***
Сын Акатоша впервые задумался, сколько же черт он перенял от Драконорождённой. От него не ускользнуло то, что они оба были нордами: вероятно, ту'ум создал ему тело по её подобию. А ещё в нём вдруг проснулась любовь к сладостям, которой не существовало, пока он не попал в ловушку смертной плоти. Кроме того, он становился чрезвычайно требовательным к чистоте, которую она очевидно лелеяла, судя по ежедневным ваннам (и к раздражению Леонтия). Это раздражение переросло в ужас, когда имперец осознал, что Алдуин последовал её примеру. Затем Фрейя заставила его носить себе воду из реки — конечно же, под присмотром Леонтия, тем более что последний всё ещё таскал вёдра воды для Драконорождённой. Алдуин впервые мрачно задумался о том, не заразна ли глупость. Если его предположение верно, то поблизости хотя бы есть река, которая положит конец его страданиям. Бесславный конец, вне сомнения, но всё же это лучше, чем провалиться в трясину её слабоумия. Тем не менее, у неё была как минимум одна хорошая сторона. Или, может, две. «Ладно-ладно, три», — проворчал Алдуин коварному тоненькому голоску, который не унимался, пока он не оценил её честно. В конце концов, он бы не смог господствовать над людьми в Меретической эре, если бы врал себе о своих возможностях. Единственная причина, по которой её вид победил, заключалась в предательстве некоторых обманутых дова. Он переоделся в чистую рубашку, которая сидела на нём так же прекрасно, как и остальные. Во время поездки в Рорикстед Драконорождённая раздобыла для него одежду, и он был вынужден признать, что она неплохо подобрала цвета и материалы. Хотя он всё ещё ненавидел ограничения, связанные с ношением одежды, эта ткань была столь мягкой и качественной, что он почти не чувствовал неудобства. Никто не поведал ему о стоимости, но округлившиеся глаза Леонтия и Скали сообщили дракону о том, что она потратила немаленькую сумму. Алдуин не собирался провозглашать Довакин щедрой, ведь это было её долгом — компенсировать то тяжёлое положение, в которое она сама же его поставила. «Но, по крайней мере, у этой женщины есть вкус», — неохотно отметил он, с благодарностью проводя большим пальцем по расшитым краям своего одеяния. В этот миг дверь распахнулась, и в комнату вошёл объект его мыслей. Помимо воли взгляд Алдуина упал прямо на её грудь, прежде чем он заставил себя отвернуться. Странный жар залил его лицо, пополз вниз по телу, и один из его органов, который он до сих пор связывал только с уборной, начал вести себя самым тревожным образом. «Ты не будешь об этом думать», — приказал он себе, тут же утопая в омуте воспоминаний. Ему в ярчайших деталях представилось тепло её кожи, мягкость, с которой эта часть тела прижималась к его лицу, приятное ощущение изгибов её фигуры. Алдуин начинал понимать, почему её тело имело формы, которых не было у него. И это обобщало две другие её хорошие стороны. Он мысленно нахмурился. Раньше он вообще не замечал людей, за исключением жрецов Культа, не говоря уже об особях женского пола. «Должно быть, это порок человеческой расы», — мрачно предположил он, наконец вырываясь из грёз о теле Драконорождённой и возвращаясь к вопросу, из-за которого они поругались. — Я тут подумала… — объявила она, отбросив влажные золотистые волосы на плечи, скрестив руки и прислонившись к столу. Эти три действия едва не остановили мыслительные процессы в мозгу Алдуина, угрожая стереть всё, что он собирался сказать. Хорошо, что он сидел на кровати в другом конце комнаты. Удалённость от отвлекающего фактора всегда помогала. — Говорит Довакин, которая использовала ту'ум, даже не зная, что он делает, — проворчал сын Акатоша. — Вовремя. Её губы сжались в тонкую линию, а всё остальное лицо превратилось в натянутую гримасу раздражения. — Я думала, он поможет мне победить тебя. — Точнее, ты думала, что он меня убьёт. — Ну, учитывая то, как ты себя ведёшь, я бы очень этого хотела! — огрызнулась она. — Я тоже, особенно теперь, когда я проклят твоим обличьем, — Алдуин многозначительно посмотрел на неё. — Я хочу знать, есть ли способ отменить превращение. Она всё ещё выглядела недовольной, но огонь в её глазах растаял. — Седобородые должны знать, как это сделать. Я собиралась предложить — пока не была грубо перебита, — чтобы ты остался здесь, а я отправилась на Высокий Хротгар. Эта нелепая идея едва не заставила его вскочить на ноги, однако он лишь выпрямил спину. — Даже не мечтай. — Это наиболее разумный вариант. Путь туда долог и опасен. — И откуда мне знать, что ты действительно намерена вернуться? — Я спасла, накормила и одела тебя не ради того, чтобы бросить. К тому же я не настолько жестока, чтобы переложить всю ответственность на Эйдис, — уголки её губ невольно поползли вверх, изображая полуулыбку. Кажется, Довакин только что пошутила. — Твоё чувство юмора оставляет желать лучшего, — буркнул он. — Опасный путь или нет, наши судьбы связаны, как ты сама однажды сказала. Я не собираюсь оставаться позади. — Там будут бандиты, ведьмы, вампиры и другие дикие создания. Ты не умеешь драться; ты будешь только мешать. Если бы он не продумал ответ ещё тогда, когда она смывала с волос запах конюшни, Алдуин бы взорвался от мощи своей уязвлённой гордости. Тем не менее, он был готов. Хотя это не означало, что слова девчонки его не задели. — Я обладаю силой ту'ума — даже большей, чем у тебя, — тихо сказал сын Акатоша, наслаждаясь тревогой, что расцвела на её лице и тут же спряталась за маской невозмутимости. — И я не буду таким беспомощным, когда ты научишь меня управляться с клинком. — Научу тебя?! — это был не столько вопрос, сколько крик души. Для человека её диафрагма была весьма впечатляющей. — Да. Я не собираюсь полагаться на твою защиту… Не полностью, — уточнил он, когда Драконорождённая сделала шаг вперёд. — Нравится тебе это или нет, я еду с тобой. Если ты сбежишь посреди ночи, я доберусь туда сам. Я хорошо знаю дорогу к этому месту, хоть и видел её с небес. — Ты бы не стал сознательно подвергать себя такому риску, — осторожность, с которой Довакин произнесла эту фразу, выдала её игру: под маской спокойствия таился страх. Он не мог определить точную причину, но это не имело значения. Её тревоги было достаточно. — Я не позволю тебе обсуждать мою судьбу с Седобородыми. Вдруг вы сговоритесь оставить меня в нынешнем состоянии, чтобы помешать исполнению моего предназначения? Жизнь в этом теле не настолько привлекательна, чтобы я боялся опасности или смерти. То, как опустились её плечи, говорило об одном: Алдуин победил. Он добился своего с удивительной лёгкостью; возможно, та же глупая мягкость, что заставила Драконорождённую его спасти, не даст ей бросить его на скайримских дорогах без защиты. — Ну хорошо, я тебя обучу, — она подняла голову, и в её бледно-голубых глазах отразилась странная твёрдость. — Начнём завтра. — Почему не сегодня?***
«Потому что мне нужен день на то, чтобы обдумать, как я буду тебя тренировать. Я не горю желанием получить удар в спину, а ещё ты не должен знать, чего ожидать от меня, когда мы наконец сойдёмся в бою». Естественно, ни одну из своих мыслей я не озвучила. — Потому что я не спала всю ночь и хочу отдохнуть. Вы, мужчины, печётесь только о себе. Неисправимые эгоисты. — Я не человек! Я дова, а это лишь временное неудобство. — Я сказала не «люди», я сказала «мужчины». Это универсальная болезнь вашего гендера. — Даже у Бриньольфа не было к ней иммунитета. — Я не в настроении спорить, так что ты подождёшь свой первый урок до утра. С этими словами я вылетела из комнаты, захлопнула дверь и побежала к соседней, запирая её за собой. Сегодня я точно не усну — по крайней мере, не раньше, чем разберусь с вихрем мыслей, бушующим в моей голове. Этот разговор прошёл совсем не так, как я ожидала. Я думала, что он будет спорить и сопротивляться, но в конечном счёте побоится лезть на рожон. Или что за несколько дней я смогу убедить его в мудрости своих планов. То, что он отправится со мной и будет получать уроки фехтования, ещё минуту назад казалось таким же невероятным, как помолвка Ульфрика с Эленвен. И куда делась его треклятая гордость? Я рассчитывала, что она мне поможет. Алдуин ненавидел физический труд, а ещё он утверждал, что как воин я не стою и септима. Однако теперь он хотел, чтобы я его обучала… Больше всего меня терзало то, как легко я сдалась. «А ведь он даже не знал, какой козырь использовал», — простонала я в подушку, сжимая её так сильно, что у меня побелели костяшки пальцев. Ему было достаточно лишь пригрозить, что он подвергнет себя опасности, и я уступила. Он держал меня в заложниках, даже не подозревая об этом. Пока. Я боялась представить, что будет, когда он наконец узнает правду. И, конечно, я очень старалась не думать о том дне, когда мы постучимся в двери Высокого Хротгара и нам скажут, что ту'ум никак нельзя отменить. Я честно старалась изо всех сил, и в итоге всё же заснула.