***
Он слышал призыв треклятых Седобородых в тот день. Земля отзывалась эхом их голосов. Гром могучего ту'ума сотряс воздух — и его тоже, по правде говоря. Поражение от рук учеников Партурнакса всё ещё терзало его, доставая до самых костей. Если бы не Древний свиток, он бы их победил. «Или нет», — шептала коварная мысль, от которой он не мог избавиться, как бы ни старался. Джор. За. Фруль. Они исказили древний язык Дов, чтобы удовлетворить свои нужды, обратили его против тех, кто вдохнул в него жизнь. Алдуин не забудет, как он впервые испытал проклятие смертности. Оно пробирало до глубины души, разрывало сердце на части; его коснулась сама погибель — не от клинка, но от увядания, истощения, от бренности кожи и мышц. Его затопили непостижимые страхи, заставляя чёрные крылья дрогнуть, и он упал на землю в ужасе от того, с чем никогда не должен был сталкиваться. И вот он здесь, одетый в наряд из человеческой плоти, уязвимый перед мириадами людских слабостей и ограничений. Унижению отныне не будет конца, пока он не обратит вспять её чёртов Крик. Ему потребовалась её помощь, даже чтобы облегчиться: неуклюжие пальцы не могли расстегнуть громоздкую одежду, которую на него нацепили. Если бы от стыда можно было сгореть, Алдуин давно бы лежал кучкой пепла. Всё из-за неё. Он наблюдал, как она беспокойно ходит из стороны в сторону; лицо её было напряжено от волнения, руки сцеплены за спиной. Алдуин в очередной раз подумал, как прекрасно было бы свернуть ей шею, но логика взяла верх. Она нужна ему, чтобы выжить в этом бессильном состоянии — и чтобы отменить Крик. Он не мог Кричать сам на себя, а в свою бытность драконом не мог выучить извращённый ту'ум, что породил её вид. Алдуин не собирался рисковать. Эта Драконорождённая нужна ему живой. Когда она, наконец, остановилась, её лицо покраснело, и она слегка прикусила нижнюю губу — привычка, о которой Довакин забывала. Она была совсем не похожа на Гормлейт Золотую Рукоять. Единственное, что их объединяло — нордское происхождение. Даже волосы у них были разные. Причёска Гормлейт короткая и удобная, как у настоящего воина. Она была выше и крупнее этой… соплячки. «Тщеславная соплячка», — решил Алдуин, ибо только тщеславие могло заставить женщину отрастить волосы до пояса. Неудивительно, что она предпочитала кожаную броню: она бы рухнула под весом стальных доспехов. Каким образом это… существо убило Мирмулнира и Салокнира, его верных подданных? Мирмулнир был достаточно силён и коварен, чтобы пережить чёртовых Клинков, самозваных Драконоборцев. «Ты забыл, что она сразилась с тобой на могильном кургане», — снова прошептал злой голос. Да, это был смертоносный порыв, призванный сравнять её с землёй, и она это знала. Но не боялась. В её глазах был свет, ясный и ужасающий. Алдуин думал, она пронзит его сердце мечом или отрубит ему голову. Вместо этого Довакин кормила своего врага и помогала ему, когда бесконечно легче было бы просто убить. «Дура», — решил Алдуин. Но он был сбит с толку, потому что не знал, зачем ей это. «Может, ей нравится смотреть, как тебя унижают», — подумал он и вдруг заметил, что её светлая кожа стала ещё краснее, когда она заговорила. «Вряд ли», — пересмотрел он свои догадки. Если кто и был смущён, так это смертная. Эмоции исходили от неё волнами, практически осязаемыми. — Ладно, человеческое тело не так уж сильно отличается от драконьего. Наверное. Есть вещи, о которых ты должен знать, прежде чем они произойдут, поэтому слушай внимательно, повторять я не буду. Если только тебе не понадобится более детальное и глубокое объяснение, и нет, никаких демонстраций… Она серьёзно… читает ему лекцию? Никто, даже сам Акатош, не говорил с ним в таком тоне. Это существо, которое не видело и малой части прожитых им лет, которое имело неосторожность поведать ему о «фактах жизни», как она выразилась… — Ты меня слушаешь? — поток её слов (естественно, не достигших его ушей) наконец прекратился. Довакин поняла, что говорит в пустоту, и если раньше она читала лекции, то теперь ругалась. Алдуин прищурил глаза. — Потому что, если нет, я больше не поведу тебя в уборную, особенно когда у тебя заболит живот, теперь уже не от голода. На её языке не было такого слова, каким он хотел её назвать. Когда он это осознал, она провела рукой по лицу и громко выдохнула. — Я знаю, что ты фантазируешь о многочисленных способах моего убийства, но прямо сейчас, если ты хочешь стать независимым, тебе надо кое-чему научиться. Например, ходить без хвоста в качестве противовеса. Ты наклоняешься вперёд вместо того, чтоб балансировать на ногах. «Ах, вот в чём проблема. Конечно, я бы и сам разобрался», — рассуждал Алдуин. Его нынешнее положение кого угодно повергло бы в шок, ему просто нужно было время, чтобы приспособиться. — Давай-ка попробуем поставить тебя на ноги. Оказывается, при желании она могла двигаться довольно быстро. Прежде, чем он успел её остановить, Довакин схватила его за руки, вынуждая встать. Её ладони были тёплыми, а ещё он чувствовал на её коже грубые мозоли, чувствовал чужой пульс там, где его пальцы касались её запястья. У людей такая нежная кожа, такая мягкая и тонкая. Неудивительно, что их легко поранить; они чувствуют всё, и теперь он — тоже. — Вот так, — улыбнулась Драконорождённая, когда ему наконец удалось встать, не пошатнувшись. Она выглядела до нелепости довольной. — Ступни прижми к земле, ноги выпрями, — когда Довакин начала отходить, его хватка на её руках непроизвольно усилилась. — Не волнуйся, просто сделай шаг в мою сторону. Медленно, — приговаривала нордка, к его огромному раздражению. Он не детёныш, а она — точно не его мать. Будь это правдой, он бы ни за что не вылез из скорлупы. Как выяснил Алдуин, ходьба — это долгий и неудобный процесс. Он тосковал по крыльям, особенно когда Драконорождённой приходилось его ловить или поддерживать. Он чувствовал себя изуродованным, неполноценным и ужасно расстроенным. Грубо высвободив свои руки, он указал ей встать рядом с ним. Девчонка подчинилась, хоть и неуверенно; она вздрогнула от неожиданности, когда Алдуин закинул руку ей на плечи и притянул к себе. Её волосы под его ладонью напоминали зелёную траву скайримских равнин, только шелковистее. — Лучше, — произнёс он. Так у них было гораздо меньше шансов упасть, если он споткнётся. — Смотря для кого. Но ты давай, не стесняйся, используй меня в качестве подставки. Спустя пару кругов по комнате и несколько прядей светлых волос… сын Акатоша более-менее научился сохранять равновесие. Ему всё ещё нужна была какая-то точка опоры, и этой точкой, решил Алдуин, будет она. — Надо научить тебя ходить как можно скорее, потому что облысение — слишком большая жертва, — проворчала Драконорождённая, потирая голову. — Обязательно было так сильно хвататься? Он лишь усмехнулся. Это её рук дело, должна же она искупить вину.***
«Леонтий будет в ярости», — подумала я, глядя на забрызганное соусом месиво, что некогда было рубашкой. Воодушевлённый утренним успехом, Алдуин настоял на том, чтобы научиться есть без посторонней помощи. К сожалению, его координация требовала гораздо больше практики. Годы практики, уточнила я, стараясь не морщиться: он начал облизывать пальцы, почти как кошка. Может, таким образом драконы чистят когти после кровавого пиршества? Вскочив с места, я кинула ему тряпку. — Люди не вылизываются, мы вытираемся. — Конечно, это применимо только к наиболее разумным видам, однако, если он собирается со мной путешествовать, он должен быть чистым, а не заляпанным собственной слюной. — Или, ещё лучше: мы моемся, а потом вытираемся. — Вода плеснула через край, когда я отодвинула поднос с завтраком и заставила его вымыть руки в тазу. Естественно, Алдуин сжал мыло, и оно, пролетев полкомнаты, оказалось под кроватью. — За что мне это? За что? — бормотала я, стоя на четвереньках и шарясь под кроватью в поисках мыла. Когда я наконец его достала, я подняла глаза и увидела, как Алдуин быстро отвернулся. «О нет, ты не разглядывал мою…» — мысль была абсурдной. Он был драконом в теле, которое едва знал. Несомненно… «Нет, Фрейя, он не пялился. Сто процентов», — от этого мне становилось легче, так что у себя в голове я объявила это правдой. Алдуин мог бы пялиться разве что на аргонианок. Не на Довакина, с которым ему было предначертано сразиться насмерть. Мои размышления перебил звук рвущейся ткани, а конкретно — рубашки. — Во имя Девяти, тебе обязательно надо было её рвать? — даже в собственных ушах я прозвучала плаксиво. — Она чесалась, — заявил он спустя несколько минут. Я видела, как его губы шевелятся, пробуя слова на вкус. Когда он всё же их произнёс, это вышло на удивление понятно. — Ага, а потом у тебя штаны зачешутся. — Вообще-то да. Бриньольф всегда говорил, что длинный язык до добра не доведёт. — Я не желаю снова видеть тебя голым! — видят Боги, об этом я проболтаться не хотела. — Если ты разденешься, будешь спать в конюшне с Тенегривом. Он надменно фыркнул, задумчиво посмотрев на таз с водой и на мыло в моей руке. — Ванна. — Ты едва стоишь на ногах, но хочешь принять ванну? У Эйдис нет ёмкости, в которую ты поместишься. Ты должен будешь стоять в центре неглубокого таза и мыть себя, при этом не падая и не устраивая беспорядок. Алдуин терпеливо выслушивал мою тираду — ну, или перестал слушать что-либо, пока мой голос не смолк. Затем он посмотрел на меня, и я в точности прочла его мысли. — Нет, даже если бы мне приказала сама Ноктюрнал, — отрезала я. Моё лицо пылало, а корни волос наверняка оставили ожоги на коже головы. — Единственный человек, которого я купала — это я сама, и я намерена продолжать в том же духе, — это было правдой, к счастью для моей скайримской жизни после «казни». О тонкостях взаимодействия мужчин и женщин я расскажу ему в другой раз. Во-первых, мужчины не заставляют женщин трогать их в неприличных местах — по крайней мере, без разрешения. Во-вторых, люди просто так не раздеваются перед незнакомцами. В-третьих, он мог хоть тысячу лет парить над Скайримом в одной чешуе, но человек должен иметь кое-что под названием «скромность». Как бы то ни было, сейчас настала пора сменить тактику. — Скали! — я выбежала из комнаты и захлопнула дверь, несмотря на громкие протесты со стороны Алдуина (в основном рычание). — Мне срочно нужна ванна. Леонтий снаружи? — Рубит дрова, — ответил мальчик. — Знаешь, стены тут довольно тонкие. Тебе правда не стоит кричать о том, что вы голые. Подобные вещи могут смутить Леонтия. — Я этого не говорила! — Как скажешь, Фрейя, — бросил он напоследок. Яблоко от яблони недалеко падает. Я чуть не сорвала с петель главную дверь; на лице Леонтия уже красовалась железная маска неодобрения. Интересно, прав ли Скали насчёт стен. Какую искажённую версию истины услышал Леонтий? — Мне нужна помощь. Тот мужчина повредил голову, когда на него напали, он почти ничего не помнит и не может нормально двигаться. Звук железа, раскалывающего дрова, не прекращался ни на секунду. — Он хочет помыться, и кто-то должен его подержать. — Нет. — Хорошо, тогда я попрошу Эйдис. Леонтий впился в меня взглядом, и в этот миг я готова была поспорить на левый Глаз Фалмера, что он представлял, как этот топор пробивает мне череп. Не говоря ни слова, имперец бросил орудие, закатал рукава и взошёл на порог таверны. Я думала, это займёт больше времени. Лазурное небо напоминало мне бескрайний океан; заря начала раскрашивать восток солнечным светом. Здесь, снаружи, было так тихо, что я чувствовала, как в зарослях прячется лиса с лисёнком. И вот раздался звук, которого я ждала. Алдуин взвыл от негодования. Я улыбнулась. День становился всё лучше и лучше.