Проклятые

      Дневной свет померк, и сгустились сумерки, водная гладь окрасилась в блестящий чёрный. Одной рукой Иорвет зарывался в волосы Гретты, другой — прижимал её вплотную к себе, стискивая талию. Он дарил ей последний обещанный на сегодня поцелуй. Девушка бездумно, отрешённо от остального мира нежилась в приливах тёплых волн близости. До тех пор пока её не окатило чем-то горячим, скручивающим низ живота в узел. Вслед за этим она ощутила резкий пугающий холод. И то, как из глубины желудка к горлу поднимается тошнота.       Гретта подавила её усилием воли и тут же отпрянула. Прикосновения Иорвета вдруг стали болезненно обжигающими, как будто кто-то сыпал соль в надрезы на коже.       — Что случилось? — приглушённый хриплый голос опалил слух, заставив её дёрнуться в чужих объятиях.       — Я не знаю, — прозвучало слабо и хрупко, словно надломилась и хрустнула тонкая корочка льда. — Мне плохо.       Каждая клеточка и каждый нерв в её теле говорили о том, что нужно бежать. Сердце бешено забилось, едва не прорывая грудь. Стало зябко, и Гретта задрожала. На лбу выступила испарина, девушку снова скрутило.       Иорвет поднялся, потянув её за собой. Она зашаталась на ватных ногах, но ей помогли устоять, придерживая за локоть. Прикосновение вызвало невнятную тревогу, заставив резко отдёрнуть руку и отойти на пару шагов.       — Зато я знаю, — Иорвет склонил голову к плечу, складывая руки на груди. Некоторое время он смотрел на Гретту молча, не шевелясь. Что закономерно нагнало ещё больше ужаса. Где-то в глубине души она уже догадывалась, что он скажет. И ощутила страх обличения, как будто с лица сдёрнули маску, выставили напоказ беззащитную суть. Будто превратилась в ещё не оперившегося птенца, которого вот-вот вытолкнут из гнезда, подвергнув смертельному падению. Прошла, должно быть, вечность, прежде чем Иорвет продолжил. За это время Гретта успела сбиться со счёта ударов сердца в горле. — Возомнила себя смелой? Или меня приняла за идиота?       Она прикусила набухшие губы, поспешив отвести взгляд, решительно уверенная в том, что реплики излишни: её разоблачили. Однако даже для неё подобная реакция собственного тела была неприятным и неожиданным сюрпризом.       — Зачем ты вообще это сделала?       Его слова прошлись током по нервам, вынудив хоть как-то расшевелиться. С трудом разжать челюсти и приоткрыть рот, чтобы выдавить жалкое:       — Я…       Внезапное осознание прошибло её насквозь: ответ на вопрос следовало дать в первую очередь себе. Иорвет, как всегда, знал всё наперёд, читал Гретту как открытую книгу. Он не ждал озвучивания очевидного и понятного для него. Это было нужно ей.       Вот только вряд ли язык Гретты повернётся признаться в чём-либо. Вопрос Иорвета таил в себе много больше. Он уличал: к чему напускная смелость и жертвенность? Кому и что она пытается доказать?       Сначала Гретта не знала, что ответить на предложение Иорвета об отношениях. И положилась скорее на веление сердца, хотя разум стоял с табличкой «дура, поворачивай назад». Боясь сделать неправильный выбор, Гретта решила не выбирать вовсе, полагаясь на интуицию и мучительную тягу к мужчине, чувства к которому всегда были неоднозначными. Она рассчитывала проверить. А что, если эти отношения были тем, в чём она так нуждалась? Или даже тем, что было нужно им обоим?       Едва заполучив внимание Иорвета, Гретта поняла, что нашла то, что искала. Получила то, что ждала от него. И в тот же момент стала дорожить связью. Было такое особенно острое чувство, будто она не имела ничего, кроме этой тонкой связующей их ниточки. Отсюда появился вывод о том, что счастье ненадёжно и временно. Внутренний голос требовал решительных конкретных действий. В отличие от Иорвета, Гретта ощущала себя неуверенно и неловко. Понимание того, что она может не понравиться взрослому, опытному мужчине, повергло её в липкий ужас. В голове пронеслись неутешительные сценарии будущего, где он высмеивает Гретту или, насытившись, тут же бросает.       Что ему нравится в девушках? Что нужно сделать, чтобы быть для него интересной? И если его так часто можно было застать в обществе Саскии, значило ли это, что его привлекали женщины смелые и волевые?       Стыдно быть пойманной на отчаянной и глупой попытке притянуть его к себе. Но самое страшное — это стоять напротив, дрожа, потупив взгляд, и ждать вердикта своей дальнейшей судьбы.       Какая же муха её укусила, как угораздило быть такой требовательной и наглой? Мало того что Гретта охотно бросилась в объятия, так ещё и попросила себя поцеловать!       А после едва поборола приступ дурноты.              И всё это Иорвет отлично понимал…              Провалиться бы под землю прямо здесь и сейчас.       — Я не люблю притворства, — не дождавшись мало-мальски вразумительного ответа, Иорвет стал говорить назидательно высокомерно. — Зачем ты пытаешься быть кем-то другим? Устраиваешь мне маскарад, какой-то дешёвый цирк.       Гретта молчала. Ей было нечего сказать.       — Я дал тебе время и свободу действий. Обязательно всё портить? И для чего? Чтобы произвести впечатление?       Его язык был оружием, идеально отточенным лезвием, которым эльф владел в совершенстве. Он безжалостно отсекал всё лишнее, наносное, препарируя чужие души, вскрывая грудные клетки, вынимая дрожащие сердца и кромсая их. Без ножа резал по больному с помощью правильно подобранных, точно бьющих в цель слов.       Щёки Гретты пылали. Иорвет заставлял её чувствовать себя голой. Она была готова сорваться с места и броситься в бег от позора. Но едва сдвинулась с места, как ощутила железную хватку на предплечье.       — Хватит сбегать от меня, — ненавистно прошипел он, сжимая сильнее. — Вечно прятаться за кем-то или чем-то другим, — голос стал сочиться ядом.       Гретта в непонимании нахмурила брови.       — Ты говоришь о ком-то конкретном?       — Угадала. Демонстрируешь чудеса проницательности сегодня?       — Ты совсем? Иорвет? При чём здесь?.. — она хотела сказать «твои вспышки ревности».       Но вовремя смолчала.       — Просто держу в курсе, — Иорвет встряхнул её, сдавливая сильнее, — я в двух шагах от того, чтобы вырвать тебе язык.       Боже. Он даже не отрицал.       У него какие-то особенные неприятные ассоциации с её уходом? Думал, она пойдёт жаловаться Киарану? Или увидел, как Роше мимо пробегал?       Гретта не растерялась, твёрдо вознамерившись сыграть на странном и неожиданном эмоциональном всплеске сумасбродного эльфа.       — А что ты предложишь мне взамен?       И мысленно взмолилась, чтобы Иорвет понял её верно. Она не требовала заменить ей другого мужчину, а просила для себя более приемлемых условий, чтобы не приходилось так часто сбегать.              Чего она ждала? Что он мог предложить? Себя, свою поддержку? Это просто смешно. Представить только, что Иорвет будет с ней носиться…       Он хмыкнул, как если бы подтвердились его ожидания.       — У тебя в роду торговцев не было? — съязвил, задирая подбородок. — Моё предложение — моё покровительство, — сказал он так, будто предлагал самый щедрый подарок.       Девушка опешила, глядя на Иорвета как на загадку природы.       — А до этого у меня его не было? — фыркнула она, морща нос. — В чём выгода?       — В единоличном пользовании.       — С ума сошёл? — голова закружилась, и дыхание спёрло. — Ты всё-таки решил заключить настоящий договор, да? Хочешь, чтобы я позволила тебе мною пользоваться.       Он и вправду предлагал ей себя! С ума сойти, это сон?       — Это равноценный обмен.       Гретта надула губы, складывая руки на груди:       — А без этого идиотского соглашения не предполагается, что я у тебя одна? Порядочность и чувство собственного достоинства не включены в стартовый пакет услуг?       — Ты не возразила на то, что я буду тобой пользоваться. Значит, тебя всё устраивает, — Иорвет пожал плечами. — Без соглашения не предполагается, что ты, — он выделил это слово, — будешь с одним.       Гретта едва не задохнулась от возмущения.       — То есть дело во мне? — она указала на себя пальцем, приподняв брови.       Господи! На этом свете существовало хоть что-то, в чём Иорвет мог быть уверен? Был кто-нибудь, кому он мог довериться? Все эти перестраховки точно не от лучшей жизни. Получается, даже в отношениях он чувствовал себя невероятно уязвимым. Или всё дело в том, что она...       — Это потому что я человек? Для тебя это слово — синоним шлюхе?       Вокруг сгущалась душная тьма, которая полнилась надрывным треском цикад. Лунный свет высвечивал фигуру Гретты. Огромная тень Иорвета оставалась недвижимой и безмолвной.       Не веря тишине, девушка взялась за корни волос, оттягивая их.       — Как же ты решился на такое? — слова, словно тяжёлые камни, с трудом ворочались на языке.       Искоренить предубеждения Иорвета было не так просто. Не возражая, Гретта соглашалась со словами о ветрености и легкомыслии, которые на самом деле были ей несвойственны.       Но у неё не оставалось выбора.              Нельзя заставить кого-то умудрённого опытом, к тому же столь упёртого, изменить мнение по щелчку пальцев.       — Я бы не хотел в это верить, — будто нехотя признал он. — Впрочем, у тебя есть шанс доказать обратное.       Кулаки сжались сами собой, но пустить их в ход Гретта ни за что бы не осмелилась. Хотя, признаться, желание проскальзывало.       — У тебя тоже есть такой шанс, — процедила она, не собираясь оставаться в долгу.       — Между мной и Саскией ничего нет.       Свалиться бы в обморок, прикинуться мёртвой… Гретта не знала, каким должно быть её лицо в этот момент.       Отлично! Нехитрым способом — прямо в лоб — они высказали друг другу претензии. Что дальше? Признание в ревности?       — Как и у меня с Роше! — она всплеснула руками на эмоциях.       — Но было, — надавил Иорвет.       — С чего ты взял?!       — Хочу быть уверен, что не будет впредь, — он отмахнулся от неё, как от назойливой мошки.       — Да кто тебе только сказал?..       — Ты.       Барабанная дробь. И что-то с оглушительным треском разбилось.       Терпение?       — Господи! Иорвет! Я сказала это, чтобы побесить тебя! Я была связана! Нужно же было как-то компенсировать моральный ущерб!       Кто потянул её за язык говорить при нём о Роше? Да ещё и о том, что тот её «кое-чему» научил? Знала же, что они враждуют. Ну это надо так…       Иорвет резко приблизился и обхватил её за плечи двумя руками:       — Я так и знал, — горячечно прошипел он, низко склонившись. — Так и знал. Ты!..       Неужели у него не было подходящих заготовленных реплик на такой случай?       — Ну да, — буркнула Гретта, насупившись. — И что? Ты тоже так делаешь.       — Только потому, что ты выбешиваешь меня.       — Взаимно, Иорвет. Тебе не кажется, что мы топчемся на месте?       — Что ты, — съязвил он. — Я наслаждаюсь периодом взаимопонимания.       Несмотря на то что они спорили и ругались, в груди растекалось тепло. Значили ли его слова то, что она ему небезразлична? Было ли это хорошим знаком? Или он просто был эгоистичным собственником, близкие отношения с которым доставят ей в будущем много проблем?       Гретта ещё не знала Иорвета как мужчину.       — Тогда, может, ты поймёшь, что я не собираюсь быть с кем-то, кроме тебя?       — Не убедила. Может, вместо того чтобы попусту трепать языками, пойдём уже? — Иорвет отвернулся в явном раздражении.       — О, я бы с удовольствием… Если бы ты не хватал меня!       Её тут же отпустили. Жаль, не было видно выражения его лица.       Гретта подошла к дереву, взяла сумку и на ощупь потянулась за вещами.       — Бессмысленно искать их сейчас. Завтра вернёмся.       Она закатила глаза. Лучше бы помог, вместо того чтобы вставлять комментарии.       — А это не опасно? Оставлять всё вот так?       Кто бы её слушал. Иорвет, склонившись у озера, полностью посвящал себя смыванию художеств с лица. Медленно подкрадываясь, Гретта всерьёз раздумывала над тем, чтобы толкнуть его. Ну так, легонько. Последствия могли быть ужасными, но разве минутная сладость мести не компенсирует все издержки?       — Я знаю, о чём ты сейчас думаешь.       Гретта улыбнулась, ловя себя на мысли, что ей доставляло некоторое удовольствие перебрасываться с Иорветом обоюдными колкостями.       — И сейчас тоже.       Не успела она опомниться, как он схватил её за подол платья. Притянул ближе и стал вытирать лицо о ткань.       — Ты серьёзно, блин?       — Должна же быть от тебя хоть какая-то польза.       В это было просто невозможно поверить. Гретта думала, что не сможет нормально говорить, не то что ходить после того, что между ними произошло. Но Иорвет держался так легко и невозмутимо, что это чувство уравновешенности невольно передавалось и ей.       Стоять приходилось под наклоном. Чувствуя, что нещадно краснеет, Гретта положила руки Иорвету на плечи, опираясь.       Он взглянул на неё снизу вверх. Луна, ласкаясь светом, выхватывала из темноты красивое, с правильными чертами лицо. Сглотнув, Гретта позавидовала ей, прижав к себе одну руку.       — Тебе лучше? — спросили идеальные губы.       — Что? А-а, — Гретта, часто заморгав, неловко перевела взгляд к небу. — Что-то в глаз попало. — Поверит ли он в эту комедию? — Пока мы ругались я забыла, что мне было плохо.       Поверхность озера была гладкой, как стекло. В ней, словно в зеркале, Гретта видела себя и Иорвета, преклонившего перед ней колено.       — Договоримся на берегу, — просто и спокойно произнёс он, беря её ладонь, — я обеспечиваю тебя всем, что нужно. — Боже, он серьёзно? — А ты мне — ничего, кроме правды. Пусть всё развивается естественно, — от его пальцев к руке Гретты словно передавался импульс, из-за которого сердцебиение нещадно зашкаливало. — Я знаю, какая ты. — Это что, лучший день в её жизни? — От меня не скроешь. Тебе не нужно себя ломать.       «Пожалуйста, — говорила она себе, — соберись».       Восторженная дурочка, вот кто она. Как легко было потерять голову. Но всё же, если то, что она слышала, — правда, это были слова зрелого, надёжного мужчины.       — И ты будешь терпелив? — она опустила взгляд. Главное, не смотреть в глаза.       — А разве то, что ты всё ещё жива, — в его голосе звучала насмешка, — не доказывает, что этой добродетелью я одарён сполна?       Если бы в один из подобных моментов Гретту кто-то спросил, с каким животным можно сравнить Иорвета, она бы ответила, что с павлином.       — Знаешь, есть такая поговорка: «Лучше быть без вины обойдённому, чем без заслуг пожалованному». Не отзывается?       Иорвет резко притянул её за запястье, заставив вскрикнуть и опасно покачнуться. Из лёгких, казалось, выбило воздух, когда Гретта увидела, как он стал целовать её ладонь, костяшки и пальцы, кончики которых закололо. Мир внутри перевернулся.       — А что случилось бы, если бы я не сдержался? — как в замедленной съёмке, он, прикрыв глаза, нарочито медленно спустился холодными губами вниз по запястью.       От его нахального тона и хриплого голоса по телу пробежались мурашки. Взгляд в растерянности заметался по ночному пейзажу. В горле пересохло.       У Гретты не было столько моральных сил, чтобы справляться с этим животным магнетизмом.       Иорвет знал, какое влияние оказывал на неё. Иначе она бы не услышала усмешки. Он поднялся и сразу вырос перед ней неприступной горой. Ослабшие руки бессильно соскользнули с его плеч.       — Возвращаясь к нашей договорённости — так каким будет твой положительный ответ?       Гретта моргнула, приходя в реальность, и нахмурилась. Иорвет никому не доверял, но уверенности в самом себе ему было не занимать. Его привлекательность в её глазах росла в геометрической прогрессии. Между бахвальной, дутой, как мыльный пузырь, самонадеянностью других и гранитно твёрдыми убеждениями Иорвета лежала бездонная пропасть.       Это подкупало и располагало к нему.       Абстрагироваться и взглянуть на него беспристрастно стоило больших трудов:       — Разве ответить «да» не значит продать себя и подтвердить твои обвинения?       — В некотором роде я тоже себя продаю, — ответил он совершенно серьёзно.       — Ты видишь это так? Как сделку?       — Наконец-то ты начала понимать. Думала, я шучу?       Она стала размышлять. Вспоминая, как в прошлый раз порывисто бросилась в омут его гипнотизирующих глаз. А в темноте у Иорвета не было такого преимущества.       Гретта открыла рот, чтобы сказать, что ей нужно подумать на холодную, трезвую голову. Неспроста использовались такие бездушные и обезличенные формулировки. Любви до гроба ей никто не предлагал. Как она, родившаяся в примерной семье, воспитанная в духе романтики, могла на такое согласиться?       Должно быть, её внутренние метания отразились на лице. Иорвет протянул руку, хозяйским жестом похлопал девушку по щеке:       — Ты уже ответила согласием пару часов назад. Не думаешь ведь, что я повторно подвергну тебя мукам выбора?       — Вдруг я выберу не в твою пользу? — быстро сообразила она.       — Верно, — он кивнул, занёс руку, чтобы снова коснуться её, но что-то удержало его. — Было бы, если бы меня хоть сколько-нибудь заботил твой ответ.       Он не давал ей шанса передумать.       — Снова делаешь вид, будто тебе на всё плевать?       — Не забивай голову бессмысленным анализом моей личности, — проговорил Иорвет скучающим, утомлённым голосом. — Есть занятия поинтересней: слушать и делать то, что тебе скажу я.       Так быстро переменился. Откуда новая волна раздражения? В чём взаимосвязь? Можно ли это предсказывать?       — Мне кажется, этот тезис очень легко опровергнуть, — решила рискнуть Гретта, посмотрев ему в глаза.       — Вот именно, — ответил Иорвет, не отводя взгляда. — Тебе кажется.       Под ноги смотреть безопаснее.       — Зачем тебе вообще моё согласие, если ты озвучил всё то, что облегчает мне жизнь? — она закопалась носком в песок, поднимая его. — Кто в здравом уме откажется от предложения просто вести себя естественно? — Гретта жестом показала кавычки. Он поймёт? — А взамен получить всё? Ай-я-яй! — взвизгнула она, когда её крепко взяли за локоть и потащили в сторону лагеря.       — Я не говорил, что ты получишь всё, — Иорвет вёл уверенно, словно у него было встроенное ночное зрение. Гретте приходилось слепо ориентироваться на него. — Я сказал — всё, что нужно. А нужно тебе что-то или нет, решаю я.       Она не удержалась и фыркнула:       — Боже, на что я только подписалась?       — Остались силы ёрничать? — он встряхнул её для острастки. — На твоём месте я бы перестал идеализировать договорённость и взглянул правде в глаза.       Ого. Будто её внутренним голосом заговорил.       — И что там? У этой правды в глазах?       — Там говорится, — его рука плавно сместилась с локтя на предплечье, плотно обхватывая, — чтобы ты перестала на мне виснуть и шла самостоятельно, иначе я пойму тебя неправильно и ты увидишь, что случается, когда я не сдержан.       Слова потонули во мраке, оставив тянущее ощущение внизу живота. Краткий миг полёта. И насмерть с двадцатого этажа.       Однако прежде чем Гретта успела переварить услышанное, Иорвет сказал:       — Я придерживаю тебя, чтобы ты не упала. Если это случится, опять будешь ныть.              Ах, ныть, значит? Когда это такое было?              Гретта, не веря ему ни на йоту, состроила ехидную лисью мордочку — всё равно он бы не увидел.              — Но я устала, — протянула она, по-детски хныкая.       — А меня волнует?       — Но я устала из-за тебя!       — Резонно.       — Во-оу, — протянула, сомневаясь в своём слухе. Теперь что, можно безнаказанно виснуть на нём? Совсем-совсем? — Я что, только что уговорила тебя на что-то?       — Можешь наслаждаться своими привилегиями.       — Ну надо же, — Гретта всё никак не могла отойти от восторга. — Почему мы раньше не заключили такой союз?       — Наверное, потому что это было невозможно? — немного раздражённо прикинул Иорвет.       И Гретта притихла, больше не осмеливаясь испытывать судьбу. В последнее время та и так была подозрительно благосклонна.       Кромка леса приняла их в свои объятия, смыкаясь чернотой вокруг. В небольшом отдалении замаячили первые огни, и Иорвет незамедлительно отпустил руку Гретты. Это логичное с его стороны действие заставило её почувствовать себя чужой и оторванной. С головой захлестнул резкий приступ ощущения холода и пустоты.       Правда, отбросить плохие мысли удалось довольно быстро.       Потому что навстречу шёл Киаран.       — Долго вы, — он улыбнулся во все зубы, упирая руки в боки, глядя только на Иорвета. — Я за вами ходил, но в окрестностях стояли такие крики, — выдержал он многозначительную паузу, помахав ладонью, словно ему было жарко, — что я не решился.       — И правильно сделал, — ответил Иорвет, накрывая рукой лицо по-идиотски улыбающегося друга.       Только потом до Гретты дошло, что её платье и волосы были в беспорядке.       Осознание того, что Киаран их видел, пришло ещё позже. И взорвало криком ночную тишину.       Иорвет не соврал, сказав, что будет спать снаружи.       Почему он так поступал? Она была слишком навязчива?       С другой стороны, ей с трудом представлялось, как теперь себя вести, да ещё и находиться наедине с ним в замкнутом пространстве как ни в чём не бывало. Совершенно ясно было лишь одно: как прежде уже ничего не будет.       Гретта, повернувшись к выходу, лежала на разворошённых шкурках. Из-за приоткрытого полога прямо в глаза светила луна. Пальцы непроизвольно зарывались в меховой настил, оттягивая и шевеля его в попытке побороть волнение. Девушка вздохнула, прислушалась… И почувствовала, как волосы становятся дыбом.       Сначала ей показалось, что снаружи работает какой-то электрический строительный инструмент. Но затем к одной несуществующей в этом мире дрели добавилась вторая, третья, и вдруг их стало так много, что не сосчитать. То, что было принято за знакомое, вмиг превратилось в неизвестное и пугающее. Наконец звук стал таким, будто деревья в лесу повставали с мест, вырвав корни, и начали ходить вокруг. И из образовавшихся прогалин из самой преисподней стали подниматься мёртвые, создавая настолько уродливую и ужасную какофонию, что Гретта, как бы страшно ей ни было выходить в ночь, подорвалась и стала звать Иорвета.       — Успокойся, это просто птицы, — отозвался тот недовольным голосом.       Видимо, она разбудила его.       — Птицы? — зубы стучали от холода подлунного леса, и девушка поспешила обнять себя руками. — Это не птицы, а какие-то исчадия ада. Как не спутать их крики с приближением какой-то злобной твари?       — Всё просто — Филиппа носит красное. Ты наверняка заметишь.       — Ха-ха, очень смешно.       — Иди спи.       — Я не могу. Мне страшно.       — Как же ты раньше спала в лесу? — судя по интонации, их неуместный во время отдыха разговор с каждой минутой раздражал его всё сильнее. — И когда стала такой боязливой?       Ответ вырвался раньше, чем она успела его обдумать:       — С тех пор как ты не спишь рядом.       Гретта, в суматохе прикрыв рот рукой, замерла на пороге шатра в страхе шевельнуться. Она не могла разглядеть Иорвета, но ей почему-то казалось, что он видел её. В испуге подумалось, что признание было слишком поспешным и кричащим. Жалким, может быть?       Иорвет не ответил.       И Гретта, подгоняемая ужасным загробным пением ночных птиц и бешеным перестуком обливающегося кровью сердца, поспешила скрыться внутри. Закутаться в одеяло покрепче и поплотнее. Она зажмурилась, стараясь отвлечься, прислушаться к голосу разума. Но птицы орали как оголтелые, не лучшим образом действуя на психику.       Ну и что, ну и ладно. Это ведь и вправду только птицы. Раньше ведь как-то справлялась.       Вот только нелицеприятная правда состояла в том, что Гретта никогда не оставалась вне дома одна. Всё то время, что ей доводилось проводить в пути по лесам, горам и равнинам, она всегда была с Иорветом. Гораздо реже — в компании кого-то другого, но главное — не в одиночестве.       Пусть Иорвет, как и всегда, ночевал в пределах досягаемости. Но именно сегодня то, что она его не видела, заставляло её нервничать. Проведя долгое время в безопасности каменных стен, Гретта позабыла о враждебности окружающего мира. Потому теперь особенно остро ощутила потребность в успокаивающем присутствии кого-то другого, вспомнила, насколько одинока и беспомощна. И как в критические, по-настоящему опасные моменты только Иорвет был рядом.       Она вскрикнула, в жилах застыла кровь, стоило различить, как полог шатра стал медленно открываться. Когда на пороге показался Иорвет, Гретта подумала, что её поведение было глупым и нелепым. Разумом она понимала, что ничего страшного произойти не могло, но расшатанные нервы говорили сами за себя.       — Ты всегда такая громкая? — выдохнул он демонстративно громко, не собираясь скрывать раздражение.       Она ответила не думая, молниеносно реагируя колкостью на колкость:       — Какие-то проблемы с этим?       И его хлёсткий вопрос, не заставив себя ждать, тут же поставил её в тупик:       — Так мне уйти?       Страх всё испортить и остаться в ужасную ночь наедине с собой и жуткими мыслями мобилизовал её, придал взгляду кротости, а голосу мягкости:       — Нет, пожалуйста, не нужно.       Иорвет снова промолчал.       С тех пор как они вернулись с озера, он был подчёркнуто несловоохотлив и держался обособленно.       Это ранило.       Но то, что он внял её просьбе и пришёл, наоборот, согревало.       Когда Иорвет устроился неподалёку, Гретта попыталась расшевелить его:       — Что за птицы такие? Глашатаи смерти?       — Так их тоже называют, — ответил он обречённо и неохотно. — Но самое распространённое имя — козодои.       — О боже. Я даже не хочу представлять, как они выглядят.       — Ты удивишься, найдя в них схожесть с собой, — отозвался насмешливо Иорвет. — Если получится, завтра покажу.       Это что, нормальный диалог? У них?       Гретта легла на бок, положила голову на руку, согнутую в локте, и посмотрела Иорвету в спину.       — И в чём же состоит наша схожесть?       — В огромной неумолкаемой кричащей пасти.       А, нет, она ошиблась.       Сначала в знак протеста Гретта легонько толкнула Иорвета в плечо. Тот остался безучастным. Недовольная реакцией, она подтянулась ближе — что в ней сидело, интересно? — и положила ладонь между его лопаток в поисках тепла и утешения.       — Не трогай меня, — ушёл он от касания. — И отодвинься.       Это прозвучало так грубо и холодно, что непроизвольно выступили слёзы. Гретта отдёрнула руку, прижав её к себе. Конечно, пройдя определённую закалку его колючим характером, плакать она не собиралась. Просто раз за разом он находил новые слабые места. Чего греха таить, Иорвет сам по себе был слабостью Гретты. Стоит ли говорить о том, что она придавала слишком большое значение его словам и поступкам?       Почему он был так резок с ней? Разве их новые взаимоотношения не предполагали подобную близость?       Такую, о которой она мечтала, по которой скучала всем сердцем.       Будучи обласканной и затисканной родителями, Гретта остро реагировала на дефицит внимания от тех, к кому ей хотелось быть ближе. Домашней залюбленной девочке необходимо было выражать привязанность и ласку так же сильно, как дышать. Она к этому привыкла, поэтому тянулась к Иорвету, как мотылёк к свету. В нём, какое бы противоречивое и нездоровое основание это ни имело, она всегда искала поддержку и опору.              Сейчас же, после череды поцелуев и ласк, Иорвет отвергал Гретту. Её охватил пронизывающий холод чувства потерянности и отчуждённости. Кроме него в целом мире не было никого. Он заботился о ней, постоянно отрицая свои заслуги, отмахивался, будто всё это не имело никакого значения. И вообще — неправда и не про него.              Характер такой.       Ещё неделю назад Гретта не могла и мечтать о том, что он будет так терпелив, сговорчив и уступчив. Или о том, что внезапно выберет её, а не свою Саскию с манией манипулирования (в этом, чего скрывать, они друг другу подходили). То, что происходило в этой поездке, могло представляться только в самых дерзких и смелых фантазиях.       Интуитивно Гретта понимала, чего Иорвет хочет от неё на самом деле. И в то же время не понимала. В связи с нереалистичностью происходящего в это невозможно было поверить до конца. Ей казалось, что она сможет разыграть всё на своих условиях. Помыслить о другом было страшно, она не осмеливалась представить иное развитие событий. К тому же её тело явственно демонстрировало, что протестует.       Одновременно с этим проявляя предрасположенность. Гретта впервые ощутила, как необычно реагирует тело на близость с мужчиной. Да и откуда ей было знать, как всё устроено, если единственный подобный опыт — поцелуй «по касательной» с парнем из прошлой жизни? Впрочем, вряд ли с Вацлавом Гретту ждали бы какие-то выдающиеся открытия, он был, наверное, так же несведущ в этих делах, как и она. Иорвет же вёл её уверенно и без сомнений. Возможность положиться на него в подобных моментах очень подкупала. Этот мужчина открывал для неё новую вселенную тактильных чувств. И Гретта с чуткостью воспринимала его уроки, потому что давным-давно весь её мир сосредоточился на нём. Как он и сказал сегодня, глупо отрицать очевидное притяжение.       Гретта, это понятно, успела его возненавидеть, проникнуться симпатией и привязаться к нему из-за эмоциональных горок. Да и в целом, стоило взглянуть на Иорвета — и сердце пускалось в пляс. Она знала, что поступает неправильно по отношению к здравой половине себя, возможно, совершает преступление против абстрактных понятий добра и справедливости. Адекватная Гретта должна была отказать и сохранить честь и достоинство. Гордость хотя бы. Но она наконец-то дорвалась до столь долго и отчаянно желаемого, и ей было всё равно.       Гори оно синим пламенем! Ей хотелось чувствовать, как он касается её.       Вопрос в том, почему эту тягу разделял Иорвет. Гретте хотелось верить, что он тоже испытывает чувства. Она отвергала мысль о том, что является для него предметом примитивного желания. Но, к сожалению, всё указывало лишь на это. Возможно, Иорвет решил привязать девушку к себе, чтобы быть уверенным в том, что она от него не сбежит. Отсюда якобы ревность к Роше и Киарану.       Наверное, это всё обуславливалось всепоглощающим чувством собственничества. Он захотел присвоить даже Гретту. Сказал ведь, что делает это, потому что ему так вздумалось.       Она была не против.       Гретта так измучилась и настрадалась, что ей просто хотелось заполучить частичку тепла. Оплот безопасности и уверенности в завтрашнем дне. Иорвету она доверяла безоговорочно. Может, и обманывалась в своих представлениях, но заблуждение было прекрасно.       — Ты можешь перестать? — раздалось недовольное справа.       — Перестать что? — встрепенулась Гретта.       — Томно вздыхать мне над ухом.       — Ничего я не!..       — Хватит зубоскалить. — И это он ей говорил? — Я сказал тебе отодвинуться.       — Да что ты взъелся? — обиженно буркнула она. — Тебе надо — ты и двигайся. Я уже нагрела здесь место.       Двигаться ему было некуда, она хорошо это знала. Так же хорошо — по крайней мере, ей казалось, — как самого Иорвета. Но каково было её удивление, когда он, тяжело вздохнув, повернулся и без проблем убрал её от себя, будто она была пледом, скрученным в валик, а не человеком.       — Возмутительно! — подытожила Гретта, сцепив пальцы на груди и глядя в потолок.       Ей почудилось, что он посмеялся над её реакцией. Скорее всего, так и было, учитывая, как оголтело орали дьявольские козодои.       Как же Иорвет различил её вздохи? Прислушивался?       Но больше Гретта не осмеливалась тянуть тигра за хвост. Да и усталость сказывалась.       — Спасибо, что пришёл, — шепнула она напоследок, перед тем как уснуть.       Новый день предваряло слабое жужжание пчелы, незримо пролетавшей по шатру. Утро — час пробуждения. Самый важный час, чтобы начать всё правильно, время, когда человек наиболее полон энергии и наименее склонен к дремоте. Чего стоит ожидать от того дня, в который тебя пробуждает назойливое «ж-ж-ж», а не прилив сил? Когда поднимаешься не по внутреннему побуждению, а из-за затаённого в сердце страха?       За пологом было слишком ярко — солнце уже разгорелось и прогрело воздух. Вокруг — подозрительно тихо. И рядом ни души.       Гретта рывком вскочила с лежанки, путаясь в одеяле, чуть не падая, будто кто-то дунул в свисток и подал команду к спринту. Схватилась за дорожный костюм и, не снимая платья, стала натягивать брюки, как вдруг наткнулась на странную преграду. Опасливо задрала юбку, склонилась и… Чуть не грохнулась в обморок от представившегося зрелища.       Из её левой ноги торчало несколько толстых, величиной с ноготь клещевых брюх.       Какая гадость!       Гретту затрясло от омерзения и ужаса. Прежде она с таким не сталкивалась. О дура! Разве не логично задаваться вопросом защиты от насекомых, когда идёшь в лес? Вдруг эти гады ещё и заразные переносчики болезней и теперь её ждёт энцефалит или другая дрянь?       Рваными, порывистыми движениями она выпуталась из штанины, не осмеливаясь прикасаться к чему бы то ни было.       Вдох-выдох.       От энцефалита она привита. Как и от многих других заболеваний.       Но что, если на Континенте ходят неизвестные ей инфекции?       Хотела в платье походить, называется. Жизнь себе облегчить. С комфортом обустроиться на время привала в конце дня. Какая же глупая изнеженная тупица! Просто зла на себя не хватает.       Стоило выскочить из шатра и крадучись добраться до лагеря, как стали сбываться самые неприятные из опасений: поскольку Иорвет её не разбудил и сама она не проснулась к сроку, почти все уже собрались и норовили вот-вот тронуться в путь.       И завтрак Гретта благополучно проспала!       На пороге к целительнице девушка услышала обрывок сплетен:       — Она вообще помогать собирается?       Гретта повернулась, и две эльфки, занятые уборкой поляны, заозирались, будто говорили о ком-то другом:       — Bloede folk, — сплюнула другая. — Руки отвалятся. Она же у нас на особенном счету.       В горле загорчил комочек обиды. Это было несправедливо. Гретта всегда старалась помочь как могла. И готовила, и убирала, и обустраивала ночлег. Даже распрягала коней — что стоило больших усилий, учитывая её рост и вес, — хотя раньше это всегда делал за неё конюший.       И снова вдох-выдох.       Она подумает об этом позже.       А пока…       Стоило сделать шаг, как брезент шатра Марелет стянулся и опал к ногам.       — Пожалуйста, подождите! — только и пискнула Гретта.       Но было поздно: больше никаких стен, никакого уединения. На месте импровизированного походного лазарета остался лишь зелёный пятачок травы. Марелет, которая до этого складывала шатёр, перевела удивлённый, иронично заинтересованный взгляд на пришедшую.       — Ты что-то хотела? — спросила она привычно тепло и приветливо.       — Я, эм… У меня своего рода проблема…       — Мало времени. Конкретнее.       Гретта понизила голос до шёпота, недоверительно оглядываясь:              — Кажется, у меня клещи.              Светло-голубые глаза целительницы блеснули пониманием. Она выглядела, как и все эльфы, лет на двадцать-двадцать пять, в крайнем случае на тридцать. Но было в ней что-то такое, отчего складывалось ощущение, будто вошёл в усыпальницу. Иными словами, создавалось чувство, что перед Греттой стояла тысячелетняя старуха, а не молодая женщина. Может, дело в магии? Хотя лечила Марелет всегда традиционными методами.              — Говоришь с таким видом, будто у тебя вши и я сейчас заставлю тебя срезать волосы, — успокаивающий жест, проделанный максимально нейтрально и без эмоций, закономерно не успокоил и не развеселил. — Ну что стоишь, показывай.              — А, да!              Гретта взялась за юбку, приподнимая её. И тут осознание ударило обухом по голове — она вспомнила, куда именно присосались клещи. Девушка замерла в неловкой позе.              — Понятно, — махнули на неё рукой. — Все заняты, никто не смотрит, а с этой стороны кусты. — И тут же пошли чёткие инструкции, высказанные покровительственным тоном: — Повернись лицом к поляне и юбку собери спереди.              Скрепя сердце Гретта согласилась. Прохожих было мало, а все, кто маячил на горизонте, занимались более важными делами. Кому она тут сдалась?              Разве что тем двум эльфкам, которые ей косточки перемывали. Вот будет новая пища для обсуждений! Надумают ещё…              Так или иначе Гретта сделала всё как просили. Ей оставалось лишь морщиться от мерзких ощущений. Даже без крыши и стен полевой лазарет оставался лазаретом. Здесь было всё, что могло понадобиться раненым или больным.              И Гретта на их фоне со своими жалкими клещами…              Нелепица-то какая!              — Марелет, как думаете, — её голос прозвучал тихо, будто шелест листьев, — как сейчас поживает Февронья?              Та самая старушка, которая научила её заново жить. Гретта не забывала про неё, всегда вспоминала с благодарностью.              — Век людей недолог, дорогая, — просто ответили ей.              И на душе как кошки заскребли. Развивать тему не хотелось, стоило вспомнить, что женщина и вправду была старенькой.              По ногам потекла жидкость, и долгое время ничего не происходило, Гретта стояла истуканом с глупым выражением лица, едва столкнувшись взглядом с одним из скоя'таэлей. А затем кожи коснулось что-то холодное — судя по неприятному шкрябанью, щипцы или пинцет.              — О! Так вот ты где! — раздался радостный возглас Киарана будто над самым ухом.              Она переполошилась, заозиравшись, и впопыхах опустила юбку прямо на голову стоявшей на коленях Марелет. Перепуганная Гретта вмиг столкнулась взглядом с непринуждённо улыбающимся эльфом.              — А ты чего это тут?              — Отвернись! Сейчас же!              Вскинув руки в примирительном жесте, Киаран переключил внимание на запрягающийся вдалеке обоз. Из-под юбки раздался кашель.              Краснея маковым цветом, пришлось снова осторожно задрать подол и сокрушённо пискнуть «простите».              — Свободна, danka, — прозвучало немного позднее.              Девушка суетливо одёрнула платье и развернулась, чтобы поклониться:              — Спасибо, Марелет. Вы снова меня выручили.              — Мелочи, — целительница стала искать что-то в сундучке. — Вот это, — она протянула бутылочку, — защитит от всего кровососущего. Кроме вампиров.              Гретта слышала о них не впервые. Неужели вампиры реальны? Жуть-то какая. И эта «danka»… Просторечное эльфское по типу «деваха»?              Она ещё раз поблагодарила Марелет и отошла к тому месту, где её ждал Киаран. Чтобы с негодованием обрушить на его плечо ладонь:              — Совсем уже?              Эльф повернулся к ней, с издёвкой улыбаясь:              — Проспала?              — Да, — буркнула Гретта, — почему меня никто не разбудил?              Киаран только развёл руками, а потом жестом фокусника достал из походной сумки что-то обёрнутое тканью:              — Твой завтрак, — объявил он торжественно.              — Серьёзно? — обрадовалась девушка, осторожно принимая свалившийся на неё дар. — Киаран! Ты такой хороший! Что бы я без тебя делала…              Однако от этих слов эльф почему-то переменился. Его взгляд потемнел, и сам он нахмурился, а затем и вовсе отвернулся. Гретта не понимала, что происходит. Прежде чем она решилась сказать ещё что-то, Киаран заговорил через плечо, избегая прямого контакта глаз:              — Я вовсе не такой, каким ты меня считаешь, Гретта. — Она приблизилась в желании коснуться его, но так и застыла с протянутой рукой. — В следующий раз, когда захочешь назвать меня хорошим, вспомни, что я был тем, кто на предложение Иорвета убить тебя ответил: «Ладно, мы сделаем это позже».                     Из-за последней реплики Киарана радоваться чистоте природы и воздуха в пути не получалось. Они ехали не очень быстро, так что за ними не поднимались клубы пыли. Кругом, от края до края, насколько хватало глаз, простирались леса и поля. Несмотря на окружающую красоту, мысли Гретты были тягостными. Она думала о том, что сказал ей Киаран и как к этому относиться.       На самом деле вопрос был намного обширнее, чем казался на первый взгляд. Ответив на него, она обосновала бы своё отношение к скоя'таэлям, Синим Полоскам и другим организациям или личностям, которые занимались ведением военных действий. Грубо обобщив, можно было сказать, что вопрос касался мироустройства и заведённых порядков. Исторически сложившихся, на которые она никак не могла повлиять.       В Польше были свои вооружённые силы, созданные для защиты границ и обеспечения безопасности граждан. Начнись война, будь у Гретты отец помоложе или брат вместо сестры — они отправились бы на фронт. Стали убивать людей.       Скоя'таэли и Полоски не регулярная армия, а свободные объединения, каждое по отдельности сплотившееся против врага. Вопреки наговорам остальных, Гретта умела рассуждать критически и понимала, что эльфы были не разбойниками. Скорее кем-то вроде партизан, отряды которых с той же вероятностью могли образоваться и в Польше в условиях войны. И Гретта — чисто теоретически — даже могла пойти туда добровольцем.       Так в чём же разница?       Безусловно, её руки запачкались бы в крови и девушку можно было бы окрестить убийцей. Здесь всплывал спорный вопрос о том, почему церковь не рассматривает завоевательные походы как грех, но это стоило отдельных размышлений.       Стала бы Гретта плохим человеком, предположим, разоряя повозки с провиантом противника, если бы он пришёл к ней в страну, угрожая убить близких? Отчего же эльфов считать плохими, если в этом мире люди были агрессорами и уничтожали чужие цивилизации и целые народы? Она слышала что-то о том, что, прежде чем устроиться на Континенте, старшие народы тоже кого-то потеснили. Но это было так давно. Должно быть, поколений десять назад. Иорвет и Киаран не имели ни малейшего отношения к этому.       Так ли страшны эльфы, краснолюды, низушки, ведьмаки, чародейки и другие меньшинства, какими их принято здесь считать? Опыт тесного общения подсказывал, что нет. Страшны ли конкретно Иорвет и Киаран? Только в том случае, если ты их враг.       На чьей стороне Гретта?       С таким мужчиной, как Иорвет, и с такими друзьями, как Киаран, Геральт и Трисс, отсидеться в сторонке не получится. Роше и Бьянка также входили в этот список, с недавних пор они были кем-то вроде посредников между «белками» и людьми, хотя раньше выступали резко против первых.       Противостояние Иорвета и Роше научило Гретту тому, что нет плохих и хороших. У каждого была своя мораль и мотивация.       И хоть девушка и была против кровопролития, стоило уже определиться. Да, ей случайно удалось что-то сделать для старших народов, покалечив вражеского чародея в войне. И, возможно, она спасла жизнь Иорвету, что навсегда изменило ход будущих сражений. Но всё это Гретта делала по велению сердца, а не по политическим убеждениям.       Как ни посмотри, она была за скоя'таэлей. Однако сама Гретта — человек. И если она принимала чью-то сторону, это вовсе не означало, что ей ответят взаимной любезностью. Проблема неприятия и отчуждения всё ещё существовала. В целом Гретту не трогали — догадаться бы с первой попытки, из-за кого и чего, — но и восторгов по отношению к ней не испытывали. Всегда есть те, кто относится к другим положительно, нейтрально и отрицательно. Сплочённости не бывает. Потому что нельзя прийти и понравиться сразу всем со своими круглыми ушами, когда эти самые круглые уши у них основной триггер, напоминающий о враге.       Гретта прятала уши за волосами. Чтобы лишний раз никого не раздражать.       Что теперь делать, если сердце принадлежит тем, для кого ты враг? Если ты полюбила тех, кто убивал из-за крови, текущей в твоих жилах? Ещё, быть может, Гретта оказалась здесь в весьма удачное время — когда скоя'таэли вынужденно объединились с людьми в Аэдирне. Стали терпимее. Иначе…       Было много причин, по которым ей мог настать конец. Они продолжили бы существовать, если бы Иорвет не стал относиться к Гретте по-другому. В противном случае после снятия проклятия её судьба была бы незавидна.       Почему Иорвет изменился? Должно быть, она как-то проявила себя, и ему понравилось. А что ей сделать, чтобы её приняли окончательно?       Решение об определении сформировалось естественно и как бы само собой: Гретта там, где те, кто ей близок. Значит, со скоя'таэлями. Считалось ли это преступлением против человечества? Хм. А кого ей предавать, если она изначально не была ни на одной из сторон?       Гретта вольна выбирать. Своим решением она никого не ранит.       Вот бы убедить «белок» в своей лояльности. Пламенные речи Саскии о подвигах Гретты оказали влияние отнюдь не на всех. Ещё предстояло заслужить их уважение. Но что сделать? Большинство до сих пор считало, что она просто приложение к Иорвету и без него ничего не может.       И ещё… Нужно было ответить Киарану, что, несмотря ни на что, он остаётся ей другом. Всё поменялось. Нет смысла вспоминать прошлогодний снег.       Будто вторя невесёлым мыслям, стала собираться гроза. Гретта и не заметила, как солнце спряталось за облаками и над головой повисли тяжёлые серые тучи. В воздухе запахло дождём. Вдруг ослепительно блеснула молния, заставив вздрогнуть в седле — всё же находиться на открытой местности в такое время становилось опасно. Гретта прикрыла глаза и отсчитала в уме двадцать секунд. По их истечению оглушительным раскатом прокатился гром, заставляя землю дрожать. Вокруг всё стихло, лес и его обитатели словно притаились в выжидании. А потом зашумело — так, будто рядом случился обвал и с гор посыпались мелкие камушки — тяжёлые, большие капли дождя стали прибивать дорожную пыль.       Снова сверкнула молния. Гретта, подставляя лицо льющейся с неба прохладе, задрала голову, сделав глубокий вдох, наслаждаясь первыми моментами свежести от срывающегося ветерка вперемешку с дождём.       Она отсчитала новые двадцать секунд. Внутри всё замерло в радостном предвкушении.       И в момент, когда по небу прокатилась волна громкого гула, чья-то рука вдруг схватила Гретту за загривок, приподняла капюшон и натянула его на самый нос.       Девушка возмущенно засопела, наугад махнув рукой, чтобы проучить негодяя.       Она думала, свято верила, что это был Киаран. Но, поправив капюшон, посмотрела в спину удаляющегося Иорвета.       Гретту закружило, завертело на месте. Что-то непонятное напало на неё, крепко обняв за плечи и надавив, сжав лёгкие, перехватив дыхание. Сердце стало отбивать чечётку, распаляя кровь, горяча кожу. Во рту пересохло, и пришлось уткнуться взглядом в луку седла, скрывая от посторонних возникшую идиотскую улыбку.       Но не было причин усиленно прятаться. Рагнеда, послушно следовавшая за остальными, вдруг застригла ушами. И в тот же миг с неба полились реки, не только предваряя прощальную летнюю грозу, но и скрывая путников друг от друга пеленой дождя.       Проделанный до первой остановки путь удивил не только тем, что заставил трепетать наивное сердце, но и тем, что рядом не было Киарана, который взял в привычку — как казалось Гретте — воодушевлённо рассказывать о чём только можно. Иногда она даже немного уставала от этого — хотя до уровня Лютика ему было как до луны пешком, — поэтому молча слушала и кивала в нужных местах или поддакивала.       А теперь даже поддакивать было некому. Не хотелось выглядеть жалкой и от безысходности и одиночества прибиваться к Марелет или краснолюдам. Гретта слишком много внимания уделяла тому, что о ней подумают другие. От неуверенности, наверное.       С другой стороны, эти рассуждения попахивали эгоизмом. Киаран не нанимался развлекать её, у него были свои обязанности. Скоя'таэли ведь не для красоты облачились в доспехи, вооружившись до зубов, пустившись в этот поход.       Известие о поездке ударило Гретту как обухом по голове — особенно если вспомнить, как именно ей это преподнесли. Казалось, ничто не предвещало таких поворотов судьбы, но, оглядываясь назад, можно было сложить дважды два. Разговоры о поездке в Альдерсберг велись у Гретты прямо перед носом, в её доме. Она понятия не имела, что это такое, догадывалась лишь, что какой-то географический объект, точка на карте. Кто мог подумать, что ей предстояло узнать всё на собственном опыте? Раньше скоя'таэли отправлялись в рейды по окрестностям и регулярно разъезжали вокруг, к этому Гретта привыкла. Как и к тому, что Иорвет никуда с собой её не брал. По всей видимости, она участвовала в нынешнем походе из-за того, что Альдерсберг находился слишком далеко от Вергена, это раньше «белки» были где-то рядом и их командир не нуждался в ней.       Любопытный момент состоял в том, что Иорвет мог уходить на большее расстояние от Гретты, чем раньше. Вопрос в том, как он это выяснил? С чего бы ему пришла мысль в голову проверить? И какой результат он получил?       Совершенно очевидно, что итоги были не шибко уж радостными. В среднем до Альдерсберга десять дней размеренным конным ходом. В какой из них Иорвету пришлось бы повернуть назад? Видимо, не в первый, но и не в пятый, раз он ничего не говорил. Наверняка злился и ходил недовольным. Спросить бы, как у них обстоят дела с этим проклятием.       Как много существовало вещей, в которых не было никакой уверенности! В частности — о чём Иорвет думал на самом деле и что у него лежало на сердце.       Гретта беспокоилась, что своим отъездом они привлекут к себе лишнее внимание. Как так — только похоронили Трисс (какой ужас) и тут же отправились по делам как ни в чём не бывало. Особенно это касалось Геральта. Разве ему не было положено убиваться?       Киаран сказал, они с Иорветом и Роше рассудили, что отправиться бездумно сечь всякую нечисть по дороге — вполне в духе ведьмака. По сути, никто и не знал, что Геральт поедет с ними. А что до похода скоя'таэлей в целом — это было тщательно спланированное действо от начала и до конца. Странно отменять то, что они заблаговременно обсудили в присутствии Саскии и Филиппы во дворце. Ну, или где проходили эти их военные советы?       Как раз чтобы не привлекать лишнего внимания, Иорвет продолжал заниматься государственными, если можно так сказать, делами. Также от Киарана Гретта узнала, что они следовали в Альдерсберг по причине неверности сидящего там наместника. Мол, Роше в прошлом припугнул его, но этого оказалось недостаточно. Саския хватила горя от беспорядков в тех краях. И теперь Иорвет как главнокомандующий должен был всё уладить.       Чем дольше Гретта слушала Киарана, тем больше понимала, что ничего не понимает. Кто куда пошёл, кто кого предал, кому что прислал — все эти политические штуки были не для неё. Эмансипации какие-то… С чем это вообще едят?       Хорошо, что рядом был Киаран, который на пальцах объяснял, что и как. Будучи человеком, далёким от государственного и военного устройства, Гретта старалась приложить немного больше усилий, чтобы во всё вникнуть. В делах, касающихся её самой, она полагалась на сердце и интуицию. Но большие дела в мире ведь так не делаются. Там сложно.       Гретта вздохнула.       Что бы она делала, если бы Киарана не приняли в кружок заговорщиков против Филиппы? Эльф говорил, что Роше поначалу был резко против его участия. Хорошо, что его мнение изменилось.       С Роше Гретта даже не попрощалась. Хотя они довольно-таки сильно сблизились за последнее время. У неё не было времени ходить и искать его — она судорожно доделывала работу.       Но он-то знал. Мог бы и зайти.       И тогда с его приходом начались бы новые неловкие моменты. Принимать его ухаживания она решительно отказывалась, пытаясь превратить всё в дружбу. Но теперь у Гретты хватит духу сказать ему, что свой шанс он упустил. Морально это было правильно — честно по отношению к Вернону и к самой себе, потому что подтверждать обвинения Иорвета она не собиралась. И если подытожить всё пережитое за последние сутки, можно было с уверенностью сказать, что её душа к Роше не лежала. Чего таить, девушка даже не вспоминала о нём, пока рядом был Иорвет. Роше ей нравился, но рядом с ним она чувствовала себя неудобно, а в периоды его идеологических «обострений» — даже дискомфортно. Он давил её характером, а ещё с чего-то вдруг распланировал всю жизнь Гретты наперёд и записал её в содержанки. Иорвет, может, тоже диктовал свои условия и обладал не менее подавляющей энергией, но с ним Гретта могла продохнуть. Он хотя бы не критиковал её за то, что она занималась своим делом.       Это было одной из самых поразительных вещей во взаимодействии с двумя мужчинами. Иорвет, к которому она была привязана, за которым должна была следовать и которому привыкла подчиняться, давал больше свобод, чем Роше. Вернон хотел закрыть Гретту и держать как птицу в золотой клетке. Иорвет же, приставив к ней Киарана, как бы говорил: «Вытворяй что хочешь, мне до этого дела нет, но, если создашь проблемы, вот мой друг, который позаботится о том, чтобы меня по-прежнему ничего не волновало».       Не было ли это доказательством безразличия эльфа к её судьбе?       Гретта верила во что угодно, только не в это.       В Иорвете соединялось столько противоречий, что порой было страшно представить, как ему вообще живётся-то, такому ненормальному. Главный парадокс состоял в том, что его поступки разнились со словами. И, как это ни странно, в положительном ключе. Иорвет мог запугивать лишь ради красного словца, чтобы поразбрасываться кричащими фразами. Бывало, конечно, он выполнял свои угрозы, но результаты как-то не дотягивали до уровня обещанных. Иногда складывалось такое ощущение, что Гретту откровенно жалели. Но только иногда. Чаще всего приходилось отхватывать — опять же, не в полной мере. Наверняка благодаря усилию воли Иорвета. Он мог сделать с ней бесчисленное количество ужасных вещей. Но зачастую лишь сотрясал воздух.       Может, Гретта и романтизировала его образ, но она отказывалась воспринимать то, что Иорвет для неё делал, как должное. Чтобы вылечить её, достаточно просто позвать лекаря. Для этого не нужно носить больную на руках и укладывать в свою постель. Разделяя трапезу, необязательно отдавать лучший кусок Гретте (что за Иорветом, как ни странно, водилось на постоянной основе). Если видишь, как ненавистная dh'oine щурится и спотыкается в потёмках, подставлять ей плечо не лучшая идея — так ненароком можно и благодарность получить. Защитив от угрозы, можно просто уйти по своим делам, а не оставаться читать лекции. Кому в здравом уме захочется выяснять отношения с человеком, которому на регулярной основе с презрительным апломбом заявляешь о равнодушии?       Ходатайствовать королеве о том, чтобы твоей «зверюшке» пожаловали дом, какой бы она ни захотела, — это тоже было следствием политики незаинтересованности и безразличия? Тот факт, что Гретта жила в доме, который фактически дал ей Иорвет, немало смущал. Но показывать, что знает об этом, она не собиралась. Во-первых, чтобы иметь перед противным эльфом преимущества хозяйки дома. Во-вторых, как ему в глаза-то смотреть, если он поймёт, что она знает? В-третьих, пусть идёт лесом! С его помощью или без неё Гретта свою награду заслужила.       И в заключение о «плевать я на тебя хотел». Людей в Вергене было существенно меньше, чем нелюдей. Гретта уже успела столкнуться с мизогинией. Взять хотя бы сложности в ведении своего дела. А на поверку оказалось, что некоторым присущ спящий, или пассивный расизм. Понятно, в чём было дело, учитывая историю этого мира. И понятно, что на притирку друг к другу всем требовалось время. Однако иногда Гретте казалось, что Иорвет не любит её меньше, чем остальные. В конце концов она стала замечать, что остальные помалкивают только потому, что она с ним.       Тяжело вздохнув, Гретта снова занялась плетением венка. До этого она уже опустошила близлежащие поляны — в дело пошло что-то похожее на одуванчики вперемешку с полевыми цветами и сухой травой.       На время привала они остановились в нетронутой дождём местности. Оказалось, это только им повезло попасть под ливень. Впрочем, как и бывает летом, всё закончилось так же быстро, как и началось. Мокрыми были только ноги и Рагнеда. Так что Гретта сменила брюки — отмечая, что укусы клещей в принципе почти незаметны, — и высушила на солнце седло.              Сначала напоили лошадей, после принялись за обед. И теперь, когда до отправления оставалось некоторое количество свободного времени, на залитой солнцем лесной поляне, утопающей в низко растущей цветущей жимолости, можно было нечаянно наступить на растянувшегося на земле замечтавшегося скоя'таэля. Гретта уже успела споткнуться о какого-то краснолюда. Получив шестиэтажный мат вдогонку, почувствовав хмельной душок, она поспешила убраться от греха подальше. Села под дерево, вытянув ноги, на эмоциях рассуждая о том, чтобы пойти и нажаловаться Иорвету. Могла ведь. Но она не была низким человеком. Обидчивым, разве что.       — Ты объявила голодовку? — Киаран встал напротив и загородил ей солнце.       — С чего ты взял? — ответила она, не подымая головы.       — С того, что сегодня ты ешь только то, что я тебе приношу.       — А ты что-то мне принёс?       — Какая хватка, — притянуто сердито пожурил эльф, — держи, — он положил ей на колени бумажный свёрток, выпрямился и замер, то ли не зная, что сказать, то ли собираясь с важными мыслями. Наконец, запустив пятерню в чёрные, как вороново крыло, волосы, невпопад брякнул: — Ну, ты это, как? Есть не собираешься?       — Хотела перекусить в дороге, — бесцветно бросила Гретта, продолжая плести венок.       — Так ты не голодаешь, — со внезапным пониманием произнёс Киаран, который только сейчас догадался.       — Нет.       — А что ты делаешь?       — Плету венок.       — Я имею в виду вообще, — закрутил эльф.       — Хочешь поговорить о том, что произошло сегодня утром? — перешла в наступление Гретта.       — Нет.       — Ну, на «нет» и мой ответ «нет», — передразнила девушка, так и не посмотрев на него. — Можешь приходить, когда будешь готов.       Исподлобья она видела, как Киаран, не зная, куда себя деть, затоптался на месте. Слышала, как тяжело и протяжно выдохнул. И как захрустели под его ногами мелкие камешки, когда он собрался уйти.       Он ушёл.       Отошёл на пару метров. И вернулся недовольный, со сложенными на груди руками.       — Тебе есть что сказать? — ровно спросила Гретта.       — Да обязательно так давить?! — всплеснул руками Киаран. — Может, и есть.       — Если не уверен, то не вижу смысла в дальнейшем диалоге.       — Готов я, — вымученно выдохнув, сдался он наконец, ссутулившись.       Гретта похлопала по месту рядом с собой. Киаран сел, спрятав голову в сложенных руках, лежащих на согнутых в коленях ногах. Его вид чуть ли не разжалобил девушку, но, чтобы сохранить лидирующую позицию, нельзя было выходить из образа Иорвета.       Она слегка улыбнулась сама себе. А что, неплохо получалось.       — Мне стыдно за то, что я притеснял тебя раньше, — резко заговорил Киаран, который мог сомневаться, но трусом никогда не был. — Я жалею, что был груб с тобой, стращал тебя, как зверюшку, потворствовал во всём Иорвету.       — Только на первых порах.       — Это роли не играет, — звонко заметил Киаран, резко подняв голову. — И ты сейчас пытаешься меня оправдать.       — Ты прав. В любом случае всё это было давно. И сейчас лишь дело минувших дней.       — Как ты можешь так!.. — он резко дёрнулся и задел её ногу своей.       — Но сейчас же ты меня любишь? — лукаво спросила Гретта, склонив голову набок и заглянув ему в глаза.       Такого удара эльф, должно быть, не ожидал. Он почему-то схватился за уши, которые наверняка раскраснелись, как и острые скулы, и прикрикнул на неё, зажмурившись:       — Ты!.. Ты что!       — Любишь или не любишь? — нажала Гретта менторским, каким-то образом смешанным с кокетливостью тоном, не знающим возражений.       — Зачем ты говоришь такие вещи? — пожаловался он, чуть ли не взвыв в голос и пряча взгляд.       — Твой ответ.       — Д-да… — с трудом выдавил Киаран.       — Не слышу.       — Да люблю! — закричал он на всю поляну, привлекая внимание каждого в округе.       Киаран спрятал раскрасневшееся лицо в ладонях, не в силах выдержать чужого взгляда и давления от того, что все заозирались. Он показался Гретте таким чувственным и трогательным, что она застыла с занесёнными над его головой руками. Его эмоции, подлинно настоящие и искренние, поразили её до глубины души. Какой тяжёлый путь пришлось ему пройти, чтобы прийти к осознанию привязанности к вражескому существу, дружбы с ним.       С чувством неприкрытого восхищения и признания Гретта возложила ему на голову венок. Не уставая про себя поражаться: какие усилия воли и духа нужно приложить, какая усердная работа над собственной душой должна произойти, чтобы так вырасти.       — Ну всё, всё, — Гретта похлопала Киарана по плечу, призывая открыться. Ей было сложно отыгрывать чужую роль, и очень скоро она сама прониклась атмосферой смущения и неловкости. — Знаешь, мы когда дней пять назад ещё ехали, я хотела сказать…       — Что-что ты хотела сказать? — перехватил инициативу Киаран, взяв девушку за плечи и развернув к себе.       Отыгрываться — так по полной. Теперь его очередь.       — Ну, то, что ты… Я… — Гретта в неуверенности взялась за его запястья, ища поддержки. Легче говорить от этого не стало — на лице Киарана расползалась злорадная улыбочка от того, что его контрнаступление заставило Гретту заикаться. — В общем, мы... Нас можно…       — Почему мне кажется, что вы занимаетесь не тем, чем нужно? — прогремел голос внезапно нависшего над ними Иорвета.       — Уже едем? — переполошились они, резко выпуская друг друга из объятий, будто их только что поймали на чём-то постыдном.       — Я говорил вам тренироваться, — Иорвет устало потёр лицо и посмотрел на них с такой кислой миной, что близрастущие грибы могли замариноваться.       Затем он поочерёдно бросил неопределённый взгляд на голову Киарана и колени Гретты. Должно быть, ему чем-то не угодили венки, потому что, закатив глаза, он отталкивающим, вечно раздражающим голосом произнёс:       — И будьте уже серьёзнее. Мы зашли достаточно далеко.       Гретта, надевая цветочный венок, показала Иорвету язык, стоило тому отвернуться и пойти к другим. Наверняка собрался так же докопаться и до них.       — Почему он всё время бубнит? — пожаловалась она.       Киаран, складывая руки за головой, опёрся спиной о дерево.       — На него давит бремя ответственности, полагаю. Вообще, он может быть весёлым. Чувство юмора, хоть и своеобразное, у него всё же есть.       — Боюсь представить, что его веселит, — скуксилась Гретта, — мне с ним никогда не было весело.       — Должно быть, потому, что ты ассоциируешься у него с чем угодно, кроме веселья? — проницательно прикинул Киаран, заставив её хмыкнуть в ответ, соглашаясь.       Взвесив на ладони плоский камушек, эльф прицелился и запустил его в луг, будто в речку. Видимо, удар пришёлся кому-то в лоб. Жимолость заорала голосом потревоженного краснолюда. Кажется, того самого, что накричал на Гретту. Она хотела было пригнуться и потянула за собой Киарана, но тот принял невозмутимый серьёзный вид начальника, мол, ему всё равно никто не поверит.       Сдерживая рвущийся наружу смех, Гретта подумала о принципе бумеранга. О том, как за содеянное порой прилетает откуда не ждали. И что такого плохого — или хорошего — она сделала в прошлой жизни, что её столкнуло с Иорветом?       Задевающий верхушки деревьев ветерок расшвырял облака, сделав небо чистым и безмятежным. Гретта растолкала Киарана, указав на то место, где солнце медленно скатывалось к дуге семицветной радуги. И принялась загибать пальцы:       — Каждый охотник желает знать, где сидит фазан.       — Красный, оранжевый, жёлтый, зелёный, голубой, синий, фиолетовый, — повторил Киаран. — Это гениально!       — Это ещё что. Есть аналог: как однажды Жак-звонарь головой сломал фо…       — Вы серьёзно, — надавил Иорвет, — собираетесь меня игнорировать?       — Вот чёрт! — перепугалась Гретта, когда он неожиданно навис над ними, застав их уже растянувшимися в полный рост на траве.       — Ладно, — нехотя потянулся Киаран, — идём.       У края луга рос молодой подлесок — негустой, берёзовый. Под ногами было что-то вроде песка. Идеально, чтобы смягчить падение. С равновесием и координацией движений у Гретты было не очень.       — И чего ради они так с ней носятся? — донеслись до неё обрывки чужих разговоров, пока они с Киараном шли упражняться.       — Не обращай внимания, — сказал тот Гретте и показал эльфкам такой вопиюще неприличный жест, что они зароптали, точно две квочки.       Но как не обращать внимания, если в спину постоянно прилетает нечто подобное? Это ужасает — задуматься только о том, какие о ней ходят слухи. Кому-то было плевать — в большинстве своём мужчинам. Более неравнодушными, как заведено, оказались женщины. Хотя и среди первых находились неприятные экземпляры, любящие посудачить на манер ярмарочных торговок. И те, кто бросал неприязненные взгляды. Порой Гретта практически наяву могла почувствовать сверление между лопаток.       В разговоре о чувствах и мыслях, которого никогда не случилось бы, потому что никто ей не интересовался, Гретта призналась бы, что уже устала прикладывать силы для того, чтобы раздражать всех как можно меньше. Старые скоя'таэли из отряда Иорвета более-менее примирились с ней, а те, что шли с ними в этом походе, преимущественно были от Верноссиэль. Несмотря на то что они также перешли в подчинение к Иорвету, терпимость к Гретте воздушно-капельным им не передалась.       «Кто я Иорвету?» — хотелось ей спросить, чтобы хоть немного прояснить ситуацию. Но что-то подсказывало, что у Киарана нет ответа.              Его не было даже у того, о ком шла речь.              Должно быть, перманентное состояние Гретты в этом мире — ощущение, будто кто-то извалял её в грязи или пыли с головы до ног. Конечно, далеко не каждый точил на неё зуб, но, если согнать отдельных личностей в группу, собирался приличный кружок неровно дышащих к ней расистов. Число агрессивно настроенных эльфов было опасно большим, достаточным, чтобы словить плевок в лицо или толчок в спину.              Но Гретта продолжала улыбаться и пытаться проявить себя с лучшей стороны.              В крайнем случае у неё есть Иорвет. Если можно так думать.              В Киаране сомневаться не приходилось. А Иорвет всегда был настолько порывист и непредсказуем, что свыкнуться с ним спокойным, здравомыслящим и логичным было тяжело. Особенно когда он проделывал такие фокусы, как, например, сегодня. Наверняка видел, что она просыпает и пропускает завтрак. Но с чего бы его это волновало? Случай с капюшоном можно забыть сразу и не лелеять надежд. Если спросить, Иорвет наверняка ответит что-то вроде: «Лечить тебя — та ещё морока».              В общем и целом Гретта была обижена и всё видела в плохом свете. Это она как раз-таки понимала. Поэтому одёрнула себя и перевела тему:              — Киаран, почему ты идёшь за ним? — имя всуе, как было привычно, не упоминалось. А то ещё накличут беду на свои головы.              — Тебе не понравится мой ответ, — пожал он плечами, пробуя пальцем остроту лезвия ножа.              — Мне интересно.              — Что ж, — выдохнул Киаран и посмотрел в образованное кронами деревьев небесное окошко. — Не самым приятным фактом в моей биографии я считаю то, что вначале присоединился к нему, ведомый стадным чувством. Все за ним шли, и я пошёл.              — Всегда есть это «вначале», — подбодрила Гретта кивком.              — Время шло, и, что закономерно, настал момент, когда я засомневался: куда я иду? зачем оно мне? как это относится конкретно ко мне? Потому что, Гретта, не кривя душой скажу: у меня действительно было мало причин воевать. Когда я только вступил в ряды скоя'таэлей, я не был сиротой или обделённым. Я и вырос вне резерваций, жаловаться особенно не на что.       — Иорвет, конечно же, развеял твои сомнения.       — Развеял, — Киаран приблизился и вложил в её руку нож. — Потому что он один из немногих, кто помнит. Я доверился ему и не прогадал. Он открыл мне многое, но и я времени зря не терял. Пока он смотрел только вперёд, я осматривался по сторонам. И понял раньше него, что равнение всего и вся вульгарно, грубо и не выдерживает никакой критики.       — Помнит… — задумалась девушка. — Что такого может помнить он, чего не помнишь ты?       — Ты, должно быть, ещё плохо знаешь нашу историю, — снисходительно заметил Киаран.       — Недавно мне казалось, что я делала успехи, — осторожно заметила Гретта.       — В таком случае, если провести несложный арифметический расчёт…       — Здесь у меня и были сложности.       — Проще говоря, Иорвет стал свидетелем и непосредственным участником тех войн и событий, которых я не застал по нескольким причинам: я был либо слишком молод, либо ещё не присоединился к скоя'таэлям, — интонация была такой, будто эльф удивлялся самому себе — почему такие очевидные истины приходится объяснять?       По спине Гретты пробежал холодок.       — О каких именно войнах идёт речь?       От этого вопроса глаза Киарана расширились, он вздрогнул как от неожиданности и выронил свой нож.       — Ты правда не знаешь? — он начал осторожно и деликатно прощупывать почву, но Гретта всё равно почувствовала себя недостаточно образованной. — Ладно, — сказал он скорее самому себе, поднимая нож. — Можем взять, к примеру, последние две — Первую и Вторую Северные войны. Соответственно, шестьдесят второй год и шестьдесят восьмой.       Гретта задумчиво убрала клинок в ножны, мысленно делая пометку о том, что сейчас семьдесят второй.       — Десять лет спустя? — спросила она, не до конца веря в точность дат, попутно начиная сомневаться в надёжности памяти Киарана. — Насколько же незавидно положение старших рас, что на войну берут ещё совсем мальчишек? Ты что-то путаешь, Киаран. Да и среди скоя'таэлей, слава богу, детей не видно.       С неудовольствием Гретта заметила улыбку эльфа, которая становилась шире от каждого её слова.       Это заставило нервничать.       — Да брось! И я не вижу между вами двумя разницы! Если Иорвет воевал примерно в пятнадцать, то с пятнадцати у вас берут в армию, получается? — в неуверенности она стала заламывать пальцы, представив, что ему пришлось преодолеть. Было тяжело даже думать об этом. — А тебе сколько лет? Как ты мог не пройти по возрасту?       На лице Киарана горело настолько неуместное веселье, что стало обидно. Гретта не преминула толкнуть эльфа в плечо, но он лишь оскалил зубы в улыбке.       — Когда я говорил, что был для чего-то слишком молод, я говорил о событиях полувековой…       Внезапная вспышка озарения заставила Гретту вскинуться и заходить кругами.       — Да конечно!       — Давности…       — Не заливай, — всплеснула она руками.       — Так что в тех случаях я был слишком мал. А что до времён Первой и Второй Северных, я в них попросту не участвовал. С Иорветом я всего четыре года.       Оборвав круг, Гретта резко приблизилась к Киарану и, задрав голову, чтобы смотреть ему прямо в лицо, на эмоциях выпалила:       — То есть ты мне сейчас предлагаешь поверить в то, что тебе под сотню лет? — сказала она с нажимом, хотя могла дать руку на отсечение, что глаза у неё были растерянные.       — Боюсь, ты только что озвучила приблизительный возраст Иорвета, — ответил он с издёвкой. — Я моложе. Хочешь знать точные цифры?       — Нет! — взмолилась Гретта, хватаясь за голову и отходя на несколько шагов. — Боже! Нет!       — Только не говори, что не веришь мне, — прилетело в спину. — Когда я тебе врал?       — О Господи…       — Ну постой! Гретта!       — Просто дай мне это переварить, — отчеканила она не своим голосом, пятясь назад. — Дай мне немного времени.       — Да что такого-то? — буркнул Киаран и пнул подвернувшийся под ногу камень.       Гретта улучила момент и спряталась за большим деревом, оставив за спиной лагерь, Киарана и всё-всё-всё.       Тело уже давно объяла дрожь, а в голове стоял шум, подобный тому, когда подносишь к уху морскую раковину. Гретта не знала почему, но при мысли о том, что Иорвету далеко не третий десяток, как она представляла раньше, её внутренности скручивало в тревоге. Как будто это всё меняло. Главным образом — представление о самом Иорвете и о том, как теперь его воспринимать.       Она думала, что знала о нём больше других. Но, опираясь на факт о том, что ему под сотню, Гретта поняла, что застала лишь маленький кусочек его жизни. Что происходило пять, десять, пятьдесят лет назад? При мысли об этом перед глазами вставало чёрное полотно. Даже представить невозможно, чем полнились годы его жизни.       В то время как для Гретты Иорвет был огромным пластом жизни и центром нового мироздания, ему она могла казаться мимолётным мгновением. Как много таких глупых молодых девчонок он встречал? На общении с ними он должен был собаку съесть и щенком закусить. Однако на практике всё было с точностью наоборот.       Складывалось ощущение, что раньше пресловутых dh’oine женского пола он близко не подпускал вообще.       Да ему по опыту прожитых лет положено быть более собранным, спокойным и уравновешенным. Там, где Гретта давала маху, он должен был компенсировать разумным решением. Видимо, зрелость у эльфов наступала по совершенно другому принципу, иначе почему Иорвет оставался таким импульсивным?       — Ну и где твои мозги? — с укором спросила Гретта.       — Что, уже сама с собой разговариваешь? — тут же последовал ответ Киарана.       — Мы не работаем, — шикнула она, пытаясь прогнать его.       Но было поздно. Эльф заставил её подвинуться, с невозмутимым видом развалившись рядом.       — Что моя жизнь против вашей? — поражённо прошептала Гретта, вглядываясь в зелёный лесной массив. Это был риторический вопрос, но следующие уже требовали ответов: — Сто лет — молодой возраст? Сколько вы обычно живёте?       — По нашим меркам — нет, уже не молодой, — Киаран принялся спокойно разъяснять, сняв венок и поправляя выбившиеся веточки, — но и не старость. В среднем мы должны жить двести-двести пятьдесят. Может дойти и до трёхсот, — он вздохнул. — Но, как ты понимаешь…       — Немногие доживают до такого возраста из-за непрекращающейся войны, — Гретта практически улеглась под дерево и, обхватив Киарана за руку, уткнулась ему щекой в плечо. Они помолчали, вслушиваясь в трели птиц, думая каждый о своём. Неподходящая пора для расслабления — они остановились не на ночлег, их могли искать, но момент затмил собой всё. — Если, конечно, ты не оседлый житель, — спустя время добавила она.       — Можешь представить его за столярным столом? Или сеющим поле?       — Нет, как-то не видится, — согласилась Гретта. — Но ведь так или иначе он пришёл к мирной жизни? Теперь всё может наладиться. Для всех.       — Для некоторых, — Киаран приподнялся, заставив Гретту съехать, и заглянул за дерево, проверяя, не идут ли за ними, — наладится. Но, если честно, — он снова обернулся, и стало ясно, что он боялся посторонних ушей, — я должен тебе признаться.       Гретта доверительно приблизилась.       — Я правда боюсь, что для Иорвета слишком поздно.       — Что ты имеешь в виду?       — Смотри, — Киаран снова надел венок и раскрыл ладони, — тебя поразила мысль о нашем долголетии. Как думаешь, как много я успел за свою жизнь?       — Думаю, очень много, — осторожно ответила девушка. И поспешно добавила: — Только не говори, сколько вам лет.       Она боялась, что, если услышит настоящий возраст Иорвета и Киарана, то утратит связь с реальностью.       — Хорошо, — легко согласились с ней. — Теперь представь: если Иорвет старше меня на двадцать лет, насколько больше успел он?       — Киаран, я правильно понимаю, что ты сейчас десятой дорогой спрашиваешь меня, сколько вы убили людей?       — Ну…       Гретта обхватила руками сжатый кулак Киарана.       — Да, в общем, да, — сдался он.       Их мысли потонули в тишине. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: Иорвет совершил так много плохого, что об этом будут помнить всегда.       — Скажи, а ты и правда не знала, с кем имеешь дело?       — Я судила только по тому, что видела, — упавшим голосом поделилась Гретта. — Ну, и по тому, что слышала от других. Пыталась ещё читать… Но в хрониках как-то его пока ещё не встречала.       — Потому что слухи о нём живут в народной молве. И засекреченных отчётах военной верхушки. Всех тех, кому доводилось иметь с ним дело.       — Почему засекреченных?              — Потому что Иорвет без пяти минут мертвец. По крайней мере, так должно быть. На это они и надеются, вычёркивая из истории офицерские заслуги бригады Врихедд.              — Я не совсем улавливаю связи…              — Я объясню. Ты думала, что Иорвет, как ты выразилась, сражался «совсем мальчишкой». Но это не так, ведь уже во время Второй Северной войны он ходил офицером.              — Офицером? — поражённо переспросила Гретта.              И смутилась от понимающего взгляда Киарана, которым он окинул её после того, как она возбуждённо сжала его руку.              — Я думаю, для тебя настала пора узнать, кто такой Иорвет на самом деле, — Киаран поднялся и сделал приглашающий жест. В голосе и внешнем виде читались нескрываемое довольство и торжество от того, что он лично знал тему обсуждения.                     Когда они вышли из леса, на них тут же легла карающая длань командира. Уши могли свернуться в трубочку от того, как Иорвет поносил их перед всем отрядом за длительное отсутствие, безуспешные поиски и задержку в пути.              Киаран и Гретта стояли как два близнеца — с одинаковыми минами, да ещё и в одинаковых венках в придачу. Мышцы лиц сводило судорогой — так сложно было удержаться от того, чтобы не начать улыбаться как идиотам. Но они были достаточно сообразительны и жизнелюбивы, чтобы не выдать веселья.              Их содружество стало ещё более тесным. Причины выяснились следующие:              Во-первых, Киаран — самый преданный фанат Иорвета.              Во-вторых, с подачи Киарана с недавних пор в рядах фанатов Иорвета случилось пополнение.              В-третьих, теперь Гретта могла смотреть на Иорвета глазами его друга. Как на случайно встреченного на улице известного и, ко всему прочему, любимого киноактёра.              Гретта и до рассказов Киарана находила причины восхищаться Иорветом, но теперь она знала о нём гораздо больше. Настолько, что даже могла замечтаться, глядя на него влюблёнными глазами.              К огромному своему промаху, она сделала это в тот самый момент, когда он ждал от неё ответа. А не дождавшись, определил для Киарана и Гретты раздельные наказания.              Самое обидное, что раздельные.              Ведь не с кем будет потрещать о степени крутости Врихеддских офицеров. И в частности об одном из самых выдающихся из них — Иорвете.       Оставшийся до ночной стоянки путь они проделали молча, не забывая при этом обмениваться многозначительными взглядами с двух противоположных концов конной колонны. Они не пали духом, даже когда их развели в стороны на общем ужине, а впоследствии изолировали друг от друга на время исправительных работ.       Всё это поразительным образом смахивало на наказание двух детей, которые разыгрались так сильно, что взрослым приходилось их успокаивать, запирая в разных комнатах и занимая озорникам руки, чтобы вымотать вконец.       Но Гретта, битый час полируя чужие доспехи до блеска, пытаясь увидеть в гладком наплечнике собственное отражение, усталости не замечала. В голове крутилась какая-то въедливая мелодия из супергеройского фильма или мультика — уже и не вспомнить, — которая пришлась как нельзя кстати.       Вопреки всему, Иорвет её чувств не разделял. Сегодня он ходил мрачнее тучи. Его настроение испортилось ещё до того, как Гретту с Киараном нашли, так что причины были неизвестны.       Весёлая мелодия оборвалась в тот момент, когда он, поддев носком сапога чужой доспех, начал ни с того ни с сего цепляться:       — И здесь тоже протри.       Гретта спокойно притянула к себе тяжёлый нагрудник и стала нести наказание в соответствии с новыми требованиями начальства.       Тыканье повторилось по крайней мере трижды, прежде чем её нервы дали сбой, и она, вскинув голову и отбросив тряпку, возмутилась:       — А у тебя больше нет других дел?       — Как хорошо, что ты решила поинтересоваться, — едко заметил Иорвет. — Они как раз-таки были в то время, которое пришлось убить на ваши поиски.       — Да мы были буквально в двух шагах, — фыркнула она в ответ.       — Так, что до вас было не докричаться?       — Может, с твоим непосредственным участием всё пошло бы быстрее? — она делано развела руками, пожав плечами. — Мог пойти и посмотреть, а не раздавать указания.       Иорвету не нужно было делать такое выражение лица, чтобы Гретта поняла, какую глупость сморозила. Но он сделал. И его гадкая вездесущая манера кривляться и демонстрировать своё превосходство почти вывела её из себя. К счастью, она вовремя вспомнила, что он прав — срываться и бежать за кем-то ему не по чину. Поэтому проглотила претензии.       Некоторое время было тихо. Раздавался только стрёкот цикад, который становился всё громче и отчётливее, будто гигантские кузнечики прыгали ближе, чтобы их услышали наверняка.       Иорвет, не поворачиваясь к Гретте, вдруг ледяным голосом сказал:       — Что вы там делали?       И сердце у неё упало, потому что именно в этот момент восторги Гретты поутихли и мрачные интонации Иорвета наконец вернули её в реальный мир.       Заигравшись с другом в песочнице и настроив иллюзорных замков, не так-то легко прервать поток фантазий, даже если уже вернулась домой. Воображаемый Иорвет — воплощение героя, который живёт, борется и побеждает. Этот образ появляется в ярких картинах, где представления о добре и зле изменённые и куда более сложные. Реальный же Иорвет — это тот, кто способен заставить кровь в жилах заледенеть. Тот, чей образ правдивее любых девичьих мечтаний. Но реальность не может отменить придуманного, даже наоборот. Гретта ещё раньше приметила, что у Иорвета ярко выраженная полярная личность. Однако оказавшись на стыке двух сколов, она понятия не имела, как на них балансировать и возможно ли это вообще — воспринимать его как нечто цельное и неразделимое. Контраст был так силён, что казалось, когда-нибудь предстоит сделать выбор в пользу чего-то одного: тьмы или света.       Иорвет был несовершенен. И оттого прекрасен.       Щелчок пальцев прямо у лица привёл Гретту в чувство.       — Перегрелась на солнце? — язвительно предположил причину её молчания Иорвет. — Или тупеешь при свете дня?       Прекрасен… Придумает тоже. Великолепный мерзавец — вот как его следует называть.       Что ей нужно было ответить? Что всё это время они обсуждали его? А если соврать, что тренировались, он сразу поймёт.       И вообще, зачем так грубить?       — Перегрелась и отупела, — с ядовитой оттяжкой ответила Гретта.       Должно быть, сегодня звёзды сложились удачно, иначе почему ей так везло? Прежде чем она получила отдачу, их с Иорветом прервали:       — Командир, есть проблема, — объявился какой-то эльф.       Так что, улучив момент, девушка приняла, наверное, самое здравое в этой ситуации решение: поспешно ретироваться. В чужом присутствии ей, конечно, ничего не будет, но пока Гретта искупается, Иорвет успеет остыть и одуматься.       Среди деревьев гулял прохладный ветерок, вода в реке была настолько чистой, что даже в сумерках проглядывались камешки на дне. Внизу по течению раздавались голоса купающихся эльфок. Гретта никогда не любила общих водных процедур, поэтому всегда советовалась с Геральтом насчёт другого безопасного места. Если было возможно, она проводила время наедине с собой, оставаясь почти у самого берега, не заходя вглубь. Здесь же, на мелководье, она стирала свои вещи.       В знак протеста Гретта собиралась задержаться подольше, но интуитивно понимала, что так сделает только хуже. Наивно было полагать, будто за столь короткое время Иорвет и вправду забудет, как она, бросив неотбытое наказание, сбежала от него, так и не дав ответа на вопрос.       «Что вы там делали?» — вновь прогремело в голове, когда Гретта, выжимая волосы, вышла на берег.       Наверное, не стоит выдумывать себе лишнего. Это мог быть рядовой вопрос по типу «как провели время?»       Обманываться тоже не нужно. Когда Иорвета волновало, как она проводит время?       Насухо вытеревшись, Гретта надела лёгкое ситцевое платье, предварительно обработав его край отпугивающей кровопийц мазью. Аромат оказался неожиданно приятным — пахло эвкалиптом и пихтой.       Борясь в потёмках со шнуровкой на груди, она возвращалась к шатру, мысленно коря себя за несвоевременное бегство. С практичной точки зрения логичнее было бы остаться и выслушать Иорвета — на публике ей наверняка влетело бы меньше, страшно представить, что будет её ждать, когда они останутся один на один.       Признаться честно, она не могла перестать думать о недавнем. И после пережитого не верила, что ей придётся по-настоящему плохо. Чего хотелось её израненной душе — так это объятий. Крепких и надёжных, чтобы уснуть спокойно, ни о чём не беспокоясь. И если Иорвет не будет её обижать, она, так и быть, даст ему поперебирать свои волосы.       Только это из разряда несбыточных фантазий.       Возможно, Гретта немножко сходила с ума. Кому взбредёт в голову замещать утраченные семейные, любовные и дружеские связи союзом с эльфом-убийцей? Но Иорвет был всем. И в нём одном ей хотелось найти и прочувствовать отцовскую твёрдость, ласку матери и внимание заботливого мужчины. Иными словами, окружить себя любовью.       И рассуждала Гретта так, как могла рассуждать сирота.       «Боже мой, — подумала она, — ведь я и вправду стала сиротой».       Она обещала себе не плакать, но в горле всё равно встал комок. Подумать только, прошло уже столько времени с тех пор, как она осталась совсем одна. Наконец её одиночеству было дано имя — сиротство во всех смыслах.       Больше не хотелось ссориться с Иорветом, не хотелось выяснять отношения. Душа её была обращена к тому, в чём извечно нуждался человек, — к желанию любить и быть любимой в ответ.       Гретта — спокойная, нежная домашняя девочка. Ей бы только сильное плечо рядом — и она осчастливит своего избранника в ответ.       Но не было никакой семьи, дома и избранника, который любил бы её. Был только Иорвет, обладающий животным магнетизмом и умеющий пользоваться им в своих целях. К слову, невероятно взрослый мужчина, при мысли о котором тряслись коленки. Узнать его возраст даже примерно — всё равно что понять, что ты бок о бок жила с вампиром, которому несколько сотен лет. Невольно проникаешься трепетом и ужасом, потому что это кажется тебе противоестественным. Человеку свойственно бояться того, что не похоже на него. Вот почему уши, заострённые черты лица и высокий рост эльфов обладали такими подавляющими свойствами. Рядом с нелюдями Гретта чувствовала себя чужой, и те, в свою очередь, были для неё чужими, потому что они другие.       Вместе с тем у людей было много общего с эльфами, краснолюдами и низушками — принцип телосложения, например, но самое главное — это ход мышления. Думали и чувствовали они одинаково. Чем не точка соприкосновения? Отличный повод сойтись с кем угодно, вот только с Иорветом возникали проблемы. Он отвергал заботу о себе и опошлял близость.       Вряд ли можно обнять его просто так. Он не выглядел нуждающимся в объятиях. Иорвет скорее был похож на того, кто, стиснув зубы, стерпит телячьи нежности, но надолго его не хватит. Либо всё перейдёт в игру по его правилам, где он возьмёт что хочет, либо последует отвержение.       С ним было невероятно сложно. И конфликтов, хоть их и стало меньше, избежать не получалось.       Гретта от этого устала. Ей хотелось найти тихую гавань и выплеснуть эмоции вдали от чужих глаз и ушей. Она нуждалась в чём-то сродни освобождению, но пока лишь чувствовала, как на неё со всех сторон давят невидимые стены.       Хотелось раз и навсегда покончить с этим противостоянием. Можно ей уже немного стабильности? Пожалуйста. Разве она так много просит?       Хотя да. Наверное, она обнаглела настолько, что просила невозможного. Это ведь запрос на счастье во вселенную. А за него нужно бороться, а не просто сидеть и ждать сложа руки.       Поэтому Гретта твёрдо вознамерилась найти своё счастье. Она проверила в шатре и близлежащих окрестностях. Но Иорвета нигде не было.       Странно, ей казалось, что он будет ждать её. Если так посмотреть, какой же глупой и самонадеянной она была, думая, что он бросит всё ради неё и станет тратить время на ожидание. У него ведь столько важных дел, куда важнее, чем она.       Гретта вышла в лагерь и обошла его по периметру, надеясь хотя бы понять, чем Иорвет занят. Скоя'таэли уже готовились ко сну, некоторые по-прежнему сидели у костров. Но признаков того, что командир ведёт какую-то активную деятельность, не было.       Не оставалось ничего, кроме как вернуться к исходной точке. Но уже возле шатра Гретту окликнул не очень подходящий счастью голос.       — Можешь не пытаться, — холодно сказал Иорвет.       Она застыла на месте, прекрасно считывая мрачный тон. Осторожно спросила, будто ступая на хрупкий лёд:       — Не пытаться что?       — Встретить того, кого ищешь, — судя по голосу, Иорвет явно не собирался этого говорить.       Это он о Киаране?       — Вот как? — просто удивилась она, подыгрывая. — А что с ним?       Видимо, по мнению Иорвета, её слова прозвучали дерзко и вызывающе. Иначе почему она тут же почувствовала, как он сжал её плечо?       Действовать нужно было быстро и на опережение.       — Впрочем, это не так уж и важно, — поспешила добавить девушка. — Ведь я искала не его, а тебя.       Это была святая правда, но хватка только усилилась.       Пусть кто-нибудь внятно скажет: так проявлялась его ревность или нет? Гретте казалось, что, если она спросит вслух и ответ будет положительным, Иорвет убьёт её. Нет, убьёт лишь за мысль об этом.       Он стоял так близко, что она чувствовала, как его одежда соприкасалась с её собственной. Что удивительно, ведь на нём не было привычной брони.       — Зачем? — раздался низкий приглушённый голос. — В прошлую нашу встречу ты сбежала, поджав хвост.       Гретта, всё ещё неподвижная, быстро нашлась с ответом:       — Искала бы я новой, если бы была виновата перед тобой?       — Виновата? — издевательски переспросил Иорвет.       А затем резко отпустил её и отбросил от себя, насмехаясь:       — Неужели ты думаешь, будто можешь заставить меня сомневаться в моём друге? В отличие от тебя, Киаран…       Ошиблась. Размечталась. Боже, какой стыд.       Гретта в приступе самобичевания сжала кулаки и повысила голос:       — Так в чём же проблема?       Если не ревность, то что?       Господи. Когда она свыклась с мыслью о том, что он считает её шлюхой?       В глазах напротив — Гретта готова была поклясться — зажглось пламя. Но вместо того чтобы ответить, Иорвет потянулся к вороту рубашки, чтобы ослабить завязки у горла.       Ему вдруг стало душно? Тесно?       Что бы это ни было, Иорвет не торопился объяснять.       И по затянувшемуся молчанию Гретта поняла, что ответа не услышит.       Она решила войти внутрь, но стоило взяться за полог, как в опасной близости от головы что-то просвистело. Гретта дёрнулась, хватаясь за ухо. Его сильно обожгло, но по итогу на нём не оказалось ничего, кроме царапины, — крови почти не было.       Она некоторое время в шоке смотрела на торчащий из балки нож. Затем медленно обернулась, не отнимая руки от уха. И её как прорвало:       — Ты что, ненормальный? — Гретта обрушилась на него со всем негодованием, на которое была способна. И стала наступать. — На том месте могла оказаться я! Ты больной, Иорвет? — она стукнула рукой по деревянной балке и ответила на свой же вопрос, подытоживая: — Ты просто больной!       Иорвет с силой стиснул челюсти. Будто оскорбления, которые он получал в свой адрес, наносили ему непоправимый урон. Словно Гретта лгала и её слова относились не к нему, а к кому-то другому.       Он скрестил на груди руки, и Гретта поняла, что от неё закрываются. Что слова доходили до него, вызывали отклик внутри, но правда была так важна, что он ни за что не уступит.       Тогда, не поворачиваясь к нему спиной, она попыталась уйти — не бросаться же на него с кулаками, в самом деле? Всё равно не даёт спать. Но застыла, вдруг заметив в его глазах нечто странное.       Иорвет очень бдительно следил за каждым её движением. Его взгляд был таким цепким, что мгновенно реагировал на любой шаг в сторону.       Это было жутко.       С ним творилось что-то странное.       И, по всей видимости, Иорвет уже дал этому название. Открытие его не воодушевило, и он не собирался делиться им с кем бы то ни было.       Но Гретта стала быстро соображать.       В голове пронеслись осязаемые воспоминания о её неоднократных попытках к бегству. Осязаемые, потому что были сопряжены с касаниями, а впоследствии — с синяками и ушибами. Бежала Гретта от разного: от злости Иорвета, от своих чувств, неудобных разговоров. Только одно оставалось неизменным: Иорвет всегда её удерживал.       Потому что не терпел, когда что-то шло не по плану. Когда Гретта ему не подчинялась, была неподконтрольна. Новый виток отношений предполагал, что она получит больше свободы. Но чтобы свобода чувствовалась, Иорвету предстояло научиться доверять.       Он никак не мог.       У него не получалось.       И Иорвет сходил с ума по-своему.       Может, он хотел, чтобы она была у него на виду? Или чтобы всегда была рядом?       Но ведь это невозможно.       Хотя, если задуматься, его жизнь тесно переплеталась с её собственной. Гретта словно была частичкой его души. Кто не захочет держать таковую поближе к себе?       В то же время Иорвет мог уйти по своему желанию в любой момент, Гретта — нет. Ей было не позволено.       Её романтические теории рушились на глазах, как карточный домик. Всё потому, что Иорвет не давал о себе и своих чувствах никакой информации. Стоило только Гретте подумать, что она поняла его и докопалась до правды, как всплывали другие факты и всё опровергали.       В любом случае, что бы Иорвет себе ни думал, у неё были проблемы.       — Я всегда знала, что ты псих, — выдохнула она, морально готовясь к тому, что разборки затянутся и поспать ей сегодня не удастся.       — Да неужели? — спросил он с ехидством, неожиданно отмерев. — Что же ты тогда согласилась? — и стал приближаться к ней медленными, размеренными шагами.       Пока не остановился на расстоянии протянутой руки. Гретта призвала всё мужество, чтобы не ударить в грязь лицом. И застыла каменным изваянием, затаив дыхание.       Чтобы в следующий момент почувствовать, как всё внутри перевернулось: Иорвет склонился к её плечу, мазнув мокрыми волосами по щеке, оставляя влажный след. Против воли Гретта вдохнула полной грудью хвойный аромат.       И услышала, а не увидела, как эльф скривился в непринятии, пренебрежительно цыкнув.       — Опять играешь, — разочарованно протянул он и отступил от неё, будто столкнувшись с прокажённой.       Обидные слова плетью стегнули по спине. Иорвет категорически отвергал попытки Гретты сохранить достоинство и высмеивал то, к каким изощрённым способам ей приходилось для этого прибегать.       Когда она была рядом с ним, наружу просилось худшее, то, что полагалось скрывать.       И самое страшное — в такие моменты ей было очень тяжело держать эмоции в узде. Гретта не заметила, как взялась за воротник Иорвета, притягивая к себе.       — Я не играю, — злилась она, транслируя чувства глаза в глаза. — У меня просто не получается по-другому.       Неужели обязательно надо скатываться до унижений, заставляя объяснять защитный механизм, волнение перед ним?       В ярком свете фонаря, который висел прямо над ними, она отчётливо различила, с каким недовольством Иорвет проследил за последним жестом. Того, что произошло дальше, ожидать было невозможно. Последовал хлёсткий удар, отбросивший руки Гретты. Кожу обожгло так, будто её отходили крапивой.       — Что на тебя?..       — Не понимаешь, как это работает?       Что «это»?       Гретта подумала, что его можно успокоить нежным касанием.       — Не трогай меня, bloede, не трогай!       Но оказалось, что нет.       Девушка так и застыла в нелепом положении с вытянутой рукой.       — Иорвет, — слабо позвала она, опустив голову. — Неужели ты не понимаешь… — Как жаль, что здесь было так много света! — Никак не поймёшь, что я делаю это, потому что ты мне… — в горле пересохло, сердце забилось раненой птицей, — нравишься, — сказала Гретта на выдохе.       — Правда? — тут же послышался взвинченный голос, пропитанный ядом. — Вот это новость! Это было так, d'yaebl, неочевидно, так незаметно, — Иорвет развёл руками. — Я всё голову ломал…       — Это обязательно? — перебила Гретта, чувствуя, что доходит до точки кипения. — Так язвить?! — воскликнула она. — Неужели нельзя по-нормальному?! — её крик взмыл ввысь, затерявшись в верхушках тёмных деревьев.       Резким неосторожным движением она подалась в его сторону. Но вовремя — впрочем, не слишком — одумалась и не стала наносить удар. Иорвет среагировал быстро, сжав её тонкое запястье. Кажется, Гретте послышалось рычание зверя.       — Дурак! — вскинулась она, защищаясь.       Рядом с её головой прогремел удар — нервы Иорвета закономерно сдавали, и вместо того чтобы ответить, он стукнул по перекладине шатра так, что тот покачнулся, осел и чуть было не сложился внутрь.       — Ну конечно! Давай! Разнеси здесь всё! Разговоры — это же не для нас! Больной псих!       Он резко обернулся к ней, заставив комок воздуха в горле болезненно скатиться вниз. В одночасье Гретта осознала, что если Иорвет не будет переключаться на что-то другое, то обрушится на неё.       И тут как лампочка загорелась.       Иорвет использовал замещение гнева. Всегда.       Это был его осознанный выбор, и, пожалуй, стоило сказать спасибо.       Но было поздно.       Он взялся за рукоять торчащего из балки ножа. Блеснуло лезвие, в одно мгновение угрожающе уткнувшись в мягкую выемку подбородка Гретты.       — Знаешь, с чем мне постоянно приходится мириться? — язык, на котором заговорил Иорвет, она про себя называла змеиным, потому что эльф, казалось, был готов, как змей, вцепиться в глотку за малейшую провинность. Он очертил остриём линию челюсти, прежде чем откинуть тупой стороной волосы с плеча, открыв беззащитную шею. — С этим, — не отнимая ножа, Иорвет щёлкнул пальцами возле уха Гретты, на мгновение оглушив её и заставив дёрнуться.       Перемирие было хрупко.       Особенно ярко это ощущалось, когда холод металла касался губ.       — И с тем, что внутри, — тоже, — шепнул Иорвет, намекая на язык Гретты.       Если бы её бравада работала, если бы убеждения о том, что Иорвет безопасен, имели под собой доказательную базу, Гретта не дрожала бы как осиновый лист. Теории разбивались вдребезги.       Что, если он захочет?..       Она увлажнила губы, прежде чем сказать. Рука заметившего это Иорвета дрогнула.       Никогда не покидало чувство, что он её убьёт.       И всё же она решила пойти ва-банк:       — Я не могу понять тебя, пока ты молчишь, — осторожно начала девушка. — Но мне не стоило…       — Именно, — подтвердил Иорвет, ведя ножом к ярёмной впадине, — не стоило.       — Ты сказал, что мы теперь разговариваем, — она попыталась воззвать к нему, отклоняясь.       Иорвет ответил так просто и непредвзято, пожав плечами, что у Гретты исчезла способность к речи:       — Обязательно словами?       Что? Можно без слов?       В подтверждение её мыслям Иорвет резко рванул на себя заведённый за шнуровку корсета нож. Ленты надсадно скрипнули, лопнув одна за другой. И прежде чем Гретта успела вскрикнуть, прикрываясь руками, он взялся за то, что когда-то было вырезом платья, глубоко погружая руку, скользя по животу. Быстро собрав ткань, Иорвет потянул девушку на себя за разорванный корсет и заставил её оторваться от входа в шатёр, чтобы с силой втолкнуть внутрь. Она едва удержалась на ногах.       Внутри было темно, но Гретта всё равно поспешила прикрыться руками.       — Язык насилия, — она оскорблённо, но гордо вскинула голову, — мне непонятен.       — Ты ошиблась, — приблизился Иорвет, чёрной тенью нависая над её хрупкой фигурой, — я говорю не на нём.       — Я не…       — Всё это очень просто, — в его холодно враждебном голосе послышались нотки неуместного веселья.       Она уже забыла, что ему хватало одной руки для того, чтобы полностью обхватить её горло. Но он пытался не удушить, а скорее удержать Гретту на расстоянии, как на поводке. Так Иорвет заставил её пройти в центр и плотно прижаться спиной к несущему столбу, на котором держалась вся конструкция.       Это же просто шутка. Так казалось Гретте, пока она не услышала, как Иорвет расстёгивает ремень.       Она тут же порывисто дёрнулась, напоровшись на всё ещё выставленную руку. Задохнулась от удара, который нанесла себе сама, заставив Иорвета ослабить хватку. Продолжая прикрываться, Гретта чувствовала, как её трясёт, пока воздух с шумом входил в лёгкие.       — Я не хочу, — отчаянно воскликнула она, откашлявшись.       Иорвет усмехнулся, как если бы весь спектакль разыгрывался по его плану. Но ведь это было не шоу.       Потому что понарошку не тошнит, когда в сотни раз превосходящий тебя силой мужчина отрывает твои руки от груди, заставляя развернуться к нему спиной, вдавливая лицом в столб.       Иорвет взялся за заломленный локоть Гретты, становясь ближе, склоняясь к лицу:       — Я говорил меня не трогать.       В груди неожиданно замер всё это время нараставший испуг. Уступив место адреналину, когда Гретта осознала простую истину — она не испытывала сильной боли. Иорвет мастерски разыгрывал перед ней сцену, чтобы научить уму-разуму.       Ну конечно! Разве мог он после всего их связывающего так с ней поступить?       — Но мне хочется, — заканючила она, закусив губу.       — Наглая девчонка, — казалось, с неожиданно пришедшимся на ягодицу шлепком до Гретты донеслось ошеломление Иорвета.       Он резко развернул её к себе за плечи, похоже, обо всём догадавшись.       — Твои слова, — начал Иорвет после недолгой паузы, и Гретта затаила дыхание, потому что он заговорил по-настоящему, — твои взгляды, то, как ты вечно ластишься ко мне…       — Я же ничего такого, — перебила она. — Просто немного тепла.       — Не приемлю.       — Погоди-ка секундочку, — нахмурилась Гретта, — то есть как тебе нравится…       — Мы делаем. Верно. И не говори, что тебе самой не нравится.       — Это нечестно!       — Ты всё ещё не поняла? — тон сменился на угрожающий, когда Иорвет легко подхватил её пальцами за подбородок.       — Ничего.       Всё она понимала. Просто хотела, чтобы он сказал сам.       Иорвет скрипнул зубами.       — Ты забываешься, — нехотя процедил он после короткого раздумья. — Во всём. Вечно беззаботная, твои действия кажутся тебе невинными, — машинально и незаметно для себя Иорвет огладил её нижнюю губу большим пальцем. — Просишь не давить на тебя. Так скажи, — припечатал он, — как я должен поступать, если всё, что ты делаешь, нацелено на то, чтобы вывести меня из себя?       Чего Гретта уж точно не ожидала — так это подобного откровения. А ещё она чувствовала, что начинает плыть. Из-за того как чужое тело обдавало её теплом, согревая. И от того, что в воздухе повисло ощущение, будто они вдвоём только что вышли из душа.       — Молчишь, — сыронизировал Иорвет. — Занятно. Тем самым делаешь только хуже.       Отчего-то он медлил. Опершись предплечьем о столб выше её головы, всё ещё держал Гретту за подбородок. Эта заминка заставила её усомниться в озвученных угрозах. Как заворожённая, она смотрела в темноту в тщетных попытках разглядеть его лицо, слыша перестук собственного сердца.       Неизвестно, что сподвигло Гретту раскрыться — в темноте ведь всё равно не видно? — и потянуться обеими руками вверх, обхватывая ладонями горячее лицо. Это было так приятно — просто касаться его. И, должно быть, он чувствовал нечто схожее, раз с такой готовностью отозвался на ласку.       Боги, что происходит?       Иорвет потёрся о выставленные руки. Как домашнее животное, приученное… Нет, он не был приучен. Скорее голоден, ведь долгое время лишал себя слишком многого.       У него была идеально гладкая кожа, немного обветренная, оттого лишённая чрезмерной мягкости, будто начисто выбритая. Ни малейшего признака щетины. Внешне вечно молодой, нестареющий. А какой он внутри?       Она не успела обдумать этот вопрос. Только услышала резкий шипящий вдох через зубы. И вздрогнула от ощущения чужого дыхания на своих губах.       Гретта сомкнула веки. И без того обострённые в темноте чувства накрыли её с головой. Она так много думала об этом в течение дня. Но почему Иорвет медлил? Хотел, чтобы она сама?..       Что произошло быстрее? Порыв Гретты, когда она поднялась на носочки, или движение Иорвета, который подался к ней первым?       Разница в их росте была слишком велика, чтобы так просто её преодолеть, но на попытки Гретты заставить его склониться ниже Иорвет не реагировал. Он касался её губ своими легко, почти невесомо, будто всё ещё сомневаясь.       Это была самая мучительная из пыток. Сколько раз про себя Гретта говорила: «Взялся за нож — режь». В моменты внутренней борьбы Иорвета она всегда находилась в подвешенном состоянии и неизменно нервничала, не понимая, что он выберет. Неизвестность причиняла практически ощутимую боль, но наихудшим оказалось знать, чего хочешь сама. Оттого решения Иорвета всегда делились на нежелательные и на вожделенные, когда ей хотелось вскричать «господи, пожалуйста, пусть он это сделает».       Гретта почти что взмолилась. Она физически не могла склонить эту гору мышц к чему бы то ни было. Его челюсть была каменной, шея и плечи — будто свинцовыми. Как раз за попытками исследования Гретту и поймали:       — Нет, — Иорвет горячо выдохнул в губы и отвернулся, — нет, — повторил он уже более твёрдо и определённо. — Проси прощения.       Всё-таки выбрал.       Из последних сил ей удалось подавить досадный вздох.       Обид Иорвет никогда не забывал, заставляя с ним считаться. За день на счётчик «косяков» Гретты накапало немало. Она и сама это понимала. Из-за их с Киараном выходки пострадал чётко выверенный график. Может, они даже заставили поволноваться всех, включая командира? Гретта сбежала от ответа, когда её к нему призвали, и в довершении всего замахнулась на Иорвета, наделив его не самыми дружелюбными эпитетами.       Гретта — ужасный человек.       Её пытались призвать к ответственности и справедливо раздражались в её адрес.       А она думала только о том, как бы выгадать из этого пользу для себя.       Если поцелуи и объятия можно было отнести к таковой.       — Знаешь, — вдруг решилась она, удивив тем самым не только Иорвета, но и себя. И, не обращая внимания на его протест, крепко обняла за шею, — тебе тоже стоило бы извиниться. Я всё из-за тебя проспала.       Иорвет заворожённо усмехнулся, не веря её словам. Взяв девушку за запястья, твёрдо отвёл от себя её руки. Чтобы плавно скользнуть ладонями к плечам.       — Ещё жалобы? — спросил он с угрожающей иронией.       По шее пробежали мурашки, когда Гретта поняла: что бы она ни сказала, её обиды не будут рассматриваться всерьёз.       Тогда она решила выторговать свободу:       — С Киараном… — ей хотелось сказать: «Обсуждали тебя».       Иорвет понимающе хмыкнул.       — Попытка скормить оправдание под видом признания?       Это было настолько стопроцентное попадание, что Гретта прикусила язык. Чёрт возьми! Неужели он так проницателен?       — Запомни, — вдруг продолжил он, сдавливая пальцами её плечи, прекрасно понимая, что ни слова больше не услышит, — я не нанимался быть будильной трещоткой.       — Только поэтому? — вскинулась Гретта, пытаясь сбросить с себя его руки, но тщетно. — Как мой сон связан с твоей гордостью?       — Действительно, — подозрительно миролюбиво согласился Иорвет, — совершенно никак.       — Да ты издеваешься!       — Дав тебе выспаться? — просто спросил он. И прежде чем Гретта мысленно нагнулась за упавшей на землю челюстью, он с силой надавил ей на плечи. — А теперь умолкни и прими позу. Какую, надеюсь, объяснять не нужно? В прошлый раз я сказал тебе её запомнить.       Это не было ни просьбой, ни предложением. Обрушившийся на плечи вес был так велик, что у Гретты не осталось выбора. Удар, пришедшийся на колени, заставил её прослезиться. Из-за боли она опасно покачнулась, но устояла, выставив руки вперёд — на автомате опершись о ноги эльфа.       Иорвет с холодным равнодушием хмыкнул, отступая на шаг, чтобы она потеряла точку опоры.       Вот же! Это же надо было так просчитаться! Почему она не подумала раньше? Почему вечно думала о Иорвете худшее? Но разве то, что происходило сейчас, не было таковым?       Ей давали столько шансов. Её пугали, уговаривали… И, наконец, ей приказали.       Попросту сбили с ног.       — Может, передумаешь? — глумился Иорвет, предлагая принести извинения. — Советую не испытывать моего терпения.       Гретта опустила глаза в пол, судорожно размышляя. Простояв в таком положении всего ничего, обняв себя руками, она уже начала замечать, как затекают ноги.       Однако не смела и подумать о том, чтобы сдвинуться с места. В голове стоял навязчивый серый шум — будто в компьютере программа сбоила. Гретта прокручивала предпоследнюю реплику Иорвета, разбирала её по слогам, неслышно шептала губами и всё равно не понимала.       Он дал ей подольше поспать? Пожалел, что ли? Продолжая фестиваль абсурда, пусть ещё признается в чувствах. Заставил преклонить перед собой колени и ждёт извинений?       — Сама доброта, — она в неверии покачала головой, — просто Иорвет милосердный, — попыталась уколоть, а в ответ получила только смешок. — А нельзя было сразу сказать? — вырвалось эмоциональное, необдуманное.       Всё могло сложиться иначе, будь Иорвет более открытым, скажи он сразу, что проявил… Заботу?       Гретта просила слишком многого.       Что и послужило началом конца. Ведь это был тот самый поворот не туда. Иорвет воспринял её препирания как ответ «нет».       Сама напросилась.       Металлическая бляшка ремня угрожающе брякнула в непосредственной близости от лица. Гретта поспешила отпрянуть, добиваемая сознанием того, что происходит. Подгоняемая звоном бегущей крови в ушах, она согнула ногу в колене…       — Стоять, — жёстко отрезал Иорвет.       И замерла не Гретта, но её тело. Будто наверняка знало, что либо подчинится, перестав сопротивляться, либо очень пожалеет. Тело среагировало раньше, чем нервный импульс донёс сигнал об опасности в мозг.       Столько власти было в этом голосе, что Гретта подобралась, застыла мраморным изваянием — ей приказали.       На задворках сознания нарастала паническая атака, Гретта ничего не могла с этим поделать. «Стоять», — снова и снова разносилось эхом внутри.       Он что?.. Собирается?..       — Нет, — ответила она, с трудом подавив дрожь в голосе. В нём резонировало отвратительное сочетание: неуверенность в силах для отпора и уверенность в том, что её слова останутся неуслышанными.       — Поздно, — непримиримо отозвался Иорвет, нисколько не смягчаясь. — Теперь попробуй заставить передумать меня.       Стоило ему это сказать, как фантазия в красках изобразила калейдоскоп картин пугающего будущего. У Гретты снова скрутило живот, слюна стала горькой.       Движение прохладного воздуха где-то справа заставило её выйти из ступора. Иорвет ушёл куда-то недалеко, позволяя мыслям проясниться, а крови — наполниться кислородом.       Не собираясь оставаться в таком положении ни минуты дольше, она стала подниматься на ноги, но внезапная вспышка фонаря, направленного прямо на неё, заставила Гретту рефлекторно скрестить руки на груди и болезненно сощуриться. Перед отвыкшими от света глазами запульсировало красными пятнами. Иорвет не был бы собой, если бы не воспользовался её состоянием, близким к слепоте. Впрочем, ему было всё равно.       Его приближающиеся шаги Гретта скорее ощутила, чем услышала. Все чувства обострились до невозможного. Поэтому, когда Иорвет обошёл её и остановился за спиной, она судорожно выпустила из лёгких весь воздух.       Зрение прояснилось, теперь Гретта могла видеть, как её, сжавшуюся на полу, с головой накрывает огромная чёрная тень. Тысячи иголок проткнули тело, когда Иорвет бесцеремонно обхватил запястья девушки и с лёгкостью отнял их от беззащитной груди, открывая её на обозрение. Это действие послужило началом цепной реакции: Гретта в испуге, в попытке высвободиться заметалась. Но даже лёгкой силы, вложенной в его пальцы, хватило для того, чтобы она, не найдя другого выхода, в отчаянии повалилась на землю.       В последний момент Иорвет шикнул и придержал её, чтобы она не разбила лицо.       — Поменьше резких необдуманных движений, и всё будет не так плохо, — предупредил он раздражённо, как бы неохотно.       Неужели успокаивал? На этот раз Гретта не различила в его словах угрозы.       Борьба… О каком сопротивлении могла идти речь? Гретта лишь испуганно пискнула, когда Иорвет завёл её руки за спину и запястья обожгла верёвка.       Сильные пальцы сомкнулись на затылке, путаясь в волосах. Приказывая поднять голову, а следом встать.       Но лучше она умрёт, чем подчинится этому обезоруживающему указанию. Под разорванным тряпичным корсетом у неё было полнейшее ни-че-го. Длинные волосы, свисая мокрыми сосульками, липли к коже, холодя грудь, вынуждая покрываться мурашками.       Гретта, как загнанный в угол зверёк, в последней надежде издала оборонительный возглас, чтобы её не трогали и оставили в покое.       Иорвет фыркнул в ответ, но слушать особенно не стал. Правда, будто заботясь о её душевном — не физическом — комфорте, разжал пальцы, стиснутые на тонкой девичьей шее, и потянул за узел, вставая, заставляя подняться за ним.       Изо всех сил она старалась сгорбиться, сжав плечи в желании заслонить ими грудную клетку, как крыльями в защитном жесте. И поникла, прикрываясь волосами, но, кажется, её внешний вид сейчас никого не интересовал. Оттащив Гретту на пару метров, Иорвет просто повалил её на шкуры.       Они были пушистыми и смягчили падение. Однако положительных эмоций этот факт не вызвал.       Гретта не до конца верила, что Иорвет сделает нечто действительно жуткое. Наверное, поэтому её страх перед неизвестностью объяснялся скорее волнением и неудобным, постыдным положением, нежели липким ужасом в ожидании неприятностей. Казалось, эльф вёл себя… Деструктивно деликатно? Но то, что он делал, уже доставляло дискомфорт. Прежде чем её вдавили в шкуры, Гретта боковым зрением различила непроницаемый ожесточённый взгляд. Иорвет не был зол, он был с ней строг и суров.       Это она исчерпала все попытки, чтобы повернуть назад.       Будто с целью садистского нравоучения, пока Гретте не разрешалось видеть что-либо кроме угла шатра и нависающей над ней тени, на обозрение был выставлен тот самый ремень. И подействовало это так же, как давным-давно, когда Иорвет учил её разделывать дичь.       Прежде чем изо рта полился бессмысленный при всём раскладе поток увещеваний и заполошных извинений, талию неожиданно сдавили в тиски мужские руки. Иорвет с лёгкостью развернул Гретту и потянул на себя. Оказавшись в лежачем положении у него на коленях, она сморгнула собравшуюся в уголках глаз влагу.       «Конечно, он не сделает ничего страшного», — успокаивал внутренний голос.       «Ничего из того, что ты бы не захотела», — вспомнилось следом. Это правило ещё работает?       Порка — а что назревало, кроме неё? — отнюдь не входила в желания Гретты. Это было унизительно. Ей как будто пять лет.       Но Иорвет обещал боль в случае неповиновения.       Он делал ей одолжение, оставляя нетронутой взамен на примерное поведение.       С объективной точки зрения Иорвет был честен и справедлив.       С субъективной — Гретта не хотела, чтобы её отходили ремнём за что бы то ни было. Это будет так же страшно, как порка розгами?       — Ты удовлетворишься первой кровью, — осторожно подала она голос, стыдливо оборачиваясь, — или…       До слуха донёсся мрачный смешок.       Когда Гретта соглашалась на отношения, она думала только о том, что получит взамен неограниченное количество тепла и ласки. Цена — дело вторичное.       Теперь это казалось не лучшей идеей.       Мягкое прикосновение большой тяжёлой руки к волосам заставило девушку усомниться в своих выводах. Списать всё на спешку. Гретта задрала голову и инстинктивно попыталась прильнуть поближе к горячей ладони. Но та тут же скользнула вниз, проводя прямую линию между лопатками. Будто в раздумьях задержалась на пояснице — Гретта умерла и воскресла за это мгновение как минимум дважды. Поднявшись пальцами к её шее, Иорвет намотал волосы на кулак, заставив кожу на девичьем лице болезненно стянуться.       — Уж не думаешь ли ты, что это окажется для тебя лёгкой прогулкой?       — Нет, — шепнула Гретта, — вовсе нет.       — Ты бы хотела принести извинения? — его вторая рука требовательно легла ей на бедро, заставив нервно сглотнуть.       — Д-да.       — Я глух к мольбам без обращения, — одним долгим движением он огладил всю ногу и скользнул обратно.       Воспоминания о прошлом первобытным ужасом вторглись во взбудораженный разум. Гретта вспомнила, как он просил называть его раньше.       Господин.       Это нереально. Гретту вывернет наизнанку от волнения, если он заставит её так говорить. Теперь это слово приобретало совершенно другое значение.       Язык еле ворочался во рту, когда она разлепила ссохшиеся губы:       — Да, гос…       — Иорвет, — перебили её.       — Что? — заикнулась она.       И вскрикнула от чрезмерного сжатия.       — Больно, — против воли вырвался жалобный писк.       — Ничего не слышу.       Всё повторилось ещё раз, прежде чем Гретта уяснила.       — Да, Иорвет.       Ладонь плавно сместилась вверх, неожиданно накрыв спрятанные под платьем ягодицы. И обожгла их. Уткнувшись щекой в пушистую тёплую шкуру, Гретта вздрогнула и от этого прикосновения заметалась выброшенной на берег рыбой.       Иорвет грубо надавил ей на крестец, успокаивая, но на внутренние ощущения это не возымело никакого действия.       — Не трогай! — вскрикнула она, испугавшись. — Только не так, пожалуйста… Иорвет.       — Ты сегодня не в том положении, чтобы выбирать, — ответил тот сухо и безразлично. — Можешь запоминать на будущее. Первое — коленопреклонённая позиция каждый раз, когда ты со мной, — он принялся перечислять будоражащие вещи совершенно ровным тоном, заставляя щёки девушки пылать. — По первому требованию, — сказал как отрезал. — Второе — за каждый проступок ты будешь получать по пять ударов по своей непоседливой, — и тут же подтвердил слова действием, отвесив звонкий шлепок, заставив Гретту дёрнуться на месте, — авантюристской заднице. Я не обязательно буду делать это рукой, зависит от настроения. Не будешь покорно принимать наказание? Смело множь в уме на два, — в довершение он шлёпнул её ещё раз.       — Но Иорвет, — руки начали затекать, в голову ощутимо прилила кровь — Гретту то и дело бросало то в жар, то в холод, ломало от невыносимого жгучего стыда, — на мне не останется живого места.       — Отличный повод задуматься над своим поведением, не так ли? — сказал он с довольной ядовитой оттяжкой.       Гретта больше не поднималась — попытки были ужасно проблематичными и непродуктивными. Но она могла видеть тени, и её сердце едва не остановилось, когда рука Иорвета взмыла вверх.       Зажмурившись, она слабо выдавила на опережение:       — Три.       Но удара не последовало.       — Третье, — после небольшой паузы Иорвет всё-таки ударил, сильнее прежнего, — самое главное — не лги мне, милая.       Милая? О боги! Гретта не знала, что ей делать — плакать от боли, как маленькой девочке, или верещать от восторга.       — Взялась вести счёт — веди правильно, — снова последовал шлепок. — Что ты делаешь, когда ошибаешься?       — Умножаю, — слабо подала голос Гретта.       Шлепок!       — Не слышу.       — Пять! Иорвет! Я умножаю.       Она лежала, скуля сквозь зубы, когда услышала утвердительное «хорошая девочка». Ей казалось, что теперь-то можно расслабиться, но вместо того чтобы продолжить пытку, Иорвет стал делать кое-что похуже. Позорные шлепки, несомненно, били по репутации, но когда он начал ласково оглаживать те же места, Гретта почувствовала себя ещё более неудобно. И заелозила, пытаясь уйти от настолько личного касания. Ко всему прочему, защитные функции организма оставались невосприимчивы к его действиям. Этим наказанием Иорвет будто бы заставил её нервную систему выработать иммунитет. Что отнюдь не значило, что девушка не волновалась. Напротив, внизу живота стало как-то странно тянуть.       Блаженная передышка закончилась так же резко, как и началась.       — Первые пять — всегда для разогрева, — прозвучало насмешливо, причём абсолютно бессвязно: с глубоко садистским удовольствием Иорвет поводил пальцем по пояснице, вдруг резко перехватив связанные запястья, и медленно потянул руки Гретты вверх, к лопаткам. Чётко доводя её до первых влажных всхлипов — она почувствовала жжение мышц, растяжение, на которое её тело прежде не было рассчитано. — Думаю, теперь ты готова принять своё наказание.       Не веря в происходящее, Гретта притянула онемевшие холодные руки к груди — Иорвет её развязал, но она не ощущала свободы действий.       Скрипнула кожа, до слуха донёсся до боли знакомый металлический щелчок.       И Гретта совершила предательство против себя: она приняла это как должное. Не шелохнувшись.       — Кажется, речь шла об извинениях, — голос Иорвета заставлял в ней просыпаться что-то глубоко спрятанное, робко приподнимающее голову.       Морально она приготовилась к новой порции боли.       Но сдержать рвущийся наружу крик не представлялось возможным. По сравнению с ремнём большая и тяжёлая ладонь Иорвета казалась манной небесной. Гретта не задумываясь поменяла бы пять ударов ремнём на десять рукой.       На втором из них она поняла, почему Иорвет освободил её. Первый порыв, когда лежишь на чьих-то коленях и тебя стегают, — это схватиться за что-нибудь покрепче и не отпускать.       Сжать зубы до боли, стирая их в крошку, вцепиться намертво в шкуры — в надежде хоть на какую-то опору и поддержку.       Но она всё равно срывалась на крик, делая Иорвета недовольным.       Нет, нет, нет.       — Тц, — Иорвет опустил руку на распалившиеся ягодицы, снова огладив их. Гретта думала, что его удары — манна небесная? О нет, как бы не так. Успокаивающая, почти что медитативная ласка после всего ужаса — вот что такое нектар и амброзия. — Тебе нужно быть тихой. Поняла?       — Иорвет, пожалуйста, — взмолилась Гретта.       — Говори.       — Я прошу прощения, — всхлипнула она. — Прости меня, — её прервал удар. — Иорвет!       — За что я должен тебя простить?       Удар!       — За то, что постоянно от тебя сбегаю, — стала перечислять она слабым голосом. — За то, что глупо веду себя и не слушаю то, что ты мне говоришь, — Гретта и не заметила, что всё стихло. — За то, что…       Тут она увидела ту самую руку, которой её только что пороли. Иорвет расслабленно положил ладонь прямо напротив лица девушки, пока слушал. Коричневая блестящая полоска ремня несколько раз обернулась кожаной змеёй вокруг широкого запястья. От него по всему предплечью, словно виноградная лоза, тянулась сеть нежно-синеватых вен. И стоило невольной паузе затянуться, как мужские пальцы напряглись, заставив мышцы закаменеть. Вены от этого проступили ярче, стали жгутами под кожей.       Внутри поселилось странное щекочущее чувство. Она не смогла его распознать. Только очень остро ощутила, как закравшийся в шатёр ветерок скользнул по ногам прямо под юбку. Гретта точно помнила, что надевала сухое бельё. Однако сквозняк заставил её почувствовать, что между ног влажно.       Раздался надсадный треск сжимаемого в руке ремня. Свист и…       Удар!       Гретта с силой выдохнула, в пароксизме неоднозначных и неясных чувств закусывая нижнюю губу.       — За что? — подсказали ей.       — За то, что… — на неё снова обрушился удар, — называла тебя…       Удар!       Не сдержав стона, девушка резко выгнулась в спине, задирая голову. Её порыв грубо прервали — схватили за растрёпанные волосы, заставили уткнуться лицом обратно в шкуры. Гретта утратила силы разговаривать. Иорвет был невыносимо проницателен, он больше не требовал от неё ответов.       Вместо этого он отбросил ремень в сторону и завёл свободную руку под юбку, чтобы задрать её и небрежно закинуть на спину Гретты.       Чужая ладонь, сразу лёгшая на губы, подавила испуганный, возмущённый крик. Гретта тут же предприняла попытку высвободиться, рефлекторно сползая с мужских колен.       — Не дёргайся, — раздражённо шикнув, Иорвет встряхнул её, немилосердно сжимая нежную кожу пальцами.       Она с силой зажмурилась, пытаясь успокоить себя, глубоко, спокойно дыша. Но тут же потерпела фиаско, заставившее дыхание участиться, а кровь — бежать быстрее.       Иорвет, положив горячую ладонь на обнажённую ягодицу, небрежно просунул два пальца под тонкую резинку трусов.       Гретте определённо нужно было больше воздуха, чтобы справиться с головокружением. Со стыда хотелось провалиться под землю. Если бы она только знала, что попадёт в такую ситуацию, она бы…       — А ты смелая девочка, не так ли? — он медленно потянул бельё в сторону и вверх, заставляя ластовицу с силой впиться в горящие половые губы. — Не так проста, как кажешься, м?       — Н-не надо, — жалобно выдохнула Гретта в расслабленную ладонь. — Перестань.       — Я знал, — Иорвет промурлыкал эти слова самодовольно — она готова была поклясться. — Завтра, — продолжал он, выпустив резинку и водя костяшками по коже, — тебе будет больно сидеть, лежать, ходить. Не думай обо мне плохо, — саркастично проговорил Иорвет, умудряясь придать низкому голосу простодушной мягкости. — Ты вынудила меня так с тобой обойтись. Что поделать, — притворно сочувственно пропел он, — если ты воспринимаешь информацию только на языке силы. Тебе просто необходима рука, которая будет направлять, — этой рукой он сейчас рисовал самые нежные и воздушные кружевные узоры на коже из всех, которые Гретте когда-либо приходилось чувствовать, и тем самым немало сбивал её с толку. — Пусть то, что случится сегодня, послужит немым напоминанием о том, как нужно себя вести. Согласна?       Гретта плавилась от жара, казалось, тело стало свинцовым и начало таять от высокой температуры.       Её больно ущипнули, приводя в чувство.       — Тс-с! Да, Иорвет.       А… Что сегодня случится?       Её с ног до головы накрыла волна мурашек, когда мужская рука стала мучительно медленно проделывать путь от щиколотки вверх и обратно. Словно Иорвет, дразня, испытывал девичьи нервы на прочность. Гретта совсем разомлела от непривычных, новых для неё ощущений. И стоило ей с блаженством выдохнуть, расслабив перенапряжённые мышцы, как звонкий и мокрый шлепок вырвал из её горла протяжный стон. Иорвет очертил ладонью голую, беззащитную саднящую ягодицу. И нанёс очередной удар, заставив всё внутри сжаться. Поднявшийся жар объял тело и вспыхнул пульсацией между ног, Гретта толкнулась в ладонь у лица, извиваясь.       — Умница, — одобрительно прошептал Иорвет. И это убило в ней всякое самообладание.       Его ладонь скользнула ниже, разжигая внутри неведомый до сей поры огонь. Лёгкие поглаживания сквозь тонкую, с силой натянутую ткань белья отчаянно контрастировали с тем, что Гретте приходилось испытывать.       И всё же это было ничем.       По сравнению с тем мигом, когда его пальцы проникли под взмокшее бельё, прикасаясь ко влажной разгорячённой плоти. Это действие заставило Гретту с хриплым всхлипом упасть в темноту, подгибая ноги.       А дальше всё произошло как в тумане.       Девушка не успела насчитать и трёх ударов сердца, как, дрожащая и ослабленная, она оказалась развёрнутой к Иорвету лицом, сидящей у него на коленях. Он пленил её тяжёлым гипнотизирующим взглядом. Правой рукой эльф настойчиво сжимал оголённое бедро, немилосердно впиваясь пальцами в мягкую плоть. Гретта потупила глаза, поддаваясь инстинктивному порыву обхватить руками его плечи. Исподволь изучая точёный профиль, она случайно заметила судорожное движение кадыка.       — Ты такая… — горячо выдохнул Иорвет ей в волосы.       И коснулся губами шеи, шумно втягивая воздух. Тело прошибло электрическим разрядом, Гретта выгнулась, подставляя покрытую мурашками кожу, оголённые ключицы с его меткой — выжженной им татуировкой.       — Ещё раз, — сорвалось еле слышное с губ.       — М?       — Сделай так ещё раз, — взмолилась она.       Он горячо усмехнулся ей в шею. И, мучая, стал прокладывать дорожку из лёгких укусов от уха к плечу.       — Ты что-то говорила о нежелании, — скользко напомнил Иорвет.       Гретта, до этого тонущая в томной неге, широко распахнула глаза и подобралась, порывистым движением обхватив его лицо двумя руками.       — Нет, нет, нет, — запричитала она и, зарывшись в мягкие длинные пряди, стала ворошить их, пропуская между пальцев.       Прижавшись почти вплотную, она множество раз отрывисто поцеловала его прямо в губы. И едва успела поразиться своей смелости и различить, как на дне потемневших зелёных глаз заклубился туман.       Это был волшебный миг.       Потому что сначала Иорвет реагировал так, будто ласка и обожание были ему положены. Сжатая челюсть и жёсткий взгляд говорили о его непреклонности. А затем что-то вдруг переменилось — она видела такое впервые, — и он стал потакать её действиям, словно ей удалось растопить лёд его сердца.       Он сделал так, как она просила.       Слишком резко, чтобы не напугать.       Схватил за горло, проигнорировав испуганный писк, заставляя задрать голову. И склонившись, скользнул губами по шее. Иорвет отпустил ногу девушки, огладил её ягодицы и провёл рукой до талии. Вес его ладони на животе ощущался мёртвым грузом, тянущим на дно. Гретта не думала сопротивляться, ей было приятно тонуть.       Раздался треск ткани, возвращающий к реальности. Гретта в страхе дёрнулась и упёрлась ладонями в плечи Иорвета, но он дорвал платье одним быстрым нетерпеливым движением. И прежде чем с её губ слетело хоть слово, коснулся груди, выдыхая, проходясь горячим языком по шее до подбородка.       Нестерпимый жар разлился внизу живота, призывая её быть ближе. Внутри что-то тянуло и разрасталось, требуя большего. Запретное желание крепло, растекаясь по воздуху, оседая на кончике языка, сводя с ума, заставляя половые губы саднить, а саму Гретту — делаться невыносимо влажной.       — Хочешь, чтобы я продолжил? — хрипло спросил Иорвет.       Она, положив голову на его плечо, могла сказать только «да». Но в этот момент он коснулся её, нажав большим пальцем прямо между призывно разведённых ног.       Гретта застонала в голос, выпрямляясь и судорожно хватаясь за его плечи, тяжело дыша.       Иорвет запустил пальцы в её растрепавшиеся волосы, порывисто притянул к себе, заставляя привстать вместе с ним на коленях. И тут же проник в её рот языком, терзая, кусая, убивая ненасытностью.       Всё, что она могла, — лишь глухо проскулить ему в губы.       Но тут он поднялся.       В слепом непонимании Гретта протянула к нему руки, скользя по плечам, животу и ногам.       — В чём дело?       — У кого-то видел орешки в меду.       — Чего? — глупо переспросила она, непонимающе хлопая глазами.       Иорвет, стоя уже у самого выхода, издевательски зацокал, качая головой, и, не оборачиваясь, бросил через плечо:       — Кажется, кто-то забыл о своём наказании.       — Нет! Стой!       — Можешь сходить искупаться на речку, — предложил он любезно. — Помогает...       — Иорвет!       — Немного.       И с этими словами он захлопнул полог шатра и растворился в ночи, оставляя озадаченную Гретту наедине с плотоядным раздражением, растерянностью и изнывающим голодом, каких ей ещё не приходилось знать.