***
Хюррем стояла неподвижно, всё ещё шокировано смотря на астролога сквозь ширму. После этого вопроса он замолчал, дожидаясь её реакции. — Я уже… Разогнала тучи. Пролила кровь. И солнце моего султана меня озаряет по сей день, эфенди. — Да, я вижу это, дитя моё. Но твой путь был прерван. Переписан. Кем-то…очень могущественным. Фигура Екатерины материализовалась возле стоящей Хюррем и непонимающе переводила взгляд с подопечной на ясновидца. Сказать что-либо она не решалась, будто боялась, что он её услышит. — Я не понимаю, о чём вы, эфенди. Что значит, мой путь переписан? — Роксолана не знала, как отвечать человеку, который прознал о её уже прожитой настоящей жизни. — Чёрная королева…не знаю, как это трактовать. — Якуб Эфенди вновь замолчал, всё ещё проводя пальцем по воде, и пытаясь вглядеться в ёмкость. — Это моё прозвище. После смерти мужа я всю оставшуюся жизнь носила только чёрный цвет, за что и была прозвана «Чёрной королевой». — Екатерина шёпотом разъяснила Хюррем вывод астролога. — Что ты сейчас видишь, эфенди? Моё будущее сильно изменилось? Мои дети… Я увижу всех своих детей? — Хюррем уже не могла ждать, пока он рассматривал её вероятное будущее. — Да. Все ваши дети вернутся к вам. — комната заполнилась облегчённым вздохом рыжеволосой. — Однако… Ваш путь сложен. Сложен, как и прошлый, но уже по-другому.***
Выходя из мраморного павильона, Хюррем не могла отделаться от липкого ощущения нарастающего страха. Натянув улыбку и кивнув головой Гюльфем, они сели в карету, где и смогли побеседовать наедине. — Госпожа, надеюсь, Якуб Эфенди не поведал вам ничего плохого? Сила этого астролога…была всегда за гранью понимания. — Его предсказания всегда сбываются? — Роксолана внимательно посмотрела на темноволосую, и та кивнула ей в ответ. — Да, предсказания Якуба Эфенди обладают невероятной точностью. Всё, что не скажет этот человек — сбудется. Словно сам Аллах шепчет ему судьбы людей. — Они замолчали, внутри решаясь продолжить разговор. — Я рожу ещё детей Повелителю. — Она старалась произнести это с улыбкой, но проницательная Гюльфем уловила в её словах долю неискренности. — Поздравляю, это большая радость! Но… Он сказал вам что-то ещё? — она внимательно смотрела на русинку, ожидая, когда та доверит ей хотя бы часть услышанного. — Моя жизнь в Топкапы не будет спокойной. Хотя бы не сейчас. Он так сказал. Мой путь сложен. — она процитировала часть услышанного, специально повторяя интонацию ясновидца, от чего Гюльфем тут же рассмеялась. — Жизнь подле Падишаха никогда не бывает простой, моя Госпожа. Это ведь центр мира. Рядом с вами Повелитель мира. Неужели вы рассчитывали на тихую мирную жизнь? — Я надеялась добиться её любыми способами… Карету вновь заполонила тишина, и они несколько минут ехали молча. — Как Хатидже? Вы с ней продолжаете общаться? — Мы… Стало тяжело поддерживать с ней хорошие взаимоотношения после того, как Ибрагим Паша отверг её чувства. Я не могу, и если честно, не хочу больше вникать в проблемы Госпожи. Она…так зациклена на себе. — При мне можешь не стараться специально подбирать слова, я ей не расскажу. — русинка вмиг повеселела, когда напряжённость после посещения ясновидящего начала отступать. — Слава Аллаху, Мухсине оказалась смелой Хатун. Так дерзко стоять на своём и защищать их с Пашой союз ещё надо уметь. — Мне кажется, в этой схватке Мухсине всегда будет выходить победителем. Они с Ибрагимом росли вместе. Вместе учились. Лучше, чем она, его никто не поймет. Хатидже и рядом не стояла, как бы она не гордилась своим происхождением. — А ведь у них был шанс, Хюррем Султан. Они несколько месяцев передавали друг другу письма с нежными признаниями в любви. Но затем, словно в один миг, что-то изменилось в Паше и он перестал отвечать взаимностью на чувства Хатидже Султан. До сих пор не знаю, что тогда произошло. — На всё воля Всевышнего, Гюльфем. Так было угодно Аллаху. — они улыбнулись друг другу и продолжили незатейливую беседу, возвращаясь в гаремный комплекс Топкапы.***
— Свадебное торжество будет через две недели, успеют приехать мои дочери, Дайе. Подготовь соседний дворец для Бейхан с мужем, а для Шах покои во дворце. Моя девочка никуда не поедет в ближайшее время, пусть будет под моим присмотром. — Валиде Султан задумчиво рассматривала новые персидские ковры, привезённые прошедшим вечером. Некоторые из них она намеревалась подарить дочерям и Хюррем, а вторую половину отправить во дворец Великого Визиря, как один из свадебных подарков для будущей семьи. — Как пожелаете, моя Госпожа. Что-то ещё? — поинтересовалась правая рука Валиде Хафсы. — Скажи, я возможно неправильно поступаю с дочерьми? Быть может… Стоило настоять, и всё же выдать Хатидже за Ибрагима? — в голосе госпожи Хазнедар чувствовала тревогу. — Госпожа моя… — Дайе, ты моя правая рука. Будь откровенной, прошу тебя. Хазнедар замялась, всё же пытаясь как можно деликатнее ответить Валиде Султан. Кто, как не она знала упрямый и вспыльчивый характер её любимой Госпожи? — Хатидже Султан очень ранима, госпожа моя. Конечно, она переживает сейчас тяжёлый период своей жизни, ведь привыкшая получать всё по своему первому зову, она не может даже выйти замуж по любви. Уже второй раз… Но в целом, нет вашей вины в том, что произошло. Ибрагим Паша ведь сам обязал себя провести обряд никяха с Мухсине Хатун. Он отступил, поступил благоразумно и смело в данной ситуации. Я полагаю, Хатидже Султан сможет оправиться со своим горем и поймёт, что её нынешний жених не так уж и плох, как она полагает. — До меня дошли слухи со дворца в Эдирне. Моя дочь была упряма, вела себя неподобающе, а Хюсрев Паша, храни его Аллах долгие годы, успел даже спасти ей жизнь. Моя девочка не может понять, что лучше человека, который даже несмотря на свою неприязнь к тебе, всегда придёт на помощь, не найти. К чему её любовь к Ибрагиму, когда есть столько чести? — Госпожа ещё молода, она наберётся опыта и вашей мудрости. Хюсрев Паша не рад перспективе жениться на вашей дочери? — Дайе аккуратно посмотрела на тяжело вздохнувшую мать султана. Она печально кивнула на вопрос хазнедар и неспеша провела рукой по мягкой поверхности ковра. — Хюсрев Паша умный визирь. И он видит, что мы отдаём Хатидже ему скорее на перевоспитание, а не в качестве благодетельной и кроткой жены. Он…далеко не рад тому, что мы хотим их поженить. До сих пор отказывается. — Аллах Всемогущий, где же было видано, чтобы визирь отказывался от возможности породниться с семьёй великого Падишаха? — Он уже второй визирь, кто идёт на это, Дайе. И я ещё больше проникаюсь уважением к нему за это.***
Садыка Хатун молча наблюдала за тем, как вокруг неё по гарему снуют наложницы, убирая видимые остатки вчерашнего праздника, проходившего в гареме в честь помолвки Великого Визиря. Как личная служанка самой Валиде Султан, она была освобождена от тяжёлой работы, выполнив с утра все поручения госпожи. Венгерка внимательно следила за работой девушек и общим настроением гарема. Наложницы не разделяли восторг от ссылки Мелек Хатун, наоборот, некоторые проникались к ней сочувствием, видя, как тягостно провожала её в ссылку обожаемая всеми ими Хюррем Султан. Воистину, удивительная женщина султана в глазах гарема негласно возвысилась ещё больше, заставляя девушек и слуг проникнуться сочувствием к обвиняемой в убийстве Кадине Падишаха. Оттого сплетни не стихали, наоборот, если гарем начинал верить в то, что Мелек не была убийцей, они начинали искать нового подозреваемого, изредка возвращаясь мыслями к подозрительной Садыке Хатун. Темноволосая шпионка Лайоша изначально выбрала не совсем подходящую тактику для возвышения своей репутации в глазах обитателей дворца Топкапы, за что и награждалась теперь только колкими фразами да хмурыми взглядами наложниц. Мне не долго осталось жить в этом Османском Аду. Ариэль, мой возлюбленный жених, ещё немного и я выполню своё предназначение и отомщу за тебя. Она мысленно помолилась, в последний миг одергивая себя за руку, не креститься, как она обычно это делала. Лишние подозрения ей были ни к чему. — Садыка Хатууун, что ты стоишь тут бездельничаешь? — плавной походкой к темноволосой красавице подошёл Сюмбюль-ага, хитро заискивая с ней взглядом. — Сюмбюль-ага, я сделала всю работу, которую мне велела Госпожа, она сказать, что я могу отдыхать. — евнух продолжал кривиться от её ломаного турецкого, и недовольно кивнул. — Хорошо, хорошо. Скоро Валиде закончит с Дайе Хатун, как только увидишь, что она выходит из покоев Валиде — тут же беги туда. Нашей Госпоже может понадобиться твоя помощь в любой момент! — Да, Сюмбюль-ага, я так и сделаю. — поклонившись уходящему евнуху, она незаметно фыркнула, прокручивая в голове слова успокоения. Всё же девушка считала, что её целью было устранение Падишаха и его наследников, а не прислуживание в гареме.***
Вечером этого же дня, Падишах осматривал бумаги по донесениям на Ферхата Пашу и боролся с сомнениями, как ему поступить в данной ситуации. Он не хотел спускать с рук такую наглость своего подданного, но казнить Ферхата Пашу — всё равно, что убить его собственную сестру — Бейхан. Что делать в данной ситуации, он до сих пор не знал. Задумчиво стоя возле балкона, он и не услышал, как в покои вошёл Ибрагим Паша. Повернувшись к названному брату, он будто что-то вспомнил и улыбнулся сам себе. — Через две недели играем вашу свадьбу, Паргалы. Есть особые пожелания к торжеству? Я же обещал выполнить любые твои прихоти. — Сулейман засмеялся, видя, как стушевался его друг и похлопав его по плечу, сел за стол. — Проси, о чём хочешь. В рамках дозволенного, конечно же. Я обязан тебе жизнью, друг мой, не стесняйся. — У меня есть одна просьба… Если вы позволите, Повелитель. — Паргалы замолчал, но увидев одобрительный кивок Повелителя, он продолжил. — Я бы хотел…посетить свою семью. Настоящую семью. Падишах был удивлен подобной просьбе, другой бы Паша попросил ещё полномочий, или же наград. Или же ответил бы в привычной для их семьи формулировке:«Для меня честь служить вам, и большего не надо».
— Удивил, так удивил, Паргалы. Нескольких дней тебе хватит добраться до Парги? Мы найдём тебе самый быстрый и крепкий корабль. — Повелитель… Вы не шутите? Вы позволите мне… — Да, Паргалы. Это меньшее, что я могу сделать для тебя, поверь мне. Я позволяю, оставь дела на меня и готовься к отплытию. Завтрашний совет дивана мы проведём сами. — Мой Падишах… Вы… Вы осчастливили своего раба! — он радостно примкнул к руке Властелина и трепетно поцеловал его кисть. Повелитель одобрительно кивнул ему и радостно проводил взглядом, как Ибрагим спешно покидал его покои. Хоть Сулейман и не мог в полной мере понять, что ощущает его друг, ведь семья Султана всегда была рядом с ним, но он ощущал необычайную радость за то, что позволил Ибрагиму эту маленькую прихоть.***
Этим же вечером Паргалы неторопливо расхаживал возле своего кабинета, дожидаясь прихода Валиде Султан. Он ощущал острую необходимость сделать хоть что-то, дабы как-то обезопасить Повелителя в своё отсутствие. А доверять нынешнему положению гарема он не мог. К счастью молодого грека, в этот вечер Падишаха своим присутствием развлекала Хюррем Султан, и надобности в другой женщине Повелитель пока не испытывал. Когда же на горизонте появилась достопочтенная мать Султана, Паргалы спешно поклонился в приветственном жесте. — Ибрагим Паша, я не понимаю, к чему была эта спешка? Что-то случилось? — Казалось, она сильно спешила, видимо тон, которым Паргалы передавал свою просьбу о встрече через Сюмбюля, был слишком серьёзным. Он отметил про себя в очередной раз усмирить главного евнуха, так любящего утрировать происходящие события. — Что вы, Валиде Султан, возможно Сюмбюль-ага неверно понял мои указания. Вам не за что переживать, всё в порядке. Я просто просил о встрече с вами. — Я слушаю тебя. Ради чего ты вызвал меня в такое время? Дело серьезное, я полагаю. — она поправила свой платок в привычном жесте и сложила руки, подобно настоящей госпоже. — Эта спешка вызвана моим скорым отплытием на мои родные земли с позволения Повелителя. Я отлучаюсь от двора на несколько дней, вероятно, до самой свадьбы. Повелитель разрешил мне найти мою родную семью и привести сюда. — Мой сын — Повелитель очень дорожит тобой, Ибрагим. Я надеюсь, что ты достоин его подарков и будешь так же преданно и оправданно служить нам. — Можете не сомневаться, Валиде Султан. Сейчас, ради моей же службы, я осмеливаюсь просить вас об одном деле. — она выжидающе приподняла бровь, и он продолжил. — Я хочу попросить вас, как главу гарема Падишаха, в моё отсутствие не отправлять к нашему Повелителю наложниц помимо Хюррем Султан. — Очень странная просьба. Хюррем тебя просила? Она всё ещё не может справиться со своей ревностью? — Нет, что вы. Мы с Хюррем Султан почти не общаемся, и она бы не посмела просить меня о подобном. Я прошу вас об этом ради обеспечения безопасности нашего Повелителя в моё отсутствие. Сюмбюль-ага доложил мне, что в гареме было совершено убийство.– Валиде передёрнуло от воспоминаний того дня и о бесстыжей девчонке, осмелившейся на что-то подобное. — Но мы нашли убийцу, Мелек Хатун была сослана в Старый дворец за свой проступок! — Повелитель лично просил меня ещё раз провести расследование по этому делу. Как никак, Мелек Хатун является матерью султанской дочери. Он хочет лишь удостовериться, что она действительно была виновна в данном преступлении и заслуженно сейчас несёт наказание в Старом дворце вдали от Разие Султан. — Мой сын не доверяет расследованию, проведенному мной? — Паргалы готовился к тому, что Валиде воспримет всё на свой счёт. Она настолько была ослеплена мыслью о том, что так легко смогла избавиться от неугодной ей хатун, что не хотела ничего слышать. — Прошу вас не воспринимать это как личное оскорбление, Валиде Султан. Вы же знаете, безопасность династии — превыше всего. Мы не можем рисковать жизнью и здоровьем нашего Повелителя, полагаясь на такое быстрое расследование. Вполне вероятно, что убийца ещё среди нас. И он, или же она, может сделать свой следующий шаг в любой момент. Она молчала около минуты, переваривая сказанное Великим Визирем. — Что ж, я смогу удовлетворить твою просьбу. Но, справедливости ради, Хюррем в таком случае тоже не может посещать покои Повелителя. Ради сохранения порядка в гареме и невозможности допущения бунта девушек. Упрямая, глупая женщина, я твержу тебе о безопасности твоего сына, а ты всё думаешь о порядках в гареме! — он отвернулся на миг, переводя дыхание и напоминая себе о том, кто перед ним стоит. — Как вам будет угодно, госпожа. Я предупрежу Повелителя о вашем решении завтра утром перед отъездом. Она согласно кивнула и развернувшись, ушла в сторону гарема, недовольно шурша подолом платья в окружении слуг. Он не сводил своего недовольного взгляда с её уходящего профиля, мысленно ругаясь про себя. Как будто он нарушил её тщательно продуманный план, только какой, Паргалы мог только догадываться. Возможно, вас не устраивает такое большое влияние на Повелителя с моей стороны и стороны Хюррем Султан, оттого-то вы и злитесь, что не можете отправить к Падишаху своё доверенное лицо в ближайшее время и нарушить нашу власть над Султаном. — он и не догадывался, как был близок к истине и устало проведя руками по лицу, он вспомнил о цели своей поездки и сердце молодого мужчины радостно затрепетало от волнения. — Никакая династия не нужна, когда ты встретишься со своей родной семьёй. — прошептал он про себя и вернулся в свой кабинет, спешно собирая последние вещи в дорогу.***
— Ты сегодня такой задумчивый. Я бы сказала, даже грустный. Будто на твоей душе тяжёлый груз, и ты не можешь его поднять. Что-то случилось? — Роксолана терпеливо ждала, пока Падишах соберётся с мыслями, подумает обо всём и только потом расскажет ей о том, что его гложет. Она хорошо знала своего мужчину, и в данный момент молодая русинка нежно массировала плечи Султану, дожидаясь от того ответа. — Всё думаю о Ферхате Паше и Бейхан. — он ответил только спустя несколько минут, медленно поворачиваясь к ней и нежно целуя её уставшую руку. — Это твоя младшая сестра и её муж? Он чем-то провинился? — Поступило на него множество жалоб с санджака, которым он управляет от моего имени. Ферхат Паша ведёт себя непристойно, беспечно, рассчитывая, что я в любом случае пожалею его и не накажу в соответствии с законом из-за Бейхан. — Ты хочешь…казнить его? — Роксолана всегда аккуратно задавала свои вопросы, будто пробуя ходить по неизведанным территориям. Ей нельзя было показывать осведомленность в этом вопросе ещё с прошлой жизни. В голову рыжеволосой закралась мысль, что она может ещё всё исправить и наладить отношения между Повелителем и его сестрой. — Я думал над этим. И склоняюсь больше к этому решению. Поступки Ферхата невежественны и бесчеловечны по отношению к народу. Взятки, непозволительно высокие налоги для населения. Кража государственной казны. Он всегда пользовался моментом, пока я с Ибрагимом был занят походом, и похоже, совершал подобное он уже не первый год. — Ты же понимаешь, что твоя сестра тебя не простит, если ты оставишь её без мужа, а твоих племянников–сиротами? — Понимаю… — И ты готов пожертвовать отношениями с частью своей семьи ради правосудия? — У меня нет выбора, Хюррем. Я должен действовать согласно закону. Иначе, мой народ не будет ждать от меня справедливости. — Согласно закону, о котором ты говоришь, ворам полагается отрубать руку. «Если вор украл, то отрубите ему руку, а если вернулся (к этому), то отрубите его ногу». — она тут же вспомнила строчку из Корана, прочитанную много лет назад, стремясь усмирить наложниц и пригрозить им этой расправой ради сохранения порядка в гареме в тяжёлых для Топкапы временах. — Никто из наложниц ранее не читал мне сунны. — он удивлённо посмотрел на рыжеволосую и нежно провёл рукой по её щеке. — Иногда мне кажется, что я знаю тебя много лет. Но в то же время, я не могу предсказать, что ты думаешь, о чём мечтаешь, и чем живёшь. Как такое возможно, Хюррем? Похоже, я до сих пор не знаю свою рыжеволосую госпожу. — В женщине должна быть загадка, мой Повелитель. Иначе эта женщина перестаёт быть интересной. — она тут же увлекла его в страстный поцелуй, заставив забыть о терзающих его думах на ближайшие несколько часов.***
— Новость о том, что ты не можешь посещать покои Повелителя ближайшие несколько дней не сильно тебя расстроила. — Екатерина терпеливо стояла возле рыжеволосой Хасеки, пока та намыливала себя в хамаме. Султанше везло, что служанки привыкли к её полюбившемуся одиночеству, и молча и безропотно выполнили её указ — оставить её на время одну. Только в такие моменты Роксолана могла спокойно, хоть и шёпотом, поговорить со своим Хранителем. — Сулейману сейчас не до меня, а мне сейчас не до него. Не хочу отвлекаться от Мехмеда, пока у него не спадёт температура. К чему мне ходить на хальветы, когда болен мой сын? — она слегка поежилась, ополаскивая себя горячей водой. — Благо, мы знаем, что с твоим сыном всё будет в порядке. Ты зря изводишь себя. В последние дни почти ничего не ешь. — итальянка будто издевательски откусила кусок эфемерного яблока и смачно прожевала его перед подопечной, на что та лишь поморщилась. — Перенервничала. У меня совсем нет аппетита. Пока Мехмед не выздоровеет, я не успокоюсь. — Связано ли это с тем, что в твоей прошлой временной линии он, примерно в это время упал в бассейн в саду и затем болел несколько дней? А здесь он недавно попал со служанками под ливень и тоже начал гореть от жара. — Ты думаешь…о Аллах. Я даже и не… — Помни, история хочет случиться.– Напутственно кивнув, Екатерина погладила русинку по волосам в матерински-успокаивающем жесте. — с твоим сыном всё будет хорошо. Ближайшие лет пятнадцать точно. Успокойся и не нервничай. Вполне быть может, что ты беременна и поэтому не ешь ничего. И изводишь себя понапрасну. — Исключено. Ещё слишком рано, до рождения Селима ещё год. Ты помнишь слова Якуба Эфенди, у меня будут только мои дети из прошлой жизни. — Абдулла не в счёт, да? — белокурая медленно расчёсывала волосы задумавшейся Русинки. — Он ничего не сказал насчёт Абдуллы… — Дорогая, он может ошибаться. — Якуб Эфенди никогда не ошибается. Не ошибался в прошлой жизни, и такого не будет и впредь. — чуть нервно, она завернулась в полотенце и вышла из хамама, не дожидаясь Хранительницы. — Я об этом и говорю, он никогда не ошибается. А Абдуллы в его предсказаниях вроде как и не было. — она задумчиво посмотрела на воду, произнеся последнюю фразу в никуда и мысленно повторяя в голове его предсказания насчёт её подопечной. Ранее, полагаясь на советы Нострадамуса, Екатерина также немало творила ошибок, доверяя его постоянно изменчивым словам, и в последствии неоднократно укоряла себя за беспечность и допущение гнусных ошибок. Эта беспечность стоила ей жизни сына. — Как бы и ты не натворила моих ошибок, полностью доверяя этому колдуну.Спустя несколько дней
— Ну где же они? Дайе, они должны были уже прибыть. — Возможно заминка с лошадьми, Валиде. Всё будет хорошо, не переживайте, скоро они будут здесь. — Две женщины в окружении слуг стояли во главе приветственной процессии в саду Топкапы, дожидаясь приезда кареты с двумя сёстрами Османского Падишаха и детьми одной из них. — Я не видела моих дочек уже больше двух лет. Внуки наверняка уже так выросли. А моя Шах, моя доченька, она ведь так юна, почему я позволила ей остаться во дворце у Бейхан? — Айше Хафса нервно сжимала подол своего платья, блуждая глазами по пустынной дороге сада. — Госпожа моя, вскоре вы обнимите своих дочерей и всё будет как прежде. Вы зря переживаете. — Дайе утешающе прикоснулась к предплечью своей госпожи, за что та ей была безумно благодарна. Хюррем стояла поодаль верхушки процессии, перекидываясь немыми взглядами с редко появляющейся Екатериной, которая также ждала встречи с возможными союзницами или же врагами её молодой подопечной. Кажется, само время замедлилось, когда Валиде Султан замерла, увидев вдали силуэт приближающейся кареты. — О Аллах, это они! — она сделала несколько шагов вперёд навстречу подъехавшей карете и радостно бросилась обнимать спустившихся со ступенек молодых султанш. Одна была светловолосой, с ярко выраженными зелёными глазами. Её Хюррем хорошо помнила, это была Бейхан, муж которой должен был вскоре умереть по воле Султана. Вторая же, темноволосая Шах Хубан, была плохо знакома рыжеволосой, так как они виделись лишь однажды — на похоронах Валиде в прошлой жизни. В тот раз Хюррем успела лишь выразить своё соболезнование и представить своих детей темноволосой и чопорной сестре Падишаха, которая была с ними дружелюбна, но весьма холодна. Сейчас же Роксолана видела перед собой ещё совсем юную, радостную девчушку лет тринадцати, только-только вступившую в возраст юной девушки и только-только начинающую понимать этот жестокий мир. Шах Хубан была очень умна. «Умнейшая из всех сестёр Падишаха» — так её однажды охарактеризовал верный Сюмбюль-ага, объясняя Роксолане, кто эта госпожа и что из себя представляет. — Она должна выйти замуж. За того, кого не любит. За Пашу, который старше её на тридцать пять лет. Ужасно, просто ужасно. — После услышанного комментария Хранительницы, она едва смогла искренне улыбнуться, приветствуя прибывших Султанш, когда их знакомила Валиде Султан. Девушки окинули её любопытным взглядом и так же приветственно улыбнулись русинке. — Хюррем Султан, рада познакомиться. Помнится, вы единственная женщина в ближайшей истории Османской империи, которая смогла родить Султану двоих сыновей. Валиде, как же ваши любимые правила? — Шах Хубан была более смелой в своих высказываниях. Айше Хафса лишь снисходительно улыбнулась дочери, внезапно с трудом найдя, что ответить. — Доченька, наш Повелитель так любит Хюррем, он сам поощряет эти нарушения. — Это был слегка завистливый тон, который русинка всё же смогла уловить. — Госпожа, я лишь рада служить нашему Повелителю и растить наших детей. Помимо двух сыновей, у меня также есть прекрасная дочка. А с Мустафой вы уже знакомы, он сейчас на занятиях. — Мы с нетерпением ждём встречи с нашими племянниками, Хюррем. Валиде, если вы позволите, нам с Шах следует отдохнуть, прежде чем появляться перед Повелителем. — Бейхан, улыбнувшись, взяла под руку сестру и Валиде. Женщины согласно кивнули друг другу и радостно в обнимку прошли вдоль сада в сторону Гарема Топкапы. Роксолана шла сзади, слегка завидуя тому, как трепетно обнимаются две дочери и их горячо любимая мать, и внезапно ощутила давно забытое ощущение одиночества, появившееся из-за так рано покинувших её родителей.***
После того, как девушки смогли отдохнуть после долгого пути, они расположились в покоях своей венценосной матушки и радостно рассказывали ей про детей Бейхан. — Дочка, почему же вы не взяли их с собой? Я так давно не видела своих внуков. — Валиде, совсем недавно они перенесли болезнь. Ничего серьезного, слава Аллаху, но я посчитала нужным не брать их с собой в эту поездку. Как только дети окрепнут, мы тут же приедем вас навестить. — Бейхан утешающе улыбнулась матери, в то время как Шах задумчиво чему-то улыбалась. — А где Хатидже? Ей не здоровится? Она не вышла нас встречать. — темноволосая вопросительно взглянула на мать и тут же заметила, как Айше Хафса мгновенно закатила глаза в недовольной гримасе. — Хатидже сказала, что ей нужно подышать свежим воздухом и отправилась в Мраморный павильон. Чего ради, не могу сказать, хотя следовало настоять на том, чтобы она осталась. — Матушка, у вас испортились отношения? Это всё после случая с Ибрагимом Пашой? — белокурая госпожа была очень проницательной. — Да. После помолвки Ибрагима с другой девушкой, Хатидже ходит будто сама не своя. Не могу представить что творится на её душе. — Валиде недовольно покачала головой, мысленно понимая, что в какой-то степени она виновна в таком хрупком состоянии дочери. — Это моя вина. Я не должна была так воспитывать её и поощрять все её прихоти. Теперь же, когда она не получила желаемого, вместо того, чтобы смириться со своей судьбой как предписано Аллахом, она устраивает нам скандалы и портит окружающим жизнь. Я не узнаю свою девочку. — Аллах, Аллах. Никогда не могла подумать, что Хатидже превратится в нечто подобное. — Бейхан, она всегда была избалованной. Вспомни хотя бы тот случай с первым браком. Она клялась разрушить этот дворец, металась в истериках около месяца, пока всё же не согласилась с условиями нашего отца. А вы ещё удивляетесь. — Шах Хубан недоуменно перевела взгляд с одной султанши на другую, всё ещё поражаясь, как те могут пытаться обманывать себя и стараться не видеть очевидного, дабы не признавать своих ошибок. — Поговорим о чём-нибудь другом. Дочка, ты выглядишь обеспокоенной. До тебя дошли слухи, связанные с Ферхатом Пашой? — Матушка, я уверена, что он не виновен. Это клевета. Я и приехала сюда так быстро, как могла, чтобы встретиться с Повелителем и убедить его в невиновности моего мужа. Надеюсь, что он прислушается ко мне. — За злодеяния Ферхата Паши, мой сын намеревался казнить твоего мужа. Когда мы в последний раз разговаривали, он был непреклонен. — осторожно произнесла глава гарема, наблюдая за мгновенно появившемся выражением ужаса на лице дочери. — Нет…он не казнит моего мужа… Ферхат невиновен! — Поговори с ним сама, дочка. Я не в силах более что-то сделать. Надеюсь, хоть у тебя получится. — Бейхан не стала дослушивать последние фразы матери, мгновенно подняв подол своего платья и побежав к Повелителю в покои, так быстро, будто от этого зависела её жизнь. — Одни не могут получить мужа, которого любят, другие не могут спасти мужа, которого любят. Что у нас за судьба, Валиде? — Шааах… — Валиде Султан укоризненно покачала головой, ведь это уже был не первый разговор на эту тему с младшей дочерью. — Ты всё ещё недовольна решением Повелителя выдать тебя замуж за Лютфи Пашу. — Я даже его не знаю! — Он — честный, благородный Паша, который с достоинством служил ещё во времена твоего отца. Нет лучшей кандидатуры! — Возраста, видимо, он соответствующего. — недовольно пробурчала темноволосая, игнорируя гневный взгляд матери. — Дочка, не затевай битву, в которой ты — заведомо проиграешь. Ваш брак — цена той хорошей жизни, которой вы были удостоены Всевышним. Ты же знаешь это, мы не один раз это обсуждали. — Одно радует. — она произнесла это будто в пустоту. — Что Хатидже не получит своего любимого Ибрагима в мужья. Было бы крайне несправедливо давать вашей любимой дочери то, чего не были удостоены другие. — она так же быстро поднялась, и не поклонившись, вышла из покоев матери, пока та не могла прийти в себя от подобных речей дочери. Пришедшая Дайе Хатун, удивлённо столкнувшаяся с дочерью Айше Хафсы в коридоре, осторожно заглянула в покои Валиде, наблюдая, как та гневно потирает виски. Хазнедар решила медленно подойти к Госпоже и хоть как-то успокоить, ведь Айше Хафса была уже не в том возрасте, чтобы безболезненно для организма переносить такие нервные моменты. — Дайе, что я делаю не так? Почему все мои дочери отворачиваются от меня? — она выглядела уставшей, вмиг потерявшей всякий покой и беспомощно ищущей выход из сложной ситуации. — Госпожа моя… — Не говори только, что я делаю всё правильно, и что это дочери не в состоянии принять должное им по рождению. Если было так, Хатидже и Шах Хубан не взбунтовались бы. Даже Бейхан вероятно будет несчастна в своём браке. Думаешь, я хотела подобную участь своим дочерям? Чтобы они переживали тот же несчастливый опыт в любви, что и их мать? Правая рука Валиде задумчиво опустила взор вниз, дожидаясь, пока монолог Валиде придёт к какому-то выводу, и она сможет аккуратно её успокоить. — Что ей не нравится? Лютфи Паша ещё не стар, он достаточно хорош собой и великолепно проявил себя в службе моему сыну. Сулейман тем и хотел поощрить бейлербея Румелии, дабы закрепить такого талантливого человека возле себя крепкими узами брака. Ещё мой покойный супруг Селим Грозный думал об этом союзе. Шах далеко не глупа, почему же она этого не видит? — Потому, что она — ещё ребёнок? — этот короткий, казалось, невинный вопрос застал мать Падишаха врасплох. Айше Хафса задумчиво перевела взгляд на свою Хазнедар, тем самым подтверждая про себя слова верной подруги. — Моя девочка ещё слишком мала для брака. Ты права, Дайе. Я попрошу сына перенести свадьбу, пока Шах не будет готова к браку. — Только следует не сильно переусердствовать в плане времени, ведь Лютфи Паша уже не молод. — Дайе не могла уже заискивать перед госпожой, в данный момент ей хотелось сказать всё как есть, дабы поскорее помочь Госпоже разобраться со всем. Валиде замолчала на несколько минут, прокручивая в голове данную мысль. — Ты узнала, где Хатидже? Зачем ей понадобилось ехать в Мраморный павильон? — Госпожа моя, Хатидже Султан не была в Мраморном павильоне. Человек, который вёз нашу Госпожу, сообщил, что в последний момент она передумала и приказала вести её во дворец Ибрагима Паши. — Что за вздор? К чему ей потребовалось ехать туда? Как это понимать? — Я не представляю, что на уме нашей султанши, моя госпожа. — Дайе беспомощно пожала плечами, показывая тем самым, что не в её силах и не в её власти решать этот вопрос. — Что ж… Я всё поняла. Я поговорю с дочкой. В который раз. Её свадьбу следует наоборот поторопить. И ещё, у меня будет к тебе одна просьба, Дайе. Только никто не должен об этом узнать, Сюмбюль ага в том числе. Он служит Ибрагиму, не хочу, чтобы он всё испортил. — Слушаю вас, моя госпожа. — Хазнедар внутренне напряглась, заметив, как Валиде задумчиво поправляет ткань своего платья, тем самым будто успокаивая себя и уверяя в верности своего решения. — Завтрашним днём отправишь Садыку Хатун на хальвет к моему сыну. Подготовь её. Проследи, чтобы всё было как полагается. — Но, госпожа моя… А как же указания Ибрагима Паши? — Поставим дополнительную охрану к покоям Повелителя, они будут караулить его всю ночь. Внимательно проследим за тем, как она будет готовиться. Незыблемый порядок гарема должен наконец восстановиться. — Но, Валиде… — Ничего не желаю слушать, Дайе. К моему сыну уже долгое время ходит одна Хюррем. Я, как глава гарема, не могу сидеть сложа руки, наблюдая за тем, как она всё больше и больше повышает своё влияние над моим сыном. — Я вас поняла, моя госпожа. Мы за всем проследим. — она поклонилась напоследок, смеряя отвернувшуюся Айше Хафсу недовольным взглядом. Упрямство крымской Султанши сыграет с ней плохую шутку, в этом Дайе была абсолютно уверена. — Аллах, как бы её зависть и упрямство не погубило нашего Повелителя. — тихо прошептала Хазнедар султанского гарема, направляясь в Ташлык. Данная затея ей совсем не нравилась. Ведь Сюмбюль Ага успел поведать правой руке Госпожи, что Садыка, вероятно причастна к убийству Айше, но они ничего не могут с ней сделать без доказательств.