Наследник проклятой субботы

Терпкий запах смерти пегас почуял еще будучи в небе, начав брезгливо прядать ушами и отфыркиваться от омерзения. Когда же Хейваджима, различив с воздуха пятно напоминающей свалку киноплощадки, направил крылатого коня вниз, тот заупрямился, не желая снижаться и касаться оскверненной кровью земли. Заставить гордое создание слушаться, не рискуя оказаться играючи сброшенным с приличной высоты в обнимку с Орихарой, Шизуо не мог, поэтому обоим незадачливым наездникам пришлось довольствоваться милостью остановившегося в паре метрах от поверхности пегаса и прыгать. Как только крылатый конь избавился от навязанных ему седоков, он снова взмыл в усыпанное звездным жемчугом небо, спеша возвратиться к своему хозяину, единственному, кому подчинялся. А вестник оккультного мастера — ворон, сопровождавший охотника и врачевателя, скрылся в темноте древесной кроны, оставшись наблюдать. — Я же говорил, что ты уже опоздал… В голосе стоявшего чуть позади от Грозы Икебукуро информатора не звучало ничего, кроме усталости, с которой он не мог больше ни бороться, ни скрывать ее: ни насмешливости, ни ехидства, ни сочувствия… Но суть слов и сам факт того, что они были произнесены ненавистным врагом, заставляли Хейваджиму чувствовать, как стремительно нарастает в нем неуемная сила гнева. От того, что Изая оказался прав, и правда эта чудовищными декорациями для классического фильма ужасов предстала перед его глазами. Широкое, залитое безжизненным лунным светом, поле, обустроенное под съемочную площадку, выглядело как место неравного побоища с предсказуемым исходом. Место беспощадной резни и жестокого пиршества, где разбитые и искореженные скелеты аппаратуры и декораций угрюмо возвышались, как кладбищенские кресты, над телами мертвых людей с лицами, искаженными посмертной маской боли и застывшего ужаса. Воздух был пропитан плотной зловещностью, высосанной вместе с кровью из человеческого страха и раскалившейся в летнем зное до степени обжигающего кошмара наяву. Тьма была тиха, и ее торжествующее безмолвие нарушалось лишь глухим карканьем ворона Меласа и полушипением-полурычанием презрительно скалящихся мормоликаев — единственных живых в этом чертоге смерти. — Отравленный, — пьяно сверкнув яркими глазами, один из вампиров двинулся в сторону усмехнувшегося его глупости Орихары и выступившего ему навстречу заслонившего информатора и гневно дышащего Хейваджимы, — и его лекарь. — Погоди! — Другой мормоликай, обладавший более мягкими чертами, грациозной пластикой и мелодичным голосом, остановил своего спутника. Это была женщина. — Не искушайся, или умрешь. Неожиданно вампирица принюхалась. — Ты пахнешь, как он, — обратилась женщина к Шизуо, небрежно подняв с земли лежавшего у ее ног бессознательного парня с окровавленной шеей и, кивнув на него, спросила: — Родич? — Касука! С такой всепоглощающей ненавистью Хейваджима не рычал даже имя Орихары. Ненавистью, рожденной на останках погибшей надежды. Такое отчаяние он не чувствовал никогда… Хрупкое, чудом до сих пор удерживаемое самообладание, разлетелось острыми осколками, обратившимися в огненные стрелы лютой свирепости, животной, туманящей разум. Шизуо руководила лишь ярость, полностью захватившая власть над ним, и парень, не осознавая, что творит, грубо вцепился в горло сдавленно вскрикнувшего от неожиданности информатора и потянул того, упирающегося, задыхающегося и напуганного, за собой — к тварям, которых следовало убить, чтобы отомстить за брата. Внезапно обезумевший Гроза Икебукуро ощутил, как в обе руки его вгрызаются тонкие иглы боли. Не желающий быть орудием мести для Хейваджимы, утратившего от гнева и горя разум, Орихара полоснул извлеченным из кармана брюк ножом по его коже, а напавший сбоку мормоликай расцарапал плоть осатаневшего еще больше парня стальными когтями. Чудовищно взревев, не контролирующий свою титаническую силу и опасную ярость, Шизуо впился могучей рукой в хребет на загривке не ожидавшего такой ловкости и мощи от раненного им человека, и поэтому удивленного, мормоликая. В другой его руке бессмысленно, пытаясь выскользнуть из цепкой хватки Грозы Икебукуро и в то же время боясь неосторожно дернуться и сломать себе шею, бился Изая. Он понимал, что Хейваджима желает, чтобы пролилась его кровь во имя Касуки… И, зная, что Шизуо совершенно не заботит ни его жизнь, ни даже его здоровье, Изая опасался быть убитым в этой карательной миссии, затеянной его недругом. Однако все попытки информатора высвободиться оставались тщетными, ибо в силе он был Хейваджиме не ровня, и, попавшись, мог лишь смутно надеяться на свою ловкость и удачливость. — Пре-кра-ти… — прохрипел Орихара, стараясь достучаться до уснувшего разума Шизуо, поглощенного мраком гнева, а когда парень увидел приближающиеся к его горлу два ряда отточенных белых зубов, ему по-настоящему стало страшно. Он отчаянно вцепился в удерживающую его руку и яростно прошипел: — Шизу-тян… От… — но глаза обернувшегося к нему Шизуо не выражали ничего, кроме жажды убийства и кровопролития, — пус… — и Орихара понял, что все бессмысленно, — ти… — перед тем, как зайтись в до потери голоса изматывающем крике… Воспользовавшись своей многократно возросшей, питаемой яростью, силой, Хейваджима заставил трепыхающегося, как мотылек в паучьих тенетах, мормоликая открыть усыпанную острыми клыками пасть и вонзить жаждущие крови зубы в плоть закричавшего от безумной боли, скрадываемой грубым касанием ятре, информатора. Шизуо с таким рвением погружал начавшие разъедаться клыки судорожно дергающегося вампира в горло уже почти беззвучно сипевшего саббатарианина, что казалось, будто он хочет более скормить Изаю этому монстру, чем убить посягнувшую на жизнь брата тварь. — Офиарх*! — женщина-мормоликай бросилась на помощь своему спутнику, но лившаяся в рот попавшего в ловушку вампира и спазматически проглоченная им отравленная кровь уже сотворила свое губительное дело. Офиарх безжизненно повис в руке шумно глотающего воздух и начавшего приходить в себя Шизуо. Мормоликай был мертв. — Офиарх!!! — это был горестный крик женщины, познавшей боль. Боль от утраты возлюбленного. — Проклятый саббатарианин! Забыв о предупреждении и караемом смертью запрете своего господина, вампирица набросилась на истекающего сладко пахнущей кровью Орихару, одним точным ударом в скулу сбив с ног еще не вполне пришедшего в себя Хейваджиму. Расправив крылья, она пролетела пару метров с информатором в руках, потом с кличем ненависти с силой рухнула вниз, приложив Изаю о землю и протащив того по твердой поверхности. Орихара пытался сбросить мормоликая с себя, но разъяренная женщина не уступала человеку в могуществе, и парню пришлось, изловчившись, стараться сделать так, чтобы кожи противника касалась текущая из его прокушенной шеи кровь. Но вампирица занесла когтистую руку над горлом Изаи, намереваясь отсечь тому голову… Перед глазами Орихары от кровопотери все начало расплываться… — Блоха! Никогда прежде для информатора это прозвище не звучало столь желанно и ласково, как в шаге от гибели… Тело мормоликая внезапно рвануло назад, освобождая облегченно вздохнувшего охотника от его веса. Схвативший вампирицу за распростертые крылья Хейваджима потянул ее на себя, лишая женщину возможности отомстить за своего спутника. — Чего разлегся? — грубо рыкнул на Изаю, чье тело словно налилось свинцом, Гроза Икебукуро. — Убей ее! С трудом поднявшись, на не слушающихся ногах Изая подошел к отчаянно вырывающейся вампирице, практически обездвиженной несломимым захватом Хейваджимы. Перед глазами все так же стояла мутная дымка, и Орихаре приходилось делать все практически наощупь. — Кормиться мной я ей не дам, — вымученно усмехнувшись, бросил Изая чертыхающемуся от непростой борьбы с разгневанной женщиной-мормоликаем парню завуалированный упрек. Информатор извлек оказавшееся бесполезным в попытке образумить вышедшего из себя Грозу Икебукуро флик-лезвие и, с мгновение помедлив, рассек кожу на своей руке от локтевого сгиба до ладони, шипя и морщась от щиплющей боли. Свежая кровь потекла по поврежденной плоти саббатарианина, наполняя воздух сладким запахом смерти. Женщина в руках Шизуо, закричав, испуганно дернулась, когда Изая, собравший в горсть ядовитую жидкость, прикоснулся ладонью к ее груди там, где билось сердце вампира… — Отпусти ее, — сказал Изая, отходя в сторону и болезненно морщась, сжимая здоровой рукой раненную руку, а поврежденной — прокушенную шею. — Она уже умерла. — Вы потрясающая команда. Сердце Грозы Икебукуро ёкнуло, когда он услышал знакомый безразлично-спокойный голос. Шизуо недоверчиво обернулся. — Касука? Ты же… — Был без сознания. Не мертв. На меня напали первым. Но кровь моя пришлась этим существам не по вкусу. Женщина сказала: «Она горька, как скверное лекарство». — У тебя кровь, — Шизуо обеспокоенно приблизился к абсолютно не встревоженному брату, меланхолично промокающему платком почти затянувшийся неглубокий укус. — Ты в порядке? — Уверен, что беспокоиться нужно обо мне? — ровным безэмоциональным голосом осведомился Ханеджима, флегматично глядя куда-то поверх плеча брата, однако Хейваджиме послышался в этом бесцветном голосе укор. Шизуо проследил за взглядом Касуки и понял, что не ошибся. Прислонившись спиной к дереву и утомленно прикрыв глаза, на земле сидел Орихара, в крови, не перестающей сочиться из его ран. Хейваджиме стало стыдно: и за то, что он так по-зверски обошелся с Изаей, ставшим единственной надеждой для него в этой битве, и за то, что он сразу же забыл о нем, как только тот стал уже не нужен. Будто воспользовался полезной вещью и выбросил за ненадобностью. Может Орихара так и поступает всегда и чувствует себя совсем не совестливо, но… Шизуо приблизился к ощущающему какую-то тяжелую сонливость Изае и присел около него. Он уложил измотанного сражением парня себе на руки и прижал к груди, ожидая, пока его раны не заживут и не восстановятся силы. — Я посплю немного, Шизу-тян, пока ты здесь, — тихо произнес Изая, чувствуя, что он больше не в силах бороться с овладевающим им сном. — Рядом с тобой я могу спать спокойно… — Речь Орихары стала превращаться в едва различимое полусонное бормотание. — Я так устал за эту неделю… без сна… Хейваджима чувствовал себя растерянно. Ему казалось, будто враг доверял ему свою жизнь, и он не знал, как это воспринимать. Он ведь совсем не желал ввязываться в проблемы Орихары. Но когда в эти проблемы оказался замешан Касука, отношение Шизуо к вращающимся вокруг информатора событиям кардинально изменилось. И фраза, еще несколько часов назад сказанная ему Кораксом и вызвавшая тогда лишь раздражение, сейчас имела для него совсем другой оттенок. «Он без тебя уязвим…» — теперь эти слова легли на его плечи принятой добровольно ответственностью. — Уезжайте, — из задумчивости Хейваджиму вывел спокойный голос брата. — Я вызову полицию и останусь здесь до приезда патрульных машин. Касука протянул Шизуо ключи от своего автомобиля. …На горизонте забрезжил мертвенно-бледный рассвет, наливающийся жизнью от лучей восходящего солнца.