Проклятые

«Умирать не страшно. Умирать обидно. Но еще обидней — прожить пустую жизнь, в которой не было радости преодоления препятствий и преодоления самой большой трудности — себя» Александр Вяземка

      Поначалу путники мчались во весь опор, но вскоре лошадь начала стричь ушами и трясти головой, заметно сдав в скорости. Принявшись то переходить с рыси на шаг, сбиваясь от невнятных указаний всадника, то вилять из стороны в сторону. Дождевые струи и ветви хлестали девушку по лицу, заставляя жмуриться. Гретта не понимала, что происходит: прежде Иорвет казался опытным наездником, а сейчас его будто подменили, и кобыла не слушалась. Неожиданно девушка почувствовала, как рубашка её взмокла от крови раненого эльфа, сидящего позади.       — Командир? — с опаской обернулась Гретта.       — Нормально, — уклончиво ответил Иорвет, крепче перехватив поводья и тем самым непроизвольно прижав девушку сильнее к себе.       Кровь, текущая по спине, не давала поверить его словам. Взор эльфа казался девушке затуманенным, невидящим, «пьяное вождение» нагоняло на неё страх. Она невольно впилась обломанными ногтями в луку седла.       — Куда мы едем?       В ночном лесу можно было услышать всё: неровное перестукивание копыт, уханье совы, немой разговор деревьев. Что угодно, только не ответ на прозвучавший вопрос. Вместо того чтобы отозваться, скоя’таэль опустил подбородок Гретте на плечо. Она вздрогнула от внезапного прикосновения, заставив Иорвета очнуться и отпрянуть. Это повторилось ещё пару раз: эльф то утрачивал бдительность, то одергивал себя, пытаясь совладать с накатившей слабостью. Однотипные пейзажи то и дело повторялись, и Гретта убедилась в том, что лошадь бесцельно слоняется по лесу, наматывая круги. Никакого ориентира не было, всадник угасал на глазах. И девушка отчётливо ощущала беспокойство. Усиливающееся ещё и оттого, что кровь эльфа пропитала всю её рубашку. Иногда из леса доносился случайный шум — вой зверя или клич пролетающей над сумрачными деревьями стайки дроздов. Иорвет отчаянно пытался остаться в здравом рассудке, снова и снова направляя лошадь в нужном направлении, но руки его не слушались и опускались, единственный глаз заволакивала чернота. Эльф начал клониться вперёд, тяжестью налегая на Гретту. Но она изо всех сил подобралась и выпрямилась, послужив Иорвету опорой. Приняв на себя часть ноши и не совладав с напряжением в спине, вдруг согнулась под грузом тела эльфа и обхватила его ладони, держащие поводья. Почувствовав, как ступни её мелко задрожали. Взгляд девушки исступлённо заметался по лесу. Сжимая руки Иорвета всё крепче, она с истеричным ужасом поняла, что, если из них уйдёт тепло, силы тотчас покинут и её.       — Ты не можешь сейчас умереть. Тогда все жертвы будут напрасны, слышишь? Что я буду без тебя делать? Меня же просто убьют…       В голосе Гретты зазвенела тревога, и немыслимым образом Иорвет услышал её слова. Он сильнее сжал поводья, и лошадь повернула в другую сторону. Небо начало светлеть, впереди показались отчётливые очертания укромной поляны. Издалека Гретта сумела смутно различить в полумраке строение, сиротливо прижавшееся к краю дороги. Эльф целенаправленно повёл лошадь в его сторону. Оказавшись у стен покосившейся лачуги, выдохнул и окончательно потерял сознание, навалившись на девушку. Кобыла не выдержала нагрузки: два тела разом налегли на неё, и она попыталась сбросить вес, резко шагнув в сторону. От неожиданности Гретта не смогла удержаться в седле, и они вместе с Иорветом полетели вниз. Раненный скоя’таэль повалился на спину, ударившись лопатками и затылком. Гретта же, падая, инстинктивно выставила руки вперёд, стесав до крови колени и локти. Ошарашенная произошедшим, оставшаяся наедине с умирающим эльфом в мрачном лесу, она почувствовала, как её забила крупная дрожь.       Гретта, парализованная диким страхом, не могла даже заплакать, разум её был сбит с толку. Она взглянула на Иорвета и вздрогнула от увиденного, как от пронизывающего ветра. Сквозь броню эльфа проступала кровь, кожа его была бледной, словно у мертвеца, а во взгляде застыла оглушающая боль.       Сейчас некогда вспоминать о слабости. Не время опускать руки. Она должна быть сильной. В ней нуждаются.       Прижав руку к груди, словно пытаясь удержать выскакивающее от волнения сердце, девушка бросилась к двери. Сквозь маленькие оконца в хижину почти не просачивался свет, ставни покрылись густой паутиной. Гретта, позабыв о манерах, ворвалась в клетушку и стала кричать о помощи. Но ответом снова была лишь оглушающая тишина на фоне неспящего леса. Маленькую, беззащитную девушку охватила кипучая злость, обуяла обида на всех и вся за вопиющую несправедливость. Гретта изо всех сил сжала кровоточащие ладони. Как её могли оставить одну?       Но неожиданно внутри загорелось пламя адреналина. “Борись или беги”, — завопило подсознание девушки. Внимание её обострилось, зрачки расширились, сердце учащённо забилось о грудную клетку. Теряя себя в потоке этих неутихающих чувств, Гретта выбежала наружу и помчалась к командиру. Нагнулась и с необычайной легкостью, появившейся в тонких руках, взвалила эльфа на себя. Сделала несколько шагов и остановилась. Мышцы её заныли от тяжести, и девушка рухнула наземь, разбив подбородок. С губ Иорвета сорвался мучительный стон. Но Гретта не собиралась сдаваться. С трудом выбравшись из-под навалившегося тяжестью тела эльфа, она снова попыталась перехватить его, но внезапно поняла, что выбилась из сил. Тогда девушка схватила Иорвета за руку и с неимоверным напряжением поволокла его по земле, затаскивая в хижину. Получилось.       От нагрузок стало тяжело дышать, но времени думать об этом не было. Гретта принялась озираться по сторонам. Единственную комнату лачуги освещал бледный луч рассветного солнца, и взгляд девушки хищным ястребом вцепился в ведро с водой. На полу обнаружился соломенный спальник, до которого она дрожащими руками дотащила эльфа. Чтобы снять броню, пришлось повозиться и потратить много времени. Нетерпеливо задрав некогда белую рубашку Иорвета, Гретта обнажила торс. Тонкие струйки тёплой крови стекали по шее, по животу эльфа. Выливая воду прямо на пол, Гретта принялась отмывать ладони, после падения сделавшиеся буро-чёрными от грязи и крови. Затем твёрдыми руками уверенно достала из кожаного чехла нож и обрезала вокруг нарыва мёртвую плоть, заставив эльфа поморщиться от боли. После чего выпотрошила от мха недавно сделанную прокладку, смочила в воде и промыла с её помощью рану от грязи и спёкшейся крови. Чувствуя, как кожа Иорвета пылает жаром. Со лба командира тёк холодный пот, впитываясь в карминовую повязку. Гретта истратила остатки своего лекарства, густо увлажнив им руку, и погрузила пальцы в рану, обрабатывая её. Молясь на эту мазь, как на божество, ведь в своё время она залечила даже рассечённую спину девушки. Но сейчас перед ней было кровоточащее месиво из мышц и кожи эльфа. Одного бальзама недостаточно. Чертовски недостаточно…       В отчаянии девушка хотела было опустить руки, но вдруг её озарило, и она стрелой вылетела за дверь. Вокруг хижины, у кромки леса, росли сосны, сочившиеся живительной смолой. Ею Гретта и поспешила воспользоваться. Вернувшись обратно с липкими от тягучего сока руками, она запечатала рану эльфа, а остатки смолы, перемешанной с кровью, вытерла о рубашку. С трудом оторвавшись от гипнотизирующей дыры, девушка снова принялась осматриваться в поисках какой-нибудь ткани. И наконец увидела у стены деревянную лавку, на которой грудой валялись впопыхах брошенные вещи. Вытащив оттуда несколько разноцветных и чистых с виду тряпок, девушка принялась рвать их на лоскуты, помогая себе ножом. При перевязке ран Гретта, как ни пыталась, не сумела приподнять мужчину, чтобы завязать самодельные бинты. Вместо этого она дрожащими от беспокойства руками наложила повязку на рану и подоткнула края лоскутов за спину эльфа.       Это всё, что она смогла.       Вконец обессилев, Гретта рухнула на плечо командира. С затаённым страхом она позволила себе второй раз за всё это время взглянуть на его лицо. Иорвет лежал молча и неподвижно. Менее безжизненной не могла бы показаться даже скала: в нем не дрожал ни один мускул, не шевелился ни один волосок, веко застыло в неподвижности. И все-таки каждая капля дикой крови в этом теле волновалась так, что девушка не теряла надежды; каждый нерв, каждый фибр в мускулах был натянут как стальная проволока. Иорвету были знакомы муки ранения. Его шею и бока покрывала густая вязь шрамов. Ему не привыкать.       У Гретты больше не было сил сопротивляться нахлынувшей слабости. Тело девушки изнывало, подёргиваясь в нервных конвульсиях. Разум, омрачённый потерями, болью и страхом, переутомился настолько, что в голове не находилось места мыслям. Надежды и молитвы остались невысказанными. Глаза застилала темнота, хотя солнце уже давно взошло. Лишь один свет по-прежнему оставался ярким — неуправляемый, взбалмошный сам-себе-на-уме Иорвет. И всё-таки Велиар оказался прав. У Гретты был один бог, как бы пошло, нарочито пафосно это ни звучало. Организм её выбился из сил, и девушка принялась медленно погружаться в спасительное безмолвие, во тьму и спокойствие. Туда, где не было смертей, монстров, погонь и рек крови. В пустоту.       Она проснулась от назойливо светивших в лицо солнечных лучей. Отвратительное ощущение, словно девушка оказалась в приёмной травмпункта посреди ночи. В голове одно за другим проносились воспоминания: костёр… Велиар… чужая кровь… эндриаги… крики жертв… потери… погоня… Иорвет… Жив ли он? Гретта видела, как его грудь неспокойно вздымалась. Эльф что-то говорил, едва слышно, слов было не разобрать. Девушка помассировала виски, растрепав спутанные после сна волосы. Что делать? Она попыталась сориентироваться в пространстве. Вспомнила, что находится в заброшенной хижине. Здесь наверняка можно найти что-то полезное, Гретта была в этом уверена. Она села на пол, ссутулившись и склонив голову. Какова вероятность того, что она ошиблась и сделала только хуже? А стоит ли вообще... спасать эльфа? Во рту образовалось горечь. Девушка сглотнула ядовитую слюну. Неблагодарная дрянь, Гретта. Иорвет неоднократно рисковал жизнью ради неё. Но что, если Велиар сказал правду, и подлый лжец избавится от девушки, как только она станет ненужной? Зачем ему Гретта? Надо срочно седлать лошадь и бежать. Путь свободен. Теперь наверняка получится.       Но она не могла усмирить разбушевавшуюся бурю сомнений. Раньше Гретте внушали — и она почти поверила, — что Иорвет гарант её защиты. Однако сейчас именно ей предстояло взять на себя роль оберега ценой собственной свободы. И всё же каждая из этих вожделенных ценностей теряла смысл без жизни эльфа. Потому что теперь они были взаимосвязаны как никогда. Оставить раненого не позволяла совесть. А предпринимательский опыт настойчиво твердил, что, как бы девушка ни барахталась, исход будет один. Ездить верхом она, увы, не умеет. И даже несмотря на уроки выживания, преподанные Иорветом, не сможет в одиночку справиться с врагами. О боже. Эти мысли так походили на отговорки перед собой, что девушке стало тошно. И вдвойне отвратительнее от того, что строить из себя хладнокровную эгоистку уже не осталось сил. Гретта хотела спасти командира не для того, чтобы выслужиться. Не ради оправдания его доверия. Эльф стал нужен сам по себе. Он лежал с практически вывороченными из разверстого живота внутренностями. Молча, не в силах даже открыть рот. А она чувствовала, что душу её вывернуло наизнанку. Никто не нуждался в друг друге настолько, как эти двое. В голове девушки звучал неутихающий гул мыслей. Надо бороться. Нельзя сбегать.       Гретта приподнялась на ватных ногах и настороженным взглядом осмотрела помещение. Стены даже при дневном свете казались тёмными, покрытые толстым слоем многолетней копоти. Низкий потолок тоже был угольно-чёрным, к тому же кое-где проглядывали прорехи. Вопрос «как в заброшенной лачуге оказалось заполненное ведро?» отпал сам собой. Предстояло только молиться, чтобы дождя не было. Возле двери был сложенный из камней очаг, в котором покоился пепел давно потухшего костерка. Светце со вставленной в него одинокой лучиной освещало жильё. Вдоль стен тянулись полки, заставленные берестяной посудой. Осмотрев её, Гретта обнаружила изъеденные насекомыми остатки пищи, происхождение которой осталось загадкой. Зато в хорошем виде сохранились орехи. Позаимствовав камень из печи, юная мародёрка расколола твёрдую скорлупу. Большая часть ядер иссохла и по виду напоминала изюм. Девушка с опаской забросила их в рот и сморщилась от горечи. Жаль. Тогда Гретта двинулась к широкой лавке, на которой кучей лежало тряпьё. И, просмотрев ткани, отобрав самые пригодные, отложила их в сторону. У стен хижины стояли небольшие берестяные короба. Заглянув в каждый из них, Гретта обнаружила внутри чугунные сковороды, котелки и другую посуду. Выйдя за дверь, она заметила долбленое корыто, доверху наполненное дождевой водой.       Лошадь нашлась за домом жующей сочную траву, которой поросло здесь всё. Стоило девушке только потянуться к седлу за вещами, как кобыла взбрыкнула, забеспокоилась. Стало заметно что каждое движение причиняет ей боль. Гретта с опаской приблизилась и осторожно ослабила вьючные ремни, сняла переметные сумы. Расседлать лошадь оказалось труднее, чем выглядело на первый взгляд, но девушка справилась. Кобыла недовольно ударила копытом по земле, когда Гретта аккуратно погладила напряжённую мускулистую спину. Из-за того, что на лошади всю ночь оставалось седло с затянутой подпругой, на шкуре появились потёртости. Привязав животное к бревенчатому торцу дома, Гретта отправилась на поиски веток и трута для костра. А по возвращению тщательно обыскала снятые с кобылы сумы, позаимствовав оттуда бечёвку и кремень. В доме не было ни грана, ни капли. Чем кормить Иорвета, когда он проснётся ослабшим и измождённым? Что, если он ещё долго не будет просыпаться и умрёт от обезвоживания? Как его напоить? Это невозможно. Он же подавится и задохнётся. Однако Гретта генерировала идеи со скоростью ветра. И решила обтереть губы эльфа мокрой тканью — пусть это мало чем могло помочь, но так девушке было спокойнее. Несколько позже она отмыла с его груди засохшую кровь и сменила повязку. Он прерывисто дышал, от кожи веяло неприятной прохладой. Гретта осторожно потянулась ко лбу лихорадящего Иорвета и в спешке отдёрнула руку, словно прикоснувшись к кипятку. От такого перепада температур становилось не по себе. Организм эльфа отчаянно боролся за жизнь. Оставалось только ждать. Боже… Каким же мучительным было это ожидание!       Терять время впустую значило подписать себе смертный приговор. Без еды, воды и тепла им не выжить. Запасы в корыте иссякнут всего за несколько дней, надеяться на дождь было верхом глупости. Где же взять воду? Придётся идти в лес. От мыслей об этом девушку прошиб холодный пот. Господи, пожалуйста… Укажи путь к реке — или нет, хотя бы к жалкому ручейку. Она же просит немногого.       Молитвы Гретты были услышаны, когда она, вооружившись перевешивающим её эльфским мечом и пустым казаном, отправилась на поиски воды. Неподалёку отыскался студёный ручей, сбегавший с небольших холмов, питавший почву. Осмелевшая Гретта, загнанная в ловушку, уже была готова идти напролом. Тащить на хрупких плечах непомерно тяжёлый груз было адски трудно, но девушка не отчаивалась. Казалось, напади на неё сейчас хищник — она стала бы обороняться столь остервенело, что походила бы на разъярённую львицу. Сердце билось так, что, казалось, способно было проломить рёбра. Его объял мучительный страх, который могла укротить только неистребимая вера.       О воде можно не беспокоиться. Но как себя прокормить? Бежать вдогонку за лесными зверями, размахивая мечом, в надежде их зарубить? Подстреливать дичь из лука, не будучи уверенной в том, что не попадёшь себе в ногу? А как это вообще — охотиться? Какими навыками и знаниями нужно обладать, чтобы не подохнуть в глуши от голода? Почему её никто не брал на охоту? В голове Гретты зазвучал собственный голос, пропитанный ядом: «Они все считали тебя слабой». Плечи возмущённой девушки неспокойно вздымались. Она снова по привычке скрестила на груди руки. Если скоя’таэльский командир с подобным жестом ограждался ото всех, то Гретта искала защиты. Она уже давно вернулась, и взгляд её бегал по помещению хижины, цепляясь за всё подряд до тех пор, пока в голове не всплыла логическая цепочка: бечёвка — палки, палки — бечёвка. Узлы. Удавки. Ловушки. Она должна их сделать. Предпринять хотя бы одно усилие.       Уже стояла глубокая ночь, а Гретта по-прежнему пыталась соорудить хоть что-нибудь из имеющихся материалов. Языки пламени небольшого растопленного костра в печи жадно поедали собранный хворост и клянчили добавки. Перетасовывая палки и верёвки, извращаясь так и этак, женская версия Робинзона Крузо билась за своё право на жизнь. Выходило из ряда вон плохо. В итоге девушка рассвирепела, сбежала с поля боя, забилась в угол, и, опустившись на колени, принялась утирать струящиеся по лицу слёзы. Измотанная от постоянной беготни и перегрузок, она, несчастная, там и уснула.       Новый день начался не лучше предыдущего. Иорвет всё ещё лежал в отключке, а шея и поясница скорчившейся в углу Гретты затекли от неудобства. Из этого положения можно было извлечь лишь один плюс: спасибо, что не зима. Кое-как выбравшись из своего убежища, девушка первым делом бросилась к эльфу. Удостоверилась, что дыхание его выровнялось, а руки налились теплом — это не могло не радовать. Сердце и душа её слепо верили, что всё рано или поздно будет хорошо. И с этой надеждой Гретта начала новый день. Схема предстояла та же: позаботиться о ранах эльфа, собрать дрова, натаскать воды, пытаться выдумать ловушку. Задача немного облегчилась, ведь уже было известно, куда идти и что делать. От безысходности даже сгнившие орехи шли на ура. Благо хватало ума не наброситься на первые попавшиеся в лесу растения. Когда со всеми первостепенными задачами было покончено, всё пришло на круги своя. И в очередной раз Гретта опустилась на корточки возле огня, пытаясь соорудить что-то дельное. Теперь она решила добавить опоры — в ход пошли стены дома. Она пришла в неописуемый восторг при одном взгляде на то, как удавка затянулась на руке, — механизм сработал!       Так прошёл новый день. Затем ещё один. И ещё. И ещё.       Через маленькие окна в комнату проникало солнце, разделяя лучами на яркие квадраты пол и подсвечивая висящую в воздухе пыль. Сквозь ветхие стены крохотной хижины слышались трели птиц и шелест листьев. Иорвет распахнул глаза и упёрся взглядом в дырявый потолок. Сознание его балансировало между непониманием, которое вызывало всё происходящее, и острым чувством тревоги. Однако затем он почувствовал чьё-то холодное прикосновение к щеке. Левое плечо онемело, хотя командир продолжал чувствовать тепло, впитывающееся в рубашку. Видимо, девчонка беззвучно плакала. Эльф в неприятном подозрении склонил голову набок и уткнулся носом в копну запутанных тёмно-медных волос. Почувствовал облегчение, вдруг сменившееся беспокойством. Когда в запахе свежего леса и костра, исходящего от её кудрей, он уловил кровь. Иорвет попытался приподняться, но острая боль пригвоздила его обратно к тюфяку. Он вспомнил, как грудь его пронзило клешней эндриаги, словно раскалённое лезвие прошло между рёбрами и едва не затронуло сердце. В пылу сражения скоя’таэль даже не понял, что случилось. Поначалу он продолжал стоять и отражать мечом новые атаки, но чуть позже, на подходе к лагерю, его окутало странное тепло. Будто несколько минут на рану лили тонкую струю воды. Шок тянулся довольно долго, но, проехав небольшую часть пути, эльф ощутил внезапно вспыхнувшую адскую боль. Она остро пронзила рану, охватив онемением тело. Командир чувствовал, как в мышцах разливается слабость, как вытекает кровь. Голова его кружилась, и он с трудом держался в седле. Пальцы начали сжиматься, Иорвет не мог ими пошевелить. Он знал: если забудется — умрёт, но ему очень хотелось отключиться. Осознание, что от обморока его удерживало только желание отвезти девчонку в безопасное место, отозвалось новым приступом головокружения, а позже и недовольством.       Совсем рядом раздался шорох. И взгляд заплаканных небесно-голубых глаз встретился с другим — взволнованно-недоумённым. Dh’oine нервно прикусила губу и прикрыла веки. Эльф почувствовал растущее напряжение в её теле и в ответном молчании проследил, как девушка тяжело, медленно поднялась и, шатаясь, направилась к выходу. Как только дверь закрылась, размеренную жизнь дневного леса потревожил всё это время сдерживаемый гортанный крик.       — Истеричка ненормальная, — громко, во всеуслышание, подытожил раненый скоя’таэль.       Внезапно навалилась тяжесть. Похожая на то мучительное ощущение, когда только проснулся, но уже устал. Приступы тошноты, вспыхивающая при каждом движении боль, вялость и бледность — это всё было про него. С большим усилием Иорвету удалось приподняться и опереться о стену. Дверь отворилась, и в комнату на коленях вползла измученная девушка. Два голоса внезапно столкнулись, перебивая друг друга:       — Ты ранена?       — Как ты себя чувствуешь?       В глазах обоих мелькнула растерянность. Первой не выдержала девчонка, стыдливо потупившись. Иорвет не смалодушничал и молча посмотрел на девушку, оглядывая её с ног до головы, оценивая состояние. Всё будто бы пропиталось кровью: шея, руки, одежда, — просто бери и выжимай. Даже на её бледном лице виднелись кровавые разводы, а уголок подбородка покрылся коричневой корочкой. Ткань на коленях и локтях была разорвана, обнажая ушибы и кровоподтёки. Под глазами отчётливо виднелись набрякшие мешки и чёрные круги.       — Со мной всё хорошо, — убеждённо сказала девушка, и эльф прекратил её разглядывать, — я думаю, нам нужно сменить твою повязку. Ты же не против?       Иорвет усмехнулся, отвернувшись. «Повязку?» — пронеслась в голове мысль. Он с недоумением коснулся лба и нащупал всё ту же старую ткань. Затем перевёл взгляд на пульсирующую болью грудь и уставился на обвисшие края импровизированных бинтов.       — Это ты называешь повязкой?       Но в ответ послышался лишь испуганный вскрик. Dh’oine прижалась спиной к двери и, жмуря глаза, отворачиваясь, указала в угол лачуги.       — Хочешь сказать, что только заметила?       В комнате их оказалось трое: измождённая потрясениями девушка, раненый Иорвет и безымянный скелет, подобравший колени к груди, лежащий на левом боку. Опомнившись, бедняжка поняла, что никто не поспешит ей на помощь, и обвела коморку беглым взглядом. Через минуту порванное тряпьё со скамейки полетело на скелет, прикрывая его. Раздался звук вялых, дающихся с трудом аплодисментов:       — Идеальный пример того, как люди решают свои проблемы, — съязвил эльф. — Скажи, ты действительно всё это время его не замечала?       Девушка, широко распахнув глаза, посмотрела на Иорвета, словно пытаясь прочитать по лицу, говорит ли сейчас в нём злость на весь человеческий мир или так он справляется со своей болью. Но увидела лишь меланхоличную маску неисправимого циника. Опять.       — Ты всегда такой, когда твоя жизнь висит на волоске?       — А ты внезапно захотела узнать меня получше?       Даже не пытайся. Не делай из него кого-то другого. Beanna пожевала губу, озабоченно осматривая повязку, перепачканную смолой. Крови больше не было.       — Ио…       Тот, чьё имя едва не прозвучало в заброшенной хижине, сложив руки под грудью, склонил голову набок. Во взгляде его мелькнула неприязнь.       — Командир?.. — тихо позвала девушка, заглядывая в измождённое лицо.       — Que [что]?       Вопрос прозвучал безучастно, но сердце эльфа все равно против воли заколотилось в неясном беспокойстве.       — Нужно обработать рану и наложить новую повязку, — она сделала первый несмелый шаг к нему навстречу.       — Да ладно, beanna? А я и не заметил. Обойдусь без твоей помощи. Займись лучше собой, на тебя без слёз не взглянешь.       — Так не смотри!       Похоже, ей было неприятно. Интересно. Это из-за внешнего вида? Потому что он видел её такой? Знала бы, что, вымытая и причёсанная, всего пару месяцев назад она вызывала в нём приступ тошноты. А сейчас… лишь равнодушие. Её жалкая попытка выглядеть самоуверенной и не показывать обиду с грохотом провалилась.       — Я не могу, — буднично ответил эльф, — с моей стороны это было бы весьма опрометчиво.       — С чего бы вдруг? — огрызнулась девчонка.       — Мы одни, dh’oine. Вчера я потерял всех, кому мог довериться, а значит, в любой момент мне следует ожидать ножа в спину.       Девушка с досадой повела плечами, поднялась на носки, вытянувшись во весь рост. Словно разъярённая кошка, которую дёрнули за хвост, она приготовилась к прыжку. “Это было не вчера”, — догадался эльф. Ну а сколько же времени прошло?       — Ножа в спину? Ты серьёзно? Чёртовых пять дней одиночества с умирающим на руках, — в той же манере сложила руки на груди девушка, закрываясь. — Представь себе, ты лежал без сознания пять дней! А твоим ножом я разрезала бинты. Я выбрала тебя, когда меня позвал Вернон Роше, хотя даже не знала о том, что выбора нет. А потом Велиар сказал, что ты таскаешь меня за собой только из-за какого-то проклятия. Уверена, ты бы с лёгкостью от меня избавился. И что? Я всё ещё здесь. Стою, предлагаю помощь, а ты что делаешь? Насмехаешься надо мной? Разве я не заслужила благосклонности? Где моё доверие, я спрашиваю? Да я долбаный Хатико, понятно?!       Иорвет продолжал сидеть с отрешенным видом, рассматривая ногти, будто бы происходящее его не касалось.       — Интересно, была бы ты так остра на свой мерзкий язычок, если бы я сейчас стоял рядом?       Рассерженная, она вмиг растерялась, но головы не потупила. Его нескончаемые угрозы всегда действовали на девушку отрезвляюще, но не сейчас, когда она набралась достаточно безрассудства для того, чтобы дать отпор.       — Давай проверим, — не унимался эльф, с решимостью приподнимаясь со спальника, превозмогая боль.       — Стой! Нет!       От увиденного девушка напряглась, быстро подскочила к потенциальной угрозе, надавила на плечи Иорвета, заставив его принять прежнее положение. Холодные пальцы вмиг сомкнулись у неё на затылке, сдавливая шею. Эльф потянул голову девушки на себя:       — Будь хоть раз честна со мной и ответь: ты же делаешь это просто для того, чтобы спасти свою жалкую шкурку, да, beanna?       От большого давления на шею она повалилась ему на ноги, не в силах отстраниться и продолжая держаться за его плечи. Самоуверенный взгляд Иорвета горел укором, не терпя возражений, и девушка не выдержала, опустила глаза. Поджала губы, зажмурилась. А ему стало больно от невозможности заглушить щемящее, острое чувство непринятия в сердце.       — А тебе так трудно поверить в очевидное? — прошептала девчонка.       Он чувствовал, как кожа раскаляется под её ладонями. Beanna неловко скользнула взглядом вниз и, смущённо потупившись, уставилась на его шею. Где витиеватые узоры плетёных лоз слишком остро подчёркивали нездоровую худобу.       — На что ты смотришь? — обратил на себя внимание эльф, заметив перемены в её лице.       От его пристального взгляда щёки девушки зарделись румянцем, выдающим глубокий стыд и отчаянное смятение.       — Я просто… Мне некомфортно… — Бровь Иорвета в удивлении изогнулась.       Эльф коротко втянул воздух и задержал дыхание. После чего прикрыл глаза и постарался придать лицу невозмутимости, разжав пальцы, впившиеся в тонкую шею девушки.       — Слезь с меня.       — Прости, — всполошилась она и поспешила исполнить приказ.       Умолкнув, beanna в выжидании уставилась перед собой. Эльф безразлично перевёл взгляд на лохмотья повязки. Потянулся к серому лоскуту и дёрнул его в сторону. С губ Иорвета сорвалось болезненное шипение.       — Не трогай, сначала нужно смочить, — предостерегла девушка, касаясь его руки.       Взгляд пронзал её насквозь. И ничего. Никаких эмоций. Но ведь это неправильно, он должен разозлиться, отдёрнуть руку и прошипеть проклятие. «Проклятие», — только и смог прорычать сквозь зубы Иорвет, когда девушка осторожными движениями размочила повязку, медленно сняв её.       — О, Dana, что это за дрянь? — уставился эльф на небольшую дыру у себя в груди, замазанную коричневой массой.       — Смола-живица, только и всего. Ещё мазь использовала, которую мне Марелет дала, — невозмутимо ответили ему.       И он почувствовал, как напрягается её рука, касающаяся его груди. Иорвет отвернулся, старательно отгоняя размышления о том, как правильно он должен поступить и как поступает на самом деле.       — Зачем всё это?       — Мазь — это единственное, что у меня было. А смолой мне дедушка как-то ранки на коленях обрабатывал, когда я училась ездить на велосипеде и падала.       — Я не об этом.       — А о чём?       — Ты знаешь.       Dh’oine оторвалась от накладывания новой повязки, оставив лоскуток на поверхности, не закрывая края, позволяя ране дышать. Украдкой взглянула на эльфа, ещё долго не находясь с ответом.       — Я не уверена, но… Мне сложно так жить. Не хочешь верить — не надо. Я буду верить. Если тебе удобно обманывать себя и отрицать правду — хорошо. Пусть так. Притворюсь, что я лицемерная, жалкая dh’oine, которую заботит только её жизнь. Поначалу я и вправду держалась за тебя, потому что было страшно. Мне и сейчас страшно, но вместе с тем интересно. Что ещё таится в этом сумасшедшем мире? — губ её коснулась горькая улыбка. — Наверняка здесь есть не только плохое, но и хорошее. Может, мне даже повстречаются драконы. Всё это глупости, я понимаю. В моём мире такого не бывает, наверняка и здесь тоже. Скорее ты посмотришь на меня без ненависти, чем я такого встречу, — она задумалась, в возбуждении заламывая пальцы. — К чему я всё это? Говорить, что мне жаль, что напрягаю тебя своим присутствием, не буду. Для тебя это ложь. Для меня тем более.       И снова повисла затяжная пауза. Девушка в нетерпении похрустывала пальцами, будто решаясь на самое главное, взвешивая все за и против:       — Я пообещаю, что не сбегу и буду во всём слушаться. А ты взамен пообещай, что не бросишь меня. И… если тебя действительно прокляли, значит, и меня тоже? Так? Скажи. Это касается и меня, я должна знать.       — Я уже говорил, что ты слишком много болтаешь? — слабо возмутился эльф, потирая виски. — Не брошу, нет. Придушу. И обещаний тебе никаких давать не буду. Умоляй меня, beanna, и, может, тогда я смягчусь.       От услышанного Гретта вновь вспыхнула возмущением. Как он может быть таким? Да просто Иорвет мастер манипуляций.       Повисшую в комнате тишину нарушил жалобный крик умирающего кита в животе девушки. От этого ей стало неловко, и она покраснела ещё больше.       — Когда ты ела в последний раз?       — Дня три назад… Но это ничего. Ты как, можешь подняться? Мне нужно кое-что проверить.       Иорвет искренне недоумевал, когда уверенными шагами исхудавшая beanna вела его в глубь леса. Но увиденное заставило глаза ещё больше округлиться. Оказавшись у дерева, разочарованная спутница принялась поправлять силки. Она соорудила что-то наподобие ловушки для птиц, вот только хитрая добыча умыкнула наживку (как выяснилось позже, девушка пожертвовала свои орешки в меду) и смылась. Рядом валялись пёстрые перья, и Иорвет понял, что птица попалась, но ей всё же удалось улизнуть.       — Теперь понятно, почему ты не ела три дня. — В ответ девчонка только возмущённо фыркнула.       Пройдя за ней дальше, командир заметил подъёмную петлю, которая превосходно справилась со своей задачей. Из силков на них перепуганными глазами смотрел заяц. Радость молодой охотницы будто бы передалась эльфу.       Она нависла над попавшимся животным и погладила его по коричневой шёрстке:       — Мне очень жаль, малыш… Но либо ты, либо мы, — dh’oine, произнеся это, поднесла нож к шее зайца и замерла. Руки её предательски затряслись. Одно дело сказать, другое — убить. Видимо, вспомнив о Иорвете, стоявшем всё это время за спиной, она выдохнула, зажмурила глаза и полоснула ножом по шкуре.       В её лицо брызнула кровь, окропив одежду.       Сказать, что Иорвет с того момента пребывал в прострации, — ничего не сказать. Гипноз и временное помешательство не оставляли его, когда девушка беспощадно сдирала маленькими руками с тушки зайца меховую шубку. Вкус постного жареного мяса после долгих дней затяжного голода показался ей божественным. О чём она поспешила сказать вслух. Даже несмотря на то, что от съеденной в один присест еды обоих стало мутить, а после прогулок по лесу пришлось искать на ногах клещей. Оно того стоило.       Поражённый произошедшим, но по привычке мастерски скрывая чувства, Иорвет размышлял в углу комнаты после ужина, пытаясь понять: посмотрит ли он на неё когда-нибудь без ненависти? Вполне возможно, ведь Саскию (дракона) она всё-таки встретит. Но прочь предрассудки. О чём речь? Это уже произошло.       Bloede [блядь].