Наследник проклятой субботы

Ночь пахла тревогой, неуемной жаждой и сдержанной печалью. Улицы были безлюдны. После заката горожане опасались покидать свои дома, считаемые благонадежными укрытиями от происков неуловимого палача, поскольку фактов насильственной смерти с почерком монстра из проклятых богом глубин ада в стенах жилищ не случалось ни разу. Так же, как леденящих в жилах кровь расправ не происходило и в дневное время суток, за исключением нескольких случаев, когда неизвестный серийный убийца только начал орудовать в Токио. После всех жертв, обескровленных или лишенных внутренних органов, смерть настигала только после захода солнца. Среди рассеченной тусклым серпом лунного света тьмы Орихара, одинокий в лабиринте опустевшего до утра города, ощущал противное покалывание между лопаток от пристального взора опасности откуда-то из самого сердца ночи; чувствовал, как на загривке кристаллизуется в лед враждебное холодное дыхание мрака. Памятуя о том, что ему удалось почерпнуть из разговора с оккультным мастером, а также о своем весьма незавидном положении, информатор крепче сжал уже давно покоящееся в ладони неизменное оружие, хоть и понимал, что толку от него в случае столкновения с мормоликаем будет столько же, сколько от Шизу-тяна можно дожидаться дружелюбной улыбки. Краешком губ Изая изобразил усмешку, подумав о своем упрямом враге, категорично отказавшем ему в помощи. — А упертый Шизу-тян был бы как раз кстати, — рассмеялся Орихара, стараясь ободрить самого себя, только, несмотря на то, что сердце его билось размеренно и спокойно, оградившись от натиска страха и не пуская его в душу, Изая чувствовал себя неуютно — как чужак на рьяно охраняемой запретной территории. — Опасно появляться на улице в такое время, деспота Изая, — ласковый тихий голос прошелестел перебираемой ветром листвой у самого уха информатора, и Орихара, остановившись, замер. — Даже для Вас… Ощущая позади морозное прикосновение недоброго намерения, Изая не мог ни обернуться, ни даже едва пошевельнуться: обладатель чарующего гипнотического голоса из утреннего кошмара стоял у него за спиной, снова заставляя его тело, парализованное воскресшим ужасом, послушно оцепенеть. Незнакомец, излучающий ледяную ауру власти, переместился, выступая перед приготовившимся к нападению информатором, являя скованному чудовищной силы волей парню свой облик, и Орихара почувствовал, как незримые путы отступили, освободив его от своего внезапного плена. — Я запретил своим родичам нападать на людей при свете солнца, — все так же размеренно тихо, но уверенно, словно не сомневаясь, что его услышат и будут слушать, продолжил неожиданный собеседник. — Запретил убивать в стенах домов. Запретил, — он сделал паузу и пристально взглянул Изае в глаза, — нападать на Вас. Но не все мои родичи способны сдерживать себя, почуяв запах вашей крови. Не все могут устоять, особенно дети… Незнакомец вздохнул, глубоко и скорбно, и, наконец, отвел взгляд, позволяя до сих пор выжидающе молчавшему информатору почувствовать себя более раскрепощённым. Напротив Орихары, посреди освещенного ночными фонарями сквера, через который пролегал его путь, стоял парень, одетый под рокера, еще совсем юнец, с длинными черными волосами, волнившимися по его крепким плечам. Красивые черты его лица привлекали своим нездешним, каким-то потусторонним совершенством, а пронзительные глаза цвета ночного неба будто вживляли в осмелившихся взглянуть в их бездну неизлечимую вечную боль… — Мормо, я так полагаю? — криво усмехнулся Изая, вернув себе привычную насмешливую, но осторожную непринужденность. — Зачем же так уважительно? К противнику — и на «Вы»? Мормо одарил информатора ответной усмешкой, но слова его звучали серьезно и без иронии: — Боги и демоны обязаны почтительно относиться к тому, кто их пробудил. Моя гордость и честь не будут ущемлены, даже если я стану обращаться к вам ἐμὲ δεσπότα*. Однако это лишь дань этикету, акт благодарности. Обязательствами с вами я никак не связан. — Печально, — наигранно-обиженно протянул Орихара, настороженный и внимательно оценивающий противника. Изая инстинктивно отступил на шаг прочь от владыки мормоликаев: мощь опасности возросла, выдав информатору новый холод чужого присутствия. Он осмотрелся, но никого в тусклости освещения затененного деревьями сквера не сумел различить. Лезвие скользнуло в ладони, поймав блик электрического света на своей глади. — Вы верно поняли, — заметив настороженность саббатарианина, произнес Мормо. — Я здесь не один. Я ведь не просто выразить благодарность встретился с вами. — Тогда цель рандеву, Ваше Темнейшество? Изая добавил в голос яда, стараясь спрятать охвативший его существо волнительный трепет. Его душили мрачные предчувствия, а скрываться, спасаясь бегством, он не хотел, ведь игра была забавна. Игра была смертельна. Так отчего ж не сыграть? «Интересно, как поступит Шизу-тян, если со мной что-нибудь случится?» — усмехнулся Изая, развеселившись от собственных мыслей. В его крови вместе с адреналином разгорелся нечеловеческий азарт. Мормо с плавным изяществом взмахнул рукой, и с раскидистой кроны высокого клена, рассекая свистящий под мощными перепончатыми крыльями воздух, на вымощенную гладкими камнями аллею спустилось закованное в неуязвимые латы из сапфировой чешуи существо — получеловек-полузверь. Орихара узнал мормоликая. Это был суровый и грозный страж, готовый повиноваться своему господину, что бы тот ни приказал. В его огненно-янтарных глазах читалась спартанская решимость умереть. — Сегодня погиб мой родич, — выразительно и неподдельно печально произнес Мормо, — еще совсем ребенок. У меня на Родине частью погребальной церемонии являются соревнования — например, сражение — в честь погибшего. Господина саббатарианина я избрал как одного из участников… Властитель ночи сошел с широкой мощеной аллеи под тьму угрюмо притаившихся деревьев, оставляя давно уже проникшего в суть замысла Мормо Орихару один на один против непреклонно наступающего на него эллинского вампира. — Кроме того, — добавил повелитель мормоликаев, — я хочу выяснить, насколько велика сила крови избранного мною саббатарианина и насколько крепка его связь с избранным для него покровителем ятре. Изая уже не слушал, вынужденный отклониться назад всем корпусом, чтобы увернуться от хищных когтей сверхъестественного существа. Не дав старавшемуся не выпускать из поля зрения противника информатору передышки, мормоликай спустя доли секунды снова набросился на него, и Орихара едва успел отразить удар могучей руки своим флик-лезвием. Издав жалобный робкий стон, лезвие, полоснув по жесткой броне чешуи, выскользнуло из ладони Изаи, ужалив до крови собственного хозяина. Мормоликай замер. Глаза его загорелись алчущим безумием неудержимой страсти, но в следующее мгновение он яростно стиснул зубы, как будто запрещая себе поддаваться иссушившему его горло искушению, и стремительно подскочил к информатору, не успевшему среагировать на новый молниеносный выпад противника. Послышался неприятный хруст, и ночной мрак наполнился железистым запахом крови… Орихара, задыхающийся, жадными рваными глотками ловящий застревающий в горле воздух, и опьяненный близостью запретного мормоликай, безразлично рассматривающий свою истлевающую, точно пожираемую огнем, руку, по которой скользили темные вязкие капли, не двигаясь, стояли друг против друга. У Изаи кружилась голова, а боль в груди, пробитой смертельным ударом прирожденного убийцы, мешала мыслить и найти способ не дать обратиться в нечто призрачно невозможное естественное желание жить. Липкая кровь из глубокой раны моментально смочила остатки разорванной острыми бритвами когтей рубашки. Много, много крови… Горячей. Обжигающей. Разъедающей… Отчаянный крик замутненного болью сознания толкнул ослабевшего парня на спасительное сумасшествие, и Изая одним последним рывком оказался вплоть к не сдвинувшемуся ни на йоту мормоликаю, точно ожидавшему именно этого. Открытая кровоточащая рана на груди Орихары соприкоснулась с кожей издавшего почти неслышимый шипящий свист вампира. Потерявший слишком много крови парень начал падать, но подведший его к краю гибели противник обхватил тело информатора единственной здоровой рукой и плотнее прижал к себе, ложась на остывающую землю пустынного сквера. Мормоликай слабо прорычал, когда изъевшая его плоть отравленная жидкость из вен саббатарианина достигла его сердца. Тело вампира дернулось в мучительной агонии, знаменующей приближение смерти, и, повинуясь высвобожденному и невозможному быть сдержанным инстинкту, он обнажил жала клыков, метя в горло покоящемуся в его враждебных объятиях парня. Испить сладчайший во всех мирах яд… — Нет, — мягкий, но властный запрет. Мормоликай взглянул на своего господина, опустившегося на колени подле него, и удовлетворенно закрыл глаза. Он выполнил волю повелителя, поэтому умирал спокойно и без сожалений. — Доброго пути, — тихо произнес Мормо, положив ладонь на сомкнутые глаза своего верного стража. — Передай мальцу, что я простил его…

* * *

Ворон уже собирался ложиться, когда в двери его дома коротко, но настойчиво постучали. — У него сломано несколько ребер и пробито легкое, — известил поздний посетитель сразу с порога, держа на руках тяжело раненного парня. Коракс узнал в нем Изаю. — Первую помощь я оказал, но без операции ему не выжить. Посетитель прошел вглубь помещения и, ведомый хозяином дома, уложил поверхностно дышащего Орихару на указанную Кораксом постель. — Зови его ятре, неудачный эксперимент Гермеса, — насмешливо искривив тонкие губы, приказал ночной гость. — И если он откажет саббатарианину в помощи, как можно скорее вези его в больницу. — Какого дьявола, Мормо! — вспылил раздраженный хозяйским поведением повелителя ночи Ворон. — Решил убедиться в силе его крови? Ну? Убедился? Мормо задумчиво взглянул на свои ладони, зиявшие бордовыми струпьями ожогов. — Убедился, — смиренно ответил он. — Впервые саббатарианину удалось ожечь мою кожу. Но вскоре даже эти раны излечатся. Несколько устало Мормо привалился спиной к стене и вновь обратился к своему собеседнику, принявшемуся осматривать рану Изаи: — Ламия все еще помнит тебя и твое обещание. — Коракс замер, и в его глазах отразилась почти забытая, но насильно вырванная из омута забвения грусть. — И ждет. Береги себя для нее. А его, — Мормо указал взглядом на полуживого информатора, — для меня. Он не должен умереть… С этими словами повелитель мормоликаев растворился во тьме сгустившихся в ночи теней, покинув дом оккультного мастера ради еще одной встречи… Ворон, вызнавший заранее у Шинры номер телефона Шизуо, начал спешно звонить упрямому ятре, сомневаясь, что тот вообще согласится прийти. Занято. Коракс снова попробовал дозвониться, но номер одной из ячеек сотового пространства вновь ответил злорадными короткими гудками. Слишком много было потеряно времени. Изая уже шумно хрипел, едва справляясь с удушающим мороком смерти. Ворон решил в последний раз попытаться дозвониться до Шизуо, и, если не удастся, — вызывать скорую, но внезапно со стороны улицы раздался оглушительный стук. — Где Орихара?! — набросился на вышедшего из спальни навстречу источнику шума Ворона запыхавшийся Хейваджима, бестактно ворвавшийся в чужой дом через сорванную дверь. Когда Коракс провел неожиданного вторженца к бессознательному, окрашенному в смертельно-вишневый цвет информатору, Шизуо спросил лишь одно: — Как его быстрее поставить на ноги?