничала, почувствовав в разреженном воздухе повисшее напряжение, и, фыркнув, топнула ногой. Услышав этот тон, Гретта внутренне сжалась. Захотелось спрятаться, но бежать было некуда. И незачем. Теперь она точно понимала, что находится с эльфом в одной лодке, и сейчас главная цель — не злить его и не нарываться. — Прости. Это на эмоциях. Обвинять тебя в чём-то, не зная подробностей, было глупо. Даже грубо, — с трудом выдавила она, стуча зубами от холода. Тем самым пытаясь вновь соединить мосты со стоящим напротив эльфом. Иорвет на удивление быстро отошёл. Перестук капель успокаивал, заставляя точащего мозг червя сомнений утихнуть. Очень хотелось сорваться на девушку, опустить её ещё больше и, быть может, даже применить силу. К счастью, здравый смысл восторжествовал. Дождь постепенно утихал, и скоро снова предстояло отправиться в путь. Свербящее чувство где-то под ложечкой — желание закончить всё поскорее — сыграло ключевую роль, и эльф снова заговорил: — Так или иначе, эта старуха прокляла меня, наговорив чепухи… — Что именно она сказала? — прервала его dh’oine. — Не помню, — соврал эльф, заглядывая ей в лицо. Чтобы обманный манёвр сработал наверняка, нужно делать именно так. Он помнил. Конечно, bloede [блядь], он помнил. Как такое можно забыть, тем более когда камень преткновения, источник всех бед, стоит напротив такой смиренный, опустив глаза, готовясь слушать дальше? — Помню только то, что говорил мне друид, — многообещающе закинул удочку Иорвет. Рыбка клюнула мгновенно. — И что же он сказал? — она стала нетерпеливо дёргать ногой, будто готовясь вытаскивать из эльфа каждое слово чуть ли не клещами. Это было странно. Обычно он говорил куда охотнее, пускаясь в своих пылких речах во все тяжкие… А что же сейчас? Неужели ему больно об этом вспоминать? — Указал на тебя. Я умирал от того, что находился вдалеке. От тебя, — от последних слов рот его скривился, будто Иорвет проглотил жабу. — Значит, тебе нельзя отдаляться от меня? — осторожно начала она. — Если это произойдёт, то… ты умрёшь? — и в панике заметалась, раздражая эльфа. — Мы оба умрём. И он опять взглянул ей прямо в лицо. Снова умышленная ложь. Девчонка резко остановилась. Сердце пропустило удар. В горле пересохло. — Но… как же… Я ведь не умирала, когда тебя не было рядом, — растерянно проговорила она, ища в его лице тень неуверенности. — Я сказал. Мы оба. Умрём, — настаивал эльф, сверля её взглядом, — когда мы встретились, проклятье перешло и на тебя. Теперь мы в одной упряжке, beanna, — надавил он. Повисла тишина. Настоящая тишина, потому что ливень наконец-то стих. Только громкие удары бешено колотящегося от вранья сердце заполняли эту пустоту. Девушка отвела взгляд, прикусила губу. Принялась хрустеть костяшками подрагивающих пальцев. Её обуял страх. Который, должно быть, лишил её возможности критически мыслить, и она, поддаваясь порыву, в спешке обратилась к Иорвету, который как ни в чём не бывало затягивал подпругу. — Ты знаешь, как это исправить? Можно ли снять это проклятье? Иорвет перевёл взгляд на свои руки, сжимающие поводья, уже не смотря ей в лицо, говоря честно: — Я не знаю. Но мы это выясним. И снова это неприятное чувство от произнесенного «мы». Нам. Мы. Их стало неизбежно много. И они вместе продолжили путь. Распогодилось, и закатное солнце склонилось над головами всадников. Они давно выехали на тракт, который случайно отыскался среди зарослей неизвестного леса. Больше всего Иорвет не любил, когда что-то выходило из-под контроля. Сейчас был именно такой случай. Но игнорировать открывшийся путь казалось нелогичным: все большие дороги так или иначе ведут к поселениям. Как же он ошибался. Снова. Постепенно дорога сузилась и в конце концов привела их к высокому каменистому ущелью, петляя извилистой тропой. Лазейка была окружена гористым хребтом непреодолимых стен, и перед эльфом снова встал выбор: повернуть назад и потерять драгоценное время, и так с лихвой потраченное из-за ранения, или рискнуть и пройти. Иорвет не был бы Иорветом, если бы в следующий миг за их спинами не сомкнулась тень, отбрасываемая скалами с двух сторон. Dh’oine запрокинула голову, чтобы взглянуть на солнце, но оно скрылось сразу же, как они вошли. Эльф не мог объяснить причин, но сразу почувствовал, как на неё нахлынуло волнение. Покрепче вцепившись в луку седла, всадница стала вертеться, как сорока на гнезде, болезненно прикусывая губу. Внутри было сумрачно, но ориентир угадывался точно: всего какой-то ярд, манящий полоской огненного столба света на выходе. Здесь вполне могли бок о бок пройти две лошади, но атмосфера всё равно сдавливала путников с обеих сторон. Ушные перепонки терзало мерное постукивание копыт по холодному камню, отдаваясь эхом в головах. — Наверху кто-то есть, — боязливо поделилась наблюдениями девушка. — Не будь занудой. Казалось, Иорвет был полностью спокоен, и одного взгляда на девушку оказалось достаточно для того, чтобы она села смирно. Эльф снова украдкой посмотрел на скатывающийся с высоты гравий. Он давно заметил. И продолжал делать вид, что ничего не происходит, размеренно посылая лошадь вперёд, тем самым отводя глаза нависшей угрозе. Осталось совсем немного. Их прервал глухой звук от столкновения падающего тела с землёй. Кобыла испуганно взбрыкнула, чудом не сбросив всадников. Под её копытами лежал размозжённый труп человека, утыканный стрелами. Глаза девчонки расширились от ужаса, и она потянулась руками к лицу, закрываясь. И тут же, теряя равновесие, инстинктивно вцепилась в спину Иорвета. Потому что он уже гнал как ненормальный. Их сердца словно сбились с прежнего ритма и бежали впереди своих хозяев. И внезапно всадников накрыла плотная темнота. Они с разгона вскочили в мгновенно спущенную сеть и, слетев с лошади, запутались в верёвках. «До чего же нелепо», — всплыло у него в голове в последний момент. Его мысли сразу же подтвердил заливистый женский смех. Сетку уже никто не тянул, и разбойники снаружи, похоже, только и ждали, когда жертвы выберутся из ловушки. Смех теперь раздавался со всех сторон. Лошадь выжила, но серьёзно повредила сустав и, как бы ни пыталась, не могла подняться. Лежа на боку, она прижимала девушку тяжелой ногой к земле. Помогая ей выбраться, Иорвет ощутил сотрясающую дрожь, передавшуюся от руки к руке. Из его брови тонкой струйкой текла кровь. Капли доползали до подбородка и падали вниз, пачкая шею и ворот стёганки. — Как смешно. Смотрите, не надорвитесь, — язвительно выражаясь, развернулся он к смеющимся. Десяток натянутых стрел уже был направлен в них со всех сторон. Смех резко оборвался. Beanna, не находя себе места, вдруг вскинула руки. Что за?.. «Идиотка», — Иорвет раздражённо потёр переносицу и заметно расслабился при виде острых ушей воительниц. Лица лучниц были изуродованы горизонтальными шрамами. У женщин была очень странная форма голов, напоминающая вытянутое яйцо. Они защищали их лоскутами ткани, которую повязывали на причудливый манер. Поначалу девушка беззастенчиво пялилась, но одна из лучниц прожгла ее взглядом, заставив отвернуться. Тела их также покрывала вязь шрамов, словно драконья кожа, а свободные одежды цвета молодой весенней листвы ниспадали с плеч. Левые груди эльфок были удалены, чтобы легче вести стрельбу (вот же бред). За спинами крепились копья и колчаны со стрелами, на бёдрах висели кривые мечи. «Красотки», — саркастично подметил про себя эльф. — Иорвет? — раздался высокий женский голос, и толпа безмолвно расступилась. — А мы знакомы? — он, подозрительно прищурившись, вскинул подбородок. Тут же до их слуха донесся приказ на певучем наречии, и луки опустились. Облегчённый выдох девчонки, кажется, услышали все. К спутникам вышла сурового вида командир, кожа которой была скрыта под переплетением замысловатых татуировок-узоров. Шрамы, похожие на драконью чешую, не затронули её лица, но под глубоко запавшими усталыми глазами виднелись застаревшие полосы, оставленные острыми когтями. Она с интересом рассматривала его, задерживаясь взглядом на головном платке. Хмыкнув что-то себе под нос, эльфка уставилась на спутницу эльфа. — Если ты тот самый Иорвет, о котором так много говорят, то где же твой отряд? — в голосе эльфки послышалась издёвка. — Так я тебе и сказал. Не смеши. — Ты не в том положении, эльф, чтобы так со мной говорить. Оглянись, — она сделала многозначительный жест, намекая, о чём идёт речь. От злости Иорвет стиснул челюсти, но, пересилив себя, ответил: — Неподалёку отсюда. Это была ложь. Неполная, ведь часть его отряда и вправду находилась в двух днях пути. Мертвая. Какой идиот выдаст врагам правду? Какой сумасшедший поделится настоящими планами с теми, кто истребляет всех направо и налево? Ведь, свернув в то роковое утро не на ту дорогу, он был точно уверен, что по другую сторону его ждёт обещанное «лихо». Вот и повстречались. Эльфка и бровью не повела, а, упиваясь властью, лишь продолжила сыпать вопросами: — Интересная у тебя компания… Иорвет — человеконенавистник? Девчонку тряхнуло. — Мы следуем к границе. Я собираю силы к грядущей войне. — И при чём здесь dh’oine? — эльфка скептично изогнула бровь, давая понять: одно неверное слово — и всё. Два трупа. — Она переводчик. Иорвет солгал, не задумываясь. Умение чуять ложь других за ярд отточило его собственное мастерство до совершенства. — Докажи. Ну всё. Сейчас… — Pewien mały baranek o imieniu Bronek był z tego znany, że lubił długie wieczory. Wbrew zasadom, jakie panowały w życiu owiec, baranek nie chodził spać po zapadnięciu zmroku. Przeciwnie, właśnie w tym momencie wstępowała w niego chęć zabawy i robienia wszystkiego innego, poza spaniem [Один маленький барашек по имени Бронек был известен тем, что любил долгие вечера. Вопреки принципам, которые господствовали в жизни овец, барашек не шел спать при наступлении сумерек. Наоборот, именно в этот момент находило на него желание играть и делать всё другое, кроме сна]. Она тут же приковала к себе взгляды присутствующих. Никто и не брался разобрать что-либо из этой каши, хоть иногда им и слышались знакомые слова. Девчонка так уверенно рассказывала грозным воительницам какую-то тарабарщину на своём языке, что ни у кого не осталось сомнений. Даже Иорвет не мог скрыть удивления. Оно бы выдало его, но продлилось всего мгновенье. Все взгляды были обращены в противоположную сторону, и скоя’таэль в тот момент понял: эта сумасшедшая dh’oine уже в который раз вытаскивает их из дерьма. Своим же языком. — Что это за язык? — подала голос изумлённая командир. — Это зерриканский диалект, — продолжил гнуть свою линию Иорвет. — Что за варварство? Так я себе его и представляла. Эльф едва слышно выдохнул. И услышал, как dh’oine тоже с облегчением выпустила носом воздух. Девушка нервно потёрла шею. Иорвет понимал, и сам чувствуя, как на них с каждой минутой сильнее затягивается невидимая удавка. Опьянённый свободой, Иорвет уже не ощущал себя приговорённым. — Вы покалечили меня и моего коня. — Я слышала, ты собираешься биться за вольный Верген, — командир эльфок упрямо проигнорировала его слова. Однако жестом предложила ему пройтись, а отряд распустила. Dh’oine, в нерешительности оглядываясь по сторонам, осталась на месте. — Твои уши не обманули тебя, aen woedbeanna [женщина из леса]. — Достойно. Что это было, d'yaebl? Комплимент? — Раз вы сами оказываете такое сопротивление, то для чего прячетесь по лесам и исподтишка убиваете dh’oine? — В его голосе послышался яд. — Вы принесли бы больше пользы, если бы бились в этой войне на стороне своих сородичей. Стало горько. Горько от своих же слов, ведь он был таким же. Без цели и веры в то, что всё может наконец-то закончиться. — Вот теперь я точно уверена, что ты тот самый Иорвет, который вдохновил наш народ на подвиги. Bloede. Ему сейчас расплыться в улыбочке, как сопливой девке, которую засыпали комплиментами? Он усмехнулся. — Не мы определяем свою судьбу, — невозмутимо продолжила командир, — наша богиня завещала её нам. — Ваша богиня говорит как крысам хвататься за жалкие крохи из награбленного? Не смотри на меня так, beanna, я знаю, о чём говорю. Эльфка резко остановилась. — Кто ты такой, чтобы насмехаться над великой Elatel? Моя богиня общается со мной через сны. Каждый воин, посчитавший себя достойным, должен пройти обряд посвящения. Доказать, что она обратила на него свой взор. Ты прошёл эти испытания, Иорвет? Тогда какое право ты имеешь… — О, ты говорила, что хорошо меня знаешь? Давай освежим твою память, — эльф гордо расправил плечи, перебивая её и выдавая поклон. — Перед тобой Иорвет — Гроза Севера и долины Понтар, а также убийца, разбойник, террорист. Я истреблял dh’oine сотнями, когда ты ещё ходила под себя. Приятно познакомиться. — Да ну? — эльфка вальяжно опустила руку на бедро. — А по силам ли столь «благородному» Aen Seidhe доказать свою избранность? — Ну и что от меня требуется? Вырезать сотне dh’oine глаза и принести на алтарь вашей Elatel? Станцевать голым под дождём? — Нет, докажи, что твоей рукой управляет богиня, а стрелу посылает гнев её ветров. Турнир по стрельбе из лука, опять… — Турнир, — уточнил он с насмешкой, — и кого же я должен перещеголять на этот раз? — Меня, — ответила командир столь зло и уверенно, словно ударила его словами по лицу. — Я вижу, куда ты клонишь, — Иорвет едва скрыл улыбку, лишь в глазу его загорелся бесовской огонь. — Раз видишь, то чего тереть языком? Выйдем из ущелья, и там ты ответишь за неуважение. — Или докажу право. — Если на то будет воля богини. — Как-то скучно, — не скрывая пренебрежения, ответил эльф. — Что? — во взгляде командира разбушевалось пламя, горло её задрожало от злобы; казалось, лишь упившись его кровью, она сумеет найти покой. — Мне нужно доказывать избранность лишь ради права высказать своё мнение? Не смеши. Ради этого я и стрелу не буду доставать из колчана, не то что уж тетиву натягивать. Да и тебе какая выгода? Хочешь обыграть меня, чтобы победить? Ску-учно. Так и передай своей богине. — Да я тебя за эти слова!.. Как ты смеешь?! — от злобы она едва могла подобрать слова, казалось, не было в мире брани, способной описать всю его низость и отразить весь её гнев. — Какая ярость, женщина, я в восхищении, — улыбнулся Иорвет. — И, кажется, я нашёл ставки, которые придутся по вкусу нам обоим. Если я проиграю, то в твоих руках будет моя жизнь. В твоём праве выбрать казнь, которой принесёшь меня в жертву, — нагло обманывал её Иорвет. — Поверь, я и брыкаться не буду. Насади меня на вертел, освежуй и зажарь! Да что там, я даже приправу посоветую! — Звучит хорошо, хотя есть тебя придётся псам. — Так пусть и насладятся, я не против. Но вопрос в другом. Если я одержу победу, то ты и твой отряд будете воевать под началом того, чьей рукой распоряжается богиня и чьи стрелы направляет ветер. Решено? — Иорвет протянул командиру ладонь. — Вспоминай бабушкины рецепты, — съязвила она и крепко пожала его руку. Солнце лениво склонилось за горизонт, сумерки пятнами зелёного и красного света окрасили облака. В поле поставили мишень. Ею стал старый круглый щит, добытый в рейде. Поверх выцветшего фамильного герба чёрным углём и белой сажей вперемешку с кровью нарисовали несколько кругов. Потом отсчитали ровно двести пятьдесят шагов и начертили на земле линию, за которую нельзя было заступать. Лучники встали на изготовку. Перед каждым из них в землю были воткнуты три стрелы. Первой стреляла командир. Она склонилась над луком и на вдохе натянула тетиву, одновременно поднимаясь и расправляя плечи. После чего замерла. Её рука была вытянута и не дрожала. Взгляд не сходил с центра мишени. Подобрав нужный угол, эльфка, выдохнув, выпустила стрелу. Так она проделала три раза. Первая стрела угодила в границу второго и первого кругов, вторая ушла чуть выше центра, третья попала чётко в яблочко. Следом за ней лук натянул Иорвет. — Знаешь, одноглазый, — полушёпотом сказала командир на ухо. — Я, конечно, верю в твою доблесть и силу воли, но, когда ты будешь жариться на костре, я хочу, чтобы ты знал, у кого просить пощады. Когда кожа пойдёт волдырями, начни умолять Ангрэн. И, может, если бабкины приправы будут пахнуть вкусно, я убью тебя до того, как ты сгоришь живьём. — Если продолжишь говорить так близко, то твои воины решат, что ты хочешь меня поцеловать, — осадил Иорвет командира. — Отойди и не мешай, я стреляю. Казалось, Иорвет вообще не дышал, а после первого выстрела даже не целился. Первая стрела попала в яблочко, вторая — чётко в центр, третья выбила из него предыдущую. — Что-то мне подсказывает, что твоя богиня сегодня выбрала своим фаворитом меня. Теперь вы белки, девочки. — Не стоит так спешить, — прервала его Ангрэн, — ты доказал, что умеешь стрелять. — И получше твоего. Как ты там говорила? Руку направляет богиня, ветер — стрелы. — Может, стрелам твоим и повезло, но вот руку мы ещё не проверили. — Ты вообще мишень видела? — он указал в сторону раскрашенного щита. — Какие ещё тебе нужны доказательства того, что я победил? — Выстрел веры, — ответила она, — мы совершаем его полностью вслепую, годами тренируясь довериться Elatel, — с этими словами она оторвала от своего платья лоскут и завязала Иорвету второй глаз. — Ты издеваешься! Это не по правилам! — взбунтовался Иорвет. — Это была твоя идея поставить на кон свою жизнь, — она раскрутила его, словно собиралась играть с ним в крота, направила в сторону мишени и сделала шаг назад. — Ты смотришь как раз куда надо, — усмехнулась Ангрэн, вкладывая новую стрелу в его ладонь. — Теперь стреляй. Иорвет занервничал. Он вдруг понял, что ввязался в игру по её правилам, но отказываться было уже поздно. Он старался уловить дуновение ветра, подобрать угол, под которым стрелял в прошлый раз. И медлил, не натягивал тетиву, будто ожидая, что сумеет разглядеть мишень через ткань. Все его чувства обострились, ладони вспотели, пальцы охватила дрожь, будто он стрелял в первый раз. — Левее… — вдруг разобрал он голос девчонки, звучащий внутри головы. — Левее, — повторилось вновь. В действительности он не был уверен, слышится ли ему это, или dh’oine и вправду научилась стрелять из лука. Так или иначе, он отклонился чуть влево и выпустил стрелу. Ошарашенная Ангрэн не верила своим глазам. И кому она проиграла? Эльфу? Он даже не причислен к её благородному происхождению, не приобщён к вере. Никому прежде не удавалось одолеть воительницу в стрельбе, а он смог. — Я впечатлена, Иорвет, ты победил, — эльфка склонила голову в знак уважения, — не скрою, поражение сильно задело мою гордость, но в душе я спокойна. Как и договаривались, мой отряд и я сама отныне подчиняемся тебе. Но мы не можем с тобой идти. — Проторговалась? Или стыд выбил из тебя остатки мозгов? — Иорвет презрительно хмыкнул, складывая руки на груди. — Может, мне прикончить тебя за неподчинение командиру? — глаз его опасно сощурился, но Ангрэн осталась непоколебима. — Я не отказываюсь от слов, aebedd [командир], так же, как и не отрекаюсь от своей богини. — И что же снова наплела тебе твоя Elatel? Просто интересно, когда вы пообщались? Ты успела вздремнуть во время стрельбы? В таком случае, будь добра, научи меня этой способности, потому что мне катастрофически не хватает сна. — Я не спала, командир. Но среди женщин Elatel есть негласная условность. — Не испытывай моё терпение, beanna, — Иорвет сильнее сжал древко лука, — что ещё за условность? — Отряд теряет своё благословение, а вместе с тем и силы в бою. Твоя спутница — dh’oine, но так или иначе остаётся женщиной. По закону я обязана спросить: связана ли эта девушка узами брака? Бывала с мужчиной в постели? — Пф, конечно нет! — Тогда мы точно не можем пойти с тобой, пока… — Ты издеваешься? — Пока эта dh’oine не получит милость Elatel. Не перебивай. — И как же снизойти до этой «милости»? — Каждая девственница обязана участвовать в «cathunna dana» [«соблазнённая дева»]. К храму постоянно совершаются паломничества и стекается множество aen seidhe. Твоя dh’oine должна потерять девственность с неизвестным ей мужчиной, тогда богиня одарит её своим благословением, и мы сможем за тобой пойти. — А можно как-то ускорить этот процесс? — быстро согласился Иорвет. — А если серьёзно, то давай без шуточек, sor’ca [сестра]. Я исполню твою волю, но если внезапно появится что-то ещё… Клянусь, это копьё окажется в твоей arse. Коротким кивком Ангрэн согласилась. Иорвет удивился, когда пришёл за девушкой объяснять, что от неё требуется. По пути он в красках представлял, как она заартачится, а он кинет в неё громкое «ты клялась мне, что будешь выполнять каждое моё слово». Но в ответ услышал лишь бесчувственное: — Конечно, командир. Я исполню любое твоё пожелание. Пожелание? Серьёзно, dh’oine? Он только что продал твоё тело какому-то нелепому божеству. Эльф не знал, что девушку уже опоили, и она превратилась в марионетку, которой, слегка дергая за ниточки, без труда можно управлять. Он в раздражении сжал кулаки и пошёл прочь. Так легко согласилась? Оно и к лучшему. Не придётся заставлять. Гретта послушно следовала в храм за одной из сопровождающих. Расслабленный разум опьяненного существа не удостаивали разъяснений — ей одними жестами указывали, как вести себя, что есть и пить. В храме проводили ритуал «очищения», после которого посетители допускались внутрь. Весь вечер Гретту поили пряным вином, заставляли «поститься» на мёде, орехах и диких яблоках. Будь на её месте человек во вменяемом состоянии, он бы обязательно подумал, что его готовят на убой, как свинью, но Гретта с пьяной расслабленностью внимала каждому приказу. Во время омовения и смазывания тела дурманящим маслом её охватила ещё большая блаженная нега. Гретта почувствовала, как эльфка принялась водить по её рукам кистью. И вырисовывать чёрной краской, склизкой, как яичный белок, причудливые узоры. Запахло пряными травами. Аскетичное убранство помещения напоминало Гретте греческий храм. Здесь были резные колонны, в чашах тлели благовония, чей запах ударял в голову и лишал мысли чёткости. Она уже не шла — плыла в одиночестве на звук сладких перешёптываний и особенно яркого света, льющегося из центра зала. Тянулась немногочисленная мебель: каменные скамьи, скрытые ложа и одинокие столы, уставленные чашами с фруктами и кувшинами вина. В глубине храма шла оргия, в которой участвовали мужчины и женщины, эльфы и люди. Всё происходило будто в замедленной съёмке. Глаза участников обряда были затуманены, рты приоткрыты. В движениях мужчин читалось благоговейное раболепие перед каждой присутствующей там женщиной. Одни пары уединялись в отдалённые неосвещенные участки храма, другие же предавались распутству у всех на глазах. Это никем не порицалось, никак не обсуждалось. И в глазах Гретты не было укора. Взгляд её был лишён сознательности. Ничто не указывало на то, что она способна внезапно прийти в себя и броситься на поиски выхода. Её лицо уже давно покрыл румянец, но не смущение было тому причиной, а вино. Двое мужчин в набедренных повязках сидели на каменной скамье в ожидании подходящей пассии. Заметив вошедшую Гретту, они жестом поманили её, подзывая к себе. Она не сопротивлялась.Трек к отрывку: Distant Ocean Jet
— Прочь, — среди окруживших её мужчин внезапно возник Иорвет, расталкивая их, — она моя. Dh’oine, — его голос задрожал то ли от с трудом сдерживаемой злобы, то ли от волнения, — за мной, beanna. Он действительно пришёл за ней, или это наваждение от витающих в воздухе благовоний? Зачем? Чтобы спасти? D'yaebl его дёрнул пойти на поводу у чувств, не поддающихся объяснению. Эльф не понимал и всё твердил про себя: «какого-я-делаю-это-bloede-просто-зачем?!» Ведь повязка на его теле была такой же, как и у других. Мысли осиным роем носились в голове, жалили сознание, эхом повторяли одну и ту же фразу: «она моя, она моя, она моя». Иорвет сжал её предплечья и с силой притянул к себе. Вставая, она пошатнулась и упала ему на грудь. Но он не оттолкнул, как поступил бы раньше. С наигранной лаской обнял хрупкие плечи, прикрытые шелковым балахоном, и повёл девушку за собой. Да, он был с ней нежен, но не ради неё. Эльф всего лишь следовал плану, чтобы все, кто их видел, поверили в то, что вскоре услышат. В тени могучих колонн он нетерпеливо выпустил её из объятий и припёр к стене, вжав девушку лопатками в холодный камень. Удар пролетел у её лица. Костяшки разбились о гранит, окропив его кровью. Иорвет не промахнулся и не хотел ударить. Он желал показать, как ненавидит всё, на что она его обрекла. Как нестерпима мысль о том, что надо отдать её другим. И мучительно унизительна перспектива самому овладеть ею — а ведь теперь избежать этого он не имеет права! — Dh’oine, — тихо прорычал Иорвет ей в лицо. Его горячее дыхание контрастировало с холодной стеной. Опьянённая тошнотворным приторно-сладким варевом — которое он сам не выпил только хитростью, — она вдруг потянулась к нему. Коснулась тонкими пальцами голого торса, собирая капли пота с широкой груди. Нет. Иорвет сильнее и не поведётся на этот морок. Перед ним dh’oine. Dh’oine, dh’oine… Хлёстким ударом он убрал её руку. Хотел что-то сказать, но вместо этого лишь схватил девчонку за скулы, вдавливая пальцы в нежную кожу. Она простонала от боли. Услышав это, Иорвет просиял. Как раньше ему в голову не пришло? Совершенно не надо спать с ней, чтобы заставить стонать. Пощёчина отрезвила девушку и оставила на её лице красную полосу. Затем последовала вторая, от которой перехватило дыхание. Резким рывком эльф разорвал ткань по шву, оголяя бюст, живот и пах. Ухватил её за грудь, сжимая соски. По телу прошла волна сладкой боли. Иорвет не понимал, что это: вино, опьянившее её, запах масел на нежной коже, или наслаждение от прикосновений. А может, ей нравится боль, к которой она привыкла? Или всё вместе. Он не знал, но ему было плевать. Всё, что он мог, — это отчаянно сопротивляться примитивным порывам и делать всё чётко по плану. — Tak [да]… — простонала она на родной речи, — więcej [ещё]… — и он внял её мольбам, хотя не понял ни слова. Резко и с силой развернул девушку к стене, окончательно сорвал болтающийся на ней балахон и кинул его под ноги. Впился пальцами в молочную кожу, оставляя алые следы, тянущиеся от лопаток до ягодиц, касаясь шрамов от плети. Сжал тазовые косточки, впившись ногтями в лобок. Ухватился за бёдра и, стискивая мягкую плоть, оставил синяки на нежной коже, вырвав из её горла новый стон. Удары смогли чуть отрезвить её, и, похоже, теперь она понимала, что стоит перед ним обнажённая. Сгорая от стыда, девушка прикрыла голую грудь. С каждым его касанием ладони сами сжимались, лаская набухшие соски. Шлепки, удары, царапины — всё пробуждало в девичьем теле ранее незнакомую истому, страсть и удовольствие. Иорвет вошёл во вкус. Его идея нравилась ему всё больше, а звонкие вскрики лишь подтверждали гениальность плана. От вскружившего голову запаха благовоний, гордости и власти он потерял чувство меры. Ему хотелось узнать, что ещё он может с ней сделать, насколько далеко способен зайти и до каких пор она продолжит стонать. Он отходил её по ягодицам, словно хотел покарать за непослушание. Схватил за волосы, как за узду. Намотал их на руку и потянул девчонку к себе, заставив её выгнуться колесом. Эльф смотрел, как она цепляется за щели в стене, чтобы не упасть, почти укладывая голову ему на плечо, ведь её лицо было почти напротив его. O, Dana… Он приблизился к её шее и впился зубами в подрагивающую жилку, словно желал отведать крови, болезненно вжался губами в тонкую кожу. Она заскулила. Долго, протяжно и громко. От наслаждения девушка забилась в его руках. Дрожь и судорога прошли по её телу, пальцы на ногах поджались от удовольствия. Во время чувственной пытки дыхание стало поверхностным и частым, а теперь каждый глоток воздуха отдавался болью за рёбрами. Bloede… Но он же не пил ту же дрянь, что и она! Так в чём же дело? Может, всему виной воздух? Эти сумасшедшие еретики точно жгут здесь споры каких-то галлюциногенных грибов. В голове такой бедлам. Оторвавшись от шеи, он снова развернул девушку лицом. Одежда её сползла к ногам, спутавшись у ступней. Она хотела что-то сказать, но Иорвет не желал слушать. Нетерпеливо сдавил ей рот, и пальцами свободной руки по очереди оттянул соски. Сжимая, теребя, выкручивая. Губы горели, его снедало желание вновь укусить. Он схватил её за горло и задумался: куда же? Руки и ноги? Так поступают лишь псы. Грудью он побрезговал, ведь ею она будет вскармливать своих детей. Думал впиться в вену, подрагивающую от возбуждения и удушья, но девчонка снова попыталась что-то сказать. Уже поздно, beanna. Поздно строить из себя недотрогу. Такой уж ты на поверку не оказалась. Поговорим, когда протрезвеешь и снова начнёшь плести байки про того единственного, о котором мечтаешь. Вот это будет зрелище. Но девушка снова попыталась прервать ход его мыслей. Алые губы раздражали эльфа и тянули, словно магнит. Он определился с целью и открыл рот, приближаясь к её лицу. Сжал нижнюю губу зубами и чуть оттянул. Девчонка захныкала от удовольствия, потянулась к эльфу на цыпочках и языком тронула его губу, а потом проникла в рот. Иорвет резко отпрянул. Отёр рот рукой, но всё равно почувствовал вкус её крови и слюны. Что же он наделал? Он же сам было чуть не поцеловал её… Коснулся этих губ, прокусил их до крови и позволил залезть грязным языком к себе в рот. Иорвет чуть не потерял голову. От душащего дурмана, масел. Bloede храм! Bloede Eletel! Bloede dh’oine!